Чистый хозяин Собственного Мира.Главы с 1 по 41. (фантастика / фэнтези)

Глава 1.
- Сальвадор... - прошептал дроид, заглядывая в лицо спящего. - Невредимый, Сальвадор...
   Высший дроид, глава семейства Там сощурил жёлтые, тигриные глаза... От узких зрачков повеяло жаром. На сей раз он первым приблизился к Восходящему. Вынесенный от самого дна до верхних облачных миров, не проснувшийся до поры, тот сидел в ладони Дарующего-Силы прямой, напряжённый, тревожный. Огоньки дроидов постепенно исчезали под кожей, а сверху проходили по ней синие, серые очертания, абрисы монстров: теней и чудовищ морских глубин. Отпечатались на время грозные обличия тех, мимо которых непобедимый дроид пронёс его. Владыка Там поводил рукой, разогнал их, смахнул прочь.
- Сальвадор... - повторил он тихо.
- Благодарим тебя, - глава Дом поклонился Царю-на-Троне, и он исчез.
   Немедленно в воздухе Белый Дракон подхватил спящего... Проворкотал, метнулся ниоткуда, задел высшего дроида Дом, будто случайно, и через секунду Восходящий полулежал на белой спине, обхватив драконью крепкую шею, веки его начинали подрагивать в глубоком сне. Глава Дом нахмурился, а глава Там рассмеялся, и дроид, раскинув горизонтально белые крылья, завис подле него на восходящем потоке ветра.
- Это не игрушка, независимый дроид, - сказал владыка Дом, - а предел, положенный твоему бессмертию.
   Дракон изогнул шею, покосился на Восходящего чёрным узким глазом, влажным, словно бархат сбрызнутый мелкой росой... И перекувырнулся вместе с ним над кучевыми облаками! От восхищения. Не уронив, не побеспокоив даже.
- Конечно, он невредим, - сказал Владыка Дом главе тёплого семейства. - Коронованный безошибочен. Или ты дал Восходящему имя?
- Возможно.
- Это приносит несчастье. Бывало, да?.. Припоминаю такое имя... Да и не факт, что человек выберет твоё семейство.
- Они все выбирают тебя, Доминго. И люди и дроиды. Приятно лишний раз услышать? Не трудно мне повторить.
- Владыка... Если ловушка ошиблась один раз, это не значит, что ты будешь покровительствовать хищникам. Как только... Если только я добьюсь перехода к себе 2-1, дроида Окно-Вовне... Объединится с моим и твоё семейство, неизбежно. Тёплое будет принадлежать холодному. Чётким формам. Хищники моря исчезнут, любые хищники. Не найдётся пространства для них. Незачем будет шептать Восходящему: "Сальвадор..."
- Доминго, при всём уважении, у изначальных дроидов есть свои секреты...
- Глава Там, я сам прежде, человеком имел твоё покровительство. При объединении двух семейств в одно, не я, но ты сделаешься его вершиной. Ты станешь распоряжаться холодными дроидами. Порядок семейства Сад распространится до горизонта. Для кого это плохо, владыка?
   Глава Там удерживал за гриву Белого Дракона и снова щурил глаза, разглядывая черты Восходящего. Жёлтые глаза, узкие зрачки.
- Сальвадор... Прошу тебя, Доминго, не занудствуй сейчас. Вспомним Фортуну, обратимся к Фавор. Пусть судьба найдёт лучшую из своих мелодий. Возьмёт манок неизбежного. Сальвадор… Пусть он выберет из твоих. Пусть Там ему только грезится. Окажи ему исключительное покровительство... И никогда не вставай у меня на пути, человек.
   Глаза Восходящего приоткрылись, владыка Сад проявился. Незримые до времени, окружили их дроиды малых семейств. И запели манки. Белый Дракон кругами медленно, неотвратимо уносил всадника от чистого неба вниз. Облачные миры смыкались, клубились над ними.

Глава 2.
- Как бы я хотел постичь их бытие изнутри! Правда, Густав, что значит жить, меняясь год от года, неизбежно? О чём думали они, уходя на свои древние войны, пешком, без дракона? Сознавая опасность? Что их заставляло?! О, Густав, они были титанами! Способными действовать без оглядки! Не то, что мы... Неужели прямо сегодня у меня уже будет эта книга?! Великая сага эпохи до дроидов! А он не передумает, твой знакомый? Не затребует больше оговорённого? У меня больше нет!.. Ну, есть, но я это только тебе говорю. Часы огромная редкость. Эти не нашёл бы без дроида. Восходящим, давно нашёл... А ты уверен, что там безопасно?.. Ах, Густав, это так увлекательно  - история древних людей... Особенно войны, сражения! Без дроидов... Совсем одни... Я согласился бы поменяться местами с любым из прежних веков, правда, Густав! Я без сожаления отдал бы свои миллионы лет, за столетия их жизни! И прожил бы настоящую жизнь!.. Густав, а там точно безопасно? Уже вечереет... Ты сам торговался в этом шатре? Может быть, за что-то не особо ценное? Или это было давно и ты путаешь? Сколько ты знаком с этим хозяином, Густав? И почему он поставил шатёр так далеко от входа? Мы скоро придём? Прямо не верится, что я смогу разглядеть вблизи их доспехи, оружие!.. В фолианте, в нём ведь много картинок? Был бы такой рынок: рынок времён!.. Я продал бы на нём свою жизнь за их столетия!..
- Десятилетия, - негромко откликнулся его молчаливый спутник. - Они жили несколько десятков лет. Если повезёт...
- Правда?! О!.. Десятков?.. Ты серьёзно, Густав? Откуда ты знаешь? Ты тоже любишь историю? Но это же невероятно - десятков!.. Так увлекательно!.. Послушай, Густав...
   Двое оставившие драконов перед воротами Южного Рынка, бывшими золочёной рамой когда-то, открывающие вход на огромную долину, заставленную шатрами, уже покрылись её пылью, пройдя большую часть пути. Болтавший непрерывно рыжеволосый юный хозяин заглядывал недоверчиво за каждый новый поворот. Тёк рядами народ, не меньше половины с закрытыми лицами, посередине проходов, не приближаясь на два шага к шатрам, оставляя себе то, минимально время, за которое Чёрный Дракон проявится и защитит их, почуяв угрозу. Учуяв тревогу пред лицом насилия, но не лжи... Рынок, есть рынок. Белый Дракон не залетает в него. Чёрный не может зайти в торговый шатёр. Где стоит пирамидка торга.
- Ой, как много народа... - пробормотал рыжий юноша за следующим поворотом. - Густав, здесь всегда так много людей, далеко от ворот? Может, не стоит идти сегодня? А, Густав? Прилетим сюда завтра?..
   Спутник взял его за локоть и повёл между рядами уверенным, быстрым шагом.
- Всегда. Не беспокойся, ты ведь со мной. Я свой человек здесь и знаю правила безопасности. С нами два телохранителя. У хищников ни одного. Или ты передумал? Если так, ладно. Он не обидится на меня, такую книгу возьмёт кто угодно по высокой цене...
   Переспрашивал, а сам увлекал его в самый центр рынка, не глядя по сторонам, не задерживаясь.
- Нет, какое там, передумал!.. Такая удача, мне так повезло, что я тебя встретил! Подумать только, как огромно небо, а я почти никогда и не выходил. Летал вокруг облачного мира. Вышел и встретил сразу тебя! Необыкновенная удача!
   Густав слушал, не отвечая, сворачивая в следующие ряды. А ведь цель их путешествия высится на одном из прямых, главных… Кое-кого искал… Да и много рож не нужных повстречается, если так прямо идти. Наглых рож, несвоевременных…
Среднего роста, крепкий, большеротый, с невыразительными тёмно-карими глазами. Босой, как и все полудроиды, в добротных штанах, коричневой, плотной куртке, сразу впитавшей блёклую, рыночную пыль. Он слушал, слушал, подрагивая уголками губ, лавируя в толпе. Упругая, летящая походка и крепкие кисти рук выдавали в нём отнюдь не книжника. Или такого, который удерживает толстенные фолианты, читая их на бегу!.. Отстал на полшага, незаметно протянул руку к чьей-то широкой спине, стукнул по ней разведёнными, затем собранными щепоткой пальцами, не замедлившись ради этого, и исчез за поворотом.
   Высокий, мощный, гибкий парень, которому Густав подал знак, немедленно со скоростью ветра скрылся в параллельном ряду и обогнал их. Нечто странное мог бы заметить тот, кто увидел их рядом в те несколько секунд: похожая одежда, идентичные куртки, как-то сливающиеся и с полумраком вечерних рядов, и с  рыночной пылью. Только у второго парня мелодично позвякивали браслеты на щиколотках. Вот просил же сто раз!..
   Марево тентов, прозрачных - торговых и плотных - материальных, заслоняющих небо, клонящийся к закату день набросили на рынок пелену сумрака. Народу поубавилось. Тоже повод для беспокойства. Людно - страшно, и безлюдно - страшно. Некоторые щёлкали искрой, освещая себе путь. Скоро наползут туманы. Рыжий юноша оглянулся на Густава, приотстал, взял его под руку и пошёл за его плечом.
- Уже близко, - сказал ему спутник. - Не волнуйся, уже скоро придём. Вооон там, вдалеке.
   Юноша посмотрел и вздрогнул. Он увидел большой, отдельно стоящий шатёр, цвета земли, на которой стоял, того же цвета, что и куртка Густава. Внешний шатёр непроницаемый для взгляда. Верхушка обрезана, марево торгового шатра внутри поднятого восходит из неё. Это нехороший признак, хотя и не редкий. Не только для охоты, для бегства они тоже нужны, кому как, в общем. Чуть-чуть светится треугольником сквозь тент высокая торговая подставка.
- Он непрозрачный, Густав!.. - воскликнул юноша. - Почему? В нём торгует хищник?!
   Густав поморщился, отвернувшись, и ответил без раздумий:
- Конечно. Большинство торгующих хищники. Большинство покупателей тоже. Ты не знал?
- Густав! Пожалуйста, я доверяю тебе, войди туда сам! За меня. Вот часы. Я подожду тебя. Я заплачу тебе за услугу.
- Снаружи опасно. Не бойся, я буду рядом. Слушай внимательно, угроза - незнакомцы за спиной. Но я буду рядом. И я всех здесь знаю...
   Он не лгал... Он вообще редко лгал по мелочам, Густав. Брегет покачивался на цепочке в руке у юноши.
- Слушай, тебя там ждут. Ничего говорить не надо. Ты заходишь, я следом, оглянусь вокруг... Чтобы никого больше. Увидишь книгу - меняйся без разговоров. Это быстро. Мгновенно.
- Густав?
- Минутное дело.
  Карие, непроницаемые глаза казались чёрными в сумраке. Пирамидка торга пробивала светом приоткрытый полог шатра.
  "Два шага... Два чёртовых шага... Ну, где же ты, дроид-телохранитель, не чуешь?.. Конечно, дроид, ведь я же не хищник. Я - чистый хозяин Собственного Мира! Если что, и за мной проявиться такой, как ты..."
   Два шага сделал ко входу рыжий юноша. Сделал и третий. А Густав нет, отступил влево, слился с тканью шатра. На его место, отделившийся от темноты, от коричневого муара тента встал другой, парень с рынка. Чёрный Дракон рыкнул за ними, бессильный зайти.
Круг незнакомцев за пологом. Больше дюжины. Юноша обернулся... В знакомой одежде, совсем незнакомый хищник коротко усмехнулся ему в глаза. Правой рукой вырвал брегет, а левой отточенным движением толкнул, отбросил прямо на острие пирамидки, сбивая с неё артефакт. Один из парней уже звал Белого Дракона. Он выпрыгнул из круга, поскользнулся на рассыпанных страницах, схватил похищенного за запястье и вихрем скрылся с ним, улетел в свой мир сквозь просвет материального, внешнего шатра. Сидящие засмеялись. Один крикнул вдогонку:
- Возвращайся, Гай! Покажи обновку, а то и сыграем на неё! Вся ночь впереди.
   Густав широко откинул полог, зашёл внутрь. Поклонился. Сел недалеко от входа. Парень, толкнувший жертву, прошёл дальше. Те, что оказались рядом, посторонились немного. Поёжились. Он заметил. Улыбнулся. Он был улыбчив и очень силён. Красив. Очерченный рот, тёмный почему-то. Тёмная кожа ладоней. И движения странные, человеческие, но не вполне. Он садился на землю не как человек, как большая собака, дракон или горгулья - на напряжённые ноги, готовые распрямиться в любой момент, выбросить его в прыжке. Казалось, и руки он сейчас поставит перед собой, подобно лапам... Хан-Марик. После дела он выворачивал золотым наружу свою куртку и шёл гулять по рынку, дневному, ночному ли, ему без разницы. Умел ли он драться? Имел ли какое оружие? Никому не известно. От Марика видели только одно движение, один подбрасывающий удар, стоящий ровно треть от добычи. Каждый третий был его. Пирамидок он не ставил, продавал тому, для кого ловили эту тройку, за золото обычно. Первый похищенный - хозяину подставки. Второй - приведшему жертву. Охотнику. Густаву, например. А третий ему, Хан-Маричке. Потому что Густав не желал становиться хищником. А те, к кому приводил, слишком часто портили результат его усилий, ошибались, упускали. На охоте, к тому же, Чёрный Дракон был его маскировкой, свидетельством: я хороший, я чистый хозяин, не бойтесь, идите за мной. Свидетельством, ну и телохранителем. Вокруг сплошь хищники. Непроницаемый Густав, он бесконечно презирал их, чистый хозяин, не утративший ни мир, ни дроида. А они - его. За всё. Абсолютно.
   Усевшись, Густав поприветствовал некоторых в отдельности:
- Злотый, рад встрече... Биг-Рамон... До-До... Раёк, мы ещё поторгуемся за ту механику?.. Таран... Господин Сома, на материке?.. Махараджа... Биг-Джун...
- Гутка!.. - бесцеремонно приветствовал его растрёпанный, странный парень с бровями, сведёнными к переносице, щерившийся, смеясь, как зверь. - Я видел дракона, Гутка, это был снова хозяин?! Пятый в сезоне? Как ты делаешь это, Гус, почему они липнут к тебе?!
   Парня поддержали:
- Точно, Зибун! Открывай свои секреты! Ты же совсем никакой, чем приманиваешь их, Гус?
   Не останавливая взгляда на нахальных рожах, Густав ответил:
- Лучше никакой, чем ни какого. Зачем бы хозяева ни выходили из своих миров, они выходят за кем-то. За мной. Надо просто жить на драконе день за днём. Рано или поздно, они сами подлетят к тебе.
   Зибун прохаживался по книжным страницам в центре шатра. Гай вернулся, поднял новую пирамидку, сегодня его день. Поставил шарик на неё, раскрутил, второй шарик, соединённый тонкой четырёхгранной цепочкой начал летать вокруг выше-ниже. Чертыхнувшись, Зибун отскочил в сторону:
- Гутка, ты не любишь рисковать? Ты никогда не рискуешь, верно? Сделай исключение! Сыграй с нами. Вот на это...
   Он щелчком подкинул и поймал маленький артефакт, ничтожной для большинства ценности - игральную карту, семёрку бубей.
- Ты ведь собираешь их, Гуточка? Сыграем? Смотри, тебе ничего не надо ставить. Выиграешь - меня нет, а она твоя. Оба останемся живы - тоже твоя, это личная, дополнительная ставка. Ну а если не повезёт... Ничего страшного, обещаю сам выкупить тебя с подставки!..
- У Гая?.. Смешно. Я не играю. Ты же знаешь, - спокойно ответил Густав, поднял глаза, опустил.
   Этот взгляд уловил Хан-Марик, и тогда Густав провёл по межбровью, словно снимая усталость с глаз щепоткой пальцев. Господин Сома один из всех заметил их секундную манипуляцию, не допустил, стёр улыбку с лица.
- Гуточка, тогда сядь подальше, чтобы мы тебя не задели!..
- Играем? - спросил Махараджа.
   Каждый снял с себя, вынул из кармана и бросил в угол что-то одно, артефакт с бумажкой или ленточкой, со своим именем и именем того, кому достаётся банк.
- По пять кругов? Земля пустая.
   Пять много, но когда не нужно перепрыгивать других пирамидок...
- По пять!
   Махараджа зашёл первый. Нырнул под летящий шарик и пошёл, не побежал против него, "против секундной стрелки", то перепрыгивая цепочку, то распластываясь по земле. Пару раз отскочил в сторону, хоть это и против правил. Сколько б ни назначили кругов, а один изволь кувырками! Махараджа решился на пятом. Три подряд кувырка по земле... Один в воздухе, неосмотрительно! Шарик в тот момент подлетел, едва не сбил его. Кувырок внизу... Снова в воздухе... Прошёл! Вылетел, смеясь, запыхавшийся, с блестящими глазами.
За ним последовал Злотый. Ловкий. И прочие, пока всем везло. Свою пятерку Хан-Марик сделал сплошь, без исключения высокими кувырками!..
   Что-то подсказывало Густаву, что Зибун встанет последним, что все остальные пройдут. Так даже лучше. Весёлая игра. Но она должна закончиться. Результативно. Господин Сома прошёл свои пять кругов предпоследним, покинул "циферблат", сел так, чтобы видеть Густава и подальше от Марика.
   Зибун успел пройти только один круг. Перед Хан-Мариком валялась обложка от книги. Сома прикидывал, что её достаточно пнуть слегка под ноги бегущему, совсем немножко... Густав так не думал, не тот стиль. На втором круге Хан-Марик встал, потянулся, проговорил:
- Здесь стало тесно...
   И  раскрытая ладонь, встретив бегущего, отшвырнула навстречу цепочке. Свистнув, она обвилась вокруг его шеи. Сама раскрутилась, упала. Зибун распластался на острие торговой пирамидки, оглушённый, неподвижный. Недолго он пробыл так. Из-под купола Белый Дракон Гая подхватил его вместе с жертвой, второй за ночь. Оба исчезли. Зрители рассмеялись, одобрительно и напряжённо, непрямо глядя на Марика, вскользь. Только Господин Сома так же вскользь смотрел на Густава и думал: "Чистый хозяин однажды всех вас съест. И не подавится".
- Хан-Марик, - спросил он, - сейчас твоя очередь, ты предупредил Гая, что он должен сделать для тебя? Или это экспромт?
- Уверен, - ответил Марик голосом ясным, как звук большого колокола, - Гай меня не обидит.
   "Экспромт, - подумал Сома, - идея целиком Густава". Махараджа нашёл среди ставок восьмигранную монету с отверстием посредине, вклад Зибуна, и прочитал:
- Господин Сома... Поздравляю.
   Вот как, раз в сто лет повезло... Сома окинул взглядом свою добычу. Неплохо. Но не это главное. Приложил руку к груди и с полупоклоном, не поймёшь, иронично или серьёзно, протянул её в сторону Марика:
- По справедливости. И в знак моего уважения, Хан-Марик.
   Тот засмеялся, склонил голову. Вывернул куртку золотой парчой наружу, распихал по карманам трофеи, кивнул всем сразу и вышел в ночь. Густав следом, ему тоже не хотелось ждать утра.
   Они шли рядом в недрах огромного, словно древний город, пустого рынка. Рядами обозначенными лишь слабым сиянием из торговых шатров. Хан-Марик не был хозяином мира. Он не успел побывать даже обычным изгнанником. Ещё Восходящим, подравшись, столкнув другого над волнами прямо в пасть Морского Чудовища, он потерял разом всё: будущее, телохранителя, помощь второй расы 2-2, свой облачный эскиз... Ночью ему некуда было идти.
- Успешно? - спросил Густав.
   Хан-Марик кивнул и отдал ему игральную карту, семёрку бубей, веселье.
- Умничка.
- Приглашаешь?
   Густав качнул головой отрицательно:
- Летаешь ночами?
   Теперь Марик качнул:
- Нет. У Буро. И возле Архи, где центр материка, там бываю. Они зажигают костры. Зелёные. Я смотрю. Издалека. Уведи одного из них...
- Маричка, Маричка... Хан-Марик. До встречи. Надеюсь, в этом году.

