Тогда я вам расскажу.
Мама не нарочно, она подумала, что я уже дома, с отцом.
Я совсем не испугался.
Кроме Флиртёра, у меня только два страха, большой и маленький.
Маленький страх – иголка. Я боюсь, что наступлю или сяду на нее. Игла станет бродить по моим венам. Щекотать кончиком сердце и колоть изнутри глаза.
Но страшнее эскалатор. Мой друг любит кататься на них, а вот я нет. Мне кажется всегда, что под бегущей лесенкой совсем ничего. И если она сорвется, то наверху тут же приделают новую, а про старую никто и не вспомнит, и она останется качаться со мной в темной пустоте.
И театр вовсе не так уж пуст. В самом нижнем, самом волшебном этаже у меня есть Вовуня.
Моя Валя называет его Подкидыш или Подобранец. Это потому, что она нашла его спящим на крылечке служебного входа. Я думал всегда, что подкидыши маленькие, меньше меня, но Вовуня большой.
Вовуня шутит, что не помнит своего имени точно. Еще его называют Подпольщиком. Он работает и часто ночует в подвале, счастливый.
Вовуня мастер на все руки, он умеет все. Правда. ВСЁ.
Он чинит вещи для спектаклей, а кое-кто приносит ему свои. Я видел, как он чинил часы, сумки, стулья и лампы. И музыкальную шкатулку! Я знаю, что внутри нее есть валик. Вовуня сказал как-то, что на него наматывается время. Если лопнет пружина, время отмотается назад.
- Зачем? – удивился я.
- Чтобы было Раньше, - ответил Вовуня.
Я не понял, зачем это Раньше.
Я хотел тогда, чтобы было только позже. Хотел, как Подпольщик, паять горячим паяльником, сверлить, орудовать большенными ножницами, жарить в углу на плите сосиски. Чтобы никто не запрещал мне держать, как он, в зубах гвоздики или фонарик. Объяснять всем, что Свет, он все-таки белый, только каждый видит иначе.
Но больше всего чинить дорогу асфальтом. Вовуня рассказал мне, и с того времени я знал, что непременно сделаю это.
Раньше я все время бывал в его мастерской. И иногда, редко, он вытаскивал из шкафчика на стене ключ от огромного склада, тут же в подвале. Сколько там было всего!!
Он включал квадратный цветной прожектор за ширмой, надевал корону и устраивался на деревянном троне.
А я показывал ему театр теней. Наверное, у меня выходило совсем плохо, потому что Вовуня пересаживал корону на мою голову и шел за ширму сам.
Моя Валя говорила, что Подкидыш не знает цены своим рукам, но разве она ее знала?!
Олени и ежики, кошачьи уши и глаза со зрачками – он караулит мышь! Крокодил, что слопал солнце и много еще чего чудесного.
Слышишь, Вовуня с вечно грязными ногтями, ни у кого нет и не было рук красивее, чем у тебя.
Пальцы взлетали, смыкались, свивались колечками, таяли в свете фонаря. Что-то нашептывали…
Жили.
А когда уходил из своей мастерской художник, мы крались к неготовым еще декорациям и добавляли кистью какой-то штрих, мазок, черточку. Нашу тайную «метку на счастье», почти незаметную для других.
Афиша потом висела высоко, и мне не всегда была видна метка. Но она была.
Однажды я украл у Вовуни карабинчик от сумки. Я не виноват. Просто тряхнул жестяную коробку, и он сам лег уютно в мою руку. Когда чуть разжималась ладонь, он вкусно позвякивал. Вот я и не смог положить его обратно.
Мама страшно ругалась. Сказала, что я вор и позорище, и заставила нести карабинчик обратно и просить прощения. Отец смеялся, а потом пошел со мной, словно Вовуня мог меня обидеть.
После этого мне запретили ходить в мастерскую и на склад.
И вот теперь, когда меня, наконец, забыли – о, как же я был рад этому!! – я помчался к Вовуне.
Скажу, что мне было одному очень страшно, думал я. И можно съехать по перилам на животе, и ничего опасного.
Вовуня не сидел без дела, клеил пряжку к туфельке. В мастерской пахло клеем, сладким чаем, чем-то теплым, хорошим. У его бедра спал кот, такой же подкидыш, как Подкидыш, и тоже большой мастер, только по мышам…
Знаешь, Вовуня-Подпольщик-Подобранец, я так хочу обратно к тебе, в твой подвал.
Мы нашли бы старую шкатулку среди реквизита и выдернули из нее пружину. И пускай бы время «отмоталось» назад, потекло вспять, и настало Раньше.
Не слишком далекое Раньше, только чтобы я снова смог увидеть твои руки и театр теней всегда со счастливым концом. Или пусть это было бы твое Раньше, но только если бы ты захотел.