: «Конец — это то, с чего все начинается».
(Томас Элиот)
Случается так, что мужчина не находит для себя более достойного занятия, нежели умирать. Обыкновенно выбирают для этого дела возраст от сорока до пятидесяти. Некоторые предпочитают умирать под треньканье мартовской капели, другие – под дробь сентябрьского дождя, а иные ждут – не дождутся завывания рождественской вьюги…
Оконное стекло попеременно окрашивалось то в красный, то в синий, то в белый цвета. Когда же мигание, наконец, приостановилось и стекло сделалось трехцветным, как российский флаг, дверь кабинета отворилась.
С шевелюры и бороды вошедшего не успел стаять снег, отчего они казались тронутыми элегантной сединой.
Лежащий с поспешностью сунул под подушку какой-то фолиант. В желтоватом свете настольной лампы, стоявшей на прикроватной тумбочке, лицо его казалось пергаментным, а глаза выцветшими. Эти самые глаза вопросительно уставились на гостя.
- Уж не соборовать ли меня вы явились, святой, э-э,.. отец?
Вошедший, плотный муж средних лет в поповском облачении перевел дух, смахнул ладонью снежинки с волос, вытер руки о подрясник, перекрестился и, поправив на груди епитрахиль и наперсный крест, сокрушенно вздохнул:
- Увы, соборовать можно только раскаявшегося грешника…
Лежащий, с трудом приподняв прозрачную руку, ткнул указательным пальцем в гостя.
- А вот вас, к примеру, можно?
Гость взглядом поискал, куда бы присесть. Так как на стуле, стоявшем возле ложа громоздилась стопка книг, гость, выпустив из рук принесенный с собой кейс, переложил книги на письменный стол, устроился на освободившемся месте и, наконец, ответил:
- Я регулярно исповедуюсь.
- И в убийствах тоже?
- Сей грех за мной, слава Господу, не числится.
Лежащий через силу осклабился.
- Это как посмотреть. Каждый раз, когда перед едой вы моете под краном руки, вы с помощью мыла предаете смерти тысячи, да что там, миллионы невидимых глазом живых существ. Божьих, между прочим, созданий! Это микроорганизмы. Конечно, среди них есть и болезнетворные. Но за что страдают миллионы невинных?
Гость вздохнул:
- Вы неисправимы. Ерничаете даже… даже…
Он замялся, подыскивая слово, но хозяин пришел к нему на помощь:
- Даже на смертном одре.
Объявив себя умирающим, лежащий сардонически улыбнулся. Минуту оба молчали, разглядывая друг друга. Наконец умирающий устал улыбаться и смежил веки.
- Ох, не завидую я вам, святой отец… Надо ж в этакое вляпаться: утешать умирающего атеиста! Ума не приложу, что можно мне сказать по такому случаю?
- Ну, а что бы вы сами себе сказали? – Осторожно поинтересовался священник.
Умирающий с легкой горечью фыркнул:
- Сеанс окончен, пора очистить кинозал.
- А о второй серии не мечтаете?
Тут уже умирающий фыркнул с презрением.
- В раю что ли? И чтобы я стал там делать? Делать, делать, именно делать! А? Ну, отвечайте же, святой отец! Всевышнего славить? Слуга покорный. Я по жизни, в чем только не виноват, но ни разу, ни перед кем не опохабил свой рот аллилуйщиной.
И покосившись на молчащего гостя, он продолжил.
- Ах, как жжет ваш язык желание уколоть меня: «Потому-то и подыхаешь в этой дыре в одиночестве, нужде и забвении!» Но не уколете… Это было бы не по-христиански. Хотя, по существу, правильно. Жил я, не считаясь с правилами игры, жил в свое удовольствие…
Священник понимающе кивнул.
- Дольче вита…
- Да, - с неожиданной горячностью прохрипел умирающий, - курортные романы, коньячные марафоны, сафари на вертолете. Я всего этого не чурался.
- Суета сует, - с грустью вздохнул священник.
Лежащий с видимым трудом укоризненно покрутил головой.
- Странный вы народ, верующие. Не любите вы своего Бога. Не доверяете ему. Бог создал и море, и вино, и женщин. А вы все это – под запрет. Грех, дескать. Грех – не пользоваться Божьими дарами!
- Грех – пользоваться ими без меры. В ущерб ближнему.
Умирающий затрясся и забулькал, изображая смех.
