По вполне понятным причинам, нет более неблагодарного дела, чем заниматься критикой, но искушение попробовать себя в новом жанре столь велико, что я не в состоянии ему противостоять, тем более что к гласу моему в пределах этого сайта прислушиваются лишь единицы, и посему мой порыв останется абсолютно незамеченным для всего оставшегося большинства! Предметом моего критического интереса стали произведения, представленные на прозаический конкурс прошедшей недели. Учитывая свои временные ресурсы, я сразу же приступаю к делу, без каких-либо реверансов в адрес уважаемых авторов, и начну с напоминания всем о том, что Малую Прозу, в жанре которой выполнены представленные работы, отличает один основной момент - авторская способность добиваться максимальной концентрации смысла. Именно Малую Прозу непревзойденный мастер Уильям Фолкнер называл наиболее сложным жанром, как-то сказав при этом: «Вы должны уместить целый мир на конце иголки». В этом - жанровом - смысле рассматриваемые работы представляются мне не более чем «экзерсизами». Но, поскольку мы все здесь не претендуем слыть мастерами того же уровня, как упомянутый Фолкнер и все остальные из Великих, я опускаю этот момент и перехожу к другому моменту – наиболее важному и существенному в плане разбора всех этих произведений. Я имею в виду стилистику. Здесь уже скидок на дилетантизм не будет, поскольку стилистика для прозаиков – это основа всего, и если можно простить разведённую в мутных водах «концентрацию смысла», отсутствие оригинальной идеи и отсутствие нетривиальности мыслей, то дурную стилистику простить невозможно. Она, как та гильотина, режет безжалостно, отрубая головы горе-писакам и говоря однозначно – можешь ты считаться писателем или нет. Горе, к примеру, тем, кто пишет «створки захлопнулись с противным шипеньем» или «ветер усилился, и оконная рама затрепетала, как перепёлка» и не видит при этом грубейшего нарушения лексической сочетаемости. Работайте над своей стилистикой, господа! Не загружайте свои работы на сайт, пока каждое слово, каждая фраза, каждое предложение, каждый абзац не обретут приемлемой формы и приемлемого содержания! Это к вопросу о качестве и количестве. Этот – та ситуация, когда количество НЕ переходит в качество. Стилистика – наше самое слабое и уязвимое место – не забывайте об этом, если стремитесь хоть к какому-то совершенству. Можно, конечно, закрывая глаза на все стилистческие недостатки, петь друг другу одни дифирамбы, исходя из простейшего принципа хвалящих друг друга во взаимообратном порядке Кукушки и Соловья, но в чем тогда смысл творчества? В чём тогда смысл рецензий? В чём тогда смысл критики, как таковой? В чём тогда смысл этого сайта? Да, у нас есть возможность показать всему миру, ЧТО мы пишем, а, значит, есть и возможность задуматься иногда – а КАК мы пишем? Хорошо или плохо? И если плохо то почему? Я скажу – почему. Потому что не работаем над стилистикой. Всячески избегаем этой работы. А ведь если не дал вам Бог врождённого стилистического чутья, то работать надо и очень много. Есть прекрасный автор на этом сайте – пример блестящего врождённого стилистического чутья – Сарратога. Тому, как пишет этот автор – научиться, увы, невозможно. Это – в крови. Оно – или есть, или нет. И мы сейчас с вами говорим о тех весьма и весьма распространённых случаях, когда ЭТОГО нет. Но, даже если этого нет, стилистические нарушения, просчёты, ошибки и несоответствия НЕДОПУСТИМЫ. Чтобы не отнимать у вас слишком много времени, я просто пройдусь по всем работам, останавливаясь на тех моментах и тех предложениях, где стилистические небрежности становятся просто вопиющими – как глас - не помню кого там - в пустыне и, для удобства, разделю их на несколько разных «манифестов». Кроме того, я беру на себя смелость обращаться к автору напрямую – не в надежде, что он прочитает и прислушается, а потому что ТАК мне проще вести разговор.
Работа первая.
«Ночной Блюз». Автор – Юрий Розвадовский.
Произведение рекомендовано Татьяной Дюльгер.
Второе предложение в первом абзаце: «Мария вздрогнула и неприятно поёжилась: соседи наверняка отметят этот бурный момент её биографии. Она попыталась заткнуть уши ладонями...».
Нельзя «неприятно поёжиться». Можно поёжиться с неприятным чувством, возникшим в душе – но никак иначе. Определённо семантическое нарушение.
Далее – «Нет! Всё-таки я ещё ничего! – уронила она, смешно причмокивая и дразня зеркало».
