Кто на хитрые планы меняет разум и стыд,
Кто для внешних пришельцев плетет лабиринт систем,
И кого отвергает инстинкт, а душа простит.
Мы-то знаем, на карту глядя: именно там,
Где зубчаты верхи и брусчаты спины низов,
В забытьи окаянных барм зачат Минотавр,
Что кровавой рукой окольцовывает Азов.
Но молчит большинство, словно олова влили в рот,
Потому, что невольников прочно сковала цепь.
Нам сойдет за святого, кто менее нагло врёт,
Кто на торжище зрелища кинет голодным хлеб.
А пока мы слепые, нам каждый чужой - слепей,
Ибо, чтобы прозреть, нужно света боль испытать.
Нами правит плебей, прицепившийся как репей,
На расшитые ризы, узоров старинных тать.
Он стреляет в проем, не заглядывая в сортир.
Чтобы щедрою мерой отсыпать скорбей и бед,
Переходит границы забывший ориентир,
Насаждая границы, которых на сердце нет.
Он кладет на любой подчиненный духу Закон
Моложавый прищур и сановной особы стать.
Он безбожно уверен: когда прилетит дракон,
Чтобы справиться с чудищем, нужно драконом стать.
Но не держит когтистая лапа славянский меч.
Золотая купальня - купель не наших утех.
Чтобы справиться с игом, нам нужно себя сберечь.
Нужно просто понять без иллюзии: он из тех.