склоняясь над истрёпанной тетрадкой,
откуда, словно нежить из могил,
шизофрения обдавала сладким.
О, шизофреник давнишних времён,
ты этой вот вкуси, дружок, землицы.
И не такой, ещё кошмарней, сон
створоженному разуму приснится.
Погружены в предсмертья кислоту
и липкий мёд уже посмертной славы,
солдаты умирают на посту
под барабанный дождичек державы.
Солдаты умирают на снегу,
а дождь себе постукивает кисло,
вот с этим постоянным "не могу"
он зарядил без горечи и смысла.
И каждый, как грибок осенний, мал
и утро вынимает из футляра
рисунок смерти: космос умирал
и прожигал собою снег Кизляра.
Всего один пример, всего один
и ты поймёшь, рехнувшийся мадридец,
вкус этой почвы, привкус этих глин,
замешанных на славе и обиде.
А то, что никому не взять пера,
чтоб липкий ужас вылезал из ада,
так видно не пришла ещё пора
кружить нетопырями снегопадам.
