На правах эпиграфа:
«…началась чеченская кампания, не имеющая в новейшей советской и российской истории аналогов по бездарности ее начала, а также по продажности на всем ее протяжении от начала до конца.» Сергей Владиславович Козлов, «Спецназ ГРУ: Пятьдесят лет истории, двадцать лет войны...», Часть V «Первая чеченская».
Решил всё-таки написать, как это было у меня. Время крадет воспоминания, оставляя только самые яркие и въевшиеся в память. Конечно, жаль, что я не догадался перенести впечатления на бумагу сразу, а с другой стороны – кому до этого дело? Я вообще тогда колебался – думая, надо ли знать правду народонаселению РФии, или пусть счастливо живут в неведении? Но сейчас, поначитавшись в интернете всяких пустопорожних лирических околовоенных опусов, думаю, что моя история не только ничем не хуже других, это как минимум, а даже лучше других, потому что в ней каждое слово – правда.
Шёл 2003 год. Я находился на инспекторской проверке в Саратовской области, которая уже подходила к концу, спокойно бухал в злачных кафе-ресторанах с местными оборотнями в погонах, как вдруг мне позвонил мой вечно молчаливый начальник отдела, всегда себе на уме, расчетливый Алексей Дмитриевич К-в, и елейнейшим голосом поинтересовался, когда я вернусь. Я сказал что скоро, назвав даже дату (билеты были уже куплены), и спросил, что случилось. Алёша навешал мне лапши на уши, что я самый незаменимый сотрудник и чтобы я не задерживался в Саратове и повесил трубку. 6 марта я прилетел в Москву на самолете ТУ-134 (в нем комфортно себя чувствуют только одноногие карлики), а в пятницу 7 марта уже сидел на заключительном инструктаже группы тыловиков, убывающей в Чечню, причем группа уже командировочные получила. Так всегда старались делать, максимально прижимая по времени, потому что было много «соскоков» с чеченских командировок по самым различным причинам, от внезапного больничного (в одном Центре на улице Расплетина, дом 26, целый начальник отдела полковник Потапов (вроде так звучит его его фамилия, если мне не изменяет мой склероз), занимавшийся формированием списков в Чечню и пивший водку литрами на работе в секретном кабинете за железной дверью, внезапно залёг с обострением язвы желудка, когда ему сделали предложение прокатиться в район боевых боевых действий, хотя пить водку каждый день до этого момента язва никак ему не мешала) до внезапного увольнения по собственному желанию (сотрудник моего отдела Алексей М-в, от которого я меньше всего такой порыв ожидал. Кстати, интуиция у Алексея оказалась на высоте – в МВД Чечни разгорелся кланово-тейповый конфликт – кадыровские кланы, пришедшие к власти, не пускали представителей других кланов к поступлению на службу в органы, зарубая всех по линии ВВК. Обиженные чечены из других тейпов собрались толпой и тормознули двух командированных московских представителей ЦВВК по дороге из Ханкалы в Грозный, сплясав вокруг них зикр, тряся автоматами и пистолетами и требуя справедливости. Двое москвичей таки остались живы, но нервов потеряли много. Здесь суть в том, что как в Чечне, так и в Ингушетии нет промышленности, всё развалено, и выжить можно только если ты получаешь зарплату от государства).
Служебное задание на командировку я писал себе сам, фантазируя беспредельно. В задании было всё, разве что кроме инопланетян на летающих тарелках, барражирующих над Итум-Кали. Начальник моего управления самолично сократил задание наполовину и подписал, сказав, что и оставшихся пунктов хватит выше крыши. За каким чёртом мы туда ехали – я искренне не понимаю, но основная идея была «оказание практической и методической помощи». Старший нашей группы тыла был некий Миша Алхимов, фанат-радиолюбитель (да, есть такие экземпляры, хлебом не корми, только дай языком почесать попусту и поболтать в радиоэфире). От департамента тыла придавался Юрий Сергеевич Чичваркин, спокойный и опытный человек, достойно тянувший свою лямку и нёсший свой опасный груз (он курировал Северный Кавказ от тыла) до тех пор, пока его не ранило в ногу в Грозном, на площади Минутка. «Всё, отъездился» - сказал он, когда я навестил его в госпитале МВД. Еще был радист Костя Скочко, обладающий жизнерадостной харизмой и чей интерфейс было всегда приятно видеть (хотя именно этот подлец зажал мои фотографии у подорванного взрывным устройством бронегрузовика «Урал», в котором должен был ехать я, и который приволокли в расположение 4-го мобильника), хитрющий бодрячок Дима Баркалев из финансового управления, по прибытии в Моздок сразу же поведший свою игру (он жил отдельно, так как якобы вёз чеченам деньги из федерального бюджета, а на самом деле он просто исхитрился догнать перечисленные средства в Моздоке, и разыграть перед чеченами показуху с игрой в большого начальника), а также начальник отдела из НИИ «Спецтехники и связи» Иванов, тоже как бы радист, а по совместительству – конченый алкаш и беспросветный имбецил. В дальнейшем нам придавались ростовские ОУМТиВС-овцы (выродок Куянец - я его прозвал «хуянец», который был главный их группы, о нём речь ещё зайдет, Женя Степанов - продовольственник, Вадим Пивовар – спокойный рослый мужчина, примерно двухметрового роста или около того, и еще один человек, Тульников, единственный эпизод про которого к моменту написания данной повести я с трудом смог вызвать из памяти. А ещё смутно помню его рассказ в нашей комнатке в мобильном отряде в Грозном, как он сходил на склад и там строго дрючил какого-то тылового чечена на предмет огнетушителей и решеток на окнах).
Мне пришлось спешить не только с оформлением документов. Надо было успеть взять билеты, так как мы летели не бесплатно от конторы с аэродрома внутренних войск «Чкаловский», а рейсом Аэрофлота. С командировочным удостоверением я заявился в кабинет по выдаче наличных на командировку уже во второй половине дня. К тому же за прошедшую командировку тоже надо было сдать отчет. Но поскольку стояло 7 марта, в связи чем в преддверии наступающего дня наглых самок (8 марта) давался концерт для этих самых самок, и всё финансовые влагалища учесали в конференц-зал, а единственная оставшаяся особь в юбке выдавать мне что либо отказалась, потому что тоже торопилась на концерт. И наглая тварь захлопнула передо мной кассовое окно. Я проклял буйнопомешанную шизофреничку Клару Цеткин, предложившую учредить международный женский день, в который вконец охамевшее бабьё наглеет ещё больше, и требует к себе повышенное внимание, разумеется с цветами и подарками. Невыносимо видеть этот устоявшийся социальный фетиш. Ведь почти никто не знает, что существует также и международный мужской день, отмечаемый 19 ноября. Впервые его отметили в 1999 году в Тринидад и Тобаго, а в настоящий момент праздник празднуется в Австралии, Великобритании, Венгрии, Индии, Ирландии, Мальте, США, ЮАР, Сингапуре и даже в Ямайке. И плевать, что в погрязшей в тупорылом матриархате России он официально не празднуется. Может в ментальном плане мне близки австралийцы! Или мой прадедушка был индус, а революция разметала все родовые книги. Или я посмотрел мультик Диснея, сожрал биг-мак и пропитался американской культурой. Равноправие должно быть полноценным – надо или отменять 8 марта, или вводить 19 ноября.