Уважаемый автор, вы описываете трагедию, происходящую в жизни женщины. Слово «причмокивая» вызывает много дурных ассоциаций, не говоря уже о том, что я, например, не совсем хорошо могу себе представить это «смешное причмокивание» в виде конкретного действия, особенно если учитывать, что вы вклиниваете это "причмокивание" в "уроненную" Марией фразу.
«Зарядил дождь… Стало темно и грустно. Что-то замышляя, Мария подошла к проигрывателю…»
Согласно выстроенной вами схеме описываемые действия сменяют друг-друга достаточно быстро. В таком случае, позвольте вас спросить - в этот момент наблюдалось солнечное затмение? Муж её ушёл, согласно началу рассказа, «на ночь глядя». Следовательно, уже темнело. Гораздо правомерней было бы: «К тому моменту совсем стемнело…» или «Зарядил дождь… Темнота за окном усилилась…», но никак не одномоментно - «Стало темно и грустно». И ещё один вопрос – а до этого не было грустно? Вероятно, было очень весело?
«Покопавшись в горке старых пластинок, она нашла одну и удовлетворённо сжала губы».
То она у вас «причмокивает», то «сжимает губы» - бедная Мария! Можно «поджать губы» - хорошее, устойчивое выражение, несущее сильную смысловую нагрузку. «Удовлетворённо сжать губы» не получается. Это не та физиологическая реакция на состояние моральной - в данном случае - удовлетворённости. «Удовлетворённо» потирают руками, хмыкают, ухмыляются, кивают на худой конец. Как-то так.
«Мария посмотрела её (пластинку – Р.) на свет и слегка потрясла. (Точка – Р.) Он всегда так делал, перед тем, как ставить музыку, и напоминал этим ковбоя, хлопающего хлыстом мустанга перед объездом».
Это уже всем перлам перл! Бог с ней с Марией, трясущей пластинку. Ей, как я уже поняла, свойственно совершать необычные действия (причмокивать, дразнить зеркало, что-то замышлять, сжимать губы, etc.). В данном случае, меня интересует её драгоценный муж. Чем, простите, связаны между собой действия: потрясти пластинку, глядя «её на свет» и хлопнуть хлыстом мустанга перед объездом»?! Вы, дорогой автор, когда-нибудь объезжали мустангов? Мустангов не объезжают с хлыстами. Хлысты слишком коротки для подобных экспериментов. Ковбои пользуются длинными кнутами – вот ими как раз можно «хлопать». Именно они, эти длинные кнуты, резко щёлкают об воздух и издают хлопающий звук, но никак не хлысты. Не самое удачное сравнение, одним словом, и явная предметно-логическая несостыковка.
Идём далее - «Она (Мария - Р.) бережно нанизала пластинку на штырь…». В данном случае выбор глагола представляется неудачным. Мы нанизываем бисер на нити и мясо на шампуры. Нанизывание, в силу смысловой специфики этого слова, предполагает ряд нанизываемых, следующих друг за другом предметов.
Тут же – в следующем предложении, после того как Мария опустила иголку на борозду: «Внезапно комнатную тишину расколол хриплый гортанный голос Джимми Брауна…»
Вопрос – почему «внезапно» если она - Мария - знала,что делает? Внезапно для кого? Для мышей под половицами?
«Пли-и-и-из! Гоу хоум! – зарыдал он, и этот вопль был как открытая рана».
«Зарыдал», «вопль» и «открытая рана» в одном коротком предложении. Не многовато ли? И в целом - хороши сравнения – предмет-предмет – действие-действие и т.д., а перекрёстные сравнения, если они не бьют точно в цель, неудачны. Допустимо сказать: «Этот вопль был как стон раненного зверя», но «открытая рана» звучит в данном контексте удручающе.
«Мария, закрыв глаза, отошла к середине комнаты и, повинуясь блюзу, стала совершать неторопливые движения по кругу. «Ах, какая я была красивая! Ах, какая у меня была фигура!» - шевелила она губами, и её фразы-мольбы причудливо совпадали с тем, что пел Джимми».
Во-первых, что именно подразумевается под её «неторопливыми движениями»? Почему бы не сказать проще и понятнее? – Стала медленно танцевать по кругу? – Или это были иного рода движения? Впрочем, от Марии всего можно ожидать. И – далее – что меня коробит больше всего – танцующая под блюз женщина никогда не будет говорить того, что вы тут насочиняли. Даже несчастная и брошенная женщина. Но если уж принять на веру, что именно ЭТО она и говорила, то где здесь «мольбы»? Сожаления по былой красоте – возможно. Но данные слова Марии никак нельзя назвать «мольбами». С мольбами созвучны стенания. Здесь я стенаний не вижу. Здесь я вижу нелепую картину.
«Прижав руки к бёдрам, Мария потянулась к воображаемому партнёру».
