Надоело старикам от сына-дурака разор терпеть, они его и выгнали. "Иди, - сказали, - И пока ума не найдешь, не возвращайся". Поклонился Иван-дурак родному порогу и пошел, куда глаза глядят. А поскольку глаза у него со вчерашнего похмелья глядели в разные стороны, то не в город он отправился, куда умные из деревни идут, не в сельсовет, куда не очень умные попадают, а пошел Иван прямиком в Замороченный лес без пути, без дороги.
Шел-шел и дошел до избушки той самой ведьмы, что мозги у него когда-то отняла. Вот бы тут Ивану взять колдунью за шкварник, вытрясти из нее свой ум, да домой воротиться. Ан нет. Померла старуха-то, отравилась собствннным приворотным зельем, для какой-то деревенской вдовушки сваренным. Погоревал Иван, что спроса с мертвых нету, да и пошел дальше. Только прихватил у старухи пару бутылок из комода на всякий случай, с чем - неизвестно, но вдруг пригодится.
Долго ли шел, коротко, а дошел Иван до развилки трех дорог. Стоит на развилке камень, что-то на камне написано. Сверху сидит человек довольно странный - волосы черные, глаза узкие, ноги кривые, и одет человек в шубу, хотя жара стоит такая, что дождь до земли не долетает, по дороге испаряется.
- Ты кто ж такой будешь, - спрашивает Иван. - И что здесь делаешь?
- Буду я еврей, - человек отвечает, - А пока я, однако, чукча дурная. Сижу вот, жду, вдруг найдется грамотный, который мне прочитает, что на этом камне написано.
Разговорились Иван с чукчей. Оказывается, обидно чукче стало, что все про него анекдоты рассказывают, будто бы глупее чукчи в мире никого не найти. Решил чукча умным стать. Узнал у шамана, что есть на свете такой народ - евреи. Живут они где-то далеко, в стране под названием Эрец Исраэль, весь мир евреи перехитрили, всех умных обманули. А стать евреем можно, хотя и тяжело. Надо дойти до той страны и попросить сделать обрезание. Тут-то сразу умным и станешь, в евреи и попадешь. Вот чукча и пошел, только по дороге заблудился.
- А что они обрезают? - заинтересовался Иван.
- Не знаю, однако, - пригорюнился чукча, - только хочу шибко умным стать. Надоело, что все дразнятся.
- Пойдем вместе, - решил Иван, - я тоже ума ищу.
Слез чукча с камня, стал Иван по слогам читать, что на камне написано.
Нехорошее выходило. Будто бы налево пойдешь - жизнь потеряешь, направо пойдешь - коня потеряешь, а прямо пойдешь - женят тебя без твоего согласия на принцессе и будешь всю жизнь в принцах-консортах маятся, так и помрешь, с одним титулом без власти.
Подумали Иван с чукчей и решили пойти направо. Коней у них все равно не было, невелик получался и урон.
Завела их дорога в какую-то глухомань. С одной стороны болото, с другой стороны бурелом, а посередине сидит Соловей-разбойник - рожа страшная. И кругом лошадиные кости валяются.
- Ну-ка, - закричал Соловей-разбойник, - отдавайте мне ваших коней.
- Разуй глаза, - говорит ему Иван, - где ж ты коней видишь? Нет у нас ничего. Так что посторонись, дай пройти, некогда нам тут с тобой лясы точить.
Не поверил Соловей-разбойник, ближе подошел, смотрит, и правда - нет коней ни у чукчи, ни у Ивана. Одна шуба лохматая, да из карманов у Ивана две бутылки торчат.
- Тогда выпить дайте, - взмолился Соловей-разбойник, - сто лет тут сижу, сырой кониной питаюсь. Изжога замучила.
Пожалел Иван разбойника, дал ему одну бутылку. Выпил Соловей-разбойник содержимое одним глотком и тут же в чукчу влюбился с первого взгляда. В бутылке-то зелье приворотное было.
Так и пришлось им дальше втроем идти. Впереди Иван с чукчей, а сзади Соловей-разбойник влюбленный тащится, развлекает их песней модного певца Крекерова "Ой, мама, дубадам, дубадам".
Идут-идут, а только никакой Эрец Исраэль впереди не видать. Одни деревушки заброшенные, поля заросшие и дороги нехоженные. Устали путешественники, уселись на травку перекусить. Соловей свистом разбойничьим пару куропаток наземь сшиб, Иван-дурак хвороста насобирал, а чукча трением огонь добыл. Ощипали молодцы дичь, на углях запекли, подкрепились, водой из ручья запили и спать на траву завалились - утомились от дальней дороги.