Тут следует разъяснить, что это не обычная инспекция в какую-нибудь область, где можно и опоздать на пару дней, из-за отсутствия билетов, тем более, что официально проверка длится месяц. В командировке в Чечню много нюансов, и совсем не рекомендуется отставать от коллектива (это потом я совершенно самостоятельно рассекал по Ингушетии, прилетев прямо в аэропорт Магас, тогда как остальная группа тащилась из Владикавказа), а тем более что я ехал туда впервые. Нет денег – нет билетов. Я начал бродить по этажу с финансистами-экономистами, кипя от злости и нажимая на дверные ручки. Так я открыл дверь в кабинет заместителя начальника, в ведении которого было наглое мурло из кассы и наглые влагалища на командировках. У него находился какой-то человек и они что-то очень серьезно обсуждали, но я их деловой вид проигнорировал, равно как и их недовольство, должности, звания и субординацию. Крайне лаконично я обрисовал свою ситуацию, в конце сообщив, что буду вынужден писать рапорт в случае неубытия в район боевых действий, и обязательно укажу причину в самых ярких красках. Мне в ответ было сообщено, что касса будет работать в субботу, и я ушел из кабинета. В субботу то же самое наглое мурло с отдаленными признаками женского фенотипа выдало мне деньги и в понедельник мы купили билеты до Владикавказа на 12 марта. Прилетев во Владикавказ, оттуда поехали в Моздок на служебном ПАЗике. Насчет ПАЗика заранее договорился Юра. Все были в камуфляже (как я получал его, это отдельная история – сначала я подобрал себе куртку, штаны из комплекта налезли бы только на крепыша из Освенцима, потом я ещё раз по другой накладной взял самый большой размер, и всё равно – в штанах я мог стоять, немного ходить, но нормально двигаться не мог. В третий раз я случайно встретил на складе человека, который раньше работал в моем управлении и потом перешел в снабжение на руководящую должность. Он вошёл в мою ситуацию, выдал кладовщику одну фразу сквозь зубы, и о чудо! кладовщик, накрыв меня одним взглядом, снял мерку и принес мне просторные штаны. Вот так обстояло положение вещей. Только через год тыловикам наконец вшибут мозги, после многочисленных жалоб, и они научатся выдавать всё по мерке и не зажимать накладные). Кроме чудика из «Спецтехники». Он летел в гражданке, но в ПАЗике вдруг начал лихорадочно переодеваться в камуфляж.
Мы остановились у придорожного кафе и Юра всех угостил шашлыком. Возможно это был какой-то ритуал, потому что Юра часто возил «экскурсии» в Чечню. После этого мы сначала приехали в аэропорт Моздока, где Юра предпринял попытку договориться на перелет в Ханкалу, но никто ничего не знал, как это всегда бывает у лётчиков, вертолеты летают только по заранее утвержденному плану или если надо везти генерала, и то смотря какого. Там же я услышал фразу «не верь лётчикам и финансистам – обманут». Уже стемнело, тут ко мне подошел Костик, который обходил каждого из нашего коллектива и что-то говорил.
- Надо будет деньги Юре отдать за себя, он нас угощал же, - сказал и мне Костик и назвал сумму.
- Да без проблем, - ответил я, который хотел предложить тоже самое, и выжидал удобный момент. Кстати, в том кафе к Юре подошла чеченка, заведующая кафешкой, и стала рассказывать, что приблудился к ней солдатик беглый, и вот она его припахала на хозработы, и ему типа неплохо, его кормят. Ну и еще много всякой пурги гнала, в которой четко маячила одна нить – не ищет ли кто солдатика? Я виду не подал, что разговор слышал, но всё запомнил. И потом везде – и в Моздоке, и в Ханкале я сообщал всем должностным лицам, что в кафешке есть убежавший из части солдатик. Но всем было наплевать. Да и не знал я тогда всей статистики убеганий. Никому не нужны «россияне», и в первую очередь самим себе, и каждый выживает сам.
Стемнело. Грустно походив по аэродрому и поняв, что вылетов в Ханкалу не будет точно, мы поехали в штаб в Моздоке, где Юра решал какие-то вопросы. Пока он решал вопросы, я познакомился с тыловиком-бурятом, который рассказал, что одевает два презерватива, когда имеет дело с местными женщинами и вообще поделился философско-буддистким взглядом на свое существование. Ещё в Моздоке совершенно без шума и пыли, как похищенный японскими ниндзями, пропал финансист. Никто и не заметил как. А нам в штабе притащили полиэтиленовый мешок с бутылками водки. Если поставить его на пол, мне он достигал солнечного сплетения. В нем было несколько десятков бутылок. Тут я совсем пришел в негативное настроение, потому что в любую командировку езжу с одной сумкой, налегке. Пакет порвали и водку распихали по всем сумкам, ведь тыл без водки не воюет. Наконец, нас довезли до местной гостиницы, где было решено переночевать, а на следующий день добираться до Ханкалы. Я тогда не просек ситуацию, и невероятно скупой и жадный Алхимов подбил меня взять номер на двоих, хотя свободных номеров было полно и стоили они дешево. Все заполняли гостиничную карточку старательно. Юра писал в графе «домашний адрес» - «гараж №…», другие – Житная, 16. Я написал тоже самое. Двухместный номер стоил смешные 200 рублей в сутки. Мы вселились, Я поглазел на тамошних проституток, поднимаясь по лестнице. Тогда они стоили 600 рублей за ночь. Алхимов и тут нашел с кем потрындеть, не помню уже как, но у нас в номере оказалась какая-то квадратная шлюха, совершенно не сексуальная. Более того, при виде неё даже вздыбленный каменный фаллос греческих статуй не просто опустился бы, а мгновенно рухнул и увял. Костя в соседнем номере раскочегарил ноутбук. Я предпринял демарш к нему и предложил забрать шлюху, подобранную Алхимовым, так как чувствовал, что поспать из-за болтовни Миши не удастся. Костя согласился, и я ловко спровадил шлюху в его номер. Радисты люди неразборчивые, как понял, готовы трахать даже дырку от бублика.
На следующий день единственный возможный транспорт в Ханкалу был бронепоезд. Он имел еще какое-то имя из двух слов, вроде «Козьма Минин», но я не упомню его уже за давностью событий. Мы стояли рядом с рельсами и ждали, когда можно будет сесть. Рядом с нами тусовали кемеровские спецназовцы. Некоторые сидели на своих касках. Сзади у многих был привязан небольшой коврик, чтобы сидеть было удобно. Наша группа на перроне объединилась с ростовской бригадой. Наконец объявили посадку, мы подхватили свои сумки и быстро поскакали к головному вагону, чтобы залезть в поезд. Командир спецназа, беспокоясь, видимо, что мест не хватит для его бойцов, пытался нас затормозить, но мы его не слушали и прогарцевали в вагон. В итоге влезли все.
Бронепоезд – это обычный дизельный поезд, состоящий из нескольких типовых, вовсе не бронированных вагонов, с прицепом, на котором была насыпь песка, перед поездом, чтобы его не подорвали, с платформами, на которых стояли пушки (по моему – зенитные). От Ханкалы до Моздока – примерно 120 км, я прикинул скорость обычной электрички, и наивно решил, что через пару часов приедем. Мы ехали 8 часов! Это как от Москвы до Рязани и обратно. Понемногу все разговорились, я узнал, что у оружейника спецназа прозвище «Профессор», и что спецы едут без патронов. Этот факт меня не слабо удивил, что патроны они в Ханкале только получат. То есть при нападении они касками отбиваться будут. Костик врубил ноутбук и мы посмотрели фильм «Олигарх». Прямо в тему. Как сказал George Soros (он же György Schwartz): «в России две беды – ресурсы и олигархи». Из-за этих бед и началась чеченская война, причем кто-то жил в виллах зарубежом, продавая родину оптом и в розницу, а кто-то за эту родину умирал.
Поезд полз, как усталая улитка на солнцепёке. Я вылез из вагона на площадку – подышать воздухом. Там были два парня в бронежилетах, охранявшие вагон. Ещё иногда было видно, как поезд прикрывают разведчики на бронемашинах, сидящие в придорожном леске. Некоторые жгли костер, некоторые не жгли. Я вернулся в вагон. Напротив меня сидел крепкий бородатый мужик в черной куртке и штанах, с хорошо развитыми бицепсами. Он знал всё. Он рассказывал, где кого обстреляли, выкладывал инсайдерские подробности операций, вспоминал, как поезд взорвали на мосту через реку Джалку, причем рассказ его как раз звучал, когда проезжали тот самый мост. Сказал, что однажды, выполняя приказ о «беспокоящем огне», их БТР рядом с Ханкалой загнал боекомплект в лес. Дело шло к ночи, они возвращались на базу, и тут из леса обиженные террористы им дали нехилую ответку. Пожгли им БТР из гранатомета. Бородач рассказывал, что еле успел слететь с брони на землю и уползти. Заинтригованный, я спросил у него, кто он.
- Фантомас, - ответил мне бородач. В последствии он растворится в темноте сразу по прибытии в Ханкалу.
Гудермес встретил типовыми красно-кирпичными домишками, а потом стемнело и поезд вполз в тёмную чеченскую ночь.