Одно интереснее другого. Как можно потянуться к партнёру – без разницы воображаемому или нет, прижав при этом руки к бёдрам? Как можно физически?! Можно протянуть руки к партнёру и потянуться к нему, но если её руки были прижаты к бёдрам, то какими частями своего тела она потянулась? Головой? Или опять губами? Или грудь выставила вперёд? Почему бы не назвать вещи своими именами: Мария прижала руки к бёдрам и выставила их вперёд, чуть откинув, при этом, спину. – Вот тогда можно было бы представить, как она «предлагает» себя воображаемому партнёру, что, видимо, вы и хотели довести до сведения читателей в столь оригинальной форме.
Далее, опуская все мысли Марии, перехожу к предложению: «Быстрая, неуловимая гитара, словно лань, влетела в мелодию и запрыгала, задёргалась жалобно и бесстыдно, как яркий пример фибрилляции на кардиограмме».
Автор, прошу, объясните мне, ради бога, как может лань одновременно "прыгать" и при этом дёргаться «жалобно и бесстыдно»? У вас эта лань вроде вашей Марии – совершает странные действия, представить которые нет никакой возможности. Если же (в силу неудачной скомпонованности) фраза «задёргалась жалобно и бесстыдно» относится к фибрилляции на кардиограмме – то почему «бесстыдно»? Почему «жалобно»? Потому что вы не щадите читательского восприятия?
Точно также вы не щадите его, говоря: «И мелодия, подобно огромному снежному кому, покатилась, покатилась с Эвереста куда-то вниз, в глубокую расщелину, в Марианскую впадину, разбиваясь на мелкие, меленькие, мельчайшие осколки…». Со «снежным комом» в смысловой связке работает глагол «нарастать». И никакому снежному кому не грозит "разбиться на осколки". Рассыпаться в пыль - пожалуйста, а на осколки разбилась бы ледяная глыба или что-нибудь подобное. Проблема в том, что мы читаем, а наши мозги рисуют у нас в голове эту картину. И когда наш мозг не может - чисто семантически - нарисовать то, что ему предлагают, происходит ступор. И этот ступор очень вредит восприятию.
«Тяжело дыша, она (Мария – Р.) подошла к проигрывателю, резко отодвинула головку, вытащила пластинку и, крепко обхватив её руками, со всего размаху шлёпнула об пол».
И здесь идут неувязки. Каким образом она «вытащила» пластинку, если предварительно пластинка была «нанизана» (читайте – «надета», «опущена» - Р.)? Глагол вытаскивать предполагает процесс извлечения чего-то из чего-то. Грубейшая неточность. "Сняла", "подняла", "взяла", "стащила", "рванула", "потянула на себя", но никак не "вытащила". Дальше - «шлёпнула» - очень неудачно выбранное слово. Глагол «шлёпать» напрямую связан со шлёпающим звуком. Загляните в толковый словарь Даля – «хлюздать, шлёпать по грязи…». Гораздо правильнее было бы сказать «швырнула со всего размаху. «Швырнуть» - прекрасный глагол – живой, динамичный, отражающий внутреннюю экспрессию. Зачем вам понадобилось использовать слово «шлёпать»? Это тоже породило большую лексическую небрежность.
««Да пускай околеет, окочурится там, на улице!» – исступлённо кричала она в экстазе и топтала несчастного низвергнутого короля».
Я полагаю, автор имел удовольствие лично наблюдать исступленно кричащих в экстазе женщин, и поэтому оставлю эту познавательную для нас фразу без комментариев.
Но зато у меня возникает к автору ещё один вопрос, возникший после предложения: «Диск принадлежал солидной фирме, и он не мог ни хрустнуть, ни затрещать, ни сломаться. Правда, сердцевина деформировалась, приведя его в негодность». Мой вопрос заключается в следующем – винил, насколько я знаю, чрезвычайно хрупкий материал. Не мог бы автор любезно поделиться со мной названием фирмы, производящей диски подобного качества? Хотелось бы пополнить ими свою коллекцию, а то вдруг, не приведи господь, окажусь на месте Марии, так хоть диски не пострадают!
«Мария, как полоумная, всё топтала и топтала его (диск – Р.) босыми ногами, и со стороны было похоже, что она марширует на плацу, словно фанатичная подружка кубинских барбудос».
Да-а-а… тут есть, над чем подумать. Вам, лично, дорогой автор, доводилось наблюдать «фанатичных подружек» кубинских революционеров, марширующих на плацу? Это, знаете ли, сравнение очень обязывающее. Помимо того, что мне стало обидно и за саму кубинскую революцию, и за Че Гевару, и за других «бородачей», бесстрашно и героически отдававших свои жизни, и за их подруг, до сих пор проливающих по ним слёзы, которых никогда не выплакать, я вдруг подумала – что в целом – и в том, как вы живописуете и саму Марию, и «бесстыдно задёргавшуюся лань», и этих кубинок – есть что-то, что позволяет мне сделать вывод: «А вы ведь, любезный автор, просто законченный женоненавистник!» Все без исключения особи женского пола, представленные в вашем рассказе, выглядят полными, озабоченными дурами и неврастеничками!