- А вот у Окуджавы поется: «Пряников сладких всегда не хватает на всех». Вы когда в храм вернетесь, будете молиться за ниспослание мне здравия? Будете, будете. Жена щедро проплатила. А какого, извините за неканоническое выражение, рожна? Вот вы будете уговаривать Бога, вернуть мне здоровье. А где он возьмет на всех здоровья? Где возьмет на всех материальных ресурсов? Устриц и шампанского? Ананасов и рябчиков? Значит все это надо отнять у какого-нибудь бедолаги, за которого некому походатайствовать. Или ходатайство недостаточно проплатили. И как такое сообразуется с христианской доктриной?
Все это умирающий говорил с откровенным вызовом, который требовалось либо принять, либо спустить на тормозах.
- А что, ежели, - отечески произнес священник, - в ваших претензиях к Богу кроется одно из главных заблуждений материализма? Что, ежели человеку, человеку духовному, в сущности, не так много и надо? Сумел же Христос накормить пять тысяч пятью хлебами.
- А не слабо ему повторить этот фокус с нынешними семью миллиардами ртов? Тогда ведь все наперегонки бросятся исполнять заповеди. У вас есть дети, святой отец?
- Дочь отроковица.
- Я лично не уверен, что, даже при самом искреннем сострадании к ближнему, вы готовы вывернуть все до единого карманы и обречь свою семью на нищенское существование.
- А Господь такой жертвы и не требует. Он лишь призывает нас делиться. Нынче, слава Богу, не Средневековье, и жена моя, которая, между прочим, обучает вашего сына в школе премудростям информатики, человек самостоятельный или, как нынче принято говорить, самодостаточный, с собственным бюджетом. А посему, возможно, когда дочь моя подрастет и встанет на ноги, со своим бюджетом я когда-нибудь именно так и поступлю.
Умирающий затрясся и забулькал с новой силой.
- Возможно,.. когда-нибудь… И на этом держится ваша вера?
Пережидая пароксизм веселья хозяина, гость поднялся со стула и сделал несколько неспешных шагов по комнате. Взглядом он скользнул по полкам книжных шкафов. Логика расположения книг улавливалась с большим трудом. Сборники большой и малой серий «Библиотеки поэта» соседствовали с книгами по истории, философии и эзотерике, синие тома собрания сочинений Чехова перемежались коричневыми томами Достоевского, а оба они разбавлялись суперобложками в зелененькую полосочку «Теоретической физики» Ландау и Лифшица. Священник задержался взглядом на «Квантовой механике».
- А на чем держится ваша наука, на соотношении неопределенностей Гейзенберга? Свет, вон сами договориться не можете, – частица он или волна. Гравитация, никак не поймете, – то ли поле, то ли кривизна пространства? А свернутые неизвестно куда 7 из 11 измерений? А материя, на поверку состоящая из одного только вакуума?..
О, если эта ваша наука, не приведи Господи, когда-нибудь доберется до Бога… Мне страшно представить, как она его интерпретирует и к чему приспособит!
- Это вы его приспособили: мор, глад, казни египетские.
- А что вы хотите, Бог – не ангел! – Развел руками священник.
- Допустим. Но что же вы его заставляете делать грязную работу?
- А кто ее должен делать? – Удивился гость.
- Ну, Сатана, например…
- Откуда ж ему взяться?
Священник щелкнул замком принесенного кейса и достал из него увесистый «кирпич» в тисненом кожаном переплете, который оказался антикварным экземпляром «Библии» с иллюстрациями Гюстава Доре, полистал его и положил перед умирающим.
- Покажите мне место в «Библии», где говорится о создании Сатаны? Ткните пальчиком. Здесь подробно рассматривается родословная какого-нибудь Савла то бишь Павла, но ни слова о происхождении, Сатаны, то есть, по существу, Антибога. Странно, не правда ли?
- А как же ангел, отбившийся от рук? Падший то есть.
- Это всё – более поздние интерпретации.
- Как же Змий, соблазнивший всехнюю праматерь?
- Змий – он и есть змий, а не Сатана, ничего иного о нем и не сказано. Нет, голубчик, в вашем предубеждении к Богу виновато не Священное писание, а его интерпретаторы. Вот вы в КПСС, небось, состояли?
- Все состояли.
- И партбилет в 91-м жгли?
- Все жгли.
- На Маркса обиделись? И зря. Карл Маркс, между прочим, в конце жизни фактически отказался от собственного учения, видя, во что его превратили интерпретаторы. Вот эти-то интерпретаторы на три четверти века и обустроили жизнь в нашей России по своему разумению. Только причем тут Маркс?