В ту пору проезжала мимо Василиса-Премудрая со свитой. Глянь - спят в ее владениях три неумытых-неухоженных мужичка. Велела Василиса охране всех троих схватить, связать и вечером к ней на допрос доставить. Пока Иван-дурак с чукчей глаза продирали, пока Соловей-разбойник со сна икал - повязала их охрана, рты заткнула и во дворец к Василисе притащила.
Сидит Василиса на высоком троне, семечки лузгает, пленников разглядывает. И они на нее таращатся - страшна Премудрая, словами не рассказать. В кошмарном сне приснится - забудешь, как тебя зовут-окликают.
Доела Василиса последние семечки, отряхнула платье от шелухи и допрос начала. Говорить одному Ивану-дураку разрешила. Он ей и поведал всю правду, мол, они с чукчей идут за умом в далекую страну евреев, а Соловей-разбойник случайно по дороге прибился, приворотного зелья отведав. Загорелась Василиса, услышав про приворотное зелье, чай, пятьдесят лет прожила - а никто в нее, разумницу, не влюбился. Впору имя на Бабу-Ягу менять. Вытащила она из кармана у Ивана вторую бутылку и стала думать - кому ж ее споить. У чукчи ноги кривые, Соловей-разбойник в другого влюблен, один Иван-дурак остался. Рассудила Василиса, что ее ума на семью хватит и решила Ивана в себя влюбить.
Как Иван ни отнекивался - а разлила Василиса зелье по высоким бокалам, один сама выпила, второй слуги Ивану в рот влили. Не успел Иван питье проглотить, завопила Василиса и велела всех троих с глаз прогнать долой. В бутылке-то отворотное зелье оказалось.
Вышвырнули слуги путешественников за ворота, да еще пинков надавали по Василисиному приказу. В отместку Соловей-разбойник свистом все окна во дворце поразбивал. Иван-дурак хотел Соловью посочувствовать - зелье-то даром пропало, жаль, что раньше не знали, но разбойник гордо от сочувствия отказался, сказал, что никогда раньше ни в кого влюблен не был, поэтому хочет насладиться новыми ощущениями до конца. При этих словах чукча смутился и поплотнее завернулся в свою шубу. Однако Соловей-разбойник вел себя смирно - вздыхал да улыбался. И только.
Недолго, однако, совместный путь их продолжался. Посреди чистого поля налетела на путешественников сила вражья, Кощеева. От Василисиной темницы очухаться не успели - перед мрачные Кощеевы очи угодили.
Расхаживает Кощей по зале, костями гремит, челюстями причмокивает - допрос ведет: кто такие, куда направляются, в чем провинились.
Бухнулся Иван на колени, взмолился:
- Не губи ты нас, лиходей-Кощеюшка, и так мы в жизни счастья не видали, дай хоть свой срок человеческий прожить.
Засмеялся Кощей, забулькал. "Дурак ты, Иван, сразу видно. Миновали времена, когда нежить людей за просто так губила. И я, Кощей, не враг теперь человекам, а лучший друг. Состою депутатом в Думе от одномандатного округа, борюсь за права трудящихся граждан".
Покачал головой Иван-дурак, да и пожалел Кощея:
- Плохо вам, - говорит, - На целый округ - и всего одна...эта...
Тут все Кощеево войско от смеха по полу покатилось, а Кощей так засмеялся, что летучие мыши на километр окрест поднялись со своих мест и улетели.
Так или иначе, а решилось дело миром и с Кощеем. Соловья-разбойника уговорил он к себе телохранителем пойти - на мотоцикле перед кощеевым автомобилем ехать и свистом пешеходов предупреждать. Чукче Кощей рассказал, что нашли у него в стойбище нефть с газом, уголь с алмазами, а лосось нынче и так в цене. Так что ума чукче большого не надо - сиди и греби деньги совковой лопатой. Все теперь уважать будут.
Одному Ивану ничего Кощей сделать хорошего не смог. Достал тогда Кощей из сундука черный грязный камень и на землю его бросил.
- Иди, Ваня, за этим Колобком, он дорогу в Эрец Исраэль знает. Съесть его нельзя - за тыщу лет зачерствел Колобок, да и в грязи извозился до неузнаваемости, но качеств своих не потерял - по любому бездорожью нужную дорогу найдет.
Распрощался Иван-дурак со своими друзьями, Кощею спасибо сказал и пошел дальше один.