«Потом она в изнеможении опустилась на колени и долго беззвучно рыдала, пока поток её слёз не стал постепенно иссякать».
Это предложение представляется мне «Одой Шаблонам»! Браво! В этой Оде вы превзошли самое себя!
Затем – (мы уже близимся к финалу) – вы, уважаемый автор, описываете последовательные действия Марии. Я хочу обратить внимание читающих на слово «последовательные». «Успокоившись, Мария привстала, подняла с пола истерзанную пластинку и, послюнявив палец, провела им по возникшей выпуклости, как будто эта нехитрая операция могла реанимировать пластинку. Вздохнув, Мария взяла конверт, неспеша (цитирую дословно – Р.) вложила в него диск и поставила на место среди его прочих собратьев».
Итак – здесь есть несколько моментов. Во-первых, если даёте последовательность действий, потрудитесь соблюдать её до конца. У вас выпало действие «Мария встала». Очень большая стилистическая небрежность. Или все эти действия по определению пластинки на место она проделывала, «привстав»? Затем, если диск был от засекреченной солидной фирмы и ему не грозили никакие поломки, почему вы называете его «истерзанным»? Истерзанной была скорее, сама Мария. Но её истерзанность описывается вами очень грубо, если не сказать - примитивно. Хочу добавить к этому - очень сложно описывать словами женское горе. Если вы не в состоянии сделать это правдоподобно и с уважением к женщине – лучше вообще не беритесь за это – мой вам добрый совет.
Далее – насколько я помню – пластинку она извлекала из «горки» - помните фразу – «Покопавшись в горке старых пластинок, она нашла одну и удовлетворённо сжала губы»? Каким образом теперь она «ставит его (диск – Р.) на место? На какое место, интересно? Ему что, этому диску, в этой «горке пластинок» было определено особое место? Сначала она «копается», чтобы вытащить его, а затем «ставит на место». Это уже не стилистическая небрежность, а небрежность в целом. По логике событий, она должна была «сунуть» его обратно в ту же горку.
«Неожиданно раздался звонок. Он был спокойным, уверенным и не настойчивым. Самый обычный звонок… Мария неловко засуетилась, нервно потирая колени, зашевелила губами и, как-то по-старушачьи, семеня ногами, пошла открывать дверь, или ломать баррикаду. Стараясь глядеть чуть поверх головы вошедшего, чтобы случайно не встретиться с его глазами, она медленно, по слогам, проговорила заученную фразу, утверждая или спрашивая: «Яичницу с ветчиной?»»
EL FIN, как говорится. Автор мастерски описывает звучание звонка – «спокойный», «уверенный», давая нам – читателям - понять тем самым, что «вот дура-то эта Мария, чего дёргалась? Мужик сходил по своим делам, да домой вернулся!» И тут же снова переходит к описанию самой Марии – «неловко засуетилась, нервно потирая колени…». Это, любезный автор, несколько исключающие друг друга действия, хотя, опять таки, с учётом того, что это была МАРИЯ, мне придётся закрыть на это глаза. «Зашевелила губами…» Зачем нужна была эта фраза? Как можно сразу – одновременно! - заставлять свою бедную героиню «суетиться», «потирать колени», «шевелить губами»?!
«По-старушачьи семеня ногами, пошла открывать дверь…»
Не проще ли было сказать «засеменила к двери»? Зачем эта громоздкая конструкция?
«Медленно, по слогам, проговорила заученную фразу…»
Она, что, эта Мария, собачка учёная? Почему «заученную»?! Когда заученную?! Для чего?! Или это уже устоявшийся и заученный обоими супругами ритуал? Хлабысь! Дверь об косяк! Ушел! Зеркало! Чмок-чмок! Джимми Браун! «Ах, как я была хороша!» «Возьми меня!» Транс! Экстаз! Пластинку – хлабысь! Потоки слёз! Спокойный звонок! Семенит к двери! - Дорогой, яичницу с ветчиной?!
Не знаю, как вам господа, а мне чрезвычайно грустно. Грустно не за Марию и "бесстыдно дёргающуюся" лань, а за то, что нам предлагают глотать всё, что угодно да ещё и голосовать за это, номинируя на «лучшее произведение прозы».
На этом прощаюсь с вами и перехожу к разбору второго рассказа.
Miss Graphomania.
Sept. 7/07
