– Что ты, ивушка, пригорюнилась в одиночестве у ручья? – Вспоминается дева юная, мне доверившая печаль. Всё-то жалилась бедолажная: «Нет спасения от парней, А того, с кем бы я отважилась.., не завлечь под схорон ветвей.» Прижималась к стволу, завидуя – Не грозит мне здесь лесоруб... Каюсь, я грусть-тоску не выдала: Мне – хоть со’сенкой, но – в бору! Годы шли... И уже’ молодушкой Приходила под сень ветвей, Горевала: «Ни сна, ни отдыха, Всё-то – хлопоты о семье.» И по-прежнему не приметила Одиноких горючих слёз По летучим моим наследникам, Тем, что ветер с собой унёс. До сих пор вперегон с рассветами Поднимается на откос, Причитает, сплетая с ветками Пряди блекло-седых волос: «Мне вернуть, хоть на часик, хочется в суете и заботах старь... Хлеб черствеет от одиночества, Старость крошится, как сухарь.»