Лежащий удивленно взметнул брови.
- Уели, уели вы меня, святой отец! А вы, как я погляжу, диссидент, ревизионист от православия! Или, как там это у вас называется, обновленец, что ли? Ссылки не боитесь?
Священник усмехнулся в бороду.
- Уже нет.
- Ага, крыша? – Догадался умирающий. – Кучеряво живете, святой отец. Но даже ваша крыша вам не поможет, если будете со мной вась-вась. Я для приличного общества – прокаженный. По мне зона плачет.
Жестом он заставил священника пригнуться, сам же, уцепившись за рукав поповского подрясника, приподнялся и шепнул гостю на ухо:
- Я ведь – шпион!..
Нисколько не удивившись, священник прошептал в ответ:
- Китайский?
- А вы откуда знаете? – Вытаращил глаза умирающий.
- Тайна исповеди, – многозначительно кивнув на закрытую дверь, объяснил гость.
- Ах, да, жена… Тогда вы, должно быть, в курсе.
И умирающий разочарованно уронил голову на подушку.
Гость деликатно кашлянул.
- Не вполне. Ваша жена исповедуется по большей части в собственных грехах, а не в ваших.
- Ну, тогда извольте…
И умирающий, сначала тихо, а потом, всё более горячась, поведал гостю банальную в наше время историю о том, как в приснопамятные 90-е назначили к ним в КБ нового финдиректора, успешного менеджера. Как этот успешный менеджер успешно тырил бюджетные крохи, выделяемые на НИОКР* под носом у научного руководителя, коим в те времена являлся рассказчик. Сам же научный руководитель и коллектив возглавляемого им КБ, чтобы не сдохнуть с голоду, работали по договорам с китайцами. Договорам официальным и совершенно прозрачным, поставляя китайским коллегам устаревшую и давно опубликованную в открытых источниках информацию по интересующей их тематике «реактивных лаптей на бутилацетатно-бензопропиленовой тяге».
Когда же хищения вскрылись и перед финдиректором замаячила перспектива посадки, он, чтобы отвести от себя карающую десницу, и состряпал дельце о шпионаже. Слава Богу, нашлись мощные «сосратники», которые не дали довести дело до суда. Но у финдиректора нашлись не только «сосратники», но и «единоумышленники», которые выперли рассказчика из родного КБ, а заодно и из столицы.
- А теперь вот мучаю сопроматом ленивых студиозусов, будущих тракторостроителей в вашем забубенном городишке, - закончил свою исповедь умирающий.
- Положим, он такой же мой, как и ваш. Но, если уж на то пошло, трактор – предмет понасущнее «реактивного лаптя на бутилацетатно-бензопропиленовой тяге».
Умирающий безнадежно махнул рукой.
- «За бугром» – наверное. А у нас единственное, что дозволят делать будущим тракторостроителям, – с помощью отвертки и монтировки собирать «паззлы». То есть какие-нибудь «Мицубиси» или «Катерпиллеры» из присланных «забугорных» деталей по их «забугорным» же лицензиям. Так на кой им мой сопромат?
Но раз вы у нас такой продвинутый святой отец, так уж и быть, помолитесь за мое здравие. Только похлопочите заодно, чтобы мне вернули мое КБ, оборудование, квалифицированных сотрудников, финансирование темы и потерянные годы. Да, и главное-то, честное имя! Слабо?
Умирающий в очередной раз забулькал.
Оконное стекло снова нервически запершило цветами, являя поочередно то флаг Объединенных арабских эмиратов, то флаг КНДР***, а то бело-желтый штандарт Ватикана. Бульканье в горле умирающего перешло в надсадное перханье, жилы на лбу набухли, а сам он покраснел и покрылся испариной.
Священник обеспокоенно поднялся.
- Может позвать на помощь жену?
- Только не жену! – Судорожно приподнялся умирающий. – Какая может быть помощь от жены! Одна только помеха.
Он воровато залез под подушку, откуда вытащил мятую пачку сигарет и зажигалку.
- Всю жизнь мне мешает, - бурчал он, озабоченно шаря рукой под кроватью, пока, наконец, не нащупал и не извлек на свет божий пепельницу.
- Мешает думать, мешает заводить романы, выпивать. Мешает собачиться с начальством. Еще чего доброго примется мешать умирать!
Он щелкнул зажигалкой и с удовольствием затянулся.
