– Что ты, ивушка, пригорюнилась
в одиночестве у ручья?
– Вспоминается дева юная,
мне доверившая печаль.
Всё-то жалилась бедолажная:
«Нет спасения от парней,
А того, с кем бы я отважилась..,
не завлечь под схорон ветвей.»
Прижималась к стволу, завидуя –
Не грозит мне здесь лесоруб...
Каюсь, я грусть-тоску не выдала:
Мне – хоть со’сенкой, но – в бору!
Годы шли... И уже’ молодушкой
Приходила под сень ветвей,
Горевала: «Ни сна, ни отдыха,
Всё-то – хлопоты о семье.»
И по-прежнему не приметила
Одиноких горючих слёз
По летучим моим наследникам,
Тем, что ветер с собой унёс.
До сих пор вперегон с рассветами
Поднимается на откос,
Причитает, сплетая с ветками
Пряди блекло-седых волос:
«Мне вернуть, хоть на часик, хочется
в суете и заботах старь...
Хлеб черствеет от одиночества,
Старость крошится, как сухарь.»