Быстро сказка сказывается, дошел-таки Иван до границы земли Русской. Глядь, сидит на земле около пограничного столба старая страшная нищенка, подаяние просит.
- Куды ты, Ванюша, путь держишь?
Удивился Иван, что нищенка его имя знает, однако ответил вежливо и с почтением:
- Иду я, бабушка, за умом-разумом в далекую страну Эрец-Исраель, там умные люди мне обрезание сделают, и сразу у меня в голове мозгов прибавится.
Заохала нищенка, заахала.
- Это кто ж тебе такую глупость насоветовал? Да знаешь ли ты, дурачина, что тебе там отрежут? Кому ж ты потом свой ум-то передашь?
Испугался Иван:
- Да ты-то кто такая, что все на свете знаешь?
Встала нищенка, во весь рост выпрямилась и говорит гордо:
- Я - Родина, мать твоя. А страшная и нищая - из-за того, что ты по свету бродишь, во благо мне не работаешь, богатство мое трудом не преумножаешь. Так что бросай ты свою глупую затею - иди да работай в поте лица. А то стыдно мне в отрепьях ходить.
Делать нечего - коли Родина-мать сказала, пришлось выполнять.
Пошел Иван-дурак назад, долго шел, все ноги истоптал - хорошо, Колобок дорогу показывал. Добрел из последних сил до друга-чукчи. Сидит чукча в чуме на сундуках с деньгами, совковой лопатой гребет, толстый стал, важный, еле Ивана-дурака признал. Уговорами-разговорами выпросил Иван у чукчи денег - фермерское хозяйство завести. На год кредит получил, да с процентами - по дружбе - небольшими. Всего-то половину урожая и должен был за кредит Иван отдать.
Вернулся Иван в родную деревню, прикупил земли и посеял репу. Уродилась репа большая да сладкая. Продал Иван репу на рынке - и кредит вернуть хватит денег, и проценты, и на развитие хозяйства еще останется. Глядь - стоит у большого красивого дома Родина-мать. Похорошела, расцвела, в наряд модный оделась, пальчиком Ивана к себе манит:
- Ну, Ванюша, славный я тебе совет дала? А еще один совет хочешь? Купи у меня дорогих бумажек государственных - по рублю листик, а через три месяца ты за эти бумажки с каждого рубля от меня три получишь.
Опять Иван-дурак поверил, купил на всю прибыль у Родины-матери дорогих бумажек, едет домой, жизни радуется.
Дома спрятал Иван государственные бумажки в глиняный горшок, закопал горшок в огороде - для сохранности.
А ночью затрясся дом, ходуном заходил - вломились к Ивану Кощеевы слуги. "Батюшку нашего, Кощея, - говорят, - из Думы поперли, неприкосновенности лишили, так мы теперь опять разбойничаем. Крыша у тебя есть?"
- Да вот, - Иван отвечает, - Над головой.
- Дурак ты, Иван, - развеселились разбойники. - Раз нет у тебя крыши - мы твоей крышей будем. Так что отдавай нам половину того, что у тебя есть - в уплату. А не отдашь - мы твою репу по весне всю вытопчем, дом сожгем, останешься в одних штанах драных.
Делать нечего - пришлось Ивану разбойникам половину нажитого имущества отдавать. Бывший дружок - Соловей - по секрету шепнул, что это еще ничего - половина. У других все до последней хворостины отнимали.
Остался у Ивана домик, печка, поле, да горсточка семян реповых в кармане. Потужил Иван, делать нечего, надо как-то дальше жить. Только-только репу в огороде посеял, курьер от чукчи нагрянул - срок подошел кредит отдавать и с процентами. Описали исполнители Иваново имущество в счет долга и выгнали его из дома.
Вспомнил Иван про горшок с бумажками дорогими. Прокрался ночью на огород, выкопал сокровище и утром в город кинулся - к Родине-матери.
- Вот, - говорит, - матушка, ты говорила - через три месяца я по три рублика на каждый вложенный за бумажки получу, а уже полгода прошло, плати матушка.
Развела Родина-мать руками:
- Нечем мне тебе платить, Ваня. Больно много вас, желающих. А казна у меня поистощилась на наряды, да на приемы. Ты в очередь запишись, лет через пятьдесят как раз и получишь.
Плюнул Иван в сердцах, хлопнул бумажки об землю и ни с чем из города пошел. По дороге завернул в Замороченный лес, нашел в избушке у ведьмы бутылку с приворотным зельем, да, не долго думая, и опоил им какую-то иностранку.
Женился на ней и уехал - то ли в Австрию, то ли в Австралию, то ли в вольный город Амстердам.
