иду, поскольку посылает на
сиянием смирительной рубахи
своих снегов - огромная страна.
Встречаю одинокие этапы
таких же одиноких каторжан.
Их красные хитиновые лапы
настолько же трагически дрожат.
Дороги на подбор: одни ухабы,
но иногда случится послабон -
и остаются плачущие бабы
и немота находит на ворон.
Приобнимает ласковый делирий
и говорит, что дело стоит свеч,
а он - делирий - вроде как Вергилий,
прививший мне возвышенную речь.
А после, не оставив аскорбина
и уходя, прошепчет: Старина,
поэзия погорче, чем осина,
поэзия кровавей, чем война
.
Припомни, Владик: Брейгель, нежным светом
освящены жемчужные снега.
И музыка прекрасная при этом
и музыке не жалко ни фига.