В вагоне этого поезда доблестный полковник Иванов из «Спецтехники» начал непримиримую борьбу с водкой, пытаясь уничтожить все бутылки водки путем поглощения в свой организм. Забегая вперед, скажу, что он почти победил. Когда поезд приполз в Ханкалу, уже было темно. Мы потащились в расположение МВД – бревенчато-досочные одноэтажки, напоминающие послевоенный пионерлагерь. Рядом находились палатки внутренних войск. Расположение Минобороны было за ВВ-шниками. Нам дали помещение, никак не запирающееся на замок, внутри были двухярусные койки, кто хотел устроиться поудобнее, лез наверх, козыряя званием. Несмотря на март, было холодно. Вообще воздух в Чечне отличается от московского, ощущение, что он более свеж, разряжён и сильнее холодит. Единственная печка еле давала тепло, работая на пределе своих сил. Я вынужденно разместился в тамбуре между комнатой и дверью. Сходил к местным медиками, познакомился с руководителем медиков – замначальника медотдела УВД Томской области, спокойным умным человеком, он рассказал, что лучше пить минеральную воду в бутылках, во избежание гепатита (я с собой потом таскал бутылку минералки, которую использовал при чистке зубов. Бутылку купил в ларьке рядом со входом в Ханкалу. Водки там не было, а вот коньяк продавался). Тут зашел в медицинский барак другой медик, который не понял, что я на задании и из вышестоящей организации, накинулся на меня с воплем «что вы всё болеете, опять закосить надумал?». Я и ухом не повёл, отреагировал спокойно, а потом ушёл, и видимо, замнач довел тому до сведения, на кого он орал, и этот псих больше не отсвечивал. Кстати, это я, родившийся в военном городке, воспринял действительность как пионерлагерь. На многих других она производила тягостное впечатление, даже на вроде бы подготовленных психологически. Так, был случай позже, когда один прибывший руководитель медгруппы, начальник регионального центра психодиагностики, на следующий день после прибытия в Ханкалу пустил себе в голову пулю из табельного пистолета, хотя по идее именно он должен учить, как сопротивляться стрессам и противостоять суицидным настроениям. Психология – лженаука, короче.
Получил на всех ИПП (индивидуальный перевязочный пакет) и раздал каждому в группе.
На дверях внутри ханкалинских одноэтажек висели всякие плакаты и надписи. Из запомнившихся – «солдат не минздрав, предупреждать не будет» и «милая, если ты разобьешь нашу любовь – я разобью тебе голову».
Туалет был деревенского типа, сколоченные деревянные кабинки в ряд, причем штабной клозет ничем не отличался от других, воняло так же. Я внушал себе мысль - «это всего лишь органика». Помогало слабо. На следующее утро мы посетили столовую, кормежка вполне сносная была, а потом Юре удалось договориться на траспорт. Ушлый Костик помог мне, убедив начальника медчасти пробить нужные документы, и когда мы вернулись в Ханкалу, у меня была копия приказа для отдела кадров на награждение нагрудным знаком «участник боевых действий». Хотя этот знак – ерунда, его давали просто за то, что кто-то был рядом с Чечней (я знаю человека, который получил этот знак за то, что слетал в Моздок на самолете АН с аэродрома «Чкаловский» и забрал труп в цинковом гробу, вернувшись в этот же день обратно. Даже Вовка Лёвкин, певец ртом группы НА-НА, за один концерт в Ханкале получил этот знак). Вот присвоение «ветерана боевых действий» - это совсем другое. Липовых брехунов-вытиранов легко выводить на чистую воду, зная, что на ветеранов современных войн распространяется федеральный закон от 12.01.1995 № 5-ФЗ «О ветеранах», статья 16, и что они должны встать на учет в пенсионном отделе и в местном управлении социальной защиты.
Юра выправил боевое распоряжение на выезд 14 марта 2003 года по маршруту н.п.Ханкала – г. Грозный, в который всех нас вписали, мы погрузились в бронированный куб в кузове Урала-4320 с водителем, у которого была жизнеутверждающая фамилия Смертин. В кузов забрался бурятский СОМовец с автоматом Калашникова калибром 5,45 и сел на кусок толстого бревна перед кубом. Двери были распахнуты. Вообще, буряты – чёткие ребята. Мы расселись на деревянные скамьи внутри куба. Нам придали УАЗ с Пелена-6Б и мы поехали. УАЗик радиоподавления ехал впереди. Я сел ближе к выходу, там две дверки, и если что, я успею выскочить. А ещё я думал, если бурята грохнут, то завладею автоматом. Оружия никто из нас не брал, но под конец командировки я случайно нащупал в кармане штанов Юры пистолет. Мы ехали по дороге, проехали мимо БТРов с одетыми во все черное автоматчиками в масках и касках, лежащих на броне. Вдруг за нами увязалась совершенно черная девятка, с наглухо тонированными стеклами. Мне она почему-то не понравилась, но только я об этом подумал, как бурят передернул затвор автомата и прицелился в автомобиль. Тот резко свернул к обочине и тормознул. Больше он за нами не ехал. Буряты несли свою службу чётко, в тот год у их отряда потерь не было вообще. Используя буддистский подход к жизни, они спокойно преодолевали жизненные трудности. Если воевать, я хотел бы, чтобы на моей стороне были буряты. Больше приключений не было, мы преодолели блокпост, уазик с системой радиопомех от нас откололся и мы въехали в Грозный. Проехали Минутку. Потом стали ездить по каким-то улицам, пытаясь проехать к зданию бывшего аэропорта «Северный», в котором располагалось МВД ЧР (Чурча гiулакхий Министерство), а также городок контрактников и 4-й мобильный отряд (я называл его «четвертый мобильник»). Его флаг был виден, но мы кружили среди домов и никак не могли найти дорогу. Только вроде бы поедем куда надо, как дорога извивается, поворачивает и мы опять ездим волшебными кругами вокруг МВД ЧР. Решили спросить дорогу. Но аборигенов не было, пустые улицы. Наконец увидели чеченскую маленькую девочку, бредущую по дороге. Ей было пять лет, но она смогла показать, куда надо ехать, получила от меня «сникерс» и наш грузовик наконец прибыл на площадку перед бетонным забором 4-го мобильника. Так воюют русские – по подсказке 5-летних чеченских девочек. Нас сразу разместили, часть в вагончике (Юра, ростовское дерьмо Куянец и вечно пьяное тело Иванова из НИИ), часть (я, Алхимов, Женя, Вадик) – в просторной комнате рядом со штабом, а оставшихся – на двухярусных кроватях в строении напротив нашего кирпичного домика. На следующий день пошли знакомиться к замМинистра МВД ЧР по тылу. Собрались в комнате в здании бывшего аэропорта «Северный», посмотрели на замМинистра, он посмотрел на нас, объяснили цель прибытия, и на этом распрощались. Чечен спросил, вооружены ли мы, ему ответили, что только ростовские вооружены пистолетами. А потом уже я видел, что когда улетали из Нальчика, Юра ходил сдавать свой пистоль командиру самолета.
Появился местный тыловик, приволок нам мешок тушенки. В тот день решались всякие проблемы, нам выписывали пропуска для выхода из расположения, я узнал, что двух мурманцев из СОМа (сводный отряд милиции) пристрелили на посту в городе, а в брошеной машине тех, кто стрелял, нашли выпавшее удостоверение сотрудника МВД ЧР. Наверно он подался в боевики после этого случая. Узнал, что вчера недалеко от нашего одноэтажного домика два чечена разгорячились, что-то не поделив друг с другом, и принялись палить под ноги друг другу из пистолетов, одновременно танцуя лезгинку. Ещё нашел клозет деревенского типа на территории мобильника и опробовал его.
Ночь была вспорота трассерами. Как стемнело, начали палить не по-детски по нашему расположению, спасал только бетонный забор. Зачем стрельба велась именно трассирующими – шайтан его знает. Но впечатление такое было, что вытяни руку с сигаретой в небо – и сигарета вернется через пару секунд зажжённой. Каждый вечер начинался трассерами, пока не привезли длинные крупнокалиберные стволы в мобильник. Какой-то ушлый местный мент из группировки, вводя нас в курс в дела, уже когда стемнело, привел к водяной цистерне, стоявшей рядом с нашим домиком, и сказал, что оттуда можно брать воду и мыться под краником. В порыве откровения этот индивид сообщил, что когда новую цистерну воды привозят, он ранним утром забирается через люк в цистерну и купается в воде и ему хорошо становится. То, что эту воду потом пьют, его не смущало. Я вспомнил о своей бутылке минералки и пожалел, что не взял ещё.
