Как бы начать-то...
Вот!
«Стоял жаркий августовский день. Пели птицы, жужжали пчёлы, белые облака отражались в зеркальной глади озера».
Такая вот «картина маслом»!
Хотя... Всех подробностей не помню: столько воды утекло с тех пор!
Но, как сейчас вижу: несёмся мы по озеру, что есть духу, на моторке. Лодка скачет. Звуки ударов днища о волну. Фонтан брызг в лицо!
Счастье! Восторг! Праздник!
Это я – самая обыкновенная девочка лет девяти. Зато день-то какой необыкновенный! Фортуна неожиданно повернулась ко мне лицом и одарила ослепительной улыбкой! Сегодня, в том волшебном кондитерском магазине, мать вдруг, не дожидаясь моих просьб, сама предложила: «Таня, хочешь, ТОРТ КУПИМ? Вот этот, например?»
Возможно, кто-то усмехнётся сейчас: «Ну, и что тут такого? Тоже мне - счастье привалило! Автор прибедняется, слезу на пустом месте выжимает!»
Да простят меня столичные жители, с материнским молоком впитавшие вкус легендарного советского «Эскимо», - не всё так просто в этой жизни...
Дело в том, что в то время в магазинах моего родного города в ассортименте было всего два вида тортов.
Первый был слеплен из двух слоёв: мокрого, хоть выжимай, нижнего, и клёклого пересушенного верхнего коржа.
Посыпка - арахис по масляному крему. Форма его наводила тогдашнего ребёнка меня на страшные подозрения относительно толстых тёток продавщиц.
Сидят они на коробках, что ли?
Про себя я так его и нарекла - торт «Жопой давленный».
Кстати, этот вид был сравнительно вкусный.
Сравнительно, разумеется, со вторым видом - более аккуратным, с блёклыми цветочками из высохшего яичного белка.
Он был, ну, как бы... А! Даже говорить скучно о нём.
Два вида... Да...
А расскажите об этом современному ребёнку! Поверит?
Но!
В маленьком посёлке «у чёрта на куличках», куда моя мать ездила каждое лето в экспедиции, и куда брала меня, чтобы я «не болталась одна в городе», кондитерское искусство неожиданно поднялось и достигло головокружительных высот!
Жили мы на отшибе, в рыбацком домике за водохранилищем. Изредка выезжали в «центр» за продуктами, а, заодно, лакомились свежайшими слоёными трубочками, «Картошкой» и «Заварными».
Но, уж пирожными-то меня было не удивить, их-то и в моём родном городе хватало. Другое дело - торты!
Как по мне, так местный магазинчик мог запросто поспорить с «Волшебной лавкой» Герберта Уэллса.
Торты! Как их было много! Коричневые шоколадные с большими белыми башнями из «Безе». Песочные, украшенные нежными розовыми и малиновыми цветами. Торты «Полено», облитые глазурью «под бересту», с кремовыми ягодками, грибочками и зелёными листиками. И ещё... И ещё...
И... Каждый раз, заходя в чудесный магазин, я замирала и жадно пялилась на полки, стараясь запомнить до мельчайших подробностей всё это сумасшедшее изобилие, чтобы живописать затем своим городским подружкам.
Каждый раз я робко просила: «Мама, а может? Вооон тот - самый маленький? А? - заранее зная ответ. -
Нет. Эти торты плохие. Я лучше тебе «Заварное» куплю».
Я знала истинную причину отказа: «командировочные» быстро утекали, так что перед отъездом домой оставалось лишь на «поесть» и на обратный билет в плацкарт, но изо всех сил обманывала себя: «Конечно плохие: не берёт никто, вот и зачерствели совсем.»
Причина нашего незавидного материального положения крылась в... Ну, скажем, отец у меня, конечно же был: кто ж рождается без отца? По словам матери, - умница, талант, красавец. «Ходил» в загранрейсы помощником капитана и ого-го, наверное, как зарабатывал!