- Извините, святой отец, только пару затяжек. Чтоб не сдохнуть раньше времени.
Умирающий с чувством прокашлялся, и гость с удивлением обнаружил, что дыхание его выравнивается, а хрипы сходят на нет.
- Что ж не бросили, в свое-то время? – Неодобрительно покачал он головой.
- Курение? – Уточнил умирающий.
- Жену.
Умирающий пожал плечами.
- Не знаю… Может, потому что она меня не бросила в свое время. Хотя, подозреваю, я ей тоже изрядно мешал.
Наконец, умирающий задавил окурок в пепельнице, помахал в воздухе рукой, разгоняя дым, и вернул вещдоки своего «преступления» под кровать.
- Но, признаться, недооценил я вас, святой отец... Откуда такая широта интересов в нашей глуши?
- Помимо Духовной Академии я закончил факультет практического Богословия в Сорбонне.
- С Сорбонским дипломом и не при Патриархии? Или хотя бы при Синодальной канцелярии?
Гость развел руками.
- «Пряников сладких всегда не хватает на всех». А если серьезно,.. То вот вы давеча спросили, не боюсь ли я ссылки. Не боюсь, потому что давно нахожусь в оной. Во исполнении епитимьи. Причем, похоже, бессрочной.
Умирающий приподнял голову и присвистнул.
- За какие такие грехи? Дольче вита?
- Впадение в ересь. Покусился на вертикаль власти. Предложил священников, включая Синодальные чины, не назначать, а выбирать. Причем, совместно с мирянами. А сие еси «богомерзкий баптизм»! Спасибо, хоть от церкви не отлучили.
- Так вы не «святой отец», а брат. Точнее, собрат по несчастью.
- Ну, зачем же так трагично? Зачем на гамлетовский вопрос «быть или не быть?» споспешествовать ответу: «Не быть!». А ну, как не понравится? Обратно не переиграешь.
- Ага, боитесь, святой отец!
- А вы нет?
- А чего мне бояться? Раз – и небытие.
- И «дольче вита» не жалко?
- О чем вы! Во-первых, кайф уже не тот. Во-вторых, на какие шиши? В-третьих, городок маленький, все на виду, а я какой-никакой педагог.
Нет, я не боюсь. А вот вам… Вам на страшном суде отдуваться предстоит. Вот вы, верующие, и трепещете. У каждого есть скелет в шкафу.
Оконное стекло после долгого светопредставления вдруг окрасилось сразу в шесть цветов наподобие радуги.
- О, – насмешливо ткнул в сторону окна пальцем умирающий, - Знамя ЛГБТ****! Случайно, не подвержены?
Гость поднялся со стула и подошел к окну.
- Я регулярно исповедуюсь, так что Господь в курсе всех моих скелетов. А вот вы, атеисты…
Из окошка ему было видно, как на городской площади люди в канареечных куртках налаживают новогоднюю иллюминацию.
- Городок, видите ли, им маленький, все на виду!..
Работяги привычно старались вписать в праздничный дизайн гранитного монстра с протянутой рукой, оставшегося от Советской эпохи. При этом снег не удерживался на его лысой макушке, а налипал на бровях и остатках шевелюры, отчего голова казалась окантованной искрящимся от светодиодов нимбом.
Священник нахмурился и покачал головой.
- Человеческого суда вы боитесь. Нагрешил, нагрешил, а потом, нырк, потихонечку, как мышка, в свое небытие. И взираете оттуда, какой там мне, замечательному человеку, памятник поставили? Из гранита аль из бронзы? Да часто ли поминают добрым словом?
- Ну, мне памятник ставить некому. – Отозвался умирающий. – И не за что. Нужно открыть шкаф? Извольте. Терять нечего – мертвые сраму не имут. Любуйтесь моим скелетом! Если сможете.
Умирающий напрягся, приподнялся на локте и вперился глазами в гостя.
- Итак, – медленно начал он, – на протяжении ряда лет я состоял в связи… в любовной связи… с женой одного… некоего приходского священника. От этой связи родилась дочь, о чем священник не подозревает и считает дочь своей.
Не дождавшись реакции, он обратился к гостю с вопросом:
- Красивый скелет?
Гость, стоя спиной к хозяину, задумчиво побарабанил пальцами по подоконнику.
- Скелет, как скелет, не хуже любого другого. А и много я их повидал на своем веку… Да вот взять хоть мой…
Он оборотился на лежащего, отчего лежащий невольно поежился.
