– Ты кто?
А сам подмечаю, что старик ни за что не держится, а просто висит в воздухе. Ну, думаю, горячка у меня, не иначе.
– Дед Мороз я, – отвечает старик, – пусти передохнуть.
– Какой-то ты не нарядный, – говорю, – а потрепанный и замусоленный.
– По вере твоей и облик мой, – отвечает. – Так пустишь или нет?
– Залетай, – открываю пошире окно и на всякий случай интересуюсь: – А внучка твоя где?
– Ишь какой, – ворчит старик, рассаживаясь на подоконнике и втаскивая за собой свой мешок. – В меня не веришь, а внучку подавай. Дома она осталась, подарки упаковывает. А я разношу по адресам. – Старик ткнул рукой в мешок. – Вон их у меня сколько.
– И для меня подарок есть? – спрашиваю.
– А ты себе желал чего-нибудь?
– Не желал.
– Ну так и не получишь ничего.
– Ну и ладно, – говорю.
Я достал из пачки сигарету и равнодушно закурил, а внутри меня не то чтобы обида, но что-то такое, от чего комок в горле. Целый мешок подарков, а для меня ничегошеньки.
Я докурил, и старик засобирался:
– Хорошо у тебя, – говорит, – спокойно, но рассиживаться мне некогда, подарки нужно разнести, пока все спят.
И выбрался с мешком обратно за окно. Повис в воздухе, повернулся ко мне и говорит:
– Ладно, так и быть, можешь тоже пожелать. А то, гляжу, расплачешься сейчас. Ну, чего смотришь? Желай быстрее.
И я пожелал. А когда старик исчез и я закрыл за ним окно, мне расхотелось спать: шутка ли, вдруг сбудется.
В новогоднюю полночь, едва пробили куранты, в окно мое снова постучали. Ага, думаю, не обманул старик, исполнил мое желание. Несусь на всех парах к окну, отдергиваю штору... а там дебелая бабенка лет под сорок в линялой фуфайке. Смотрит на меня в упор: открывай, мол, а то хуже будет. Я и открыл.
– Ты кто? – недоумеваю.
– Снегурочка, кто же еще, – ворчит бабенка, а сама уже лезет ко мне в комнату. – Не ты ли сам меня давеча пожелал?
– Нет, постой, – возмущаюсь, – какая же ты Снегурочка? У тебя вон и румянца на щеках нет, и фигурка, между нами говоря, не ахти.
– Ты мне зубы не заговаривай, делай, что хотел, пока я не передумала.
И она спрыгнула с подоконника, прошла в комнату, скинула с себя фуфайку и все остальное и выжидающе уставилась на меня.
Я вздохнул, подошел к мольберту, взял кисть…
Картина, между прочим, вышла на загляденье, только я ее вам ни за что не покажу. К чему вам знать о степени моего неверия? Сами-то вы, поди, крепко верите в сказки.