Жаль только, жил не с нами, а с какой-то «плохой» тёткой.
Мать гордо не брала с него алиментов, чему он был несказанно рад.
О том, как я похожа на отца, я была наслышана с малолетства:
«Вылитый Ку---ев, хоть и некрасивая!
Зато талантливая, как он! Или так: «Вся в своего папашу - такое же говно!»
Ну, довольно о грустном!
Итак, мама говорит мне: «Таня, давай купим торт?». И уже через десять минут
я сижу в лодке, бережно придерживая драгоценную коробку. Немного волнуюсь: как он там, мой подарок? Когда его заворачивали, мне показалось, что его бочок немного примялся картонной крышкой. Обидно. Ну, ничего!
Всё равно, он необыкновенный, самый лучший в мире торт!
Понимаете, он ведь не квадратный и даже не круглый! Он ведь - ЁЖИК!
Симпатичный Ёжик (прямо как настоящий!) с коричневыми кремовыми завитками-иголочками, с бежевыми розочками на голове и (о, господи!) с маленькими нежно-голубыми глазками!
Ёжик...
Вы думаете, мне не терпится его съесть? Как бы не так! Сперва, я аккуратно выну торт из коробки, торжественно поставлю в центр стола и стану внимательно разглядывать мельчайшие подробности «декора». Затем, тайно зачерпнув немного чайной ложечкой (с бочка, с самого низу, чтоб незаметно), стану медленно и с наслаждением её облизывать. И только как следует налюбовавшись, я позову маму и мы сядем пить чай, нахваливая восхитительный вкус и удивляясь фантазии тех гениальных людей, которые взяли да «изобрели» такую красоту.
Ведь торт - это не еда. Торт - это праздник!
Ну вот, наконец, мы и «дома»! Я, счастливая и гордая, переступаю порог, и тут...
То, что случилось потом, по времени не заняло и пятнадцати минут: дольше рассказать, чем пережить.
Это был сам рок: злой, стремительный, и неотвратимый.
Не успела мама положить коробку на стол в прихожей, на беду развернув картон, как дверь в комнату напротив распахнулась, и к нам выплыла (ни дать, ни взять) мадонна с младенцем. Это была та самая «тётя» Вера, о которой моя мать восторженно отзывалась: «Ах, какая Вера хорошая и умная!
Такая умная, хоть и молодая! Но несчастная! Муж-то у неё сволочь!
Просто сволочь!»
Никакими выдающимися достижениями Вера не блистала, и выходило, что её высокий Ай Кью мама определила именно по наличию мужа-негодяя (точнее по его отсутствию, ибо он сбежал в первые месяцы брака «по залёту»).
Что Вера делала в командировке? Разумеется, не работала, просто приехала отдохнуть и выгулять на свежем воздухе полуторагодовалое чадо.
На долю секунды Вера замерла, как собака вставшая в стойку, а затем направилась к нам, как бы специально привлекая внимание пухлого грудничка к моему «Ёжику». Младенец, по обыкновению всех младенцев, держал палец глубоко в ноздре и пялился на что-то невидимое в пространстве.
Внезапно, бессмысленный взгляд его сменился выражением гипертрофированного изумления и сфокусировался на торте. Дитё издало странный мычащий звук и дёрнулось по направлению к столу.
«Ой, смотрите, как моему (Васечке? Петечке? Павлику?) ваш тортик понравился! Видите, смеётся! Смотрите - он к нему ручки потянул! Он потрогать его хочет! - Умильно завопила тётя Вера и, тут же бесцеремонно предложила. - А давайте, отрежем для вашей дочери несколько кусочков сзади, а спинку с головкой (Васечке? Петечке? Павлику?) отдадим – пусть ребёнок поиграется.
Он же маленький, ему ёжика погладить захотелось».
