о стаканчик зубами стуча.
Как бесстыдно оно, как настырно
одиночество по ночам.
Я стаканчик на место поставил,
губы вытер и воздух глотнул.
Ничего-то раствор не исправил.
И названием не обманул.
Ничему не поможет настойка.
И вовнутрь обращается взгляд,
где несётся залётная тройка
полтораста годочков подряд,
где анапест блестит предо мною -
беспокойный космический нерв.
Обрывается осень струною,
серебром сквозняка прозвенев.
Пусть талдычит ночная программа
голосами весёлых девчат,
Гоголь выиграл. "Мамочка! Мама!"
и безумный поприщинский взгляд.
Это классика ночью осенней
собирает сердечный оброк,
это душами душу засеял
стихотворства пожизненный срок.
Это греческой мятой подуло,
медуницею, шорохом ос.
И сутулый - под небом сутулым -
Гоголь водит по Невскому Нос.
Задыхается Фет, одеяло
теребит умирающий Фет.
Нас любили - ни много-ни мало -
двести вечностей - пушкинских лет.