Глава 3.
      Сквозняки гоняли песок, собирали его в барханы на шашечках паркета. Откуда они здесь, сквозняки? Приземистый крепкий стол из морёного дуба, единственное, помимо стен, что осталось. Неполная колода игральных карт придавлена пресс-папье от тех же проклятущих сквозняков, ищи, собирай потом. И поёт дроид. Тревожно, невыносимо. Пока к нему прислушиваешься, ещё ничего, но стоит уйти в свои мысли, как пение, отдалённо похожее на горькие, безутешные стоны скрипки, накрывает с головой, прокатывается судорогой до ступней, горечью перехватывает горло. Будто срочно надо... Срочно, немедленно!.. Что - немедленно?! Что тебе надо, дроид, что?! Будь ты проклят, и я, и все живущие, будь проклято всё навеки!..
   А как начинался, - гут, гут!.. - этот облачный мир.
   Густав застыл у пустого проёма окна. Две подъездные дорожки огибали фонтан. Среди барханов, а не среди цветников. И дальше они возвышались, плавные, бесконечные, безнадёжные песчаные горы, дом оказался в ложбине, только песок, песок. На континенте пустыня давно поглотила бы так поставленный дом. Но в Собственном Мире материальное и бесплотное пребывает, как создано Восходящим. Или испорчено гостем. Испорчено навсегда. А как начиналось!
  

Прежде чем срок пришёл стать чистым хозяином, он не раз бывал гостем в чужих мирах. Юный Густав, беспечный, везучий до ужаса, до изумленья. Приглашения принимал без оглядки, заходил, выходил свободно. Сколько смеха и веселья, сколько могущества и радости. Не воплотив ещё свой, он преображал другие миры.
Один принадлежал музыканту возраста в пределах девяти тысячелетий. Дом в поле. Коллекционер. Много гитар, флейты, окарины. И спустя столько лет музыкант захотел не на рынке, у себя поиграть в тишине, хоть кому-то: деревьям, дождю внезапному, шуму ветра откликаясь, ручейку между гладких камней. Гостю. "Охотно, запросто!.. " Густав сделал и тучки, что изредка, пару раз громыхнув, проливались, и садик при доме... Из пучков дикой травы создал, ненавязчиво вплетя их звуки в тишину огромной степи, как ладонь держащей обновлённый оазис. "Гут, - сказал сам себе. Гут, красиво, пойдёт..." - "Бесконечное, беспредельное спасибо! - отвечал хозяин. - Если ты не успеешь, не сможешь чего-то, позови меня!" - "Поиграй, - отвечал ему Густав, - только не самое-самое, иначе я заслушаюсь и пропущу свой срок!.."
   Ну, как после такого везения заподозрить, что нельзя, не стоит рисковать, не надо... Нельзя! Нельзя приглашать в Собственный Мир вот так, запросто... Что первый же, первый гость... "Этого быть не может… Это несправедливо!"
Как исправить, кого просить? Его Впечатления канули навсегда. Просить кого-то сделать иное? Жить в целиком из милости созданном мире? Чужими мыслями? Чужой рукой? Густав даже не помыслил об этом! Хотя бы по следующей причине: ладно, одна песчинка перевоплотится в желанный артефакт, а остальные? В дыхание ветра, каплю воды или в ничто, в пустоту, кто сможет превратить каждую оставшуюся песчинку? Каждую!.. Что ни приобрети, в Собственном мире Густава оно обречено стоять среди песка. Посреди барханов чужого предательства и его наивности. Дроиды, ну зачем он собрал гостиную одним Впечатлением?! Одним - сад?! Воплотил бы из разных, его собственные творения остались бы, впрочем, среди того же песка... Простейший приём, рванув к выходу, бросить между собой и хозяином пустыню, стену или воду... Стена самое безвредное, исправимое. Остальное из песчинок и капель - навсегда... Праздные рассуждения, запоздалые.
   Предателя Густав увидел верхом на Белом Драконе, когда добрёл до рамы, и это теперь нелегко. Увидел арфу в его руках, ту, что начинает играть, когда кто-то танцует рядом, столь нежные у неё, длинные струны. Посмотрел ему вслед... Задумался. Так и не прочувствовав боль потери. И не почувствует. Иное накрыло. Задумался, глядя в спину... "Ведь тысячу раз мог успеть скрыться..." Густав подавил в себе желание броситься вдогонку. Отступил за барханы, упал в них, озирая свой разорённый дом и мир, и понял… Одна арфа хорошо, а две?.. Вдвое лучше. Он заманивает. На рынки. "Не сейчас, предатель, не сейчас..."
Чёрная ночь окутала сердце Густава. Гнев и ненависть не выбирают. Не различают, они близоруки. Смотрят на одного, но на весь мир обрушиваются. Он возненавидел. Первая в жизни неудача. И последняя. "Остальные будут вашими. Я верну. Я всё помню и всё верну, в точности, как оно было. Сам. Свечи и арфы, цветники и колоду карт на столе. Он заманивает меня? Вот так, бездарно? Посмотрим, не лучше ли удастся мне заманивать?.. Гут. Стриженые деревья, белый гравий, подсвечники и колода на столе... Не бывшая, нет. Легендарные, проклятые карты, с лицами первых изгнанников, ушедших в Великое Море... Я соберу такую колоду, что вы не сможете отказаться зайти взглянуть на неё, не сможете отказаться сыграть, и не сможете выиграть у меня свою жалкую жизнь! Я начинаю охоту. Гут".

   Есть дроиды Желания, 2-2 второй расы, во всех расах есть радостные дроиды, есть дроиды 2-1 разнообразных надежд. Но ни в какой расе нет дроида Вера. Либо ты доверяешь, либо нет. Приглашая, приходя. Либо ты достоин доверия, либо нет. Это не забота дроидов. Это людям решать.

Глава 4.
   Четвёрку твёрдых обещаний положил Густав на своё, разом окаменевшее, сердце. Сложил пирамидку на память из чёрных камней: вернуть утраченное, не рисковать, идти самым лёгким путём, ни для кого не делать исключений. Прошлое – в прошлом. Все знакомства Восходящего, столь легко завязанные им прямо в небе, на драконах, без оглядки, проверок, рекомендаций, не пересекающиеся друг с другом знакомства он разом вычеркнул из жизни. И Белому Дракону сказал: "Забудь". Забудь дорогу к их облачным мирам, скоро понадобится запоминать другие дороги.
  

Не рисковать, ха. Нет, он действительно всегда помнил об этом…
Выждав несколько дней, Густав отправился на континент, на Центральный Рынок. Прислушиваться, приглядываться, запоминать лица, повадки. Для начала, порядочно углубившись в ряды и твёрдо запомнив место, он собирался поставить торговую пирамидку со свирелью из кармана и отказом на ней, и тогда уже отправляться гулять дальше. Зачем? Для бегства. Когда до рамы не добежать. Ездового дракона не позовёшь на рынок, его оставляют у входа. Чёрного - за два шага перед пологом торгового шатра. Тут, - не рисковать, ха, - его ждал первый сюрприз. И худшие места на крупных рынках дороги. Возможность втиснуться исчерпана давно. Вариантов нет… Пока что он - нищий гуляка, располагал лишь наблюдательностью, везением и здравым смыслом. На них и положился, отправившись дальше, в лабиринты пыльных рядов безо всякой иной страховки.
  

Непредсказуемость рынков... Бывает - толпы, бывает - пустыня. Кто бродит их рядами? Хищники, конечно. Глух и мёртв, без голоса дроида Собственный Мир. Охотники, такие, каким станет Густав. Хозяева. Что привлекает чистых хозяев в таком времяпрепровождении, в пыли земных, в коварной непредсказуемости облачных рынков? Как-то неудачно создали они миры? Обожглись, пригласив гостя? Любили артефакты сильней, чем покой? Любили риск? Не желали ловить Впечатления ливней и гроз, те которые всё равно невозможно уже воплотить в Собственном Мире, а в чужой ради этого зайти они бы не решились?.. У каждого свои причины.
Но по большому счёту рынок, это дикий лес и арена боя для хищников разных мастей, а реальная мена происходила для благоразумных незнакомцев так...
Крайне редко, шляясь в одном или близлежащих рядах, в минутной доступности своего шатра, хозяин обнаруживал за чужой вуалью, за откинутым пологом нечто интересующее его. Но не подходил, даже не останавливался. Рано или поздно с хозяином шатра они столкнуться снаружи. Тогда можно перекинуться парой слов. После - парой десятков слов со знакомыми, с торгующими около: хищник, не хищник, одиночка или в группе, дружит ли с кем? Много позже, присмотревшись один к другому, договорившись, хозяин и продавец встретятся вне рынка, на пустом, открытом пространстве, чтобы никого за спиной. Там можно и без подставки. И если для одного из них, это разовое мероприятие, а не стиль жизни, то он поднимает пирамидку с шатром, и немедленно скрывается в Собственном Мире с артефактом, забывая прошедшее, как страшный сон. Такова идеальная схема. Для опытных рынки - только витрины. Гибель для простаков.
  

Когда Густав впервые наткнулся на непрозрачный, коричневый шатёр без верхушки, в глубине рынка, за ним уже следили.
Через распахнутый полог он увидел, как двое швыряют третьего на пирамидку, державшую тонкий бокал, как падает и разбивается, а был он недёшев, как исчезает похищенный. Способ и цена, исходя из качества артефакта, сделались ясны ему. Вещами не стоит торговать. Люди дороже. А значит - заказы. Заказчики.
Густав развернулся и прямо пошёл на одного из преследователей. Факт слежки не ускользнул от его внимания. Парень смутился, отступил. Дал пройти. На рынках и завсегдатаям следует быть осторожней. Неизвестно не кого напорешься, жизнь непредсказуема. Густав успел свернуть за десятый, наверное, поворот, когда из-за следующего выбежал богато одетый хозяин. Растерянный, ищущий кого-то, озираясь по сторонам, заглядывая  за пологи, сквозь вуали. Наряд его обладал несомненным сходством с только что виденным там, в коричневом шатре. Халат без рукавов, браслеты и кольца массивные, и выше локтя браслеты... Густава осенило. Лучший способ знакомства, придти с подарком. И с оружием. Чуть-чуть, слегка напоказ. "Гут..." Он догнал растерянного хозяина и негромкой скороговоркой обратился к нему:
- Чудный халат, я только что видел похожий. И камень в перстне так подходит к нему, лазурит...
- Где?! - воскликнул тот. - Где ты видел его?!
- Славный камень...
   Хозяин сорвал перстень и отдал Густаву.
- Где?!
- Да, боюсь, что уже нигде, - честно ответил Густав. - Бежим?
   И они побежали. Теперь он сам высматривал своих преследователей. Повезло. Вот один из парней. Пробегая, Густав намеренно налетел на него, не извинившись, и указал коротко: к вам! Возле их большого шатра отстал на шаг. Там была открытая площадка, хищников игравших в бег "Против Секундной Стрелки" знали... Перед самым входом Густав слышал уже четверых за спиной. В сторону? Слишком поздно, не получится! И он упал, скатился кубарем под ноги. Трое парней пронеслись мимо него, четвёртый перепрыгнул. Шеренгой, плечом к плечу они втолкнули, как прибрежный бурун, забросили с разбега хозяина в дорогом халате под полог шатра. Нет, все-таки хищника, дракон не появился. Густав услышал крик ярости. И тишину. Необычайную для рынка. По контрасту, наверное.
Густав уселся на землю неподалёку и стал ждать. Пора познакомиться. Ребята не выходили наружу. Неужели они всерьёз рассчитывают, что он зайдёт? Порядком времени прождал, пока край тента откинулся и восемь человек вышли один за другим. Густав встал. Они окружили его. Высокий, раскосый брюнет, Биг-Джун глянул на кольцо с лазуритом, недавно переменившее владельца.
- Вот чувствовал, какой-то мелочи не хватает!.. На восемь не делится!
   Его отодвинул спокойный, среднего роста парень в белой, тонкой рубашке, чёрных, пыльных штанах, Господин Сома сказал:
- Не спеши. То, что не делится на восемь, может отлично делиться на девять.
   Он обратился к Густаву:
- Кто это был?
- Понятия не имею. Знаю только его номер - первый.
- То есть, будет и второй?
- И третий, и десятый.
- Десять, это столько, сколько надо тебе?
- Нет. Мне надо десять тысяч.
- Будем знакомы.
- Гут. Гут...
    Гутка... Так чистым хозяином, охотником Густав вошёл в их круг.

Глава 5.
Чрезвычайное, пугающее везение сопутствовало Густаву и во зле.
Он смотрел на лица. Он знал возле кого остановиться, и на какую долю секунды, а где ускорить шаг. Знал кому показаться жадным, кому наивным, кому надёжным. Замечал на что обращают люди вожделеющий взгляд. За первый год, не выходя с рынка, он привёл как охотник одиннадцать человек. Четверых упустили на входе, тупицы. Оказал пару услуг другим одиночкам незадорого, тренировки ради, работу закончили другие хищники. Был представлен Бутон-биг-Надиру.
Группа  хищников играющих в бег Против Секундной Стрелки условно называлась таковой. Их объединяла собственно эта игра и её разновидности, согласие с правилами. Шатёр. В остальном дружили и враждовали, как остальные на рынках. Единственно ещё, своих наружу не продавали. Охота внутри группы - сколько угодно. Могли нанять из чужих людей охотника, обидевшись на приятеля, или желая от него конкретный откуп, но не наоборот.
Заказчики из половины удавшихся похищений сделали для Густава, чистого хозяина, три первых карты проклятой колоды, все пики. На девятке плыл корабль. На семёрке летела чайка. На восьмёрке стояли водяные часы.
В Собственном Мире он только ночевал и складывал артефакты, карты плюс мелочи достающиеся попутно, там становилось невыносимо. К исходу первого года, к началу второго сезона туманов невыносимо душен стал и рынок. Густав начал чувствовать фальшь на своём лице, в голосе, начал ошибаться. Значит - в небо. Куда наивней Восходящие в облаках. Куда азартней охота на чистых хозяев, и не помышлявших о рынках до встречи с ним! Значит, он будет спускаться только для мены. Надо развлечься, рассеяться.
Так и пошло в дальнейшем: невыносимо в Собственном Мире, на рынках, в облаках. И Густав чередовал их. Но прежде, чем впервые увести с Центрального Рынка надолго, судьба добавила к будущему Густава новый штрих. Был найден им Хан-Марик.
  

