едва помнит кадильные запахи жимолости,
шеренга адептов, геометрия их склоненных голов
запечатана в дневниковой памяти Igne integra.
Притупляется нюх, растворяется цепкость пассов,
руки, швырявшие шаровые молнии, ни много ни мало,
приручены гладить ласково.
Когда это не спасало?
Горели витые свечи, котлы пахли и пузырились,
любой, кто бросал вызов, был яростно изувечен,
куда все это делось, скажи на милость,
стало ли легче?
Всех победила и тихо состарилась в тридцать лет,
все соперницы пользованными салфетками скомканы,
осыпаются даром не нужные папоротники,
вянет несобранный бересклет,
тряпичная кукла лежит, не изгвазданная иголками.
Сколько пледов ты намотала вокруг себя,
просидела в них сколько зим?
Старые навыки кочевряжатся в мелкой моторике рук,
как попытки сыграть некогда вышколенную сонату,
сколько редких соцветий, закупоренных микстур
стало не надо.
Насмерть влюбленный мужчина
обитает в твоих чертогах,
разгоняя по щелям призраков,
безо всякого зелья верен, и
у тебя скоро будет Преемник,
у тебя скоро будет Наместник бога.
у тебя скоро будет Избранный,
ты беременна.