- Ну-ну, любопытно!..
Священник немного помедлил, как бы собираясь с мыслями.
- Ежели верить Дарвину, а я ему верю… Так вот, ежели верить Дарвину, человек недалеко ушел от животного. Любой человек. Даже самый раздуховный. Я же себя от прочих людей не отделяю, а потому тоже на протяжении ряда лет состоял в связи с некой прихожанкой. От этой связи родился сын, о чем муж прихожанки не догадывается и считает сына своим.
Помолчали.
Умирающий снова пошарил под кроватью и щелкнул зажигалкой.
- А как же «не прелюбодействуй»?
Священник отошел от окна и опустился на стул рядом с умирающим.
- Устаревшая заповедь. Не жизненная. К тому же способствует генетической инвариантности, что для природы губительно.
Он внимательно поглядел на хозяина, тщательно пряча усмешку.
- Впрочем, что вам до моего морального облика. Вы к смерти готовитесь.
Умирающий, обжигая пальцы, задавил сигарету и тут же закурил новую.
- Нет, позвольте,.. – попытался он приподняться.
Но гость заботливо прижал его голову к подушке и до подбородка укутал одеялом.
- Не извольте беспокоиться. Если вы о наших детях, то о них есть кому позаботиться. Так что умирайте себе на здоровье, все будет в лучшем виде.
- Да знаю я этот ваш «лучший вид»! – Заверещал умирающий, извиваясь под мощными поповскими дланями, прижимающими его к ложу. – Молитвы, посты, ханжество, лицемерие, обскурация, черносотенство…
Наконец, собравшись с силами, он извернулся, сел на диване, спустив ноги на пол, после чего, отдуваясь и отфыркиваясь, с чувством закончил:
- Мрррракобесие!
Лицо священника, сидевшего визави, являло собой смесь укоризны и насмешки.
- А любовь? – Спросил он. – Вы забыли про любовь. Причем любовь не только к самому себе. Хотя и это важно, поскольку каждый из нас Божье создание. А раз это так, то любовь – каждого к каждому, отождествление его с собой, как равновеликого. Не это ли подразумевал под интеллигентностью Антон Павлович Чехов, хоть в школьной программе и числили его атеистом?
Умирающий взревел:
- Чехова – в ангелы? Не отдам!
Он вскочил, пробежался по полу босыми ногами, выдернул с книжной полки синий том и молниеносно раскрыл его на странице, заложенной закладкой:
- Письмо к Суворину: «Женщины…, которые употребляются, или, выражаясь по-московски, тараканятся на каждом диване… это дохлые кошки, страдающие нимфоманией. Диван очень неудобная мебель. Его обвиняют в блуде чаще, чем он того заслуживает. Я раз в жизни только пользовался диваном и проклял его. Распутных женщин я видывал и сам грешил многократно…».
Умирающий с видом победителя взглянул на гостя.
- Еще? Извольте: «Роман с дамой из порядочного круга — процедура длинная… Добрый час идет на раздевание и на слова, дама ваша на обратном пути имеет такое выражение, как будто вы ее изнасиловали, и все время бормочет: «Нет, никогда себе этого не прощу!»
И оглушительно захлопывая книгу и возвращая ее на полку, закончил:
- И такого мужика – в ангелы? Не до-пу-щу!
Тут силы оставили его, ноги подкосились, поэтому гость вынужден был вскочить со своего места, подхватить умирающего под локоток и осторожненько водворить на ложе.
- Никак не возьму в толк, – сказал гость, вернувшись на свой стул, – что вы так переживаете за Антона Павловича? Разве вы не готовитесь к скорой встрече с ним? Вот и спросите из первых, так сказать, уст, что есть любовь? Что есть интеллигентность?
Умирающий с ненавистью покосился на кажущееся смиренным лицо гостя.
- Любовь? Интеллигентность?!!! А сами умирающего – под дых! Ницшеанец вы, святой отец! И детей наших такому учить будете?
Священник развел руками.
- Вам выбитый сустав когда-нибудь вправляли?
- Ну?
- Разве не больно было?
- Так то сустав, а тут душа…
Гость подхватил кейс и торжественно поднялся со своего места.
- А коли не нравится – продолжайте умирать!
Умирающий простонал:
- Господи, вразуми, как себя вести, когда застаешь в своей постели друга жены с незнакомой женщиной?!
- Раз – и небытие. – Подсказал гость.
Умирающий несколько раз стукнул себя по лбу, будто старался выбить из головы что-то очень нужное.