Треугольный гребень резал зеркальную водную гладь, штиль на море полные сутки, после бури вчерашней. Под гребнем огромная тень уставила вверх три ярко-зелёных глаза без зрачков. Она раскрывала и смыкала веера-плавники, неотступно следовала за белым сиянием двух драконов. Двое парней сцепились в драке низко над морем. Судя по высоте, один пытался удрать, развив скорость, но не вышло. Телохранители кружили, стараясь быть ниже их, между своими подопечными и по-настоящему опасной стихией. Густав решил досмотреть представление.
Один из парней вырвался вперёд. Служивший полным одеянием ему, кусок широкой ткани раскручивался и рвался с треском, полоса с бахромой спланировала на воду. На острый плавник, сдуру хватанувшей тряпку, тени. Отшвырнула ударом китового хвоста и продолжила преследование. Безразличный к артефактам, Густав проследил угасание волнистого флага, расшитого спиралями, звёздами, в толще воды. Подобным металлическим блеском отливают зелёные крылья жуков, в виде которых создают искры-зажигалки.
Тем временем у преследователя выработалась тактика - прижимать к воде, не улыбнувшаяся второму телохранителю. Чёрный Дракон сбил его мощным хвостом, но белый успел подхватить над водой. В этот момент Морское Чудовище выпрыгнуло. Мимо. Перелёт над головой. Убегающий рванул вбок, но первый, не отвлекшись на подводную угрозу, успел снизу схватить его босую ступню, увы, с ножным браслетом, за него. И дёрнул, сбросил противника с широкой драконьей спины. Тень из моря взвилась свечой в небо, над обоими перевернулась. Пикируя, редкозубая алая пасть заглотила падающего парня. Чиркнула плавником по груди оставшегося и ушла на глубину. Фонтаном выбросила напоследок брызги, подсвеченные ядовито-лимонными всполохами. Второй парень на вираже, замедляясь, недоумённо провёл по ране, царапине, заметной лишь ему, уставился на ладонь... И рухнул следом. Если тень и собиралась вернуться, то, явно, не раньше, чем разберётся с предыдущим. Дроиды исчезли. Парень тонул, бился всем телом. Широкие круги разбегались по воде, неподвижной. Штиль. Над океаном далёкие, кучевые, облачные миры.
Густав подлетел, снизился. "А ну, как выживет?.. Продам". Он натянул перчатку, спланировал до безопасного предела. Поймал тонущего за воротник и потащил к берегу, на своего дракона не поднимая. Совсем рядом южный мыс, выдающийся в открытые воды Великого Моря, за Туманное Море дроидов.
Приволок. Внимательно следил за дном, нечего не случилось, огромная тень распугала хищную мелочь. Вытащил, и чего? Парень бьётся теперь на песке. Густав снял перчатку, положил сушиться на камнях. Передумал, уносит. Поднимался ветер. И волны с ним. Барашки устремились к берегу. Неприятно, чёрт знает что это: волна или чудовище в волнах? "Подожду. Недолго, судя по его состоянию". Густав осмотрел одежду. "Здесь нечего брать". В какой-то момент парень замер, широко раскрыв глаза. Его зрачки расширились до самого ободка серой радужки. И произнёс:
- Дай мне морской воды.
- А ты мало наглотался?
- Дай...
Густав подошёл, сдернул с него чёрную рубашку, окунул у берега. Скомкал и прижал ко рту снова бьющегося на песке парня.
Затих. Уже иначе, словно каменный, напряжённый. Его Огненный Круг, не круг… Диск, скорее… Пылал, освещая тело, неизбежно замедляя ход. Но вот пелена ядовитой тени заслонила его сияние... Вторая нахлынула с краёв, поглотила, окрасила лиловым... От яркого диска распространился серый пар, похожий на дым... Огненный Круг испарил обе тени, ранившую и только что сотворённую. Парень расслабился, раскинул руки, ноги. Взглянул на Густава, на небо, и произнёс:
- Я на земле… Я не слышу дроидов... Кончено. Решено.
Что-то странное проявилось в ожившем лице... Губы стали тёмными. Ладони тоже смуглые с зеленоватым отливом. И с земли он вскочил одним махом, не садясь даже. Забавно. Опять разглядывает облака...
- В Собственный Мир я не попаду…
- Отчего же? - возразил ему Густав. - Дело техники вернуть облачный эскиз.
"Ну и брехня!.. Сам на себя поражаюсь..."
- Научить? Ты мне, я тебе. Приятель, - бывший приятель... - украл у меня одну вещичку. И хочет продать. Даром отдаёт, лишь бы не мне! Сними её для меня с подставки. И мы обсудим, как обмануть дроидов.
- Сними, с кого?.. С него?
"Полнейшее неведение!.. "
- С торговой пирамидки.
- Э... А что это?.. Просто снять?
- Ну да, разве это трудно?
"Совсем юный Восходящий. Ничего не знает, вне сомнений, гут...
Чёрную рубашку трепал ветер в полёте. Густав летел следом, размышляя, указав направление.
Высохший, взлохмаченный парень ступил в шатёр. Густав отстал на шаг перед входом. У них было правило и знак: жертву пропускают вперёд или оставляют на шаг позади. Тот, кто вошёл рядом, это знакомый. В шатре было трое и хозяин пирамидки, на тот момент Господин Сома. Густава никто не ждал. Но хищники среагировали мгновенно. Ага!.. Не по зубам им новорождённое Чудовище Моря!
Первый, соломенной куклой отброшенный на острие, застыл на нём, двое других корчились на полу под одной рукой, каменной. "Из этих, нет разницы, кто попался... А долг четвёртой карты для Густава будет закрыт". Бросив запонку с рукава обратно на острие, Господин Сома взметнулся на Белом Драконе под купол с похищенным и исчез.
Никогда Густав не видел такого поединка, и над морем схватка была обычной, равной. Теперь же парень, приведённый им, просто прижимал к земле за шкирку верхнего, а тот, что снизу не мог шевельнуться, поднять голову. Дыхание, пронизывающее тела полудроидов, останавливалось в них.
- Подожди! - крикнул Густав, - Хозяин сейчас вернётся, отдашь живыми!
Вернулся. Почему нет?.. На радость Господину Соме, ему достался и ещё один, а третий так и остался лицом в землю. Огоньки дроидов пробегали под кожей, просвечивали одежду, придавая ей и без того яркой, тканой с металлическими, переливчатыми нитями, совсем фантастический вид. Привлечённый невиданным прежде зрелищем, Марик ослабил хватку, и парень не рванулся, а тихонько выполз из-под неё... Чтобы, не выпрямляясь, с четверенек пулей вылететь из шатра.
- Вижу, к этой штуке лучше не приближаться, - сказал победитель Густаву, глядя на торговую пирамидку.
Бесстрастно сказал.
Хозяин "этой штуки" уже стоял перед ними, свет белых драконьих крыльев растворялся над головой.
- Что ты любишь, юноша? - спросил Господин Сома. - Что тебе предложить за охоту, и как тебя называть?
- Хан-из-Моря, - ответил Густав, - называй его Хан-Марик. И сделай ему такую же куртку, как у меня. В тон шатра. Понимаешь?
Сома кивнул:
- Ну, тогда приведите третьего. И не из наших, Гус, а то не с кем будет охотиться и играть!
- Приведём? - Густав взглянул на Марика.
- За золото... - ответил тот в пространство. - Если мне нужна шкура зверя, то с золотой изнанкой. Дай мне золото за второго. Сейчас.
Господин Сома ненадолго скрылся в Собственном Мире и принёс оттуда тускло блестевшую цепь. Шейную, плоскую, грубую на фоне его батистовых, неизменно белых рубашек. Не сам делал, выменял зачем-то. Хан-Марик принял её и продёрнул сквозь сжатый кулак. Стружки и пыль заскрипели в ногтях. Он слизнул их, протёр остатками золота руки и лицо.
Господин Сома поднял брови, покачал головой... "Кого ты привёл? Где ты нашёл это, Густав?.." - написано было крупными буквами на его тонких чертах респектабельного, старого хищника. А Густав не собирался отвечать или оправдываться. Ни перед ним, ни перед Мариком, ночь в непроницаемых глазах.
  

Чёрные Драконы самостоятельно распознают опасность от внешних теней. От присущих - не всегда, но часто. Яды, оливки и тени заключённые в артефактах не распознают. В отношения же людские помимо драк не вмешиваются. То есть, совершенно. И это мудро, правильно. Тем самым проявляют уважение они к жизни как таковой, жизни, как непрерывной переменчивости. Уважение к людям, к любому человеку. Минуту назад вы подрались? Но следующая за ней минута открыта в небеса, во все стороны, ко злу, к добру, к чему угодно!.. Дроид реагирует всегда, никогда не подозревает. И если полудроид, подопечный его спокоен, не напуган, если идёт со знакомым рядом, или пришёл к знакомому, как думает он на последних двух шагах перед пологом, если видит знакомый силуэт, знакомую куртку со спины, в толпе, в шатре, в полумраке, в условленном месте... - телохранитель не проявится.
Хан-Марик был безупречен. Он не отвлекался, не задумывался и не допускал ошибок. Некоторое время Густав натаскивал его, а потом ушёл с рынков. Как и собирался, охотиться среди облачных миров. Где немедленно нарушил первое из своих же правил...

Глава 6.
В те годы Густав ещё не намеревался во что бы то ни стало сохранять Чёрного Дракона. Напротив, он собирался утратить его, но не по случайной дурости, как большинство, а с возможно большей выгодой. Заманить гостя и сделать живой артефакт. Или то, что в кармане не принесёшь: погоду другую, цветник, утерянный сад из стриженых деревьев. Не определился. Размышлял. Всё перечисленное и сверх того у гостя можно элементарно попросить! Но в голову не приходило. Как заставить сделать, об этом размышлял. Попросить? Нет. Время вышло, он переродился.
Полгода Густав, забывая рыночную пыль, одиноко летал не далеко и не близко от чужих рам. Белый Дракон запомнил столько, сколько мог, побольше двух десятков, и Густав курсировал между ними, наблюдая перемены ветров, последовательные и случайные, красоту и преображения туч. Системы не уловил. Заглядывал в рамы мимоходом. Не навязываясь отнюдь. Играл на свирели. Через полгода ему ответила другая свирель. И трещотка в юных руках Восходящего. Соловей. Редкий случай, дроид 2-2, его покровитель, дал ему имя. Простое и подходящее. Сначала Густав просто играл с ним, кружа на драконах. Потом вместе летали на Мелоди. Рассказал правду, что он хозяин, но мир испорчен, небесным бродяжкой жить веселей. Представившись таким образом, быстро сменил тему на музыкальные предпочтения. Упомянул инструменты средних веков эпохи до дроидов. Вслух, и это тоже без лукавства, размечтался ещё хоть раз повстречать во Впечатлении органную музыку... А вот бы иметь орган артефактом... Но как? Как он устроен? Не видел даже. Вот бы найти того, кто знает... Попал!.. Юноша, Соловей слышал органную фугу, величественную в долгом Впечатлении! К сожалению, без образов... Общие мечты - решающая часть дела.
На момент, когда Соловей, приглашённым, свободно, беспечно зашёл в его Собственный Мир, у Густава не имелось ещё ни малейшей определённости, во что превратить гостя. Чем обернётся потраченный на него год. Он медлил. Юноша оглядывал пустые окна, скрипел песком на паркете... Пощёлкивал простецкой игрушкой в руке, не расставался с ней. Маленькая трещотка, звонкие, ребристые дощечки подвижно скреплены с одного края. Они тонко динькали друг об друга на разные голоса, смотря как взять, с сухим, весёлым, птичьим звуком. Курлыкали длинной трелью. А второй трещотки у Соловья не было, и основной ритм он задавал, если хотел, щёлкая пальцами свободной руки. Густав заслушался. Мелодия отвлекла, отдалила горькое пение дроида.
- Какое запустение! - воскликнул Соловей. - Сочувствую тебе, Густав! Не представлял, как это бывает.
Обернулся. Густав смотрел на него через раздвинутые большой и указательный пальцы руки. Достаточно опустить её и поднять вверх ладонью...
- Густав, друг мой! - юноша рассмеялся. - Я знал, что ты захочешь меня разыграть! Послушай лучше...
Он вывел новую простенькую мелодию.
- Ну как? Похоже на брызги дворцовых водопадов?.. Друг мой, здесь так мрачно. Ничего. Всё можно исправить, закрыть множество множеством. Песок проходит сквозь любое... Пусть... Надо подумать...
Густав не опускал руку:
- Об этом и думаю... Я не друг тебе и никогда им не был.
- Густав... Друг мой, друг мой! Перестань. Густав, друг мой! Ты зря стараешься. Я не испугаюсь. Я всё равно не поверю тебе! Посмотри в окно, а?.. Как?.. Ты не против?
Соловей посторонился. Между подъездными дорожками бил высокий фонтан в круглой мраморной чаше с широким парапетом. Повеяло свежестью. Великим Морем, нынешним, не древним. Фонтан посреди песка.
- Пока ты решался меня разыграть, я сделал его. Стало лучше? Друг мой?..
- Я не друг тебе! - закричал Густав.
Соловей озадаченный, шагнул к нему, а Густав отступил назад.
- Тогда, что такое друг? Тебе плохо здесь, Густав, и только...
- Я заманил тебя!
Соловей пожал плечами. Как понять, о чём он говорит?.. Зачем? Лучше бы объяснил, что и как исправить, раз уж "заманил".
- Густав, и ты рассчитываешь, что я поверю?
- Ты поверишь! Клянусь, ты поверишь, когда увидишь кое-что интересное! Там, на земле!
Он сжал кулак и ткнул им вниз:
- Там! Там ты поверишь!.. Я-не-друг-тебе!!!
Волоком, бегом он вытащил растерянного юного приятеля, протащил через барханы, едва не за шкирку. И в ветреный полдень они опустились рядом с прибрежным, единственным тайником Густава на континенте.
- Помнишь, - ядовито, мрачно спросил Густав, - Камышового Дудочника? Не торгуя и не беря даров, он играл на Мелоди, но чаще возле крупных рынков? Странное существо...
- О, да! У него учился!
- А давно ли ты видел его?
- Порядком... Давно.
Густав разгрёб песок между валунами, поднял плоский камень и достал... Артефакт... Голову. Половину её, лицо с пустыми глазницами, с приоткрытым ртом. Лицо Камышового Дудочника. Из серебра. С обратной стороны натянуты тонкие струны. От ветра они застонали, запели. Свет неба струился сквозь них из глазниц. А на уровне губ качался невесомый стеклянный колокольчик. Красный. Он тоже запел.
- Нравится?.. Как думаешь, артефакт из кого сделан? Для кого?
Соловей закрыл рот рукой. И глаза. Через несколько минут с болью и состраданием он взглянул на Густава:
- Друг мой... Эти хищники...
- Я не друг тебе! - зарычал Густав. - Никогда, ни на земле, ни на небе не приближайся ко мне! Не говори со мной! Не слушай, что я говорю! Не появляйся на рынках!.. Своим глазам тоже не верь!.. Закончи мир и уйди в него! Вот лучшее решение для человека!.. И запомни, я не друг тебе! Я - не - друг!.. Чтоб не забыть, смешную арфу возьми на память... Охота на него была легче лёгкого!..

Прочь. Без оглядки.
"Всё испортил, сам... Целый год впустую. Первый и последний раз, будь я проклят... У меня остался дракон. Гут, гут... Так тому и быть, я сохраню его. Я остаюсь в своём теперешнем статусе... Гут".
Песок скрипел при каждом шаге. В сумраке начинали плясать перед глазами шашечки паркета. Наступала ночь. Ни звёзд, ни свечей, ничего. Жарко, душно.
Густав бился на полу, как раненый Марик на побережье. Невыносимо. Дроид поёт. Ближе и ближе, громче и громче. "Дроид, ближе некуда... Разбей мне голову своими стонами или замолкни!" Густав вскочил, опять начал ходить от окна к столу. Плеск фонтана. Лёгкий ветер отнёс водяную пыль. Он выпрыгнул из окна навстречу ей, добежал и растянулся на мраморном парапете. Голос дроида отдалился. Струи взлетали  и падали над головой, иногда задевая прохладой. Взлетали и падали... "Что со мной? Что я делаю?.." Густав засыпал. Капли ритмично динькали, как трещотка, свежесть овевала ему лицо.