Кстати про водоснабжение, например, американцы еще со времен Вьетнама во всех военных компаниях (тот же Ирак) безукоризненно снабжались бутылками с минеральной водой. Такую тару невозможно отравить. И так воюют все цивилизованные армии, в которых солдат принято считать за людей, а не за скот. Что касается Чечни, то не только военный опыт других кампаний (тот же Афганистан) не был учтен, но и снабжение осталось таким же хреновым, риск получить гепатит был совсем не иллюзорным.
Ещё помню диалог:
- Насчет бани договорился?
- Все в порядке, бани не будет!
На следующий день произошло знаменательное для меня событие, благодаря которому я получил майора досрочно аж на два месяца раньше подходящего уже срока. Я, можно сказать, всегда просто мечтал о таком поощрении. Оно мне чуть ли не снилось в цветных снах. Ещё хорошо, что не за две недели илии за 2 дня до срока.
Но сначала я получил пропуск в МВД Чеченской Республики.
Второй день пребывания был отмечен тем, что я встретил на улице начальника медотдела МВД ЧР – высокого чечена Тауса Ахмадова, который вовсе не выглядел на свои уже преклонные годы. По паспорту его звали Тахус, но он сказал, что его имя некий обдолбанный казах в паспортном столе перепутал при выдаче документов, и правильно его имя звучит Таус. Я с ходу начал диалог, сказав, что не собираюсь его ничему учить, но отразить действующее на настоящий момент положение вещей обязан и что вообще прибыл для оказания помощи. А про себя я подумал, что чем быстрее у них всё наладить, тем меньше туда командировок будет. Таусу понравилось мое заявление (он потом мне об этом сказал сам), и он предложил поехать смотреть на здание строящейся поликлиники и помещение медотдела, я решительно согласился. Но тут я допустил ошибку, которую больше потом не совершал никогда. Я обязан был доложить Алхимову, как старшему группы, что еду на место, и тут Алхимов кстати проходил мимо. Дело происходило вне помещения, на воздухе. В ответ на моё сообщение Алхимов вдруг резко впал истерику и стал орать, чтобы я сам не ехал, а только с сопровождением.
- Бери БТР, бери Урал! – орал он мне, а стоявшие рядом чечены внимательно прислушивались. Потом я узнал, что Алхимов побывал в тылу у чеченов, и, видимо, стал истеричным трусом и предателем после этого события. Вообще, я от предательства россиян два раза чуть не разлетелся на мелкие кусочки, один раз как раз в эту командировку, а следующий – когда ездил через год в Ингушетию (тогда взорвали двух фсб-шников у единственной гостиницы в Назрани, я в это время мотался по Ингушетии, решая служебные задачи, а не сидел целыми днями в номере, всего боясь, как остальные члены группы, поэтому меня в номере не было в тот памятный момент). Я пообещал Алхимову поехать в медотдел на всей колонне Уралов и БТРов, которых смогу найти и припахать, а сам сел в черную ладу-девятку Тауса и мы поехали.
Водила у Тауса был молчун, профессиональный и надежный, как автомат Калашникова. Когда мы ехали по Старосунженской улице и уже собирались заезжать во двор медотдела, нас обогнал неизвестно откуда взявшийся Урал, и вдруг по нему сработало СВУ – взрывное устройство. Высокий Таус так съежился на переднем сидении, что я его едва видел с заднего сидения. Но у меня карма местами толще, чем кажется, и наша девятка нырнула во двор медотдела, где расхаживал охранник с автоматом и круглыми от испуга глазами. Громыхнуло знатно, так, что мне показалось, что это был шум от рухнувшего здания поликлиники МВД ЧР, которая строилась рядом, я даже пошутил на эту тему, закрепив за собой репутацию абсолютного психа-отморозка. Я увидел руку судьбы в этом происшествии. В тот момент я пронзительно понял слова Адольфа Гитлера «я впервые почувствовал, насколько коварна была ко мне судьба, бросив меня на передовую линию фронта, где шальная пуля любого негра могла в любую минуту меня прикончить, между тем как на другом посту я мог бы оказать своей родине куда более значительные услуги.». Потом выяснилось, что на Старосунженской улице не взрывают, потому что некого (там никто не ездит из тех, за кем надо охотиться), и что совершенно случайно Урал перегонялся пустой, и весь поток шрапнели почему-то прошил кузов, тогда как обычно вышибают кабину и добивают из гранатометов тех, кто в кузове. Поэтому я пришел к титановому выводу, что меня предал Алхимов, когда орал при чеченах «бери БТР, бери Урал». Таус подтвердил мои мысли, сказав, что по этой улице никто важный не ездит и вообще подрывов не было раньше. А ещё пообещал разобраться по своим каналам с ситуацией. Ахмадовы дружат с тейпом Кадыровых, так что не сладко пришлось кому-то, я так думаю. Таус наверняка отучил доброхотов устраивать подлянки на Старосунженской улице, он только внешне улыбчивый чечен, а на самом деле он принципиальный и жесткий. Вообще, если бы не Урал, неизвестно, дали бы нам проехать или нет, но после воплей Алхимова неизвестные подрывники рефлекторно сработали по грузовику. Если бы Миша не орал на весь двор, то грузовик был бы целый и ещё послужил бы группировке.
Так что Миша Алхимов – трусливое ничтожество, и такое явление в тыле не редкость. (Позволю себе врезку – Когда я был через год в Ингушетии в командировке, по возвращении в Москву после приземления самолета вся группа как-то хитро исчезла с поля (через VIP-выход, наверно), а я пошёл с ингушами через обычный выход, где какие-то ублюдки в нарушение всех конституционных прав снимали на видеокамеру всех. К одному доходяге с видеокамерой я конкретно пристал, потому что они (фсб-шные щенки, продернутые в найденные на помойке костюмы) не имели права это делать. Я вообще хотел морду набить фсб-шному мажорчику. До сих пор жалею, что не сделал этого. Второй фсб-инфантил затих в углу, прижимая к себе свою видеокамеру. Ингуши делали вид что ничего не происходит, и шли мимо. Но те гнилые твари из тыла, с кем я был в командировке – они ещё хуже Алхимова, потому что бросили меня сознательно, тихо предав. К сожалению, время стерло из памяти фамилию руководителя командировочной группы в Ингушетию, помню, что тыл ему дал прозвище «наш друг пиши–читай», те кто в курсе, сразу поймут, о каком трусливом мерзавце я пишу. Он просидел в обнимку с остальными тыловиками в гостинице, причем особенно мне доставляло слушать жалобы от членов группы, что ингуши их не слушают, документов не предоставляют и тд. Тут как себя поставишь. Меня уважали, я вообще тогда по жизни был отморозок, но отморозок принципиальный. А остальных ингуши на свой кавказский лад протестировали, и поняли, что эти тыловики насквозь гнилые, поэтому быстро потеряли к ним интерес. «Дружескую» атмосферу, в которой приходилось работать, характеризует такой факт – в прошлом году начальник финансового отдела МВД РИ подрался с финансистом из инспекции МВД РФ, разойдясь во мнении по финансовым вопросам и победил. Я беседовал с ингушским начфином – он реально здоровый, высокий и рукастый. Впрочем, когда нормальному ростовскому ОУМТиВСовцу были нужны какие-то данные, я сказал соответствующему ингушу пару фраз, и он все справки ростовцу предоставил. Наверно, подчиняться мне, безбашенному отморозку, не значило себя уронить в их глазах, а подчиняться несмелым тыловым трусишкам ингуши себя заставить не могли. Хотя мне замначальника медотдела МВД РИ, пышущий злобой чечен Иса пообещал меня зарезать, ещё в первую командировку в Ингушетию. В ответ я, будучи в гостях у Руслана, начальника кадров МВД РИ и друга начальника медотдела МВД РИ, продемонстрировал на мешке, подвешенном за веревку в его дворе, как я могу бить ногами. После этого обещания меня зарезать прекратились, но всё равно Иса злобно вращал глазами при виде меня, иногда по часовой стрелке, иногда против. А когда я захотел встретиться с Таусом (рядом же находимся), то Иса вовсе загрустил, видимо не улыбалось ему в обществе чокнутого русского ехать в Грозный (хотя я потом понял, что погорячился, и выезд не состоялся, а то у меня в мыслях было провести боевое слаживание двух медотделов). Во второй мой приезд на следующий год вообще угроз не было. Но приколы были. Я увидел у одного из ингушей в МВД РИ пистолет ТТ и на честном глазу поинтересовался, почему ТТ не заменили на ПМ. Ингуш судорожно спрятал кобуру под рубашку, и потом старался мне на глаза не попадаться. Вопрос из серии «чтобы это значило?». Кстати, носить оружие там старались в открытых кобурах или в таких, чтобы быстро выхватывать – от этого зависит жизнь. Во второй приезд, через год, я не увидел трети знакомых ингушей. Умерли. Кого взорвали, кто помер в перестрелке. Так что состав МВД РИ очень быстро меняется.) Но вернемся на Старосунженскую улицу.
