Зарисовка Луки Шувалова (Кладовка (проза, не вошедшая в рубрики))

Спасибо, Артур, за внимание и время, которые вы были вынуждены потратить, читая мой текст.
Большинство ваших наблюдений и замечаний оказались очень полезны для меня, я обязательно постараюсь учесть их и для этого рассказа, и в дальнейшем, если соберусь создать что-либо прозаическое.
Несколько пояснений, которые могут прозвучать как возражения, но, думаю, не обидные.
Описанный в рассказе случай - практически полностью фантазия, факт рифмовки был, но песню-то пришлось выдумать. Вам одному скажу, что срифмовал я - стыдно сказать - «родина могучая – родина вонючая». Ну, по морде от воспитательницы и по жопе от матери получил, а папка мой меня бил в другие разы и за другое. Но тоже галошей.
Да и не до разборок было в пять лет. Вот фамилию мальчика запомнил.
Этот рассказ – переделка «более большего» рассказа «Холодные локти страха», в котором-то как раз и обыгрывалась тема страха в совок как ключевая.
Но. Многочисленная публика и на сайте, и домашние критики хором заявили, что получившееся и много, и рыхло, вот и пришлось сократить и переименовать.
Вы правы, надо работать над языком, внутрифразовые повторения – это очень плохо, но, к сожалению, глаз замыливается, редакторов-то нет.
Что касается мата, то тут есть закон российский о «матерной четвёрке», а законы... Как сказал Чичиков «Я немею перед законом».
Касательно лифчика с чулками. Ну, это... человек вы молодой, небось колготки уже носили в годы подсматривания за женскими письками.
А на нас в пятидесятых годах прошлого столетия  - лифчик: полосочка сатиновая с пуговичками спереди застёгивалась, а снизу четыре резиночки с застёжками чулочки подхватывать с двух сторон.
А пузцо-то толстое, лифчик постоянно и жал, и натирал.
Вот помню: в первом классе в 55 году, заставила меня зимой бабка кальсоны под чулки пододеть на физкультуру, дескать трусы скроют голубой зазор, а они и не скрыли, как я их не подспускал.
И как я от стыда от одноклассникового прысканья в лестничный проём тогда не сиганул, была бы сейчас досочка каменная на Востряковском кладбище: «Любимому Жорыни от неутешных родственников. Вся жизнь твоя была, как сладкий, дивный сон, погиб случайно ты из-за длины трусов». 1948-1955.
Спасибо ещё раз, буду работать.
P.S. Вот один читатель пеняет мне: «Рассказ этот у тебя разнузданный какой-то получился, сплошная старческая похоть: вот про тёток в бане, что плохо пахли – зачем, про мать с голыми плечами – зачем?
Бери пример с А. Петрушина, рассказ «Лето любви», как можно ту же тему мальчишеского восприятия женщины целомудренно подать.
Правда, Артур, может у меня действительно разнузданно?
Удачи и блгополучия