Поздним утром стук ладони о входную раму разбудил Густава. Посвежевший, рассеянный он увидел Хан-Марика сидевшего боком на Белом Драконе. Под мышкой музыкальная голова Камышового Дудочника, в руке игральная карта, семёрка червей.
- Ты хороший учитель, Густав! - крикнул Марик, приветствуя его. - Тут один искал тебя! По разным рынкам. Мы сначала упустили, а потом выследили. И он нам поверил! Вот, вне очереди, смотри, что мы сделали для тебя!
И Хан-Марик просунул под завиток рамы карту.
- Возвращайся, скучаем, пламенный привет!
Хан-Марик перекинул ногу через белую спину, и дракон умчал его. Как бы... Унёс за облако. Караулить. И не только Густава, не так всё просто. Тех, кто будет караулить Густава. Его выдал артефакт, мокрый песок между струнами. Из тайника, значит... Зверь и Марабу, оба грабители, соответственно жизненному опыту, не подумали на подарок, а на ограбление. Сказали Марику: покажи артефакт невзначай... Наивные, плохо знали Хан-Марика. Думали, Густав захочет проверить тайник. Чего там пропало ещё? И выдаст его местонахождение. Так и случилось. Но не совсем.
Густав забрал карту. И не выходил семь дней. Первый день он смотрел на неё. Остальные шептал фонтану: "В этом - я невиновен..." Он не спал. Очень хотел уснуть.
  

Обратно на ветреный берег он ступил вечером седьмого дня. И не пошёл к тайнику. Он увидел трещотку в песке. Сел возле неё на колени. Лёг, и ветер с моря начал заметать его, волосы, руки, закрывавшие голову. Чёрный Дракон то появлялся, то исчезал между ним и прибоем.
В скалах, за мшистыми валунами стояли, наблюдая, трое... Думали так: хозяин, человек на побережье... Вечером, ночью... Один на песке... Лёгкая добыча, не то слово. Хоть и с другой целью шли. Ставь пирамидку с шатром вплотную, телохранитель заведомо остаётся снаружи...
Господин Сома колебался. И не зря. У отдельно брошенных валунов, между ними и Густавом нарисовался Хан-Марик. Поднялся на верхний, взлетел. Ствол каменного дерева, корявая палка длиной в его рост загудела, вращаясь, рассекая, рубя ветер в нечеловечески сильных руках. Рисовала восьмёрки, плясала вокруг тела, вокруг головы, широким кругом, перехваченная за один конец.  Хан-Марик как-бы ни на кого не смотрел... Не требовалось. Разглядел по пути, в небе. Он дышал морем и любовался своей силой. И так до утра. По сторонам - хищники земли и хищники моря, между ними и морем - дракон и Хан-Марик.
Когда же Густав проснулся, то не увидел людей на пустынном побережье, почти занесённый песком, промёрзший. Зверь и Марабу вскорости пропали один за другим... А Господин Сома, скрытный и умный остался не замечен.

Глава 7.
Был и ещё один, завсегдатаям известный изгнанник, торговавший сначала на Центральном. После катастрофы сумел удрать, обосновался на воссозданном Южном Рынке. Изгнанник, но за глаза чаще называли его Морским Чудовищем, хоть и нельзя было того сказать на вид. Не имея собственного мира, он ставил шатёр плотный, узорчатый и столь огромный, что торговал в первой его части. Дальше - ширмы, занавеси, сокровища, полумрак, чёрт знает чего там. Неуловимый запах морской сырости витал в его шатре. И холод, прохлада глубин. Посетителю воздух под тентом казался синеватым, а ведь снаружи по ткани его разбегались орнаменты солнечных цветов... Ширма за ширмой, светильник за светильником пробивают их лучами, повторяются в простых и мелко гранёных, специального назначения зеркалах. Груды товара, с небрежно наброшенными на них сетчатыми мешками. И это только лишь заново собранное из горных тайников. А как он горевал о пропавшем на Центральном Рынке, как горевал!.. Ну, изгнанника, живущего страстью к артефактам, можно понять.
Как ни шикарен, притом всегда открыт был гигантский шатёр, никто в здравом уме не решился бы его ограбить. И недолгое пребывание в Великом Море накладывает отпечаток, без теней там не выжить. Огромная сила осталась ему на память, изуродованные ноги. В остальном - обычный человек. Рост выше обычного. Большие руки с широкими, тёмными ладонями, отливающими зеленью, как русаличьи, плавных очертаний. Широко поставленные глаза-миндалины. В уголках губ уравновешены саркастичность и снисходительность. Так хорошо уравновешены, что спрятались одно за другое. И полуулыбку спрятали. Голос глубокий и трубный, когда, крайне редко, он повышал его.  А ступни под широкой, богатой юбкой до пола переставляет тяжело: топ-топ.
В щель между юбкой и полом Густав увидел однажды круглые тумбы ступней с ногтями, каждый - отдельное копыто. И его чуть не стошнило, как если сразу после воды забвения глотнуть морской воды. Невыносимая гадость. Он был брезглив, Густав. Единственное слабое место. "Топ-топ..." Возненавидел после этого случая заходить в расписной шатёр.
Однако во многих сделках Южного Рынка хозяин шатра выступал ключевой фигурой, третьим лицом, судьёй, посредником, гарантом безопасности. Ещё он был щедрым заказчиком, прилагавшим к условленной плате презент. Да и никто не отказал бы ему в демоническом обаянии богатства и тайны. Скрытой власти. Только вот это: топ-топ... Если так топаешь, незачем под среднего человека и маскироваться. Он носил длинные, полностью закрытые одеяния, подчёркнутой, откровенной роскоши, с оторочкой или сплошь покрытые вышивкой золотом, бисером, драгоценными камнями. Ладно, одеяния... На голове он носил корону!.. Очень широкий лоб его полностью закрывал обруч короны - во много рядов - лунные камни и опалы, через один. Высокие, костяные, золочёные зубья короны, словно бивни. Два по сторонам, по два спереди и сзади, шесть. Не соприкасаясь, они рассширялись от головы и потом загибались внутрь. Тяжело, наверное, постоянно носить такую корону. "Бедовичек", "Беднячок" - так называл он себя, в непринуждённом разговоре, проявляя юмор. "Бутон-биг-Надир" - называли его другие. За огромную, вместе с короной, голову, напоминавшую перевёрнутый бутон. Большой Бутон, смотрящий в Надир... Или коротко - "Биг-Буро", большой Буро.

Это было давно, ещё на Центральном Рынке. Хан-Марик впервые зашёл под полог великолепного, расписного шатра под надуманным предлогом. Коварный Густав… А что получится, если столкнуть их без представления? Так ли ты, Маричка, силён?
Хозяин присутствовал. Торговая пирамидка пустовала, держалась формальным камешком. Биг-Буро окинул единственным взглядом зашедшего парня, его руки, тёмный рот... Топ-топ… И схватил за подбородок, сравнивая со своей ладонью, зеленовато-коричневой, как говорилось. С Мариком так не обращались... Не то, что давно, никогда. При его появлении благоразумно сторонились, а если успевали, то сворачивали в другие ряды... Но одно дело, сила упавшего в море, случайно создавшего тень, и совсем другое - жившего там. Марик не мог ни вырваться, ни дёрнуться. Вперёд, назад, бесполезно. "За челюсть? Ну, держи..." Он подтянул ноги и пружиной вылетел из цепких пальцев наверх, оттолкнувшись от наглеца, ставшего ему трамплином, сделал сальто, приземлился с другой стороны пирамидки. Ни малейшего впечатления не произвёл его маневр. Бутон-биг-Надир даже не сразу обернулся. Он заменил новой палочку благовония в курительнице у входа, оглядел пустующие с утра ряды и тогда только обратился к Хан-Марику:
- Вижу, в Великом Море ты искупался. Недолго... Как, впрочем, и я.
Топ-топ... Обошёл вокруг подставки.
- Густав послал тебя? Дай посмотреть, есть на тебе записка, во что он хочет, чтобы я превратил тебя?
Острые, тонкие шипы вопросов. Вполне справедливых, тем больнее.
- Записка такая, - ответил Марик сквозь зубы, - завтра поздним вечером. Восьмёрку бубей. Приведёт он, зайду я. Не на превращение, на мену.
- Как он назвал тебя, брат по морским процедурам?
- Хан-Марик. Густав спас меня.
- О, Хан-Марик!.. А я Бедовичек. Кто бы мне дал такое красивое имя!.. Не бери в голову мои шутки. Раз он так назвал тебя, значит, не сразу съест. Блюдо, что долго готовится, должно красиво и называться... Подожди!
Биг-Буро остановил Марика у входа.
- Не хочу отпускать без подарка.
И дал ему музыкальную шкатулку, такую можно спрятать в ладонях, маленькую, положив начало единственной коллекции Марика - сложным, бесполезным механизмам.

Это было давно. Шли годы. Десятилетия. На Южном Рынке Хан-Марик заходил в шатёр Бутон-биг-Надира, не уступавший прежнему ни размерами, ни роскошью, как к себе домой. Но никогда с пустыми руками. Условность, это закон.
Сухой сезон миновал. А Южный Рынок, это отнюдь не Центральный, докуда не доходили туманы. Великое Море близко. Ранним вечером рынок уже пустовал. Нетерпеливая, первая тень, поблёскивая фасеточными глазами, тихо клацая шипами на хрупких лапках, прошмыгнула и скрылась. Даже тени избегали Хан-Марика. Он удалялся от входа, в недра рынка, шёл, смеялся, подбрасывал и ловил стеклянную колбу, запаянную с голубой водой и светящейся медузой внутри. Она как живая раскрывалась, сжималась, переворачиваясь, меняла цвет. Так, смеясь, он откинул узорчатый полог шатра и хлопнул в ладоши несколько раз, постучался. Биг-Буро появился немедленно: покупатель, неужели?
- Марик, ты... - разочарованно протянул он, неискренне.
- Я хуже других? Поторгуемся, раз уж ты ждал покупателя на ночь глядя. А может, ты ждал тень? Или старого друга с жабрами вместо ушей?
- Поторгуемся, Марик. Присаживайся.
Бутон-биг-Надир снял с подставки, светившейся тихим муаровым переливом, жемчужные бусы и поклонился:
- Присаживайся, братик мой.
Хан-Марик, недолго думая, вскочил на неё, сел, развалился, насколько позволяло условное пространство, почти задевая свесившейся босой ногой пушистый ворс ковра.
- Удобно, надо же! Что дальше? Что предлагаешь себе за меня?
Биг-Буро с насмешкой в глазах залюбовался наглецом, склонив голову в короне к плечу.
- Думаешь, отпущу? Девять из десяти на рынке отдадут мне всё, что угодно, лишь бы тебя не стало, Хан-Марик. Как считаешь, мне собрать с них эту дань? И предъявить счёт Густаву, выкупит он тебя?
Марик усмехнулся:
- Ты счёт-то запиши на бумажке. Через кого-нибудь передай! А то... начнёте спорить... торговаться... и он тебе напоёт!.. Сам очнёшься на пирамидке!
- Ты веришь в него как в дроида. А он - слизь от разбитой тени, склизкая лужа на земле.
- И мало людей на ней поскользнулось?
- Нет, не мало... Чего ты принёс-то мне?
Марик отвлёкся, рассмеялся:
- Я не охотился, правда! Я подхожу, гляжу за вуаль... Там этот, как его, всегда в белом, Рис. Я только рот открыл поздороваться, как он: "Хан-Марик, Хан-Марик! Всё уже дома, ничего нет, только вот это!.. "  Бросил мне и смылся! Вежливо, да? Минута - ни шатра, ни хозяина! Где-то поставит в следующий раз... Если здесь и дальше будет становиться скучней и скучней, я уйду в Великое Море! Дашь мне пару советов в путь?
Бутон-биг-Надир вытащил из рукава длинный кинжал без ножен, невероятной красоты, с зеркальной выемкой по центру лезвия, с семью рубинами от светло-розового до алого на рукояти... Отвернулся, замахиваясь снизу, с противоположной стороны и бросил его точно Марику в лоб. Подставка сказала: "Пиу!.." Хан-Марик скатился вниз, а кинжал остался на ней вертикально, покачиваясь на кончике лезвия.
- Вот, что я тебе дам, - ворчливо сказал Буро, - отрежь свою глупую голову. Всё равно не нужна, а ходить легче будет. Показывай, что принёс.
Марик бросил ему цилиндр с медузой и заметил:
- Ты ненавидишь море и Густава.
- Между ними, ты не находишь, есть определённое сходство? Ни пяди надёжной земли.
- Густав чем-то задел тебя?
- Ещё чего. Он мне противен... Марик, это дорогой артефакт. Рис, говоришь? По справедливости, ты не должен обижать его минимум год. Что желаешь, механическую птицу? Я буду честен, есть одна, но это стоит две или три.
- Меняю на выспаться и на сказку. Если боишься, я могу ночевать на подставке! Спать хочу.
- Боюсь, Хан-Марик!.. Кто же тебя не боится... Какую ещё сказку? Возьми Впечатление и спи.
Буро лукавил. Он любил рассказывать, вспоминать. Было чего...
- Не, так не пойдёт. Отдавай медузу!
- Ладно тебе, не скандаль...
Кресло широкое как трон, с высокой, обитой шёлком спинкой, Буро откидывал на неё голову в короне, стояло напротив пирамидки и входного полога. Марик клубочком свернулся на нём. Бутон-биг-Надир сел на мягкий ковёр, играя кинжалом, раскручивая его на подставке. Стемнело совсем. Она изливала разводами голубоватый свет, а лезвие отражало его золотым. Хан-Марик тоже смотрел на кинжал непроницаемым взглядом дроида. Буро вращал кинжал: "Задумывается ли он о пропавших на таких сияющих зубцах по его милости? Качавшихся и пропавших?.. Единожды подумал ли так: возможно, им было больно? Или решил раз и навсегда, что стать кинжалом, не хуже, чем жить человеком? Не хуже и не лучше... Кольнуло ли в сердце сомнение: не правда, не так? Возможно, я чудовище... Глупости, нет? А если кольнёт в сердце, ответит ли ему Густав? Как же, ответит..."
Густав отворачивается, он не отвечает. Густав сердится, когда Хан-Марик пачкает золотом куртку: рукава, ворот. Когда натирает им руки и лицо.  

- Жили-были... - начал Биг-Буро, не прекращая вертеть кинжал на пирамидке.
- Чего? - встрепенулся задремавший Марик.
- Существовали. Предположительно. Давным-давно...
- Насколько давно? И откуда ты знаешь?
- Да ни на сколько, не было их, Марик!..
- А... - протянул Хан-Марик, и не поймешь, правда, недоумённо или в шутку.
- Предпочитаешь быль? Однажды высший дроид спустился на материк. И встретил изгнанника… И дал ему имя, и не только лишь имя, а после и... Фигово всё закончилось. Давай я лучше первую историю расскажу.
- Которой не было? Нет, расскажи вторую, которая была. Какое имя? И как закончилось?
- Сальвадор... - мрачно ответил Буро.
- И что было дальше? И откуда ты её знаешь?
- Марик, первая интересней.
- Небыль? Сомневаюсь, что...
- Ты или умолкаешь, - Буро ласково, вопросительно улыбнулся, - или выметаешься?.. Жили-были давным-давно три брата-дракона с волшебными рогами...