Тауса выбежало встречать несколько взволнованных сотрудников, один сказал, что «их видели, мы стреляли по ним из окна» и дальше перешел на чеченский.
Интересно то, что позже, работая в составе Дежурной смены рабочей группы оперативного штаба по управлению контртеррористическими операциями на территории Северо-Кавказского региона, я пробил сводки по базе за тот день. А также на следующий день, для верности. Никаких подрывов не было зафиксировано. Не только моего взрыва, а даже двух разнесенных из гранатомётов избирательных участков нигде не фигурировало. И Урал (остов которого стоял в 4-м мобильнике), выглядевший, как газета, в которую выстрелили из дробовика – тоже не фигурировал нигде. Тут впору привести любимую поговорку Куянца – «я хуею с этих русских». Я даже уверен, что если бы меня испарило взрывом, то никто не бы этот факт не отметил, ведь главное было показать, что референдум прошёл без проблем (подрыв был в период референдума).
Помню вранье по телевизору про рефендум, якобы все жители Чечни только его и ждут, все радостно голосуют на этом рефендуме, и что всех чеченов только этот референдум волнует. Финансист Баркалев сказал, что «Перед референдумом не то что стоп-колёса, а рога в землю будут». А Чичваркин после похода к штабистам сообщил, что в один день было два подрыва избирательных участков из гранатометов, и что население Грозного исчезает целыми кварталами – все уходят в горы, боятся, что боевики покажут федералам настоящий референдум, а заодно армагеддон и апокалипсис.
Тем не менее, в медотделе МВД ЧР начался банкет с водкой. Наивные чечены, ни разу не читавшие корана, думают, что коран запрещает пить только вино. На самом деле об этом вопили только мусульманские кликуши, тоже не читавшие корана. Причем их предупреждает их же коран - в котором регулярно повторяются угрозы о недопустимости необоснованных запретов от имени аллаха - ''чрезмерствования''. Коран надо читать в первоисточнике на арабском, ибо в этом языке бесчисленное количество нюансов.
В суре 6 ''Скот'', 140 сказано: «Понесли урон те, которые убивали своих детей по глупости, без всякого знания, и запрещали то, чем наделял их Аллах, возводя навет на Аллаха. Они впали в заблуждение и не последовали прямым путем.». Следовательно, запрещать что-либо без точного знания опасно. И в коране есть вполне определенные вещи, например, Сура 56 Аль-Ваки'а «Воскресение», 17-19 обещает истинным верующим: «Их будут обслуживать вечно юные отроки, обходя их с чашами и кувшинами, наполненными райским напитком и кубками, полными вина, из текущих источников, от него они не испытают головной боли, которая может отвратить их от него, и не потеряют разума», а Сура 5 «Трапеза», 93 говорит нам – «На тех, которые уверовали и совершают праведные деяния, нет греха за то, чем они питались… Ведь Аллах любит творящих добро». То есть ешь свинину, пей вино, но при этом делай добро, и все будет в порядке.
Сура 16 «Пчелы», 67 – «Из плодов финиковых пальм и виноградников вы получаете опьяняющий напиток и добрый удел. Воистину, в этом – знамение для людей размышляющих.». Вопрос, если бы аллах был целиком против пьянства, разве не исключил бы он саму возможность добывания опьяняющих напитков? Ведь он же бог, для него это запросто.
В суре 37 «Выстроившиеся в ряды», 45-47 сказано: «Их (избранных аллаха) будут обходить с чашей родникового напитка (вина), белого, доставляющего удовольствие пьющим. Он не лишает рассудка и не пьянит». Омар Хайям тоже пил вино и прославился в веках. Если бы вино как продукт было бы столь неугодно Аллаху, то почему же ''реки вина, приятного для пьющих'' оказались в почетном списке наград для верующих в раю (сура 47 ''Мухаммад'', '15) «Вот описание Рая, обещанного богобоязненным! В нем текут реки из воды, которая не застаивается, реки из молока, вкус которого не изменяется, реки из вина, дарующего наслаждение пьющим…»? Или вот Сура 83 «Обвешивающие», 22-25 – «Воистину, благочестивые окажутся в блаженстве и будут на ложах созерцать райские блага. На их лицах ты увидишь блеск благоденствия. Их будут поить выдержанным запечатанным вином…». Цитата из корана о вине (сура 2 ''Корова'', 219). «Oни cпpaшивaют тeбя o винe и мaйcиpe. Cкaжи: "B ниx oбoиx - вeликий гpex и нeкaя пoльзa для людeй, нo гpex иx - бoльшe пoльзы"».
То есть на самом деле аллах в своих истинных словах не запрещает пить вино, водку и даже курить и употреблять прочий мaйcиp, он лишь спрашивает – удержитесь ли вы в рамках приличия? Сможете ли преуспеть? И тогда получается, что аллах заботится о пастве и предупреждает о возможности вредного влияния. Тот, кто испытывает себя на прочность и побеждает – достойный. А вот тот, кто сопьется и станет алкашом-хроником или опустившимся наркоманом – недостойный. Поэтому не надо слушать кликуш от любых религий, надо самому изучать вопрос и иметь только своё мнение.
Тем не менее, водка была выжрана, а Таусу я сказал что наполовину буддист, наполовину атеист. Помню, что уже опившись водки, внушал всем чеченам за столом – «не связывайтесь с буддистами, наших 2,5 миллиарда!» (имея ввиду китайцев и индусов) и «индийский спецназ ходит маленькими группами – по 2-3 миллиона человек». Случайным образом ирония ситуации заключалась в том, что незадолго перед моей командировкой по телевизору прошел сюжет о прибывших по обмену опытом в Москву спецназовцах Индии. Показывали, как суровые бородачи в тюрбанах преодолевали полосу препятствий, стреляли, бегали, прыгали и так далее.
Когда меня везли в расположение из медотдела обратно, рядом со мной оказался неизвестно на кого записанный автомат с откидным прикладом. Единственное что я спросил – дослан ли патрон в ствол, и получил ответ, что нет. Обратно ехал по темноте на заднем сидение, держа автомат за ствол. Там этих автоматов – как грязи. Чечены, впрочем, не хотят постоянно их таскать, и писали заявления на обмен автомата АКСУ на более легкий «Клин» или пистолет АПС. Тяжело таскать железо, вот и меняют на более легкие варианты. Пистолет Стечкина с 20 патронами в обойме гораздо более удобен для быстрого применения в условиях автомобиля и вообще в городских условиях, а также в здании, тогда как с автоматом в автомобиле надо ещё суметь развернуться, а в здании пуля автомата дает множество рикошетов, это я помнил из инструктажа спецназовца группе министерских офицеров в ВИПК МВД РФ, на который я однажды попал.
А дальше потянулись унылые будни. Нам надо было тупо отбыть срок, как заключенным, и мы это делали. Периодически я терзал Юру вопросами «доколе?», на что тот стойко держался на позиции «сколько положено – столько и проторчим». Ещё возникала тема про финансиста. Чичваркин выдал платиновую фразу «Финансист – это кот, который гуляет сам по себе, но мы научим его гулять в коллективе». Но так и не научили. Чичваркин прокомментировал ситуацию так - «Тут или хуй пополам, или пизда вдребезги». Потом днём произошел напряг с Вадиком – его неправильно записали, фамилия в пропуске не совпадала с фамилией в удостоверении, ошибка в одной букве. Ранее он ходил через ворота МВД ЧР, где стояли чечены и проблем не было, но стоило пойти через ворота мобильного отряда – и его не захотели пропускать. Кое-как решили вопрос с Вадиком. Тыловик переписал пропуск на правильную фамилию, и урегулировал вопрос.