- Я все-таки начальник, пусть и бывший. И начальник умный! У меня нет привычки цепляться за старое решение, когда поступила новая информация.
Глядя на его потуги, гость задержался в дверях.
- Только учтите, не одному вам больно. Разве не больно, когда третьесортный актеришка, какой-то, с позволения сказать, «охлобыст» поочередно кривляется то на экране, то на амвоне. В проповедники ходит, как по нужде, когда припрет.
Гость взвесил на руке свой наперсный крест.
- Представить не можете, какая это тяжесть.
Хозяин неуверенно посоветовал:
- Ну, так сняли бы…
- Снять с себя крест возможно. Невозможно снять себя с креста. Права не имею. Как детей без пригляда оставить? Да вот хоть ваши студиозусы. Не сопромат вы им несете. Искру Божию в этакой глуши!..
Хозяин сидел, уткнув лицо в ладони, а гость все так же стоял возле дверей, будто в ожидании чего-то. Наконец, хозяин обратил свой взгляд на гостя.
- Да,.. что-то у меня с головой. Надо лечиться. Будьте любезны, святой отец, снимите с полки «Квантовую механику».
- Вы полагаете, это подходящее лекарство? – Удивился священник, никак не ожидавший услышать подобную просьбу.
- Не откажетесь же вы выполнить последнюю просьбу умирающего?
Священник в полном недоумении подошел к полке и снял требуемую книгу. За «Квантовой механикой» в свете настольной лампы тускло замерцало темное выпуклое стекло.
- Заначка! – Хихикнул умирающий.
То была бутылка «Арманьяка» емкостью 0,75 литра. Но усмешку на лице хозяина быстро сменила задумчивость.
- Вот черт, под рукой ни штопора, ни стаканов…
Гость сделал шаг по направлению к двери.
- Может, попросить вашу жену…
- Нашу жену! – Поправил хозяин. – Нетушки! Выкрутимся сами.
- Сами – так сами, – согласился священник, беря в руки кейс.
Он раскрыл его и достал маленький несессер.
- «Спутник миссионера», - объявил священник, вынимая из несессера штопор и серебряные стопочки, покрытые византийским узорочьем.
Ловко извлекая из бутылочного горлышка пробку, гость похвалил себя:
- Как видите, и церковь кое на что способна.
- И воскресение Лазаря не такая уж фантастика, - согласился хозяин и нараспев процитировал:
- «Восторжествует мысль над суеверным страхом,
И в человеке бог, порабощенный прахом,
Восстанет…»
- Артур Рембо! – Одобрил гость, наполняя рюмки, и возвращая той же монетой:
- «Нет более богов, стал богом человек,
Но без любви сей бог – калека из калек…»
И они занялись делом достойных мужей, умудренных жизненным опытом, когда намеченное мероприятие срывается, а сроки его проведения отодвигаются на неопределенное время…
После первой рюмки хозяин вытащил на свет божий фотоальбом, который просматривал, готовясь к смерти, и который давеча спрятал под подушкой при появлении гостя, и с азартом принялся комментировать его содержание:
- Это 1991 год, ГКЧП, Белый дом… Господи, какой же я был дурак!.. А это годом ранее, Геленджик, Черное море… Господи, какой же я был кобель!..
После третей рюмки гость посетовал:
- Как жаль, что вы атеист!
- А это претензии к вашему Богу. Все в мире делается с его подачи.
После пятой священник поинтересовался:
- Ну, так как прикажете, молиться ли мне за ваше здравие?
Умирающий подумал мгновение и со всей серьезностью изрек:
- Наряд оплачен – извольте исполнять!
Комментарий (даже излишний) – залог авторской вежливости
*НИОКР (комментарий для гуманитариев) – Научно-исследовательские и Опытно-конструкторские работы в системе ВПК**
**ВПК (комментарий для пацифистов) – Военно-промышленный комплекс.
***КНДР (комментарий для молодых) – Корейская Народно-Демократическая республика, последняя ортодоксально-коммунистическая держава на всем земном шаре. Но название этой страны требует дополнительного комментария. «Демо-кратос» по-древнегречески – народная власть. «Рекс-публик» по древнеримски – власть народа. Складываем все переводы вместе и получаем «Корейская Народно-Народовластная власть народа».
****ЛГБТ (комментарий для немолодых) – общее обозначение всех нетрадиционных сексуальных ориентастов: лесбиянок, геев, бисексуалов, транссексуалов