У Хан-Марика золотая. У куртки Густава тоже имелась подкладка, только чёрная. А между ней и плотной коричневой тканью верха, в обоих рукавах, двух карманах, под двумя отворотами воротника, и того: три пары крепких и тонких стальных цепочек, сотворённых, как артефакты с цельными звеньями, без разрыва. Цепочки в карманах оканчивались простыми грузиками, потяжелей - оглушить, разбить, даже тень, ему в пору тренировок случалось добиться нужной скорости. Под бортами - не пригодившиеся ещё ни разу - диски с режущей кромкой. В рукавах грузики поменьше, плоские, с крючками - самые важные - поймать, сдавить горло, Огненный Круг.
Бутон-биг-Надир должен был вернуться как раз за минуту до появления Густава в шатре. Утром. Обговорённый заранее визит. Флакон связных Впечатлений в обмен на информацию про обособленный уголок рынка. Про торговцев с разрушенного Рынка Скрытой Механики, который восстанавливать его обитатели не стали, а переместились кучно на Южный. Некоторые на Техно.  Кто они сами, что котируется среди них, что идёт дорого только для несведущих? Особых претензий к Впечатлению Буро не высказал, любое, не слишком короткое. Он покупал их охотно. Летал ли сам Биг-Буро под дождевыми тучами? Замечен не был. Летал, но редко? На всём рынке он был единственным постоянным покупателем Впечатлений, явно не от бедности, потому что он и торговал ими. Среди своих, ищущих что-то конкретное. Тем утром вышла накладка, Буро позвали заодно оценить артефакт. Древний? Или Восходящим сделанный? Или хищником из кого? А наибогатейший Буро был любопытен и не преминул взглянуть на чужое. Плюс вознаграждение за услугу.
Марик же оставался в шатре. При появлении Густава, при чьих-то шагах вдоль тента он инстинктивно отступил в полумрак, за ширму с павлинами, рисованными пунцовым по чёрному. Густав огляделся, хлопнул в ладоши, для порядка. Рассмотрел издалека механику на торговой подставке: нераскрывшаяся лилия. Прислушался, механизм рабочий и заведён, тикает. Он сел спиной к Хан-Марику, игнорируя хозяйское кресло, на сложенные рулоны тканей и произнёс через некоторое время, так, между прочим:
- Долго ли ждать, Хан-Марик?
- Буро? - переспросил Марик, выходя.
- Нет, тебя.
Пока Хан-Марик делал два шага из-за ширмы, Густав успел очутиться у входа. Между ними теперь светилась торговая пирамидка.
- Тебя, Марик, тебя. Я же просил... Я ведь предупреждал: не стой у меня за спиной, ненавижу. Поборемся? Над пирамидкой. Над этой красивой штукой. Кто кого перетянет. Ты же такой сильный, Хан-Маричка, самый сильный на Южном. Кого тебе опасаться, не меня ведь? Заодно и поговорим.
Они стали кружить, ловя и отдёргивая руки. Марик смотрел на руки, в пространство. А Густав в пространство и на лицо, доброжелательно, отрешённо. Раз ударил по руке, отталкивая, и чуть поддался. Марик только-только хотел сомкнуть свои железные пальцы, как запястья Густава извернулись, оказались сверху, выдернули на себя, а из рукавов, одновременно с маневром выпавшие, цепочки обвили его руки. Тонкие, едва не прорезающие кожу. Крючки надёжно замкнули их. Вытянувшись на цыпочках вперёд, Хан-Марик застыл в последней точке доступного ему равновесия. Над пирамидкой. Слушая во внезапной тишине тиканье лилии. Одной рукой Густав держал цепочки, а второй, ровно клещами, зараза, сжал его шею. Сунул носом вниз, к артефакту вплотную, между локтей Марика просунув его голову, и продолжил спокойно, негромко:
- Я же просил тебя, Хан-Марик... Не ходи за спиной. Не вставай у меня за спиной. А ведь ты хулиганишь не первый раз... Ведь это нехорошо, Маричка. Ты не веришь моему слову? Обещаниям можешь не верить. А угрозам вполне. Я так редко угрожаю.
Хан-Марик напрягся в последней попытке вырваться, но шею пронзило болью, и он понял: вырубится, рухнет прямо на артефакт. Чёрт знает, что Буро поставил на него, а если согласие с превращением? Ходили легенды, что изгнанники могут делать так. Сто против одного, но всё бывает... Расслабился. Густав тоже.
- Видишь ли, Маричка... Я не хотел бы стать хищником из-за тебя. Но есть нюанс. Эта механика... Перед твоим носом не простой, Маричка, артефакт. Ты слышишь его? Скоро он раскроется. Лепестки разойдутся. Между ними покажется плод. Он поднимается, растёт, понимаешь? И гусеница на нём... Землемерка. Она ползёт, растягиваясь и сжимаясь. Ты не видел? Редкая вещь. Скоро увидишь. Она обогнёт плод, ягодку вокруг, отмеряя минуту ровно, шестьюдесятью шагами. А потом у неё должны появиться крылышки, следишь, к чему я веду? Перламутровые, прозрачные... Большие. Боюсь, Хан-Марик, что они-то как раз коснутся твоего носа... Интересно, стану ли я хищником? Пропадёт ли мой Чёрный Дракон от того, что гусеница станет бабочкой? Разве я буду в этом виноват?..
Густав отпустил его шею, перехватил за волосы, приподнял и ткнул обратно. С гневом, никогда не прорывавшимся при других, он повторил:
- Говори, Марик, кто?.. Буро или ты?.. Говори!
- Густав... - ну и хватка... - Не он и не я... Его позвали. Я не успел уйти.
- По-твоему, я первый день на рынках?
- Но это правда!.. Никто не охотился на тебя. Отпусти уже! На этой штуке наверняка отказ, она слишком дорогая. Ты не поймаешь ей меня!
- Ты тоже не дёшев, Марик. И я уже поймал тебя. Не хочешь ли прогуляться связанным по главному ряду до... У кого ты особо в чести?
- Густав, я не охотился за тобой!
- Что ты делал здесь?! Проклятье, ранним утром! Я не прощаю тебе, третьего раза не будет!
- Не утром, а ночью!
Носом вниз, под своими локтями разговаривать неудобно...
- Что за бред? Ладно. Допустим. И что ты забыл тут ночью? Обдумай, прежде чем соврать. Будь убедительнее!
Тиканье лилии перебила мелодия из неё же. Механическая, но нежная. Четыре лепестка раскрылись один за другим. Густав тряхнул его за волосы:
- Сколько мне ждать? Придумал ответ?
- Я слушал сказку.
Марик смотрел на изнанку лепестков, розовую, абрикосовую в прожилках эмали, перламутровую. Жёлтая ягода, черешня поднималась над ними.
- Сказку?.. - переспросил Густав. - Понравилась?
Цепочки ослабли, крючки вышли из звеньев. Одной рукой Густав оттолкнул взъерошенную голову прочь, и Хан-Марик с грохотом улетел до красивой павлиньей ширмы, через пуфик, через рулоны тканей...
- Звучит так глупо, что похоже на правду...
На этих словах Бутон-биг-Надир вернулся. Точней, вернулся он несколько раньше, на этих словах зашёл. Густав учтиво поклонился ему. Марик одёрнул рукава ниже резких полос на запястьях и выскользнул из шатра.
Давнишняя история. С тех пор, уже много лет как, Хан-Марик завоевал расположение, доверие, право... - ходить Чёрным Драконом у Густава за плечом.

Глава 8.
Их было двенадцать человек, первых изгнанников, решившихся вместе уйти в Великое Море и не вернувшихся из него. Условно первых, ставших известными. Наверное, из-за этой мистической цифры и начала складываться в давние времена легенда о проклятой колоде. Легенда о колоде карт, подыгрывающих владельцу, если ставка - чья-то жизнь. Вещей желанных и красивых, вещей нужных добыть они не помогут. Но тот, кто играет из ненависти и ради злого развлечения, будет с ними непобедим. Мифы, случайные ассоциации и осколки чистой правды так перепутываются, тысячелетиями гуляя из уст в уста. Не разберёшься, что правда, а что выдумка, пока сам не проверишь. Густав, при всём его глухом, не различающем средств, упорстве в достижении целей, цели эти выбирал без фанатизма, достаточно произвольно. Он не был одержим чем-то конкретным. Легенда улыбнулась его окаменевшем сердцу, но и только. Он взял её точкой отсчёта, прежде восстановления дома, парка. Надо стать хищником, чинить собственноручно, ландшафт на Белом Драконе не принесёшь. А пока можно собрать колоду, посмотреть, сработает ли.
Двенадцать ушедших, переродившихся, пропавших. Двенадцать первых чудовищ и жертв Великого Моря. Сделавших одну и ту же ошибку: они ушли, насобирав как можно больше связных Впечатлений. Да ещё и цеплялись за них, не отпускали. В итоге тени сплавляемые жаром Огненного Круга, порой бессознательно, получались так сильны, так неуправляемы, что представляли даже большую опасность для них, чем тени Великого Моря...

Трое весёлых.
Её звали Мисс. Бубновая дама, первое преображение. Девушка, потерявшая руки. Вместо утраченных, пара гибких, как щупальца, бледно-зелёных рук выросла у неё за спиной, легла на плечи. Словно кто-то прячется и обнимает её сзади. Растерянные глаза, вертикальные полоски по щекам. Её преображение было замечено и потрясло остальных. Сразу после они и начали смотреть на себя в осколки стёкол, на дне повсеместно валяющихся, как ножи используют их, называют – «лепестки». Так и появились Впечатления, по которым возможно безошибочно отличить их, потому что это их собственные Впечатления: лицо или что там от него осталось, а вокруг кромка стекла, рука, держащая его, или не рука уже... Если в таком разобрал черты, узнаешь и в любом другом, где почётче. От Мисс иных Впечатлений не осталось, не находили. Говорят, эти тени-руки задушили её саму. Карта с Мисс, дамой бубей имелась у Густава. Не созданная для него, а выменянная. И до него пытались собрать проклятую колоду. Не удалось никому. Первая карта - первая преображённая изгнанница. Он счёл это счастливым предзнаменованием. Насколько слово "счастье" уместно в подобных делах.
Второй из весёлых. Симон, валет бубей. С белым цветком на виске. Так ушёл с ним, шёлковым цветком, заложенным за ухо, веселиться дальше, в океан. Кончилось тем, что волны носили его, лежащего на боку, целиком погружённого под воду, чешуйчатую глыбу, окаменевшую тень. Лишь белый, подобный шёлковому, цветок покачивается на поверхности. Огромный. Чарующий. И то - не цветок, а рот.
Род, король бубей.  Как узнать его? Сразу утратившего человеческий облик. Что там должно быть, морда? И держит стекло не рука? Нечто на фоне нечто. Нужно расспрашивать, говорить с людьми. Причём не с теми, кому лжёшь свободно и весело, а со знающими, кто ты такой. Будут торговаться за каждое слово. Ладно. Красные карты все.

Дальше черви. Трое влюблённых в море.
Юноша Кит, оседлавший большую волну. Валет. Единственный, кому удалось на короткое время создать и подчинить себе тени движения, скорости. Как только одна из них перевернулась, превратилась в тень-схватывающую и увидела своего создателя, она притянула, сожрала остальные и разорвала его. Кит, розовый как рассвет, никому не успевший причинить зла, за него дрался Чёрный Дракон до последней секунды. Юноша на изумрудной волне. Таким он и остался во Впечатлении. Говорят, что в колоде Кит не может подыграть жертве, а хотел бы. Поэтому его считают тем, кто не даёт, мешает собрать проклятую колоду. Говорят, что не сумеет помешать, если его Впечатление воплотить самым последним. Но, как на зло, получается в числе первых. Ага, первых: валет червей у Густава был. Господин Сома продемонстрировал ему подлинность Впечатления, после чего создал карту из двадцатого на счёте Густава, шестидесятого по общему счёту. Хищник зашёл к ним с другого рынка, ни к кому конкретно, без договорённости, похоже, оттуда бежал. Не убежал.
Дама червей, Мэт. Самая страшная карта. Лицо в обрамлении облака медных кудрей, лицо в синих трещинках, разбитое, распадающееся на куски. В пасти червонного короля. Мэт прежде ухода знала о Великом Море достаточно для воплощения мечты. По крайней мере, для долгой жизни Морским Чудовищем. Однако преобразившийся Юбис догнал и проглотил её почти сразу. Она у Густава тоже была. Предатель группы, сделался лицом Мэт.
Юбис, король. Вторая проблема и снова король. О нём известно лишь, что успел сменить множество лиц, что были поглощены им целиком остальные, не успевшие попасться хищным теням, а последний из двенадцати проглотил его самого. И если Густав намерен поставить лицо Юбиса на червонного короля, то должен прежде узнать хоть какую примету, что это он, Юбис проступает на фоне моря в обрамлении битого стекла.
  

Трефы, крести, желавшие знать. Державшиеся вместе первые десять дней, но погибшие порознь: Гимн, Сомнамбула-Майя и Минт. Они решили смотреть не каждый за собой только, но и друг за другом. В хорошем смысле слова, наблюдать за изменениями в облике и за морем вокруг. Они оставались на мелководье.
Валет. Гимн поймал тень, она укусила его, а он её. Отравился, выправился, ощутил свою силу и ушёл. Юбис уже поджидал его. В бегстве тело Гимна преобразилось, тени подчинялись ему, бежать значит бежать, только скорость. Он бросился в океанскую даль человеком, а был настигнут - угрём, фосфоресцирующие полосы из точек вдоль тела... И Юбис таким же полосатым языком обвивает его хвост, смеётся, смыкает зубы...
Сомнамбула-Майя, полупрозрачное лицо изгнанницы, прятавшейся долго. Но не бесконечно. Она тоже сделала тень и не отпустила её. Тень быструю и пугливую. Минта покинула, предпочтя эту тень-подсказку, тень-чутьё. Карта  дамы треф, Сомнамбулы-Маий была создана Биг-Джуном из чистой хозяйки Собственного Мира. Она надеялась с помощью Густава разыскать на рынке несостоявшегося гостя. Безрассудно поставила другу условие: принести редкость, такую, чтоб удивить... Не ожидала, что согласиться. Раскаялась. Но поздно. "Ведь и он кому-то попался..." - с досадой отметил Густав про себя, тогда ещё вдохновенно азартный в рыночной охоте.
Минт, король треф. Беда с королями. Опять никакой. Придётся рано или поздно отправляться с Господином Сомой к его непростым друзьям. Лучше поздно, чем рано. Чёрт с ним пока, с королём. Может само как-то прояснится.
  

Пики. Вини, последняя тройка. Знавшие заранее.
Король - есть! В смысле, карты нет, но не узнать его невозможно. Великое чудовище, последний из двенадцати. Обросший густой чёрной шерстью, с бивнями в огромной пасти гориллы, Гарольд, спасибо за твою несомненность! В каких глубинах ты таился, наблюдая судьбу остальных, ожидая единственного противника, предвкушая океаном, страхом и предательством создаваемое для тебя блюдо из всех их объединённых теней и Впечатлений? Рядом с тобой, доверяя тебе одному, и провела свою подводную жизнь Гемма.
Гемма, дама пик... Карта, закрывшая руками лицо. Рядом с тобой, Гарольд? И её не ужаснуло твоё преображение? Смотри, она ведь совсем человек. Она дралась с Юбисом, прежде тебя. За тебя? Или ты угостил его, для полноты собрания? Личная история Геммы покрыта мраком тайны. Густаву нравилась эта карта, бледные руки закрывают лицо, зелёные волосы размётаны по плечам. Она одна не смотрела на него, а Густав не любил, когда на него смотрели. Гемму пик сделал Зверь для него из Восходящего. Давно уж и Зверя нет... Стоило труда сквозь такую толпу провести покупателя ради безделушки - неповторяющегося дверного колокольчика! Примитивная механика, каких миллион. Густав болтал, не закрывая рта, от входа до шатра он выдал юному затворнику столько баек, беззастенчиво смешивая, перепутывая все известные ему имена, времена, сюжеты, что устал!.. Два последних шага к откинутому пологу... И дроид остался вне досягаемости. А дальше - Хан-Марик.
Последняя карта. Валет пик. Рок. Сам уход в Великое Море был его идеей. Его провокацией. Его погибелью. Юноша с широкими воронёной стали браслетами на руках. Тенями. Они не спасли его там, в океане. Ярость и храбрость Юбиса победили его. А терпение Гарольда победило и самого Юбиса... Поднимаясь из глубин, он был уже так огромен... Он гнал перед собой волну, захлестнувшую восток континента, превратившую воду забвения малых внутренних озёр, в морскую, воду Свободных Впечатлений... Не поднимавшиеся выше щиколотки, подсвеченные огоньками дроидов, туманы восточной части континента стали опасными морскими туманами... Название своё обрели Горькие Холмы. Многое из того произошло...

И так, вот карты, что осталось собрать. Юбис, король червей. Гимн, валет треф, Минт, король треф. Гарольд, король пик. Валет, три короля. Дамы благоволили Густаву, не прятались. А, ещё Род, король бубей - четыре. Три короля три проблемы, лица. Не похожие ни на что или на что угодно: Род, Юбис и Минт. Из каждого третьего похищенного, в результате третьей удачной охоты, а других у Густава не бывало, он получал от хищников номерные карты. Ожидая и наводя справки, ища Впечатление с лицом. За него, конечно, придётся платить отдельно.

Глава 9.
В мире хищника не поёт дроид. Ну и что, казалось бы? А вот вам. Необязательное делается непереносимым, как в мире Густава, где поёт, но лучше б умолк. Он ночевал там, устав на драконе и не осмеливаясь на континенте... И отсутствующее тоже - непереносимым. Не хватает, не достаёт. И хищник не забывает об этом, напротив. Не пустота окружает его, а подспудное беспокойство. Навязчивое, как вылетевшее из головы слово. Угрожающее, как мысль о ком-то, кто мерещится, за углом, за окном, за пологом шатра. Закрыться - отдельное удовольствие, не связанное с холодом и теплом. Но рамы теперь не достаточно. Надёжной, нерушимой рамы мало… Однажды Густав принёс по случаю в Собственный Мир отрез мягкой ткани с ворсом, а там жарко ночами, душно в его мире. Но с тех пор он засыпал, завернувшись в него, и желательно с головой, лишь так забывался. Но сейчас не о Густаве.
Как и остальные хищные хозяева, Господин Сома возвращался в Собственный Мир лишь взять что-нибудь из коллекции или добавить в неё. Дни проводил на рынках, жилой шатёр имел, конечно. Защищённый от теней, но как защититься от тревоги? Недоверия?.. Ведь и демоны моря ходят ночами в тумане. А каменных крепостей не возводят полудроиды. Когда начинала мучить жажда, на дракона, и сразу вверх, подальше от Великого Моря, опасался его, не любил. Платить за изысканные впечатления, как Буро, например, он считал странным, довольствуясь любыми. И угощениями. Он не признавался себе, и это тоже у хищников общее, что в шикарном облачном мире, созданном собственноручно, ему невыносимо. Не сознавался, иначе сказать - не осознавал. Да и что там такого кроме скуки? Как выразить словами, уловить мыслью, что пустота может расти и способна быть злой? Напротив, он думал так: выберу подходящий момент, чтобы закончить скитания, и уйду навсегда. Какое время? Как должно сделаться подходящим?
Он был постарше остальных, Господин Сома. Кого во сто, кого в тысячу раз старше... И эти его тонкие, белые рубашки с запонками, он носил их не застёгивая, но запахивая часто, нервным, привычным хищнику жестом, скрывающим волнение азарта или лжи, белый верх, чёрный низ, перенял из другой компании, с прежних времён. Господин Сома часто менялся обыкновенным манером, артефакты за артефакты, так что не все его рубашки сделаны им из похищенных. Но часто - для него... Он был не злым и не жадным. И чем дальше, тем больше участвовал третьей стороной в переговорах и сделках. Завсегдатаи Центрального, а затем воссозданного Южного Рынка обращались к нему, опасаясь переменчивого настроения Махараджи, статуса неморского чудовища Биг-Буро. Знали Сому, знали, что он позволяет выкупить пойманного, и даже порой самому откупиться под честное слово. В случае с незнакомцем ждёт ходатаев за него до трёх дней. Никогда не спешит и не отказывает, если нужно время. Может дать дельный совет. Не бесплатно, зато без коварства, действительно в интересах спрашивающего. В общем, предсказуемость, уравновешенность находят признание в любом из миров, и среди хищников, да. Чувств же, помимо азартной любви к прекрасному, у полудроидов мало, и добрых и злых.
Всё шло, как шло, не шатко, не валко, неплохо, и тут... Хан-Марик. Густав, конечно, многим удружил, приведя его на рынок. Юного хищного изгнанника, непостижимого, неуправляемого. Сильного, как Морское Чудовище. Спокойной жизни настал конец.