«Да ей (Тане) что, мало будет? Ей что, целый торт нужен, чтоб наесться?» -
тон речи «доброй» маминой коллеги неуловимо изменился. В нём появились наглые «базарные» нотки, и они нарастали, грозя вылиться в истерику и в скандал. Затем, вдруг вспомнив про «вежливость», она повернулась и спросила приторно ласково: «Таня, ты не против?» При этом добрая тётя Вера послала мне такой тяжёлый взгляд изподлобья, что я невольно попятилась.
Если бы существовал переводчик взглядов, типа Гугла, то на словах это прозвучало бы так: «Вот только посмей что-нибудь возразить, мелкая дрянь! Только вякни! Я тебе устрою «хорошую жизнь»! Всем расскажу, какая ты жадная, бессовестная мерзавка!»
Я растерянно оглянулась на мать, как бы ища поддержки и... опешила.
В её взгляде читался настоящий ужас! А самое невероятное то, что с этим ужасом мама смотрела именно на меня! «Она боится, вдруг поведу себя бескультурно и опозорю её перед доброй и умной сотрудницей!» - осенило меня!
Но, к счастью, благодаря маминому воспитанию, я твёрдо знала: взрослых нужно уважать, слушаться, и никогда не сметь им перечить (как-то повезло мне, не повстречать на своём пути ни одного педофила).
Сообразив, что я не собираюсь ни возмущаться, ни плакать, ни падать в обморок, мать опомнилась и быстро пролепетала: «Ну, конечно, Таня не против!
Ей четырёх кусочков будет вполне достаточно!»
И нависла над испуганной мордочкой моего торта с большим кухонным ножом.
...
А затем, толстый херувим принялся елозить пухлыми ручками в перетяжках по спинке «Ёжика». Он бормотал что-то невнятное, пуская слюни удовольствия.
Я смотрела, как кремовые завитушки размазываются под его пальцами-сосисками, превращаясь в неприятное месиво. Вскоре, и его руки, и лицо, и кофта, и одежда его мамаши - всё было перепачкано в коричневой массе, с виду так напоминающей обыкновенное дерьмо.
Особенно старательно малыш выковыривал голубые глазки.
Совру, если скажу, что в тот момент вся жизнь пролетела у меня перед глазами. Нет, я просто стояла в полном отупении, чувствуя себя невольным свидетелем казни.
«Тань, что ты тут до сих пор топчешься? Иди к себе.» - Сказали мне, и я пошла.
Немного погодя, мама принесла в нашу комнатку простую белую тарелку с тоненькими неприглядными ломтиками – всё, что осталось от великого кулинарного шедевра под названием «Торт Ёжик». «Вот видишь: Вера тебе целых пять!!! кусочков отрезала!» - Строго и назидательно сказала она. Я предложила маме вместе попить чаю с тортом. «Ешь сама, - сухо отказалась мать. - Я не буду, не хочу».
Обиженный тон матери удивил меня. Казалось, ещё немного, и она, подобно тёте Вере, добавит в сердцах: «А то, вдруг тебе мало будет? Ты ж, оказывается, самая голодная у нас! Проглотина!»
«Показалось», - отмахнулась я от невесёлых мыслей, пытаясь подавить гнетущее чувство, как будто меня пытаются обвинить в чём-то, о чём я и понятия не имею.
...Я ела торт в одиночестве, как наказанная, уныло глядя в окно на вечернее небо. Было вкусно, но безрадостно. Да, и по сути-то, - это ж обычное пирожное «Картошка» с кремом. Кое-как осилив полтора маленьких кусочка
(и правда, много ли нужно худенькой девочке «малоешке»?), я стала собираться ко сну.
Так закончился этот день.
...
А сегодня, много лет спустя, - мой день рождения. Муж ради шутки купил мне похожего «Ёжика», оббежав все окрестные магазины. Забавно, говорит, еле нашёл, - это при нашем-то теперешнем «изобилии».
Я посмотрела на торт... Улыбнулась...
И тут, мне ясно вспомнилось послевкусие, оставшееся от того торта,
«родом из детства».
Несладкое какое-то послевкусие...