али рыбников настряпаю,
хочешь – ряпушки с картошкою,
хочешь - клюквы с сахарком.
Угощает свет Ильинична,
а сама уже в повойнике
и платок старинный шёлковый
ловко на плечи набросила.
– Разве я прошу - красавицей?
Нарисуй меня молоденькой!
Поглядела бы, потешилась
Да погрелась возле памяти.
Отцвело моё девичество,
годы-ягодки осыпались,
нарадела и наплакала
коробов косой десяточек.
Сеть вязала – с милым встретилась.
Рыбу шкерила – сосватали.
Свадьбу справили, да месяца
не увидела медового.
По треску ушел Иванушка,
а домой – дорога высохла.
Загорелось сердце мужнино
да упало где-то за морем.
И осталась я, молодушка,
как лебёдушка без лебедя,
лишь колечко обручальное,
наречённого подарочек.
Столько вёсен над Поякондой
пролетают гаги белые,
а тропинка наша, женская,
одиноко вьётся по лесу.
Столько раз осины горькие
осыпали листья на воду…
А второму мужу милому
в головах звезду поставили.
Ты прости старуху старую,
не стерпела вот, расплакалась.
Не вернёшь того, что прожито…
Да и незачем ворачивать.
Кто не мыкал горя по свету,
тот и радости не видывал,
и не жил, а так – полынкою
покачался и засох.
Ах полынь, полынь!
Подмету полы…
Подмету полы
свежим веничком,
свежим веничком
рано утречком.
Ах полынь, полынь!
Подмету полы…
Рано утречком,
поздно вечером,
может, дочь придёт
из неметчины.
Ах полынь, полынь!
Подмету полы…
Столько лет ждала –
не пришёл никто,
не пришёл никто –
голова бела…