Господин Сома не имел к Хан-Марику какой-то личной неприязни. Просто, хотел, чтобы его не стало. Как и не было.
- Я старый человек, - говорил он шагая рядом в пыли, раскланиваясь с хозяевами шатров справа и слева, редко бывал в этом ряду, - Густав, я старше вас, и охотников и бегущих Против Секундной Стрелки, и я ещё выигрываю против неё... Всё, что я хочу - спокойно ходить там, где ходил и раньше, до его появления. Он стал проблемой. Пойми меня, я не унизил бы Марика, предложив за него номерные карты, но если ты хочешь лица... А ты хочешь, Густав, или я затеял пустой разговор?
- Хочу. Достоверные. И все до одного. Господин Сома, я отдам тебе Марика в обмен на последнюю карту. На последнее достоверное Впечатление. Если угодно, можешь своей рукой из него её и сделать. Но не раньше... А если к тому времени Марик остепенится, - Густав улыбнулся такой мысли, - всё может быть, я соглашусь торговаться и дальше, за что-то другое.
- Договорились, договорились, Густав. Я рад, что мы поняли друг друга. Не буду врать на счёт королей, но валет пик уже ждёт тебя на Оливковом Рынке. На рынке Олива, бывал? Маленький.
- На час открывается?
- На два часа.
- Сколько же там торгующих, что они умудрились согласовать время закрытия входа?
- Олив и его "братья". Никого чужих, торговцы приходят и уходят через шатры, кого он сам пригласил торговать.
- Я чужой.
- Ты со мной. Ты покупатель, я хотел сказать, - Господин Сома засмеялся своей оговорке, признал. - Да, с дракона сойдя, одному туда лучше не соваться.
- А ты там в качестве...
- А я там - ты! Густав, прочувствуй, каково быть с другой стороны! На самом деле охотится он иначе, Олив имеет много знакомств, и за два часа там проходит порядочно народу. Единственный рынок Впечатлений.
- Впечатлений... Конечно! В гостях не бывал, но выражение "оливка" я знаю. Впечатление с тенью - оливка с косточкой. Даже пальцем тронуть нельзя. А ты говоришь, Марик... Проглоченный яд лучше удара в спину?
- Лучше. Эти тени без лапок. Они не бегают за тобой. Сдуру сунулся, получил по заслугам, что такого?.. Передумал?
- Нет, что ты. Когда?
- Честно говорю, Густав, я предпочитаю вечерний час утреннему, некоторых напрягает. А мы с Оливом старые друзья, редко видимся. Поговорить, выпить... Утром оба не в настроении...
- Как скажешь. Что хочешь?
- Ничего. Первый взнос за Марика.
   Густав не мог не рассмеяться. Он не так понял сначала, оказывается полный комплект недостающих лиц - за одну плату!..
- Неужели всё так серьёзно? Маричка вырос в цене!..
- Он сто раз на дню появляется за спиной.
- Может быть, ты ему нравишься или твои рубашки? Хочет перенять стиль...
- Не больше, чем мне твой юмор. Рынок не место для диких зверей.
- Извини мой язык, Господин Сома.
- Олив будет нас ждать завтра вечером. То есть, он будет осведомлён о твоём приходе. У меня там шатры. Да, кстати, один прозрачный, заметный на возвышении. Приходи к открытию, поболтаем о королях.
- Я приду с Хан-Мариком. Ты тоже пойми меня.
- Понимаю.
И они распрощались до завтрашних сумерек.

Глава 10.
Оливковый, рынок Олива находился в ущелье, одна сторона которого обрывалась в ещё более глубокое ущелье, спускавшееся к морю вдоль северо-восточного, короткого мыса Морской Звезды. С противоположной стороны вход, там ступая на призрачную, необычную - шириной в десяток шагов раму, оставляли Белых Драконов, порой навсегда. Например, если оливка предназначалась для коктейля, а покупатель спешил взглянуть на приобретение… И тень, таящаяся во Впечатлении не ждала. Не уловленная сразу другой влагой, ядовитым туманом окутывала спешащего к выходу. Забавно, в большинстве случаев такое и покупал, только не для себя... Тени, они разные. Для освобождения некоторых, Оливу достаточно открутить имеющуюся, а закрыть горлышко другой пробкой, спрятанной в рукаве. Пористой, проницаемой. И отдать так... Некоторые притягивают к тому месту, где пребывали долго, некоторые сводят с ума. Внешние, безосновные, слабые тени живо переходят в присущие, будучи выпиты чудовищем, а человеком - в яд. Всякие они бывают.
Условленный час настал. Густав и Хан-Марик сошли с драконов, запрокинув головы, оглядели стены ущелья, грозно наклонённые внутрь. И шагнули, Густав за Мариком, в коридор вертикальной, деревянной когда-то, полурастаявшей рамы старого рынка, навстречу отдельно без рядов установленным шатрам. Прозрачный шатёр Господина Сомы нашёлся сразу же, он действительно стоял на возвышении. Туда бы и идти. Однако по пути к нему Густав допустил не повредившую ему, но досадную оплошность. Господина Сому он заметил в проёме другого, плотного шатра и зашёл поздороваться. Поклонился. Марик тоже, с ухмылкой. Через откинутый полог внутрь падал луч вечернего света из облачного мира, шапкой белевшего над ущельем. Надо же, точно через раму попал… На торговой подставке бледный и серый одновременно, со связанными руками сидел не шевелясь До-До. Самый простой и весёлый из хищников, пришедший в компанию позже других, никогда, вроде, и не бывавший заказчиком. Только мены и игра, бег Против Секундной Стрелки. Единственный личный враг Господина Сомы. Грабитель изначально, обкрадывавший его неторговые шатры в дальней части Южного Рынка, уходивший безнаказанным. И все это знали. Торговавший краденным открыто. Бесстыдно до того, что вернее сказать - демонстративно. И ещё... Раскручивая шарик или задавая условия на игру, прыжки, кувырки, препятствия, он, смеясь, выдумывал такие, что только самые ловкие и отчаянные соглашались на них. А Господина Сому спрашивал персонально, грабитель и насмешник, чтобы услышать: нет, пас, не играю. Отказавшийся же платит вдвойне. И, естественно, не выигрывает. Платит за сам отказ. До-До поднял взгляд на вошедших, вспыхнул безоглядной радостью надежды и воскликнул:
- Гутка!..
До-До, это именно Густав, увы... Он приветствовал Господина Сому и сел.
- Вечер добрый, Густав. Олив освободится ближе к закату. Но мы можем пойти к нему прямо сейчас. Посмотреть артефакты, на этом рынке их не прячут. Грабителей здесь не бывает, - он покосился на До-До. - За исключением дураков.
- Любопытствовать, но не трогать?
- Именно.
До-До смотрел на Густава, не отрываясь, не веря, в свою пользу истолковав его молчание.
- Господин Сома, если я правильно понимаю... - сказал Густав, подразумевая пленника и его судьбу. - Не пойдём пока, дай нам кредит. Марику нужна новая куртка, он опять весь в золоте.
Это была правда. Особенно рукава. Хан-Марик воззрился на них, словно первый раз видел.
- Ты светишься, как фонарь, - сердито сказал Густав, - охотиться невозможно. И это твои проблемы. Сам предлагай что-нибудь Господину Соме, если он будет так любезен сделать тебе обновку.
До-До пытался поймать взгляд Густава и не мог. Они всегда ладили, с самого начала. Вчера ещё пили одно Впечатление на двоих - горное озеро, пронизывающий ветер... Господин Сома так, между прочим, проследил его взгляд и тоже вгляделся в непроницаемые черты Густава, - змея... Хлопнул Хан-Марика по рукаву. Поднялось облачко золотой пыли.
- О, драгоценный хищник! Но это расточительство… Хан-Марик ещё не купается в расплавленном золоте, нет? Тогда я согласен вытряхнуть пыль из его куртки, мне можно ходить золотым!.. Густав, хочешь для себя десятку червей? Я знаю, как должны гулять по ней волны, в десять рядов!
Густав наклонил голову:
- Гут, гут... Господин Сома, прекрасное предложение. Сочтёмся.
Они встали.
- Густав?! - крикнул До-До, не веря своим ушам, юный грабитель.
- Мы осмотримся на рынке, - сказал тот Господину Соме.
- Я догоню вас.
- Будь ты проклят, Густав... - До-До выплюнул вдогонку ему и уставился в своды шатра.

Умирают один раз. Попадают в чужой Собственный Мир и того реже - полраза, на полсекунды. Хищник к хищнику. Погостить, погибнуть, - суть одно и то же для них. Густав и Хан-Марик скрылись за пологом. Сияющий Белый Дракон Господина Сомы озарил, спускаясь, двоих, оставшихся в тёмном шатре. Выдернутый с торговой подставки за связанные запястья, До-До вдохнул, а выдохнул уже в облачном мире. Красивом, неживом, пустом. В саду брошенный на землю между ажурными, плетёными креслами, подле такого же круглого садового стола. Ничего вокруг он не разглядел в ярком свете. Он видел фигуру над собой, блестящий ряд перламутровых, маленьких пуговиц на белизне рубашки, сверкнувшую запонку на манжете. "Секунда и всё... Это только мгновение. Миг и всё..." Господин Сома не двигался, запястий не отпускал, но и второй руки не заносил. Спокойное, чуть брезгливое лицо Густава маячило перед ним, - змея...
- Интересное дело, - сказал он задумчиво, припоминая, - До-До, помнишь мальчика, Восходящего, с арфой-головой Камышового Дудочника? Не ты ли превратил его в семёрку червей для Густава?
- Я, - хрипло ответил До-До. - Сома, я не притворяюсь лучше, чем есть. И не говорю, что достоин чего-то другого.
- Конечно, конечно, До-До. Но вот, что мне вспомнилось... Очень похожего мальчика год или два спустя я видел, пролетая над Мелоди-Рынком, обожаемым такими вот, музыкантами... На похожем драконе, та же дудочка, те же напевы, что пытался нам предложить, как выкуп, замечательно! И поспешное бегство...
Глаза До-До сощурились. Усмехнувшись, он огрызнулся напоследок:
- Узнал?.. И что? У меня была семёрка червей. Эта дурацкая семёрка, она у меня просто была, и я отдал её! И что?.. На кой чёрт она мне? Ладно, за куртку, ладно, за пуговицу от куртки, запонку! Но за бумажку, за дурацкую карточку?! Да, я отпустил его, и что?.. Тогда ты возненавидел меня? Решил, что я не такой? Не как вы?.. Я такой же, Сома. Просто я отпустил его, просто так!..
Тонкий-тонкий нож с гравировкой на лезвии, ряд птичьих следов, щёлкнул, раскрылся в руке Господина Сомы. Он подцепил и разрезал верёвку на запястьях До-До.
- У меня тоже, - сказал он, - и у меня есть эта дурацкая десятка. Уходи. И только попробуй испортить что-нибудь по дороге!.. Выход - там.
Он махнул рукой и отвернулся.
- Господин Сома, - прошептал До-До, - я, я...

Глава 11.
Господин Сома догнал гостей рынка около главного шатра, поставленного над пропастью с хитрым расчётом. В облачный рынок нельзя зайти и выйти минуя входную раму. И с тяжелыми, континентальными так, но под землёй - можно. Шатёр-артефакт стоял на разломе скалы. Короткий зигзаг подземный, открытый в нижнее ущелье. Оливу приятней было иметь два выхода. Чистая Вода забвения сочилась по стенам, так что нападения теней или хищников океанских с той стороны он не опасался. Сома протянул Густаву десятку червей, и все трое зашли в шатёр. Намеренно слабо натянутый тент колыхался в порывах ветра. Лица, профили, один перетекает в другой. Человеческие, звериные, причудливые, пленительные и мучительно тревожные, состоящие из профилей, обращённые друг к другу, наоборот, в одну сторону смотрящие один сквозь другой, один в другом... Бесконечным орнаментом они разбегались по ткани. Улыбались, плакали, подмигивали, скалили зубы... Узоры, ветер, что
Множество торговых пирамидок. На всех сосуды с водой.  На некоторых запаянные прозрачные цилиндры, вроде того, с медузой. Колбы круглые, плоскодонные, конические. Гости осторожно прошлись, оглядывая коллекцию. Малая часть. Первым шёл Сома, возле открытой чаши с двумя ручками остановился. Сунул палец.
- Это можно потрогать. Прикол.
Марик тоже сунул руку, не раздумывая. Золотинки с неё закружились на поверхности. Отдёрнул и вытер.
- Что за чёрт?
Сома хмыкнул:
- Привыкли к рафинированному.
Густав посмотрел на них и потрогал тоже. Впечатление мелькнуло, раскрываясь за три секунды: ряды цифр идут по бумаге, рука пишет, останавливается, берёт что-то, лежавшее рядом, не глядя... Вдруг обжигающе-кислый вкус, смех и радость...
- Что это, Сома? - удивился Густав. - Зачем оно?
- Так, Гус… Всякие бывают коллекции. Это чистое, свежее Впечатление. Цельное. И весьма древнее, притом. Не рафинированное в Собственных Мирах, не объединённое с другими и не разделённое на части. Кто-то когда-то имел его, сидел, решал математическую задачу, откусил кислое яблоко и внезапно понял, нашёл решение, всё.
Густав пожал плечами, действительно, кто что собирает.
- И откуда ты знал, что оно безопасно?
- Между нами. По чаше. Непрозрачная. Олив держит ядовитые и простые в разных, чтоб самому не запутаться!
- Разумно.
Полог откинулся широко и Олив с двумя "братьями", мощными, но словно придавленными грузом на плечах, зашёл внутрь. Вопрос насчёт его имени снялся. Он был светло-оливкового цвета, печать Великого Моря. Сколько смертоносных теней успел создать, одну, несколько? Достаточно, чтобы ловить другие и удерживать в руке, но не достаточно, чтобы утратить человеческий облик.
Олив - хозяин, хищник, Чудовище Моря. Вытянутый овал лица, волосы спадают на него прямой чёлкой, тёмные, сзади перевязанные, длинные, до колен. Человек... Поклонился. Улыбнулся гостям. Не человек... Слабо растягивается улыбка, только верхняя губа поднялась, открывая ровные зубы до маленьких клыков.
- Господин Соома... - приветствовал Олив, немного растягивавший иногда какой-нибудь слог.
- Олив... - поклонился тот и представил. - Густав. Хан-Марик.
Олив махнул рукой и отпустил двух пришедших с ним. Он переставил на землю несколько сосудов и торговые пирамидки растаяли. Образовалось свободное место, чинно они уселись на голой земле вслед за хозяином.
- Задержался...