Помню поговорки - «Будет вам армагедец и апокалипсец» и ещё «Если тыл впереди – мы отступаем». И главную - «Тыл без водки не воюет». С водкой проблем не было. Мы жрали тушенку и пили водку, пока Алхимов не выдвинул претензии к местному тыловику насчет однообразия корма. Тыловик порешал вопрос, и мы стали ходить на обед в местную кафешку при МВД ЧР. Посреди нашего уныло-скучного существования, из которого я помню лагман в кафешке, в которую нас водил тыловик, однажды внезапно мы с Женькой-продовольствеником для разминки выжрали вдвоем бутылку водки, закусывая единственным яблоком. А потом прибыли остальные члены коллектива и опять полетели крышки с водочных бутылок.
Неожиданно нас посетил Костик-радист, сообщив, как пинал пинками упившегося радиста на «горе» («Гора» – так называется какая-то их радиоточка, откуда контролируется радиосвязь). Кстати, именно Костик зажал мои фотки с взорванным бронированным Уралом (его приволокли на территорию мобильника и бросили у нас под окнами). Все в группе сфотографировались на фоне грузовика, вдрызг изрешеченного СВУ-устройством. Ещё некий белгородский медик-контрактник скрашивал наше пребывание. Сразу учуяв наличие дармовой водки, белгородец получил от Юры прозвище – «медведь-шатун», потому что появлялся за дозой тогда, когда уже откупоривали бутылку, и интуиция его ни разу не подвела. Он был способен выжрать за 20 минут бутылку выданной ему водки, и прийти за новой бутылкой. Он быстро прогрессировал по стадиям алкоголизма, и уже будучи в Москве, я получил сообщение, что медик допился таки до белой горячки через пару месяцев контракта и был отправлен домой в Белгород.
Потом один ростовец, увидевший во сне кошмар после перепоя, начал с кошмаром яростно воевать и упал с верхней полки кровати, сломав себе кисть об тумбочку. За день до этого он умудрился стащить в другой каморке с чьей-то тумбочки наборный нож с отвертками и прочими девайсами, аргументируя – «а если бы это было кому-то надо, его бы без присмотра не оставили». Ростовцу перевязали руку, а я проконсультировался по телефону с сотрудником ЦВВК МВД, как ему грамотно справку оформить. В результате родилась официальная версия, что, спрыгивая с БТР во время боевого выезда, чувак неловко приземлился, и повредил кисть руки. Вот так некоторыми зарабатываются боевые травмы. Полковник Соколов из моего отдела тоже оказался весьма ушлым и, будучи в командировке в Чечне и перевернувшись на УАЗике, из-за того, что тот свалился в кювет во время поездки за водкой, быстро приклеил к себе диагноз ЗЧМТ, и потом старательно каждый год отлеживал две недели в госпитале для подтверждения диагноза. Я знал сотрудника ЦВВК (центральной военно-врачебной комиссии) МВД, который не стесняясь рассказывал мне, как страдает от головных болей после ЗЧМТ (закрытой черепно-мозговой травмы), кстати – это любимый «закос» хитрецов в погонах, дающий при выходе на пенсию право на получение 50-и или около того окладов. ЗЧМТ легко симулировать (для этого подойдет практически любая ситуация, где ты стукнешься головой), и для получения денег при увольнении надо раз в год пару недель полежать в госпитале, с повышенным артериальным давлением (от постоянных запоев) и прочими жалобами). Так вот, тот сотрудник ЦВВК якобы получил ЗЧМТ из-за попадания пули в голову. С его слов, пуля была выпущена из крупнокалиберного пулемета и седьмым (!!!) рикошетом от бетонных ступенек попала ему в голову и даже сделала там вмятину. Я, когда услышал его рассказ, сильно удивился, представив себе, как он считает рикошеты, один, второй, третий, и тут бац – седьмой ему в череп прилетает, и вот теперь он от него страдает. Склонность к вранью осложнила его карму и довела ЦВВК-шника до смерти, ведь когда хочешь взять от жизни всё, то берешь не только хорошее, но и плохое, и надо быть готовым к такому повороту, ведь не факт, что плохое ты сможешь перенести. Примерно через год он вывихнул голеностоп, да так, что бегать не мог, только ходил, хромая. И вот на Каширском шоссе этот жадный ЦВВК-шник загадочным образом попадает между двух маневрирующих рейсовых автобусов и давится ими насмерть. Был бы не хромой, может, и увернулся бы. А так – фото в траурной рамке при входе в Управление.
Объявился финансист. Пришел к нам в комнату с автоматом поперек пуза и весь такой бодрый и веселый. Оказывается он догнал транш федеральных денег и пристроился к нему, и его на автомобиле привезли из Моздока (чтобы он не мариновался в бронепоезде). Поэтому его встречали как очень дорогого гостя, он жил где-то отдельно, на квартире. Судя по его довольной харе, у него всё было прекрасно.
Ещё был пиковый момент с охреневшим Куянцем (кстати, когда я был через год в командировке в Ингушетии, я не стесняясь осведомлялся об этом ублюдке у ростовских сотрудников, как о конченном дерьме. Оказывается, он продолжал работать в Ростовском ОУМТиВС). Бухой Куянец заявился к нам в гости после ужина, сел на стул посреди нашей комнаты (на поясе у него при этом болталась кобура с ПМ), и заявил, что он стреляет навскидку, и не хотим ли мы на это посмотреть. Ростовчане с коек вяло прокукарекали, что дескать, не надо этой демонстрации. А я наоборот, сел на стул напротив этого хуянца, и как бы заинтересовался. На самом деле, я выбрал удобную позицию, и если бы этот пьяный идиот вздумал попытаться достать пистолет Макарова, я бы ему поломал руку в локте и ещё в нескольких местах. Иначе бы он мог перестрелять всех в комнате. Тогда ситуация ничем не кончилась, ростовского мудака увели спать. Но я этот момент запомнил. Мне как раз перед этим рассказали историю, как однажды один обидевшийся по пьяни контрактник кинул в люк БТР гранату мирно спящему офицеру, за то, что тот якобы его обидел. Офицера, разумеется, пришибло. Так что я решил не допускать такого любой ценой.
Российские контрактники в беседе отмечали, что им обещали руководящие должности, чтобы они как бы наладили всё и показали, как надо работать, но в результате все начальствующие должности заняли чечены, а русским максимум должность заместителя начальника отдела светила.
Были еще перлы от упившихся тыловиков – вечно пьяный Иванов из Спецтехники выдал «Я как с предложениями выйду, так с ними и зайду». А ещё Женьку обманули в предпоследний день перед отъездом – он дал денег чеченке, работающей в кафе, чтобы та подогнала ему аудиокассету с чеченскими песнями, звучащими из кассетного магнитофона в кафешке, которые ему понравились, а чеченка (как я и предсказал) его обманула, да и в последний день пребывания нам не до неё было. А песни были действительно неплохие, пела молодая чеченка. Если поет чечен, то там все песни мрачные и грустные, сколько я их слушал, смысл у всех один - «мой брат (отец, дядя, дед, прадед – нужное подчернуть) пас овец (коз, и тд.), но тут случилась беда (война, высадка инопланетян, нападение помидоров-убийц – нужное подчеркнуть) и мой брат взял автомат (обрез, пулемет, гранатомет – нужное подчеркнуть) и пошел мстить (давить, резать, стрелять, жечь напалмом), о мой родина, я люблю тебя, я люблю горы, я люблю мой брат, и вот мой брат отомстил (или не отомстил) и он приехал домой на белом мерседесе (черном катафалке) и вот теперь мой черед идти мстить за брат (бухать на свадьбе брата, пасти овец брата), о мой брат, я люблю тебя, я люблю горы, и теперь я беру автомат (обрез, пулемет, гранатомет – нужное подчеркнуть) и иду мстить за брат (стрелять, взрывать, трахать всё движется, угонять НЛО и тд).».
