голубиная охота (Проза)

          Одно из самых ярких моих воспоминаний юности – это голуби. Не те сизари, которых полно на всех помойках, а красавцы – породистые голуби, которые у меня были. Они на многие годы стали моей основной страстью.  
    Начало положил мой папа, который держал голубей еще в детстве и решил вернуться к былому увлечению. Долго строилась голубятня. И как все, что делал отец, она была грандиозна и монументальна. Стояла она на земле, вход был через сарай, и возвышалась на два уровня. Первый цокольный, где хранилась пшеница, всякие необходимые в этом деле мелочи, полки по стенам с установленными ящичками – гнездами, и второй, куда вела короткая  лесенка. Лестница упиралась в двускатную крышу, с выходом на фонарь (голубиный загон с откидной крышкой, которую можно было открывать и закрывать снаружи). В округе,  на то время  по памяти было до десятка голубятен. Причем держали их серьезные дяденьки. Это было так,  потому, что голуби приносили немалые деньги, но надо сказать, что и затрат они требовали немалых. Только на одну пшеницу сколько уходило.
       Хорошо, если у тебя в будке только несколько пар, а если, как у Ереминых, держащих элитных голубей - двадцать пар, или, как, в лучшие времена, у меня – до тридцати?
       Ропа, тот вообще держал голубей столько, что, когда его стая поднималась в воздух, то все остальные голубятники осторожно закрывали фонари своих будок, чтобы не дай бог, свои не вылетели, тогда можно с ними распрощаться. У Ропы зимой снега не выпросишь, а калым за пойманных голубей ломил такой, что проще было с голубем, как бы он дорог тебе не был, распрощаться.
      Но, это все мелочи по сравнению с тем восторгом, который испытываешь, когда сжимаешь в руках это хрупкое тельце, с прижатыми крыльями, а в следующую минуту кидаешь его вверх, и вот уже этот комочек взмывает, вверх превращаясь в точку.  Буквально замираешь от восторга, когда поднимаешь стайку своих голубей, и они уходят вверх, в точки, и вот уже и не видишь где они и только по поворотам головок, тех голубей, которые остались на будке понимаешь, куда надо смотреть.
     Как я уже говорил, голубятников вокруг было много, и все знали не только друг друга, но и голубей. Кодекс взаимоотношений был годами выработан и безоговорочно принят. Возраст твой роли не играл. Все мы и стар и млад были заражены одной страстью – голубями. Кто-то торговал ими  на рынке, кто-то скупал чужаков на дому, кто-то разводил почтовиков, кто-то декоративных, кто-то занимался еще чем то, но все обо всех  и все знали.
       Охота начиналась в то время, когда в воздух поднимали молодняк. Тут то и начиналась охота за несмышленышами.  Увидел в небе одинокого голубя и быстренько выгоняешь из будки в фонарь своих. И вот уже с десяток их прохаживаются по фонарю, а ты тихонько пугаешь их (потряхиваешь), чтобы приподнимались и садились, и вот уже заметив твою стайку, чужак ссыпается вниз и садится на фонарь, а тут уже длинным шестом, который всегда под рукой начинаешь загонять всех голубей в будку. И пока загоняешь, сердце готово выскочить, а вдруг чужой взлетит?
      Но если он на это не клюет, тогда уже поднимаешь стайку своих голубей в воздух, и вот закружилась они, а тут уже и чужак с ними. Покружили и садятся на фонарь будки. И тут ты шестом тихонечко, чтобы резким движением не спугнуть и не поднять опять всех в воздух загоняешь всю эту братву в будку. Чужак пойман. Ждешь хозяина. А вот и он стучит в ворота. Короткий разговор. Про то, чтобы просто отдать, речи нет изначально. Договариваемся о количестве пшеницы за выкуп.
        Вот так и добывал я на прокорм прожорливой стаи, но когда мой голубь попадал в чужие руки,  то я с ним  прощался, потому, что выкупить было нечем - у отца не особо разживешься - выдавал он небольшие суммы, только тогда, когда по его разумению пшеница кончалась. На базар - же я принципиально голубей не носил и практически никогда не продавал, только в крайнем случае, когда им совсем уж жрать было нечего.
         Еще один способ добычи пшеницы был такой. Договариваешься с голубятником из района о голубиных гонках. Оговаривается кон. Пшеница уносится кому – нибудь из доверенных голубятников на сохранение. Выбираются голуби, осматриваются, чтобы потом подмены не было, отдаются посредникам, те увозят за их город и в означенное время запускают в воздух. Посредники уехали, а ты задолго до того, как голубей запустят в воздух, начинаешь нервно ходить по двору,  и пока родители не видят смолить одну сигарету за другой. Ждешь. Наконец вот он голубчик прилетел, сел на крышу дома по соседству, а на свою будку даже не смотрит. А ведь выигрывает тот, кто первым притащит голубя к сопернику, или на точку оговоренную заранее. Например, на площадь перед кинотеатром. А он, гаденыш,  продолжает сидеть на крыше, а время идет и сам бы уже полез, чтобы его изловить. И уже убил бы его! Наконец нехотя,  и, кажется,  зависая в воздухе, он планирует на будку и ведь начинает еще ухаживать, воркуя, за приглянувшейся голубкой. Шестом, подавляя желание пристукнуть его, загоняешь в будку, хватаешь, засовываешь за пазуху и бегом на площадь. И не всегда прибегаешь первым. И как  обида гложет тебя, когда соперник уже на месте. Но теперь остается еще одно. Надо внимательно осмотреть голубя противника - тот ли, дождаться посредников и уже только потом идти за выигрышем, или сопровождать победителя, по пути договариваясь на следующий гон. Прекрасное время. А по вечерам можно прийти в гости, к тому же Ереме и сидя во дворе полюбоваться, покуривая, декоративными  монахами, павлиньими хвостами, чайками, дутышами,  да мало ли каких там не было.  
        И вот этим летом, приехав в отпуск в родной дом и выйдя утром на крыльцо, я услышал до боли знакомые хлопки крыльев голубей, набирающих высоту. Не поверив своим глазам, увидел стайку голубей уверенно набирающих высоту. Позже выяснил, что внук моего старого приятеля - голубятника недавно начал держать голубей, причем ту же породу, что и его дед.
      До седых волос дожил, но когда увижу в небе стайку голубей - сердце тихонько кольнет. Они были в моей жизни и уже никуда не денутся.