А вот где был он и почему задержался.
Далеко не все из Морских Чудовищ, единицы умеют сознательно делать тени. Но и они стоят перед выбором, двумя. Присущие? Извратиться тело, а следом и ум. Долго таким жить на материке не сможешь. Внешние? Тяжко!.. И вырывать из тела, и удерживать, и приручать. Влагой моря поить и не давать взбеситься. Не иметь дела с тенями? Уже обретённая сила простаивает зря. Её уже помнит рука и зубы - единственная присущая тень у Олива, благо, во рту морской водой напоить её не трудно... Не забывается, как полёт, новая сила, пропадающая впустую. Для хищника - крайне обидный факт. Может быть, есть возможность добывать тени? Локального, узкого действия, тени-яды, и не беспокоиться о их "самочувствии"? Да, такие бывают, в шипах и клыках, в отравленных бивнях монстров, охотящихся в океане. Ставить сети на них? Ха-ха!.. Но случается, в тумане монстры отправляют их на берег, как отравленное дыхание своё, как забрасывают крючки из моря на сушу... И случается, оборвав леску, выживают раненые, сорвавшиеся с крючка...
Всё это было бы пустыми мечтами. Но однажды Олив заполучил два инструмента. Первый - тень в артефакте: обруч на голову, тяжёлый невероятно, даже для него. Обруч растягивался и сбегал, соскальзывал до ступеней, сгоняя все тени прочь. Если они были нестабильным то, оказавшись на земле, таяли. В противоположном случае имелась возможность поднять их сачком, поместить в сосуд. Этот сачок Олив ценил ещё выше обруча.
Вот природа хищника… Как целитель, как спаситель, он мог бы торговать своим мастерством, иметь с него честь и доход. Но нет, его интересовали не люди, а раны, власть, заключавшаяся в этих ядовитых соединениях, их тяжесть, пригибающая к земле не только плечи, но и взгляд, не дающая звать дракона, распространиться песней к небу...
Оба артефакта с тенями он получил от монстра, встреченного в тумане. Чудовище рассмеялось, обнаружив, что бледно-зелёный человечек способен разжать целый один палец его лапы, сомкнувшейся на горле. В океане не отпустил бы, а на суше показалось забавно. На суше много вкусной добычи… И Демон, Шершень предложил вместе вести дела. За обруч Олив отдал ему три десятка человек, преисполненных связными Впечатлениями, тогда он торговал ещё честно. Охотился, но обычным, человеческим образом. А за сачок - сорок пять человек. Хорошо угостил. После этого с Демоном долгие годы не встречались.
Простеньким сачком не поймаешь тень в океане. Она ловца вместе с ним поймает! Другое дело - раненные тенями, простыми, слабыми, не способными утащить силой, направлять лишь, подталкивать... Дурманить, пригибая к земле, угрожая смертельным распадом при взгляде в небо, попытке позвать Белого Дракона. Эти тени подвластны его сокровищам. И ловить не надо. Приходят сами, невзирая на риск. Преодолевая страх. Олив мог лечить. Это создало ему славу. Умный, через раз отпускал. Известность. Она перевешивала тёмную славу. Последняя надежда приводила к нему людей. Ну, и злонамеренность, наивная алчность. Желание приобрести яд. Таких сам не любил, большинство превращалось в товар или "братьев". Ещё некоторых выкупали. Иные раненые сразу приходили с подарком. К таким благоволил, безотносительно ценности подношения. В любом случае, пришедшие сначала освобождались им. Исцелёнными, пусть недолго, но отдыхали от ужаса. Олив делал то, что обещал. Хотя до честности Морского Чудовища было ему далеко...

И задержался он ради чистого хозяина, из последних сил добредшего к нему, с помощью случайного попутчика, который немедленно слинял у входа. Проблема типична: ядовитая, распадающаяся тень не позволяла говорить, запрокинуть лицо к небу, к спасению, Белому Дракону и Собственному Миру. Такие яды океанским монстрам нужней любых других. Безмолвный, смотрящий вниз, измученный жаждой. В сознании, самостоятельно, игнорируя протестующее, глухое рычание Чёрного Дракона, он покинул его и зашёл в шатёр. Там хранились неисследованные и злые тени, сачок и обруч, и в количестве - обыкновенные кандалы. Недовольство телохранителя понятно.
Позвали Олива. Он решил, что справится быстро. Любопытство не тот предмет в отношении которого любой человек, полудроид склонен проявлять терпение, Олив тоже. Кого привели, надо же взглянуть! «Как обычно... А тень, уловится?» Он поставил юношу ровно, двумя руками с усилием поднял ржавый на вид, чугунной тяжести обруч, коронуя понурую голову, и тот потёк вниз. На плечи, на локти... Глаза раненого прояснились, раскрылись. Олив улыбнулся ему до самых клычков. Ненавидел редкие случаи, когда, убегая, яд уничтожал жизнь, леденея, острыми иглами льда уходя. Но бороться с подобной напастью не умел. Обошлось. Обруч заскользил быстрей, рухнул с грохотом. Тень оказалась нестабильной, осталась склизкой лужей, быстро ушедшей в землю. Исцелённый вздохнул. Бесцеремонно оглядел спасителя с головы до ног, как чугунный обруч прошёлся только что по нему самому. Всё понял и наклонил голову, в знак благодарности и перед своей судьбой. Ну, и что с ним делать? Оливу ничего особенного или срочного не надо. Яда нового не получил. "Привязывать рано, слабый. Напоить его связным Впечатлением, пожертвовать что ли? А там посмотрю. Чистые хозяева, бывает, по-честному откупаются. Конечно, сюда он уже не вернётся, но что-нибудь любопытное может вынести из облачного мира. Скучно. Хоть какое-то развлечение".
- Следите, - бросил Олив двум "братьям".
Ушёл и вернулся с "циферблатной" водой, приготовленной для игроков Против Секундной Стрелки. Ради смеха, он соглашался продать её только на своей территории. Любому, кроме Господина Сомы. Храбреца не нашлось. А зря. Сложносоставная, коллекционная, редкая, из целиком пролившегося мира. Хорошая основа для создания артефактов. Во Впечатлении стрелка, преображаясь, шла по цифрам, преображавшимся тоже. Как и само поле под ними. Каждую секунду менялось зримое, тиканье даже менялось... Собирал кто-то Восходящим. Без помощи дроидов сложно такое собрать. "Сам бы пил..." Юноша принял тонкий, высокий, словно заиндевевший бокал. Закрыв глаза, выпил до капли.
- Небо и море!.. Ты подарил мне время... Как таковое...
- Давай, рассказывай. Что у тебя есть в Собственном Мире хорошего?
- Много всего. А что ты хочешь?
- Мне скучно. Если бы знал, что хочу, из тебя бы мне это и сделали.
- Понятно... Проблема. Хочешь быть моим гостем?
Олив захохотал, сверкая клычками:
- Нет!.. Не настолько скучно!
- Ты видишь, я не хищник. И не собираюсь им становиться.
- Как и значительное число ими ставших, тем не менее. Я, как ты догадываешься, тоже не всегда был хищником. И тоже не грезил им становиться! Но однажды всё бывает впервые.
- И что случилось?
- А с тобой?
- Ничего особенного. Я слишком поздно выходил с Южного Рынка, напоролся на тень в тумане. Наступил... А ты? Не хочешь рассказывать?
- Тоже - ничего особенного. Я заманил врага. Хотел сделать из плохого человека хорошую вещь. А получилась хорошая вещь и новый плохой человек. Он всегда остаётся. Вещи прибывают. Но тогда я не знал этого. Что ты искал на рынке?
- Что-нибудь про дома. Не людей, а зверей, птиц, собственно. Искал связные Впечатления.
- У меня есть. Почему на Южном, шёл бы сразу ко мне?
- Олив? - юноша счёл момент подходящим для формального знакомства. - Я хозяин Мира-на-Ветке, Пта. Я слышал про тебя... Опасался. Впечатлений ли это рынок или теней...
- Не веришь в судьбу? Напрасно. Видишь, кому суждено встретить тень, не минует её. А кому суждено встретить Олива, встретит Олива!
- Но так лучше, чем наоборот. Что-то сомневаюсь, предложил бы ты мне поболтать и выпить! В итоге мы пересеклись, но иначе.
- Нуу, я ещё ничего не решил! Ты мне и откупа-то не предлагаешь.
- Предлагаю ещё раз, будь моим гостем. Мир-на-Ветке - прекраснейший, до самого ясного неба! - хвастливо, с кристальной искренностью подчеркнул он.
- Пта... Я легко и быстро злюсь. Ты испытываешь моё терпение. К тому же, в твоём раскладе что-то не сходится. Зачем ты выходил пешком с рынка, не говоря, вечером? Почему не улетел через шатёр без неприятностей?
- Я не домой, я на Мелоди хотел! Олив, ты видишь на мне карманы? - юноша провёл руками по цельному куску ткани, служившему одеянием, пыльному до крайности. - У меня ни камешка, чтоб пирамидку поднять, не говоря о месте для шатра! Не из торговцев я… И я соврал тебе, у меня пусто в Собственном Мире, артефактов там нет... Только эта тряпка на плечах. Я отправился на континент искать удачу.
- Нашёл!.. Никому нельзя верить, даже чистым хозяевам! Да, кстати, снова соврал, не бывает совсем ничего в Собственном Мире.
- Дерево есть... Огромное. Его я создавал Восходящим, только его... Создал. И время вышло, кончилось... Но ни для какой мены веточки я не отломлю с него, никогда!
- Бред! Хотя, я и не такое слышал. Ладно, вот тебе вариант...
И Олив рассказал ему, что имеет много теней, сохранённых в сосудах, извлечённых из тех, кто уже не расскажет, как они действуют... Ну, по разным причинам... А зачем хранить тень, не зная её природы? Если бы Олив и решился испытывать их на себе, кто освободит его? Чтобы поднять чугунный обруч, нужна морская сила. И чтобы поймать, заключить обратно в сосуд. Предложение было такое: стать подопытным и рассказать.
- Обещаю, что смогу освободить от каждой, ведь я так и добыл их.
- Ага... А те, кто не выжил?
- Эти?.. Их всего-то две, три... - Олив хищно усмехнулся. - Их оставим напоследок! Шучу, на самом деле, такие мне не нужны. И я уже знаю, что они делают. А как - мне всё равно. Я хочу знать обратимые, узкие, конкретные действия: придавливает, гонит, парализует, навязывает или блокирует мысль, чувство, понимаешь?
- Заманчивое предложение! Кошмар! А почему не испытываешь на своих "братьях"?
- Не мне они "братья"! А друг другу. Братья по несчастью. А мне - рабы. В каждом, Пта, есть уже тень, не дающая им сбежать. Обруч выгонит её, оно мне надо? Принимаешь условия, год службы за жизнь и несколько связных Впечатлений?
- Ужас!.. А впрочем, принимаю!
- У тебя лёгкий характер.
- Я птица на ветке. Принимаю, но послезавтра. Мне надо домой. Ну, ладно, я - хочу - домой!.. Я соскучился. Веришь, вернусь!
- Птица на ветке! Ты успел соврать за пять минут дважды!
- Я не соврал! Я сказал правду, в моём мире действительно много чего есть! Но ничего такого, что можно вынести оттуда. Крона... Огромная крона... С шелестом и ветерками... Корни, клубок... Со мхом, с норами между корней... Ветви, по которым гуляешь, прыгая с одной на другую день за днём, ночь за ночью... Дупло есть в стволе... Цветущие ветви, обращённые к югу... Зацветающие - к северу... Но это лишь на самой вершине, где можно качаться на них, не держась, густые... Жаль, что ты отказываешься быть моим гостем. Я хочу домой! Увидеть, подышать, не могу... Отпустишь на день?
-Пта!.. Ты совсем что ли меня не боишься?
- Теперь, когда мы познакомились? Совершенно. Совсем. Ты мне понравился. В Южном на твой счёт весьма много сочиняют! Мне там, чувствую, не добыть искомого... Хотел на Мелоди заработать, да я фиговый танцор... - Пта оглянулся вдруг, нахмурившись, повторив. – Они?.. Рабы?.. То есть, не только изгнанники, хозяева тоже, да? Хозяева разлучённые с мирами?.. Но зачем, Олив? Они очень несчастны. Зачем тебе столько?
- Ты будешь учить меня, сколько держать рабов?
- Я хочу помочь тебе. Им тоже.
- Ты?! Хозяин с единственным деревом в Собственном Мире?!
- Да, ты мне нравишься. Вещи тяготят, как же должны тяготить пленники...
Олив покрутился, приблизился, лязгнул зубами со злостью, не напугал ничуть и расхохотался:
- На день? Отпускаю! Проводите!.. Нет, сам провожу.
Он откинул полог. Два шага и Чёрный Дракон моментально проявился у Пта за спиной. Втроём шли до рамы. Середина вечернего открытого часа. Заграждающая тень, третье сокровище Олива, гармошкой рифлёной дрожит в стороне. Пта вышел и обернулся с полупоклоном:
- Очень признателен тебе.
- Привет южным веточкам! И ты мне понравился.
Олив развернулся, над собой безмолвно смеясь, устремился летящим шагом к большому шатру, на встречу с Густавом. "Самая идиотская сделка в моей жизни! А если вернётся, то в его жизни. Я сегодня такой хороший... Потому ко мне и идут, тянутся ко мне люди, хо-хо... Но сегодня - не собирался!.. Однажды всё бывает впервые. Может я сам отравился ненароком?.. Если так пойдёт и дальше, меня перестанут бояться. Страх потеряют совсем... А это уже лишнее... Птица на ветке!... Будь моим гостем!... Бред!"

Глава 12.
Для начала Олив предъявил Густаву Впечатление в залитой воском колбе, распечатал, дал потрогать. Валет треф. Юноша, уже целиком под водой, уходящий в прозрачную глубину. Пятится, смотрит на кого-то. То, что станет фосфоресцирующим телом угря, вьётся, вытягивается... Вокруг - очертания резкой, изломанной стеклянной кромки, он смотрит на себя и сквозь неё. Подлинное, вне сомнения.
- И так, - сказал Олив, - теперь, когда ты убедился, что бегущий Гимн есть у меня, позвольте мне угостить ва-ас?.. Кое-чем имеющим отношение к предмету мены.
Манера едва заметно растягивать некоторые слога смягчала его строгий, резковатый образ. Олив взял другую колбу, обтёртую от пыли, явно приготовленную заранее, разлил её в три тёмные, ультрамариновые пиалы, с белой каймой по краю и поднёс всем: Господину Соме, Густаву, Хан-Марику.
- Прошу вас, обыкновенное Впечатление. Но если сначала проверите, я не обижу-усь!.. - и показал клычки.
Проверять не стали. Только Густав задержал дыхание, коснувшись губами края пиалы, секунду. На четверых понемножку досталось. Во Впечатлении танцевало странное существо... И на земле, и на воздухе, без крыльев. Ярко, пленительно рыжий человечек со звериной мордочкой. Высотой в ладонь. Куколка. Ступни и ладони - мохнатые лапки. Острый носик, как у лисички. Длинная шерсть гребнем с головы спадает то вправо, то влево, то на мордочку. Беличий хвост... Пропорции тела делали её похожей на человека. А главное - огромные, добрые, весёлые глаза. Танцевала она на задних лапах. Остановилась, легла, свернулась... Вытянула передние лапки и пронзительно заглянула кому-то в глаза, Густав даже отшатнулся, так реалистично, близко. И зевнула во всю пасть, как ёжик.
Олив проследил за реакцией гостей, спросил:
- Я хороший хозяин? Радушный? Господин Сома, я думал, что тебе-то известно про улыбку-у Лиски-намо...
- Да, да. Привыкнуть невозможно...
- На то и рассчёт!..
- Я слышал это имя, - сказал Густав, - но не обращал внимания...
- Это не имя, а обобщающее наимено-ование. И выражение: "улыбка Лиски-намо", улыбка, перед которой невозможно устоять. Тоже не знакомо?
- Видимо, устаревшее.
- Да, пик их популярности минул давно. Господин Со-ома?.. - повернулся к нему Олив, предлагая принять эстафету повествования.
- Нет, нет... Я и сам послушаю с удовольствием.
- Значит, рассказываю для всех...

Олив начал с глубокой древности.
Лиски-намо были последним компромиссом между запретом видоизменять людей, и неистребимой их жаждой получить антропоморфную живую игрушку. Название произошло не от лисицы, а от имени дочки изобретателя, первой обладательницы чуда, Элизабет. Если нельзя вывести человека пушистого, глупенького и преданного, как зверь, то можно начать с другой стороны - очеловечить зверя! Кто послужил основой? Белка, скорее всего. Весьма далёкой основой. Но огромный, пушистый хвост был неотъемлемым атрибутом. Размером с самого зверька. Как с веером или помпонами, с ним Лиски танцевали, за ним прятались, им укутывались, жестикулировали, выражали радость, приветствие, сомнение, одобрение...
Ещё до эпохи высших дроидов появились они, первые и последние в истории зверо-дроиды. Их не наделили речью. Танцующий огонёк рыжего пламени, созданный удерживать внимание. Дружочек, на которого можно смотреть вечно. Оправданием их существованию служили две простейшие функции. Они были няньками, Лиски-намо. Когда малышу весело, они играли с ним, когда грустно, тревожно или пора спать - заглядывали в глаза.
Но это так предполагалось, что малышу! Больше всего их полюбили подростки. А взрослые делали вид, что собирают коллекции разного рода: ушастых, гладких, разноцветных... Не оправдание, смех один. Гостиные бывали заполнены Лиски-намо, смирными в своём кругу, оживлявшимися на вечеринке, украшавшими будние вечера хозяев, тем более одинокого человека. Благодаря их обучаемости, Лиски приобретали и ещё одну функцию. Им можно было объяснить, куда не надо ходить малышу на улице, или к кому подходить, или совсем никто, чтобы не подходил к нему. Когда они отворачивались от подопечного, то он, не встречая притягательный взгляд, уходил вслед за ними из опасного места. Злонамеренность встречных они пресекали легче лёгкого, гипнотизируя огромными глазами, улыбкой Лиски-намо. Лиски стоила дорого, но отпустить с ней ребёнка считалось надёжней, чем с человеческим телохранителем. Связь, безмолвное понимание между рыжей нянькой и её подопечным было очень велико. Но это древняя история.
Тех Лиски нет в помине. Они не были автономными дроидами, не были бессмертны. Но их образы сохранились во Впечатлениях. И уже в эпоху высших дроидов наступил момент, когда они стали предметом помешательства, общего вожделения. Чтобы сотворить себе такую, живой артефакт, стали хищниками несколько десятков чистых хозяев. Лиски, предназначенные для выноса из Собственных Миров, создавались сразу внутри стеклянного шара. Разобьётся, нового не будет, не удержишь, убегут. Потому что они уже не настоящие, не те Лиски. От игривости в них остались безудержные танцы. И осталась способность заглядывать в глаза. Очутившись на свободе, они продолжают танцевать, смотреть бездонно и ласково. Остаются некоторое время рядом с освободившим их. Прибегают, кружатся вокруг тех, кого видели хоть однажды. Но не долго, приходят реже и реже, и пропадают насовсем. Рано или поздно они убегают... Предыстория закончена.