Стрельба трассерами по ночам не прекращалась. Боевики нашли где-то склад этих трассеров, наверно, и никак не могли на него нарадоваться. В предпоследний день нашего пребывания совсем озверевшие боевики ураганной стрельбой по мобильнику умудрились обрушить несколько метров бетонного забора, уронив одну из секций внутрь периметра. Днём этот кусок бетонной секции подняли и прижали грузовиком, чтобы она приняла стоячее положение. И только тогда под вечер завезли ЗУ-шки. Эти зенитные пушки – страшное дело. Спаренные 20-мм пушки посадили на башни по углам территории мобильника, и бойцы их пристреляли, скосив как бритвой половину леска неподалеку, из которого по нам велся регулярный ночной обстрел. Все ждали, когда же начнется ночная перестрелка. А она так и не началась. Боевики убоялись скорострельных зенитных пушек, которые лупят как сварка, косят как смерть, и не оставляют шансов выжить даже за укрытием.
Мне было скучно во время командировки, и я решил учить чеченский язык. Для этого я каждого чечена спрашивал, как будет по русски то или иное слово. Некоторые мне отвечали, некоторые орали «я тебя зарежу! У нас гость – 3 дня!». Я говорил «О! А как это по чеченски?». Потом некоторые чечены с воем убегали, махая руками, при виде меня. Через некоторое время вокруг меня образовался вакуум – чечены, едва завидя меня с ручкой и бумагой, резко меняли направление. Тогда я шел в чеченский штаб к тыловикам, там работали женщины, и они сбежать не могли. И хамить мне тоже не могли – воспитание не позволяло. В комнате с женщинами постоянно сидел какой-то чечен в форме. Сидел и молчал. Я выяснил, что он начальник отдела, причем не грозненской структуры, а ездит из пригорода Грозного, а в штабе у него работает жена, и он целыми днями за ней следит. Сидит в комнате, молчит, ничего не делает и ждет, страдая от ревности, наверно. А зарплату получает у себя в отделе регулярно. Вечером он забирает жену и везет ее домой. Потом на следующие утро привозит и снова сидит в комнате, молчит. Что происходит в его отделе, его не интересовало вообще. Пока я был в Грозном, эта картина была каждый день.
Но всё когда-то кончается, Юра наконец написал справку по итогам нашей командировки, и мы на медицинском УАЗике уехали в Ханкалу, закинув в кузов вечно пьяного Иванова из Спецтехники. Путешествие на медицинской машине – это якобы «хитрость», которая сыграет через пару лет плохую шутку – УАЗик всё-таки обстреляют, и Юра Чичваркин получит ранение в ногу (Пуля попала в мышцы ноги, кость не задело).
Но перед отъездом я провернул свою спецоперацию. Алхимову главный тыловой чечен подарил бутылку чеченского вина. Красного. Сухого. Миша поставил его в холодильник, вместо того чтобы молча спрятать в сумку. Но я не знал этого, открывая холодильник, зато я знал, что никто вино не пьет, кроме меня, и, влекомый своей страстью, спокойно изъял пузырь и положил бутылку в свою сумку, когда никого не было в комнате. Те, кто пьют водку, вина не оценят, поэтому совесть моя даже не проснулась тогда. Если тебя грызет совесть – выбей ей зубы, пусть тебя облизывает. Обложил бутылку шмотками, чтобы она не гремела. У меня уже многое накипело в душе к тому времени, поэтому я ни капли не колебался. Прикол был на следующий день, когда Миша торжественно решил похвалиться подарком, и рассказал всем в красках, как ему дарил эту бутылку главчечен по тылу. За то, что он меня сдал чеченам и за прошитый осколками Урал ему даже стыдно не было, а тут холопская рожа Алхимова просто излучала восторженное раболепие. За пузырь винища продался, короче. Я же твердо решил, что бутылка будет моей, и надо было видеть табло Миши, когда он открыл холодильник, и не нашел своей бутылки. Я хохотал внутренним раскатистым смехом. Если точно знаешь, кто виноват – не выдавай себя. Мише не хватило духу устроить расследование, впрочем он трус по жизни, поэтому молча проглотил новость. Я думаю, что он был уверен, что пузырь уже вылакали, но нет, он таки доехал до Москвы, где я его и осушил за своё возвращение.
Зато Алхимов перед выдвижением на Ханкалу набил свою сумку дармовой тушенкой и дешевой водкой до отказа, так что молния закрываться не хотела, и хотел еще впихать что-то в мою, но тут я уже пошел в отказ. Не люблю таскать тяжести. Ментальность менялась, мы возвращались, и я на каменном фаллосе вертел желания Алхимова. Мы сели в УАЗ-буханку и вернулись в Ханкалу, где томский медик уже оформил на меня все документы, за что я ему очень признателен.
В вонючей Ханкале главное – получить справку Объединенной группировки войск (сил) по проведению контртеррористических операций на территории Северо-Кавказского региона РФ, что ты был в районе боевых действий. Я с помощью начальника медслужбы Ханкалы эту справку получил. Торчание в самой Ханкале тогда уже в район боевых действий уже не входило. Мы разместились на ночь в деревянных бараках, и вечером началась тайная попойка. Чечены нам дали на дорогу подарочные президентские наборы с консервами, шоколадками и прочими продуктами в коробках, которые были направлены им, но они ими побрезговали и передарили нам. Я свой набор целиком отдал в медотдел, понимая, как тяжело тянется время в Ханкале. Тосковал я только по ананасовому компоту в жестяной банке. И когда мужики вскрыли другие наборы и устроили пиршество, я так насел на ананасовый компот, что незаметно для себя стал уничтожать его банками. Юра не выдержал и сказал, чтобы я больше компот не трогал, а то им запивать водку нечем. Бухали все (кроме меня) в комнате, где обитал нервный журналюга из пресс-центра МВД. Ему надо было отбыть 3 месяца командировки, ездить освещать операции – это опасно и страшно, а он лишнее звено и будет мешаться под ногами солдат, поэтому он лежал на койке целыми днями и был депрессивный и нервный. Тут пора вспомнить слова Николая Никулина, который написал самую правдивую книгу о великой отечественной войне «Воспоминания о войне» – «Но самую подлую роль сыграют газетчики. На войне они делали свой капитал на трупах, питались падалью. Сидели в тылу, ни за что не отвечали и писали свои статьи — лозунги с розовой водичкой. А после войны стали выпускать книги, в которых все передергивали, все оправдывали, совершенно забыв подлость, мерзость и головотяпство, составлявшие основу фронтовой жизни.».
Я отправил свой текст, вошедший в справку, по факсу в своё Управление из кабинета тыловиков в Ханкале. Начальник Управления должен быть информирован раньше штабных тыловиков, чтобы его не застали врасплох на совещании. Вообще, мой отчет по командировке жил своей, особой самостоятельной жизнью еще минимум два года после того, как я его написал. Им отбивались от всех запросов Штаба тыла и других вышестоящих структур. Я всегда работал реально, всё писал сам, не использовал то, что мне подсовывали, мои отчеты по командировкам руководством ставились в пример, так как отражали действующее положение вещей. Я всегда считал, что нужно поступать, как считаешь нужным, а в рапорте потом отпишешься, если останешься в живых.
Наутро пришла информация, что Юра встретил знакомого, который имел доступ к вертолетам, и было решено в Моздок улетать на вертолете, чему я был несказанно рад, так как ползти 8 часов в электричке мне не улыбалось. Впрочем, есть еще более худший вариант – «лента», или автоколонна. Это те же 8 часов, а то и больше, только по дороге. При том, что из Грозного в Моздок носятся маршрутки, за пару часов вполне можно доехать. Этот запасной путь тогда мне подсказал медик 4-го мобильника, кавказец, но не чечен. Я тогда всерьез рассматривал самостоятельные пути эвакуации, понимая, что рассчитывать нужно только на себя.
Знакомый Юры провел нас утром на вертолетную площадку внутренних войск мимо караульного солдата, и мы стали ждать. Ждали часов до 12-00, потом вернулись обратно, так как сообщили, что рейс задерживается. Потом опять прошла информация, что можем сесть, и мы опять пришли на площадку. Ждали до тех пор, пока не пришло сообщение, что потерялись 3 вертолета, и пока их не найдут, никаких полетов не будет. Мы поплелись обратно в свой барак, но тут вышла осечка – постовой сменился, на его место заступил другой, бурят. И совершенно справедливо потребовал у нас пропуск. Но мы ходили без пропуска со знакомым Юры, и только хотели объяснить постовому ситуацию, как вдруг сорвался в истерику Женька-продовольственник. Он начал визжать и орать «солдат, перед тобой офицер, как ты смеешь» и нести подобную истеричную чушь. Бурят даже глазом не повел. В очередной раз я отметил профессионализм бурятского СОМ. У них не было ни единой потери кстати, за период 3-месячной командировки. Я шел последним и коротко буряту объяснил ситуацию, добавив ему в утешение что «мы ещё раз на площадку обратно пойдем, улетать ведь надо». Раскосые глаза бурята стали ещё более раскосыми.
