Максим был хорошим мужем – не бил, не пил, дом в порядок привел, к сынишке Васе относился хорошо. Жить бы да радоваться Марии, но видно не судьба. Уехал он как-то в город, сказал – по делам. Уехал и пропал. Месяца два о нем ни слуху, ни духу не было. А потом зашел к Марии участковый и сказал, что посадили Максима опять и надолго. Мол, убил он кого-то. Осталась Мария вдвоем с сыном. Вася был мальчик смышленый, учился хорошо, а потом уехал в город, в институт поступать, да там и остался. С тех пор она одна и жила. А много ли ей одной нужно? Корова есть, пять козочек, куры, огород… В общем, прожила Мария вторую половину жизни в полном спокойствии и благополучии. Оттого и здоровье хорошее.
Но все хорошее когда-нибудь кончается. Годы – они свое берут, и на восьмом десятке прихватило Марию Николаевну не на шутку. В тот день она в огороде сорняки полола, как вдруг где-то в груди сдавило что-то, и ни вдохнуть, ни выдохнуть. Упала Мария на землю и подняться не может. Хорошо, что соседка Вера через забор это увидела и бросилась на помощь. Подняла ее, в дом отвела и на кровать уложила. Говорит, мол, солнышко припекло, оттого и плохо стало. Лед надо бы ко лбу приложить. Нашла она в холодильнике лед, компресс холодный сделала, а Марии все хуже и хуже. Тогда уж за фельдшером позвали, благо он тоже сосед. Фельдшер сразу прибежал. Давление померял, за руку подержал, а потом и говорит Вере, чтобы та шла скорую вызывать. А Вера ему говорит, что врачам нынешним доверять нельзя, а вот на соседней улице баба Катя живет, она знахарка хорошая, не одного человека уже на ноги поставила, а Марию, тем более, вылечит. Тут фельдшер вдруг как рявкнет на нее не своим голосом: «А ну, бегом, дура, в магазин! Там телефон. Зови скорую. Скажи, мол, инфаркт».
Долго скорую ждали, часа два. Фельдшер Марии укол сделал, а ей от него легче не стало. Рука левая совсем отнялась, боль такая, что аж слезы из глаз. Наконец, приехала скорая из района. Марию на носилки переложили и в машину занесли. Там ей еще один укол сделали и капельницу поставили. В районную больницу тоже больше часа ехали, а дороги у нас – сами знаете, какие. На каждой кочке, как будто кто кувалдой в грудь бьет – такая боль. А потом Мария и вовсе сознание потеряла. Очнулась в реанимации. Доктор – совсем молодой еще мальчишка – сказал, что еще немного, и не откачали бы. Но слава Богу, все обошлось.
На следующий день Васька из города примчался. Он, к тому времени, высокий государственный пост занимал, большим начальником стал. Поговорил с врачами, сказал, что заберет мать в «обкомовскую» больницу. Там и уход лучше, и питание хорошее, и врачи опытные. Врач ему говорит, мол, нельзя ее сейчас транспортировать, пусть оклемается немного. Но Васька ни в какую – забирать и все тут. В общем, накачали Марию лекарствами, усадили в Васькину служебную «Волгу», и повезли в областной центр. Доехали благополучно. А больница и вправду отличная оказалась. Чистенько так все, кафель импортный, полы паркетные, палаты двухместные. Доктор – солидный мужчина с седой бородкой – вежливо так говорит:
— Вы, Марья Николавна, пока тут располагайтесь, лежите, отдыхайте, а завтра мы вас к операции готовить будем.
— Вы что ж, меня резать собираетесь – испугалась Мария – Я ж никогда ничем не болела. Даже зубы все свои.
— Да вы не бойтесь, Марья Николавна, операция небольшая, а без нее ваше сердце долго работать уже не сможет. Возраст, понимаете ли, никого не щадит. Все будет хорошо.
Тут и Васька поддакивает:
— Мама, Аркадий Семенович очень хороший врач, он знает, что говорит. Слушай его.
— А как же дом, хозяйство? – спохватилась Мария – скотину доить-кормить надобно, а я тут разлеживаюсь.
— Не беспокойся, мама, я об этом позабочусь. Сегодня же поеду и договорюсь с соседями. В общем, уложили Марию в кровать и сказали без нужды не вставать. Еду здесь прямо в палату носят, да и в тумбочку Васька пакет с фруктами запихнул. Боязно ей, конечно, а куда деваться? Пришлось согласиться на операцию.
А ночью Марии опять плохо стало. Сердце пуще прежнего болит. Соседка по палате увидела это и нажала какую-то кнопочку над кроватью. Прибежала медсестричка, снова пульс щупала, давление меряла, а потом дежурного врача позвала. Все засуетились, а доктор говорит, мол, срочно в операционную. Привезли каталку, и санитар с медсестрой стали перекладывать Марию на нее. А когда, наконец, переложили, то ей сразу легче стало. Мария доктору и говорит:
— Может не надо в операционную? Сердце отпустило, а завтра Аркадий Семенович придет и сделает операцию, как собирался.
