На дворе трава, на траве дрова.
А где дрова, там кольщик (или рубщик?). Кольщик (да и рубщик тоже) из меня довольно хреновый, но я стараюсь. Колю не спеша, лениво созерцая окрестности. Любуюсь, как блестят на соснах медовые искры смолы. Слушаю, как соловей бодро спорит с циркулярной пилой, а дятел – с маневровыми паровозами. Кучу дров огибают перекошенные заборы. За одним из заборов с криком возится малышня. За другим – невидимый сосед, который детей, похоже, вырастил и возится с железяками. Сейчас он в гараже ворота меняет: то сваркой оттуда зажужжит, то краской потянет.
То на волне «Дорожного радио» взметнётся голос Буйнова:
«Но у тебя в гостях я замечаю,
И в этом есть твоя вина,
Что, выпивая чашку чая,
Я вдруг пьянею без вина»…
Делаю глоток ледяного зелёного чаю из термоса, притенённого в лопухах.
Затем снова возвращаюсь к работе. Ставлю полено на чурбачок, мычу назойливую мелодию. И тут подходит Она. Сразу же сажусь, опуская колун в траву. Дабы остаться на виду, гостья продолжает покачиваться на каблучках. И задаёт вопрос, на который способна только женщина:
– Колешь?
Гордясь безмерным снисхождением к женскому полу, я молча киваю.
И спрашиваю в ответ:
– Как дела? Меня зовут…
– Да знаю-знаю! – небрежно машет мне рукой визитёрша.
Откуда? На вид ей лет пять, не больше. Весьма решительна, даже развязна. Но это, похоже, от стеснительности. Наконец я догадываюсь:
– А-а, мы же соседи! Тебя как зовут?
– Принцесса.
– Хм… Привет, Принцесса! Чем занимаешься?
Хихикает:
– В гости намылилась! Это деда… Мы с мамой выбирали бантик, белый надеть или заколку? А деда говорит: ты что, в гости намылилась? Я же не в тазике!
У меня гости! Срочно привожу одежду в порядок.
То есть застёгиваю одну из нижних пуговиц на разобщённой рубашке.
Разглядываю Принцессу: какой ещё бантик! Льняные волосы свободно распущены по плечам. Нарядное платьице, жёлтое с белым, сбоку слегка запачкано. Правый локоть разбит и смазан зелёнкой. М-да, путь из-за соседнего забора был не из лёгких…
Но беспорядок в одежде искупают живая динамика и яркие медовые глазищи на удлинённом лице с веснушками. Перебираю мысленно припасы: две банки балтийских килек, макароны с тушёнкой, сухари, пачка чаю… не то, не то! Некстати вспомнилось: если к вам внезапно нагрянули гости, достаньте из погреба пол-фунта холодной телятиной… вот гадство! Угощать Принцессу придётся аплодисментами.
К счастью, в этот момент я слышу:
– Мама говорит, ты ничего! Кучерявый. Но старый. Хочешь быть моим папой?
Чья мама? Какая мама?! Я смятенно краснею.
Эх, закурить бы… С папиросой не так заметно, что смахиваю на идиота.
Из гаража издевательски доносится:
«А я всё трубочку курил
С турецким горьким табачком»…
«Капитанский» купи, придурок! Что же мне ей сказать? Какую-нибудь киношную глупость, типа: видишь ли, Юра… но мне везёт.
Принцесса всё ещё поглощена моей внешностью:
– Ты так и родился в очках? Такой большо-ой, как Америка!
– ?!
– Она в коридоле… в коридоре висит! Высоко, большая и с пузом.
Похоже, речь идёт о географической карте. Принцесса кивком подтверждает мою догадку. И энергично треплет мне кудри.
Однако! Я открываю рот, но совершенно напрасно.
– Расскажи мне сказку! – требует гостья, избавляясь от разговоров и проблем с угощением. – Про Красную Шапочку.
Это несложно, вздыхаю я с облегчением. И принимаюсь за канонический текст:
– Жила-была девочка. Звали её Красная Шапочка…
– Нет! – останавливает меня Принцесса, энергично пришлёпнув комара на левом предплечье. – Звали её – Пирогова Аня!
– Кто?!
– Ну, такая… в садике. Она щипится!
– Ну, хорошо. Жила-была… Пирогова Аня, и звали её… к-хм.
Полуэкт Полуэктович, ехидно подсказывает подсознание.
Принцесса гаркает:
– Дальше давай, ну!!!
Если и мама такая же горластая, в постели это просто Наполеон.
Я начинаю злиться на дурацкий ход своих мыслей:
– Взяла Аня корзинку и пошла в гости к бабушке…
– Нет у Ани никакой бабушки! Только деда, как у меня. Мой спит или пьёт водку. А её, не знаю.
Я отчеканиваю:
– Взяла Пирогова Аня бутылку водки и отправилась к дедушке! Идёт по лесу, а навстречу ей – злые, заспанные охотники…
«Похоже, Пироговой Ане выпали критические дни», – смятенно размышляю я.
О чём рассказывать дальше? Принцесса заливается смехом, но вдруг смолкает и говорит:
– Нет! Идёт она по лесу, а навстречу – Невеста-Чака.
– Кто?!
– Невеста-Чака! Куколка такая, не знаешь? Ну, глу-упый... по телеку шло, Невеста-Чака, когда мама к тёте Свете ходила. Её все боялись…
Кого они все боялись, маму или тётю Свету? Выписать бы… леденцов телевизионщикам за выбор репертуара. Со стороны калитки вдруг раздаётся:
– Эля, что ты здесь делаешь?!
Эля со вздохом оправляет платье и чинно идёт на выход.
Бросаю взгляд на маму: типичная Серая Шейка! Ей можно рассказывать на ночь сказку про теремок: мышка-норушка, лягушка-квакушка… курица-во дворе серушка и прочий паноптикум. Разлучая нас, мышка-норушка хватает дочь за руку и вполголоса выговаривает:
– Разве так можно?
– Я же не хулиганила! – резонно замечает Принцесса.
Из гаража несётся выкрик Коли Носкова:
«Я люблю тебя – это здо-орово»…
«Как это здорово, что я не люблю тебя, – говорю мысленно Серой Шейке. – Какая жалость, что Принцессы не спускаются прямо с небес»...