Наши донки, обе сразу, после первого же заброса зацепились за что-то, наверно, за корягу топляка и нам ничего не оставалось, как ловить только на удочки. Утро было раннее, и лезть в непрогретую воду отцеплять невесть где застрявшие крючки не хотелось. На удочки не ловилось тоже...
Часам к двенадцати, когда солнце набрало высоту и силу, на холмистом берегу, что был за нашими спинами, появилось стадо коров, которое стро'жил обветренный, лет сорока, пастух.
Мы с Витьком, помня, что в прошлую нашу рыбалку из вот такого же стада коровёнка слизнула комок макухи, утыканный крепко засаженными крючками, решили держать ситуацию на контроле. В тот раз она прошла за нашими спинами шумно дыша, но обратили мы на неё внимание, только тогда, когда леска от приготовленной донки, со свистом срываясь с макушек бурьянин, потянулась вслед за уходящей животиной. Тогда мы в панике, рубанув ножом по леске и наскоро побросав снасти в мотоциклетную люльку, спаслись бегством. Что сталось с коровой, проглотившей штук пять окунёвых крючков с обрезком лески, я не знаю по сей день.
Тем временем, пастушок, погоняв своё стадо туда - сюда по бережку, разрешил бурёнкам спуститься к воде. Коровы (голов двадцать) зашли в воду по самые свои вымя, чтобы остудиться и попить. Они обступили нас с Витьком с двух сторон, плюя на удочки и нашу рыбалку. А их пастырь подошел к нам. Присел рядом по-деревенски на корточки.
Шли минуты. Всё молчали. Вода, коровы, неподвижные поплавки, солнце, синее небо без облаков. И вдруг:
- М-да. Ну, бывает же! - это вырвалось из пастуха. На нас он не смотрел. Он смотрел на воду неподвижным взглядом. Но видел он на воде что-то своё в каких-то доступных только ему, а нам вообще неведомых, вселенных. Чувствовалось, что он хочет поделиться чем-то задушевным. Иногда так бывает - это знакомо каждому человеку - самое тайное готов рассказать первому встречному.
Но тут коровы шумно повалили из воды и пастух отвлёкся. Минут пятнадцать он гонялся за ними, не давая тем улечься мокрыми на траву, что покрывала склон берега. Он не оставлял их в покое, пока не обсохли вымя у бурёнок. А потом он вернулся к нам и рассказал историю, которая приключилась с ним этим утром.
- Я сам нездешний, лет пятнадцать, как с бабой и дочкой переехал сюда, хату купил. А теперь уже и мальчонка растёт. Мне сразу же приглянулась тут вдови'ца одна. Муж её, комбайнёр, толи по-пьяни, толи как, попал под ножи комбайна. Но это было ещё до нашего приезда, а я к ней ни-ни... Вида не показывал, что нравится.
- Чего ж так? У жены разрешения спросил бы, - это мы его подшпилили.
- Нельзя, приезжие мы, не оберёшься потом, - обстоятельно ответил пастух, не обращая внимания на нашу выпендрючку.
- Смекалку проявил бы, если понравилась вдовичка-то.
- Какая смекалка! Она после похорон в родителев дом вернулась. А в деревне, оно и так все на виду, а тут с родителями…
- Ну-у, обложили совсем тебя, - мы продолжали подтрунивать над мужиком, хоть он и был заметно постарше от нас: - Безвыходная ситуация.
- Так в том-то и дело, что' сколько лет безвыходная! - воскликнул пастух: - А бычок меня и выручил.
- Что за бычок? Как он тебя выручил?!
- Да в натуре! Прям сегодня и выручил.
- А что-то мы не видели бычка тут.
- Это стадо частное. Подработка. А бычок колхозный, со стадом. Там двести голов. Пацаны-помощники на лошадях пасут его. Отсюда километров десять...
Пастух замолчал, повернулся к косогору, посмотрел на коров и продолжил:
- Ну, так вот, приходит ко мне вчера вечером эта самая вдовица с пол-литрой и просит, чтобы бычок покрыл коровёнку её. А я что. Да, говорю, приходи утром в шесть к стойлу, выведу вам бычка, да червонец захвати, за работу... Ну и сегодня утром я к колхозному хлеву пораньше. Подождал немного. Смотрю, Анна гонит свою корову. Я её встретил, направил за сарай. Там чисто, трава не вытоптана, а сам в стойло за быком. Бык хороший, производитель. За кольцо его, и - за сарай. Анне говорю: отойди под стенку, от греха, мало ли... Быка, с кольцом в руке, к корове, к самому причинному месту, потереть... Помог ему заправить. Навалился мой бычок на бурёнку, как бы обнял её передними ногами. А у той самые, передние ноги-то, и подломились. Я отошёл, встал в метре от Анны. Смотрю, как бычок мой заработал. А бурёнке-то захорошело, на подломленных ногах чисто баба раком. Голову к быку поворачивает, и язык протягивает к нему, вроде целоваться. Картина - засмотришься! Чувствую, за рукав меня кто-то дёргает. Поворачиваю голову, а на меня Анна смотрит. А глаза у неё в два раза больше стали и лицо красное, как закат. И шепчет громко: - "Давай и мы...". А сама руками к моей ширинке... Вот так, вот, и сладились. Рядышком. Бык - коровенку, а я - Анну... Совсем стыд потеряли...
***
Донки мы с Витьком, конечно, потом отцепили, собрали снасти и со смехотворным уловом уехали от пастуха и его Анны, да и от коров с их быком-производителем.
28 июня 2011 г.