А доктор и слышать ничего не хочет. Везите, говорит. Ну и повезли ее по коридору. Коридор длинный, ехать долго, а Марии вдруг в туалет приспичило. Какая уж тут операция. Говорит она санитару:
— Сынок, останови на минутку у туалета, мне сбегать нужно.
— Ладно, только не задерживайтесь, а то мне от доктора влетит – отвечает санитар.
Слезла Мария с каталки и пошла, куда ей указали. Дверь в туалет открыла, а там еще один длинный коридор. Шла она не спеша, чтобы больное сердце не растрясти, а потому долго. Наконец, вышла она в большой зал. Не просто большой, а огромный, каких она в своей жизни еще не видела. Кругом мрамор розовый, колонны высокие, а потолки сводчатые, как в церкви, только выше. Красота невиданная. Вот, думает Мария, отгрохали больницу за народные деньги, не то, что наша районная. Там стены крашенные, облупленные, полы дощатые, стекла битые. А тут прямо, как в музее. Да что там музей! Дворец, не иначе.
Идет она, туалет ищет, а вокруг люди какие-то ходят. Все больше пожилые, но есть и молодежь. Вдоль стен диваны кожаные стоят, и на них люди сидят, разговаривают между собой. Спрашивает Мария у людей, дескать, где тут туалет, а все только плечами пожимают и руками разводят. Наконец, указала ей какая-то женщина, куда идти. Сделала Мария все свои дела и обратно направилась, как вдруг видит: на диване сидит муж ее второй, Максим. Сидит и газетку читает. Постарел, конечно, но она его сразу узнала – как-никак два года вместе прожили. Обрадовалась она и к нему:
— Максим! А ты как тут оказался?
— Маня? Ты ли это? – обрадовался муж – иди сюда, присаживайся.
— Тебя уже выпустили? – спросила Мария, усаживаясь на мягкий диван – Что ж ты, мерзавец, тогда шляешься черт знает, где? Я тебя столько лет ждала! Васька вон, вырос уже, большим начальником стал.
— Не мог я к тебе вернуться, Маня, видишь сама, где я.
— А мне участковый сказал, что ты убил кого-то. Это правда?
— Правда, Маня. Не хотел я, но так получилось. Эта сучка, моя первая жена, все забрала, меня на улицу вышвырнула, ну ты знаешь.
— Так ты к ней ездил?
— Поехал. Хотел кое-какие вещи забрать. Договориться по-хорошему. Ну и с хахалем ее новым повздорили. Слово за слово, а там и драка вышла. Не хотел я никого убивать.
— А как же так получилось-то?
— Да эта сучка сзади меня чем-то по голове стукнула, в глазах потемнело, а хахаль ее на меня навалился и давай душить. Тут-то нож под руку и подвернулся. Да и зачем тебе эти подробности?
— Так ты его ножом… того?
— Обоих, Мань. Обоих.
— Батюшки! – всплеснула руками Мария.
— Я уж не соображал ничего в горячке. Прости меня, Маня.
— Та давно уж простила – всхлипнула Мария и прижалась к мужу – Поедем домой?
— Не могу я домой – сказал Максим и отвел глаза в сторону.
— Почему же? Ты ведь уже освободился.
— Нет, Мань, здесь я и останусь уже.
— А что с тобой, чем ты болен? – спохватилась Мария – Неужели такая болезнь неизлечимая?
— Ты это… Беги, давай на операцию. Тебя, поди, врачи заждались уже.
— Ой! А ведь и правда, санитару влетит за меня. А ты ведь завтра здесь будешь?
— Буду, буду – успокоил ее муж – Никуда я отсюда не денусь. Увидимся еще. А ты беги, тебе сердце нужно срочно отремонтировать. Завтра будешь, как новенькая – улыбнулся он.
— Да бес с ним, с сердцем! А откуда ты…
— Беги! – уже твердо оборвал он ее – Тебя ждут.
Мария обняла мужа, поцеловала его и быстро направилась к выходу. Она догадывалась, что ее уже хватились и ищут по всей больнице. А санитара, который ее отпустил в туалет, теперь и уволить могут. Эта мысль заставила ее прибавить шаг, и через несколько минут она вышла к своей каталке. Санитар переминался с ноги на ногу и явно нервничал, но ничего не сказал. Вскарабкавшись на каталку, Мария успокоилась. Теперь-то все будет в порядке.
Очнулась она в реанимации. Вокруг суетились врачи и медсестры. Все тело нестерпимо болело.
— Посмотрите на меня – сказал врач и посветил фонариком прямо Марии в глаза – вы меня слышите?
— Да – ответила она, но не услышала своего голоса.
— Посмотрите влево, посмотрите вправо – не унимался назойливый доктор. С его лба упала капелька пота прямо ей в глаз.
Мария с трудом приходила в себя. Операция уже закончилась – подумала она – почему же мне так плохо?
— Вы можете говорить? – вновь услышала она голос врача.
— Да… Кажется.
— Как вас зовут?
— Маня… То есть, Мария – прохрипела она.
— Какой сейчас год? – спросил надоедливый врач.
