Проходит тихо, грудь – высока,
потупив очи, а старик
вослед вздыхает ненароком,
целует жадно, озорник.
Глубоко море здесь, и – скалы,
а на одной - стоит маяк,
и гроты – пенные бокалы,
и волны набегают в такт.
А в палисадниках – лимоны
желтеют, гроздьями висят,
бесплодны стариковы стоны
и ни об чём не говорят.
За ней ухаживает парень,
смольные кудри, он – рыбак,
скребётся каждое утро в ставень,
цветы, сердечности - чудак.
Слова прошепчет и отступит.
Слова те ветры унесут.
Их после море приголубит,
и к Богу вынесет на суд.
Она любви ещё не знает,
всё рассуждает об судьбе,
и море иногда вздыхает,
по-стариковски ей во тьме.
А иногда она, как в шутку,
улыбкой парня одарит,
и эту шутку-незабудку
бедняга, мучаясь, хранит.
А чайки бьются: гвалт и крики,
над рыбой – голод, суета,
и море ей под вечер блики
швыряет – радугой цвета.
А иногда она читает,
ей книги подождать велят,
и сердце девичье страдает,
и щёки пламенем горят.
А корабли проходят мимо,
маяк сигналит им вослед,
и волны выгибают спины,
и снится ей ея любимый,
(в пучине волн упрятан свет)
И как-то раз тот час настанет,
осветит солнце облака,
родное море тихим станет,
украдкой в душу к ей заглянет,
чтобы остыть наверняка.
Но ярче звёзды курсом млечным,
и любит море всё сильней,
пробоину готовит с течью,
течением относит встречным
корабль, что устремился к ней.
Она проходит по тропинке
спускается опять к волне,
стихают пены палеринки,
корабль видит в глубине.
Кричит душа у ей, а следом
старик пытается рыдать,
он горя своего отведал,
и ищет в горе благодать.
Волнение моря затихает,
и начинает море ждать,
ревнивое, оберегает
её девическую стать.
О, море, море! Если любит
до самой тёмной глубины,
в своих объятиях погубит,
и нету в том его вины.
И, кто повенчанный на завтра,
тому час станет роковым,
и шторм бушует до азарта,
в рассветный превращаясь дым.
10 ноября 2014 г.
С-Петербург