усталому, беглому взгляду открылась не сразу.
Туристы снимали на пленку дворец Александра,
но ты снял не зданье -- а мохом поросшую вазу.
Я злилась: «Зачем тебе эта разбитая рухлядь?
Подобных на всем полуострове тысячи, если не больше».
А ты говорил: «Протяни ей доверчиво руку;
как будто касаешься той, что бывала здесь в прошлом».
Прошло много дней. Осень в городе – камера газа.
Листаю альбом. Стоп! Бумажного глянца сиянье.
Люблю этот снимок... Но только я вижу не вазу:
а даму, которая тайно пришла на свиданье!
Что, что изменилось? – все тот же морщинистый камень,
уродливых, высохших трав низкорослых мочалка...
Я просто взглянула на вазу иными глазами –
глазами того человека, что ей восхищался.
Зачем я пишу это? Вот... я имею привычку:
о ближнем судить очень резко и очень поспешно,
и словно зажженную, мелкую, тонкую спичку
к нему подносить остроумную колкость – насмешку.
А нынче раскаянья краска, как яркое пламя,
сквозь маску белил проступает все чаще и чаще.
Я просто смотрю на другого иными глазами –
глазами того человека, что им восхищался.