— Да что вы… Восемьдесят… черт! … седьмой.
— А месяц?
— Июнь, кажется.
— Ну, слава Богу – улыбнулся доктор – с возвращением вас, Мария Николаевна!
Мария ничего не поняла, да и не до того ей было. Все тело ужасно болело, и больше всего ей хотелось, чтобы ее оставили в покое. Врач вышел и обратился к кому-то. Она услышала взволнованный голос сына, это ее немного успокоило. Постепенно боль начала стихать, и она смогла вдохнуть полной грудью. А еще через некоторое время она провалилась в глубокий сон.
Через два дня Марию перевели в ее палату. А еще через неделю, она смогла сама вставать с постели. Васька навещал ее почти каждый день, приносил заморские фрукты, кефир, булочки и конфеты. Правда, конфеты врач ей запретил есть, поэтому она угощала ими соседку по палате, медсестер и нянечек. Наконец, Аркадий Семенович разрешил ей самостоятельно выходить из палаты, и Мария решила пойти и найти своего мужа. Туалет находился прямо напротив ее палаты и оказался самым обычным больничным туалетом. Тогда она пошла по коридору в сторону операционной, в надежде найти ту самую дверь, которая вела в мраморный зал с колоннами. Она поочередно заглядывала во все двери, но попадала то в другие палаты, то в ординаторскую, то в процедурный кабинет. Заветной двери нигде не было. На утреннем обходе она спросила у лечащего врача:
— Аркадий Семенович, а как мне пройти в ваш мраморный зал? Я уж и дорогу запамятовала.
— Какой-такой зал? – удивился доктор.
— Ну, такой большой зал, с колоннами и высоким потолком. Там еще диваны кожаные везде.
— В нашей больнице? – на лице врача было искреннее удивление.
— Ну да! Когда меня везли на операцию, я отпросилась у санитара в туалет и попала в этот зал. А вот теперь не могу найти туда дорогу.
Лицо Аркадия Семеновича внезапно помрачнело:
— Марья Николавна, какой еще зал, какой санитар, какой туалет?
— Ну как же! Меня на каталке вез молодой человек, а я попросила его остановить у туалета.
— Марья Николавна! – врач попытался придать своему голосу спокойствие и уверенность – В реанимацию вас везли две медсестры и дежурный врач, никакого юноши-санитара не было. А забрали вас из палаты в состоянии клинической смерти. У вас случился второй инфаркт. Вы просто физически не могли куда-то ходить.
— То есть, как это? Я что… Я была на том свете, что ли?
— Да, именно так.
— Не может этого быть! Я же помню все.
— Видите ли, Марья Николавна, человеческий мозг так устроен…
— Это ж получается, что и Максим уже умер – перебила его Мария, глядя куда-то сквозь стену.
— Какой Максим?
— Муж мой – пробормотала Мария и вдруг слезы потекли по ее щекам – А я ведь с ним разговаривала, как сейчас с вами.
— Успокойтесь – врач погладил ее по спине – Это был просто сон. Считайте, что он вам приснился.
— Это ж сколько ему сейчас должно быть – продолжала Мария говорить уже сама с собой – Он ведь старше меня намного был.
Всю ночь Мария плакала в подушку. Уснуть ей удалось лишь под утро. После обеда заехал сын, и она подробно рассказала ему все, что с ней произошло.
— Я это знаю – неожиданно заявил Василий.
— Что ты знаешь, Васенька?
— Про Максима Петровича знаю.
— Я не понимаю, скажи мне все, что ты знаешь.
— Мама, его посадили за двойное убийство. Он зарезал свою бывшую жену и ее мужа. Его нашли по горячим следам. Сняли прямо с поезда, когда он ехал домой. Потом был суд, ему дали пятнадцать лет строгого режима. Он успел отсидеть двенадцать и умер в тюрьме от туберкулеза. Я не хотел тебя расстраивать и не рассказывал об этом.
— Значит все, что он мне рассказал, это правда?
— Кто рассказал, мама? Его нет. Он давным-давно умер.
— Но я же с ним разговаривала! Я видела его, как вижу тебя, я обнимала его.
— Мама, ты понимаешь, что ты сейчас говоришь глупости? Это был сон. Тебе же врач об этом сказал.
Она ничего не ответила на это.
Операция прошла успешно, и вскоре Марию выписали из больницы. Сын отвез ее в деревню, и дома она быстро пошла на поправку. Но с тех пор она стала замкнутой и неразговорчивой. Только соседи друг другу рассказывали, что по ночам она подолгу разговаривала с фотографией своего покойного мужа. После этого случая Мария прожила еще много лет, пережила перестройку, развал страны, тяжелые девяностые и умерла в глубокой старости. Ее похоронили на деревенском кладбище, и на ее могиле теперь стоит скромный православный крест. Но хочется верить, что она наконец-то нашла дорогу в тот самый мраморный зал с колоннами и кожаными диванами. И что сейчас она сидит на мягком диване рядом со своим непутевым мужем и рассказывает ему, как она прожила все эти годы.
***