Все разбрелись кто куда, Юра с Костей вообще пропали. Я принялся терпеливо ждать в нашей комнатке. И тут ворвался знакомый Юры и сказал нам всем срочно собраться, борт будет. Оказалось, один вертолет упал, сам упал, от старости, а два других сели, чтобы забрать пилотов и снять оборудование и вооружение. И вот когда два вертолета поднялись в воздух с барахлом третьего и полетели, ситуация стала понятной. Я собрал всех, мы вылезли во двор, а Юры и Кости нет. Я начал их искать и пошел к радистам. Те сказали, что их не видели, но я эту радиопьянь уже хорошо изучил, и внятно им сказал, что у нас борт, вертолет не такси, ждать не будет, и кто не улетел, тот опоздал. На этом радисты сломались и проводили меня внутрь в свой барак, где два этих жлоба жрали водяру, конечно под ананасовый компот. Уходить им не хотелось, но я сказал что все они мальчики взрослые, всё поняли и пусть сами решают. И ушёл. Через некоторое время они вылезли на свет, и мы пошли мимо постового бурята опять. Раскосые глаза бурята стали вообще панорамными.
Пришли на площадку, ждём, и тут вдруг опять прибегает главный по вертолетам и сообщает, что здесь вертолет не сядет, нам надо на фиалку. Он не только бухой, он ещё косяк с марихуаной приколотил, подумал я. Какие тут фиалки? Оказывается, «Фиалка» - это площадка Минобороны в трёх километрах от нас. И у нас 15 минут. Этот марш-бросок на «фиалку» я помню до сих пор. Юра проклял водку, которую пил. Я поблагодарил себя за то, что не пил водки. Мы тащили еще подарочные наборы в ящичках, и я опять нёс ноутбук (4 кг веса!) алкоголика Иванова из спецтехники, который и не думал просыхать. Здоровенный Вадик нёс его сумку. Иванов даже идти не хотел, а хотел чтобы его несли, и развалился на скамейке вертолетной площадки, но тут на меня накатил приступ немотивированной агрессии, я внезапно рассвирипел и начал злобно поднимать Иванова пинками, никто не вмешивался в процесс, пока Юра меня не отогнал, всерьёз опасаясь за жизнь Иванова. В результате Иванов пошёл сам, поддерживаемый кем-то. Впереди шёл мощный Вадик, навьюченный как верблюд, я догнал его и взял у него один пакет с подарочной коробкой, чтобы помочь. Гавнюк Куянец, пыхтя сзади, и тут нашел силы меня покритиковать – дескать, я пакет с ящичком порвал. Вадик скосил глаза на пакет и сказал – «ничего, дырка ерундовая». Позади пыхтели остальные, жадный Алхимов упорно тащил свою сумку, до упора набитую консервами копеечной протухшей тушенки и палёной осетинской водкой. Мы успели. Встали прямо на площадке, и вдруг вокруг начали отстреливать термо-патроны, улетавшие в темнеющее небо, чтобы вертолет не подбили из ПЗРК (переносного зенитно-ракетного комплеса). Ко мне в последний раз подошел Куянец-хуянец, решив хоть как-то докопаться до меня напоследок. Он с первой минуты подлизался к Алхимову и всю командировку корчил из себя его заместителя. Но ублюдок просчитался, время буддистского терпения у меня вышло, я был как сжатая пружина, мой вечно шляющийся где-то ангел-хранитель готовился обеспечить мне безопасный полет. Поэтому я даже не дослушал его ахинею, взяв за грудки и оторвав наглого карлика от земли, я прямо ему в табло сказал чтобы он исчез из моей видимости и больше чтобы я его не видел. Куянец жалобно посмотрел на Алхимова, но тот ему помогать не собирался. Когда я вернул этого поганца на землю, он грустный поплелся к своей ростовской тусовке. Прилетел вертолет, но полностью останавливать винты не стал, и мы стали залезать в него, преодолевая сопротивление воздуха от вращающихся лопастей. Хотя лопасти находятся на большой высоте, я все равно рефлекторно пригибался, чтобы голову не отрубило. Я сел в хвосте, рядом с лестницей запасного выхода, в таком месте, чтобы сразу выбраться и чтобы меня не придавило в случае аварии двигателем сверху. Мы полетели. В иллюминаторе проносились холмы, мы шли низко над землей, закладывая виражи. Пилотировал машину один вертолетчик. Насквозь проспиртованный Костик через 20 минут полета вдруг протрезвел и начал опять пить водку из фляги, которая обнаружилась у него за пазухой. Вместо расчетных 45 минут полета мы летали 1 час 15 минут, потому что сначали улетели в Урус-Мартан, потом был заход в Северный, к госпиталю внутренних войск (я еще пошутил, что могли из мобильника в Ханкалу и не ехать, а дойти пешком до Северного и там сесть) и забрали раненого на носилках. Я выскочил наружу и помогал его затаскивать, чуть не уронил (пришлось держать на вытянутой руке, без опоры), но из принципа удержал ручку носилок из крайне неудобной позиции. Мы затащили раненого внутрь и положили на носилках на пол. А больше и некуда класть в вертолете. Юра спросил раненого – «браток тебе надо чего?». Но раненого уже обкололи обезболивающим, ему только долететь надо было. И вот наконец взяли курс на Моздок. Опять темнота, раненого забрала Скорая, а мы на УАЗике из штаба группировки доехали до гостиницы. Я решил не экономить и взял отдельный номер. Выезжать нам надо было рано, в 6 часов утра, чтобы успеть в Нальчик, в аэропорт. Костик всех повел в кафе «Элис», рядом с гостиницей. Мы там посидели, и я начал оттаивать в уютной атмосфере кафешки. Это был психологически грамотный ход, направленный на возвращение к нормальной жизни.
Утром за нами заехал УАЗик, я всех разбудил, колотя в дверь, и наша бригада погрузилась в него. Ростовские уезжали на поезде позже. Мы попрощались с ними, Куянец отвернулся, но мне на него было совершенно насрать. Этот насквозь гнилой человечишко как дерьмом был, так гавном и остался.
Наши и так не маленькие тушки с трудом запихались в автомобиль и мы поехали, прижатые друг к другу теснее, чем шпроты в банке. Вылезли размяться только на посту на границе Кабардино-Балкарии. Мент-кабардинец с красивым лицом индийской порноактрисы спросил, не везем ли мы контрабандой оружие. Юра ответил, что нет, и мы поехали дальше. Нальчик встретил ясным небом, в отличие от могильной серости Моздока, и ярким солнцем, освещавшим горы, покрытые снегом. Просто диаметральная противоположность Моздоку. Мы купили билеты на утренний рейс, на самый первый – в 9 часов, мы не успели, а следующий был в 9-15, или типа того. Но приключения еще не закончились. При подлете к Внуково самолет попал в бушующую метель. Фюзеляж трясло как в лихорадке, а крылья дрожали как осиновый лист на ветру, норовя оторваться. Костина фляга с водкой была уничтожена в считанные минуты. Я не пил, но был спокоен, я знал, что мы долетим. В иллюминатор кроме бешено порхающих армий снежинок ничего не было видно. Наконец мы сели. Все орали и аплодировали как безумные, кроме меня конечно. Я пошёл на автобус до метро Юго-Западная.
Эпилог.
Закончить своё повествование хочу цитатой из книги «Воспоминания о войне» Николая Николаевича Никулина (участника ВОВ, 4 раза раненого на войне): «Путаница, неразбериха, недоделки, очковтирательство, невыполнение долга, так свойственные нам в мирной жизни, на войне проявляются ярче, чем где-либо. И за все одна плата — кровь.»
От себя добавлю, что пребывание в районе боевых действий быстро избавляет от шелухи социальных иллюзий.