-- Странный мне сон приснился, -- сказал я -- кажется, даже, что это и не сон, а нечто больше, чем просто сон.
-- Чужие сны невыносимо скучны, -- лениво сказала она.
-- Я сейчас расскажу...
-- Ой, лучше не надо: всегда так неловко, если слушаешь НЕ свой сон, делай вид, будто тебе интересно, не люблю...
-- Не любишь, даже когда я рассказываю? -- Спросил я и, отбросив одеяло, сел на кровати.
-- Тем более, когда ты: твои сны ужасно нудные, заумные, таких снов и не бывает, ты, наверно, сам их сочиняешь.
-- Ну тогда слушай, -- сказал я и начал, -- приснилось мне, не знаю как, просто по факту данности, попал я в удивительный лес, деревья в котором непонятного, необъяснимого серо-голубого цвета -- и толстые, как три слоновьих ноги, стволы, и большие лопухастые листья... И земля под подошвами казалось серой, с голубоватым отсветом... Потом смотрю: и не земля это, а мощёная затёртым камнем улица какого-то старинного, среднеевропейского городка, а деревья уже не деревья, но -- домА в средневековом стиле и какие-то ненастоящие, словно я оказался внутри огромной в натуральных пропорциях декорации. Ткни стену такого "дома", и палец легко пройдёт сквозь крашенный картон...
-- Ой, да обычная киностудия, -- перебила меня жена, -- и ничего тут нет удивительного.
-- А причём здесь лес, был-то сначала он, и как лес стал городом меньше чем за мгновение?
-- Откуда я знаю, поменяли, наверно, это же не мой сон, а твой, и что и как происходит в твоём отвечаешь только ты, сам разбирайся со своими снами, и, вообще, я побежала в ванную.
Оставшись в одиночестве, я вылез из постели и подошёл к зеркалу: самое неприятное в этом сне то, что я совершенно его забыл, я ведь больше ничего не запомнил, кроме того, что рассказал, осталось лишь паутинное, едва осязаемое ощущение чего-то необычного, потустороннего, нездешнего, то без чего утреннее пробуждение не в радость, без чего наступающий новый день обернётся всё тем же вчерашним днём, уже прожитым и пережитым, как многие такие же до него. Короче, главного я не помню. И не с кем поделиться, некому по-нормальному, не суетясь, никуда не торопясь, подбирая необходимые слова, припоминая медленно и обстоятельно, всё рассказать, ведь рассказывая, можно вспомнить все подробности.
А моя легкомысленная жена не виновата, что ей скучно и ей по-барабану мои сны, мои переживания по толкованию их значений, тем более, что в реальности, тактильно-осязательно никакой жены у меня нет, и никогда не было, да и навряд ли теперь будет, она материальна лишь в моём идеальном мире, она есть только в моём воображении, я выдумал её, чтобы легче вспоминалось -- видя другие глаза, кроме своих, отражённых в зеркале и живую реакцию, говорить хочется всё равно как пить после солёной рыбы. Возможно, это смешно, это примитивная форма самообмана, и когда ты один, всегда один, тебе ничто не поможет -- ни ты сам, ни твоя фантазия, ни твоё одиночество...