Сидеть на полу, среди развороченной мебели и осколков стекла, было холодно и неудобно, где-то за выбитыми окнами ухали артиллерийские орудия, зло визжали минометы и огрызались автоматы. Слова выходили из-под карандаша, а губы — сухие и потрескавшиеся, с отпечатавшимися следами зубов, беззвучно повторяли написанное.
«Всё к лучшему», — так любил говорить отец, успокаивая её, прибегавшую жаловаться на очередную трагедию всей жизни в виде двойки по английскому. Правда, больше он ничего и никогда не скажет. Неделю назад его забрали с собой люди в камуфляже и в масках, они же перевернули вверх дном ещё относительно целый дом, выискивая доказательства отцовской вины. И, наверное, что-то все же нашли, раз увели отца с собой. С того дня она его не видела.
«Всё к лучшему», — сказала мама, когда в дом угодил снаряд, попав в диван, на котором отец обычно смотрел телевизор, громко ругаясь и споря с услышанным с экрана. Если бы отец оставался дома, то точно бы погиб, а так — всё к лучшему. Она повторила это ещё не раз, пока собиралась и уходила с теми же людьми в камуфляже, которые пришли на следующий день.
Потом ту же фразу, только дрожащим от плохо скрываемого страха голосом, произнесла старшая сестра, подталкивая её в спину — чтобы быстрее спускалась в подвал.
«Всё к лучшему», — говорили немногочисленные теперь соседки, рассуждая о том, что кто-то попал под очередной обстрел. Конечно же, к лучшему, потому что для тех, погибших, голод, холод и страх уже закончились, а для них — продолжались, и конца-края этому видно не было.
«Всё к лучшему», — повторяла она про себя, как молитву, пока один из камуфляжных хрипел, дыша ей в лицо водочным перегаром, жадно и торопливо ощупывал тело и задирал испачканную копотью юбку. Сколько потом было его сослуживцев — она не помнила, а когда очнулась — в разгромленной комнате была только она, поломанная мебель, обгоревшие тетради и книги, вспоротые ножами игрушки и больше ничего и никого.
И тогда она, кое-как одернув платье, медленно и осторожно села, потом на четвереньках подползла к тому, что было ее письменным столом. Частично уцелевший листок и обломок карандаша показались ей чудом, она улыбнулась, села и принялась выводить на отдающей гарью бумаге эти три слова:
Всё к лучшему
Всё к лучшему
Всё…