Заказ для Густава относился к месту на континенте, плато, представлявшему собой благодаря уединённости тайник без шатра, но с торговой пирамидкой. С шаром Лиски-намо. На артефакте стоит согласие только на человека. Остальное - в отказ. Хозяина артефакта Олив знал давно, тысячу лет он не показывался на континенте. Но жив, раз пирамидка не растаяла. Артефакт не заказ. Олив в любой момент мог бросить любого из "братьев" на подставку, всё, поднимай добычу. Заказом был тот, кто возвращается к пирамидке снова и снова. Тревожный, пугливый, мнительный, быстрый, как дракон над волнами. Не способный ни заполучить Лиски-намо, ни перестать к ней возвращаться. «Не толкать на чужую подставку!» Ни в коем случае. Поймать в целости и сохранности. И это очень-очень трудно. На плато нет укрытия. А предмет охоты удирает, от горизонта заметив хоть кого. Особенно Олива. Пытался, вообще бесполезно.
- Не знаю как, - сказал он, - понятия не имею. Но если правда то, что я слышал о тебе, Густав... Задача на годы, быть может. Я подожду... Я далёк от мысли, что ты будешь занят лишь ей. Огорчительно было бы, окажись наша встреча пустой. Ты молод, захочешь попутно искать и другие карты, королей... А рыскать на материке ещё дольше и безнадёжней, чем сосредоточится на мо-оём лишь заказе... Вот что... Развлекись попутно. Есть закрытый клуб, Густав. Облачный рынок для торговцев, представь, не знающих, где он! Не ведающих пути к нему. Только через шатры в облачных, коварных рынках - незримые... Место жизни, место пребывания для своих, немногих своих... Чистых хозяев, как ты, Густав. Они старые, очень старые. Как я!.. У них хранятся Впечатления, про которые думать забыли на материке. И не только… Господин Сома знает дорогу туда, Густав. А я могу открыть тебе секрет, как достучаться до них. И главное, как выйти. Ведь ты нужен мне, если ты согласен. Ну что, пустая встреча?
- Я согласен. Олив, нет, не пустая!.. Совсем нет, давно не хватало сложной задачи... Покажи мне плато.
- Рад.
Господин Сома остался делиться Южными новостями, анекдотами. Густава и Хан-Марика Олив проводил до рамы, отодвинул и вернул на место запирающую тень, припозднились.

Глава 13.
Плато производило непобедимо мрачное впечатление. Низко над морем, лишённое, тем не менее, не только травы, но и мхов, лишайников. Сухое. Действительно, ни прохода в горы, ни пещеры, ни укрытия, всем ветрам открытое пространство. Земля в трещинах, каждая из которых напоминает зигзаг молнии. Оно располагалось между южным и юго-западным лучами Морской Звезды. Именно Плато Молний заливали первым, поднимающиеся над дружественными, весёлыми огоньками Туманного Моря дроидов, тёмно-серые, тяжёлые морские туманы по вечерам. На него ступали, вплывали, взлетали нетерпеливые хищники и тени. А дальше - низинами, к Южному Рынку...
Олив имел в виду следующую часть плато, ещё на ступеньку пониже. Он не проводил Густава, издали показал.
- Нас увидят рядом, и твои шансы стремятся к нулю.
Пояснил, почему нельзя ставить свою пирамидку с шатром, ни для интриги, ни для бегства, - заметят другие хищники с неба, пролетая на Белых Драконах. Так-то здесь прохожих не случается. Самое гиблое место. Но и светить артефакт не надо, мегаценный.
- Так я должен сохранить и его? - уточнил Густав.
- Желательно, но не принципиально. Его ценность для меня, в нахождении на известном месте и бесконечной притягательности.
- Я ловлю чистого хозяина?
- Нет.
- Хорошо.
- Не стоит обсуждать дальнейшее. Перекинься хоть парой слов. И я сообщу, что может пригодиться, дам необходимое, что запросишь.
"Ага, - подумал Густав, - сейчас. Буду я городить сложности. Дракона нет, телохранителя, а любая отсрочка - дополнительный риск, любое усложнение". Для лжеца, да, он совершенно прав. "Где пара слов, там и пара кандалов". Не знал, насколько в точку. Расстались.

Густав спустился один, поглядывая в сторону моря. Высокими пенными волнами ходит у горизонта. Здесь - перешёптывание огоньков. Чёрный Дракон недоволен. Зато видим. И это замечательно, гут, гут...
Итак, что же делать с пугливым обожателем Лиски? Для начала - стать подобным ему. Подражание - первое сближение, не в минус при любых прочих... Густав сменил обычную одежду на подобие рваного хитона изгнанника, небесного бродяжки. На плечах под воротом оставил пару цепочек с крючками. "Вот так... Гут". Приноровился запахивать поплотнее, но небрежно, чтобы Огненный Круг не выдал случайного волнения, а стиль плотно закутываться – охотничий стиль.
Ранним утром вернулся на нижний уступ Плато Молний и на пустынной земле его пирамидку с Лиски-намо нашёл без труда. Высокая пирамидка, очень тонкая, настолько, что острие теряется в им же распыляемом свете. Кажется воспарившим над ним идеальный шар синеватого стекла, прозрачный и прекрасно отражающий всё вокруг. Ничего вокруг. Молниями трещин разбитая, сухая земля, облачные миры пеленой, все в отдалении, и Густав... Смотрящий на рыжую Лиски-намо и себя, смотрящего на Лиски... и так далее. Густав в нищенском хитоне... Скривился. Ни одно, ни другое зрелище ему не понравилось. Декорации тоже. Лиски заметила его... Отвернулась. Вот тебе... Улеглась и зевнула, один в один та, из Впечатления, во всю пасть, как ёжик. "И тебе привет, - угрюмо пробормотал Густав. - Если эта игрушка - дружок, то я - высший дроид. Чудовища Моря много приветливее. Сколько же мне предстоит любоваться на тебя? Год? Десять?"
Через минуту Лиски-намо уже танцевала. Мягко говоря, расположения к себе она не прибавила, потому что... Обычным для всех Лиски образом... Остановилась. Припала к стеклу. И взглянула в сердце Густаву бездонными, улыбающимися глазами... "Друг мой!.." - набатом юношеский голос всплыл в памяти, из-под ржавых замков, беспрепятственно, проклятье!.. "Друг мой, ты не заставишь меня усомниться в тебе!.." Проклятье! Густав отпрянул от Лиски, отвернулся. "Улыбка Лиски-намо? Стоит запомнить это выражение. Точное весьма. Значит так, мне нужен полированный шарик или вогнутое зеркальце. Не хотелось бы годами следить за небом в отражении этого чёртового стекла и рыжего чёртика за ним..."

И годы пошли.
Первый год. Он не был так бесплоден, как представлялось Густаву, готовому к долгой осаде. Хозяин, навещавший Лиски, по-видимому, действительно не мог жить без неё. Временами Густав кружил над плато, временами сидел возле шара, лежал, спал, притворялся спящим, изучил своего телохранителя со спины, мордой к морю сидящего, до последней чешуйки на хвосте, до изгиба зубчатого гребня. Заострённые уши, как рога. Дёрнутся резко, и снова замрут. Иногда он рокочет в сумерках низким гулом из груди, из приоткрытой пасти, слушая, как распространяется, как возвращается звук к нему в острые уши или во всё непостижимое существо дроида. Один из самых крупных и мощных Чёрных Драконов, каких встречал... Густаву это нравилось, приятно смотреть, не то что на Лиски...
Редко выдавался день, что бы не появился на горизонте узкокрылый Белый Дракон, несущий человека на спине, закутанного с головы до ног. Они появлялись и, завидев его, исчезали немедленно. И назавтра появлялись вновь. "Интересно, сколько новых проклятий в мой адрес придумано за прошедшие дни?.." - думал Густав, удирая тоже. Задача его состояла в том, чтобы сорваться с места в противоположную строну, но при этом, быть замеченным. Через некоторое время начало получаться. Пугливый хозяин притормаживал у горизонта, видя его бегство. Но дальше того не шло. Густав не проводил на плато день от рассвета до заката. Он оставлял возможность планируемой добыче, будущему вальту треф, навестить любимую игрушку. И это тоже принесло свои плоды.
Одним прекрасным вечером издалека Густав увидел знакомую фигуру прикорнувшей рядом с шаром. Рука у Белого Дракона на шее... Вряд ли хозяин спал, догнать не удастся... Не стал даже пугать напрасно, не говоря преследовать. Но он навёл Густава на мысль, делать так же почаще, взяв за правило, наблюдая в зеркальце за небом. Сентиментальный ритуал. Небесный бродяжка, досыпающий утренние часы на земле, рядом с прелестной игрушкой... Чужое постоянство располагает, не суть важно в чём. Охраняемый Чёрным Драконом, в эти часы зримым всегда. Несколько раз тени нападали из остатков тяжёлого, рваного тумана. Продемонстрировать, если вдруг до сих пор не заметили: "Я не хищник, о нет!.."

Свершилось. Настал торжественный день. Одиннадцать суток подряд, без перерыва, с редкими прогулками в небе Густав провёл рядом с шаром Лиски-намо и уже готов был дать себе передышку. Он лежал на боку, положив руку под голову, как бы заснув, как бы глядя перед этим пронзительный и бесхитростный танец рыжего огонька. А на самом деле, заслонившись рукой с зеркальцем от него, всматриваясь в небо сзади. И вот в зеркальце сначала сияющей точкой появился Белый Дракон. Приблизился, приобрёл очертания...
Он рос, не улетал. "Неужели ступит на землю?!" Через короткое время ездовой дроид вскинул узкие белые крылья, зависнув над самым краем плато, над бездной. И не растаял. Рука наездника осталась лежать на изгибе его гордой шеи. Фигура вместе с драконом подошла на несколько шагов. Она издавала знакомые, раздражавшие Густава, звуки при ходьбе... "Как Хан-Марик... Ножные браслеты? Но звук грубый, не мелодичный... Я не обязан спать! Напротив, я должен проснуться и испугаться!.. И посмотреть". Всё же Густав дождался следующих шагов, фигура сбросила ткань с лица, с головы... Тут он резко обернулся.
Неуловимо и несомненно похожая на Лиски, тонкая девушка с медно-каштановыми волосами, целой гривой, перевязанной слегка, откинутой за плечи, стояла рядом с насторожившимся Белым Драконом. Её глаза были ещё огромней, чем у Лиски-намо, но они не улыбались. Они были распахнуты, навсегда оставшейся в них тревогой, больше того, старым, непреходящим ужасом. Над маленькими ступнями нет, не браслеты... Там были кандалы, короткая цепь в несколько звеньев соединяла их. Девушка могла делать совсем крошечные шаги. Одна нога перед другой... Первое свидание длилось секунды. Девушка всплеснула руками, вскочила на дракона, с глухим звяканьем тяжёлого металла, и её уже нет... Вихрь, не дракон.
Густав посмотрел на облака. Выдохнул. Разжал кулаки. Расслабил, готовые к рывку и драке, мышцы. Тряхнул головой... "Ну, Олив... Ну, зелёное чудовище... Можно же предупредить как-то! Это не месть... За такие браслеты надо мстить, а не наоборот. Лови аккуратнее, Густав... Иначе останешься без вальта... И без головы".

Глава 14.
Густав рисовал прелестную Лиски-намо.
Рисовал без тепла в сердце, без сердца, но увлечённо, сам не ожидал. У него получалось. Густав если что и любил в принципе, это когда у него всё получалось, концы сходились с концами, план не давал сбоя даже в мелочах. А сам финал безразличен. Передавая Марику пойманного, замороченного им человека на последних шагах перед пологом, он не успевал ещё отвернуться, свернуть, отступить в ряды, как любезная, тёплая улыбка, застыв на миг, сбегала с лица. И рядом идя, он порой улыбался одним уголком рта, обращённым лишь к жертве. Охотник. Дозировал тепло по капле, будто экономил его - сколько требуется, и ни капли, ни секунды сверх...
Лиски... Дополнил образовавшуюся стопку набросков ещё несколькими, с закутанной фигурой на Белом Драконе среди облаков, сложившихся вокруг в сентиментальный Сог-Цог, символ старый, находящийся в ряду других на стыке письменности и символики. Он использовался в тексте эсперанто. В виде его могло быть сделано украшение, брошка, узор на кольце. Сог-Цог означал союз или приветствие. Происходил, вероятно, от обычая то угасающего, то возвращающегося: при угощении Впечатлением чокаться сосудами с ним, чашками, кто ближе знаком с историей - бокалами. Память о тостах была утрачена. Скорее всего, полудроиды просто не улавливали, что такое тост. Комплимент? Не совсем. Пожелание, обращённое в будущее? Вслух? Не принято! Выражаясь словами древних суеверий, они назвали бы такой поступок верным способом сглазить желаемое!.. Неуместны разглагольствования о будущем, особенно чужом. А чокаться весело! К тому же, это способ, при некоторой ловкости, лихо перемешать Впечатления! В самом простом варианте Сог-Цок изображался, как будто они пили кокосовый сок из орехов со срезанной вершиной! То есть, усечённые овалы, обычно четыре, столкнулись и выплеснулись, брызги из них взлетели, перемешались в воздухе. Это и есть ключевой момент изображения, остальное рисуется как угодно, в произвольном количестве, разных формах сосудов. В любовном варианте два рисуются... Густав выбрал парный вариант. Дорисовал. Задумался. Обвёл потемнее дракона. Заштриховал чуть-чуть облака. Отошёл, издали посмотрел. Остался доволен.
Он понимал, что за столь существенным прогрессом должна следовать не менее внушительная пауза. Если по большому счёту он хочет форсировать события, а не растянуть на годы и годы. Неплохо заняться и другими делами. Побывать где-то, помимо растрескавшегося зловещими молниями плато. Развлечься. Но нельзя исчезать охотнику, не оставив жертве домашнего задания. Необходимо что-то напоминающее о себе. Простое. Притом неоднозначное. Не маленькое зёрнышко, и не переспелый плод. Абрикосовая крепкая косточка, что будет прорастать, цвести, пока он не вернётся и не соберёт ягоды, гут.
Лиски на его рисунках была иногда одна, кружилась, раскинув лапки. Иногда с Лиски другой... На последнем обрывке бумаги он изобразил зверька в кандалах, но как бы передумал и стёр их... Углём рисовал на тонких бумажках, сворачивающихся в трубочки, мятых, с текстом и без, с разноцветным печатным текстом. Такие по его мнению мог добыть нищий изгнанник.
Рисовал днём. А одну из ночей, под неоценимой охраной Чёрного Дракона, он потратил на то, что бы глубоко, надёжно зарыть, придавить камнями и замаскировать в непосредственной близости от торговой подставки, от шара, полыхающего рыжим танцем Лиски-намо, совсем другой шар... Гирю. Тяжелее чугунной, из камня с металлическим отливом, со скобой в нём. С цепью и замком на скобе. Раскрытый замок без ключа захлопывался одним движением. Рассчитанный на одну попытку. Густаву больше не надо.
"Гут, - сказал он себе, осмотревшись при утреннем свете. - Гут, отлично". Положил стопку рисунков с другой стороны, придавил крупной, изящно и сложно закрученной, нарочно принесённой ракушкой. Позвал Белого Дракона и взмыл над плато, надо всем континентом, над Великим Морем, выкинув Лиски-намо из головы. Устремившись к интригующему и опасному облачному рынку, к охоте на рынках земных.

Глава 15.
"Гала-Гало-ло" - "Безмятежная аура", "Круг покоя", "Ореол тишины" - облачный клуб, клуб чистых хозяев, облачный рынок. Второе, повторённое "ло" выполняло роль восклицательного знака. Позже оно слилось с первым, название упростилось, и рынок и его обитателей именовали просто "Галло"". Что до последних, одна правда состояла в том, что они, жуткие древние снобы искренне презирали мысль о допущении хищников к себе. При этом, торговыми пирамидками обитателей рынок был заполнен. А вторая в том, что они чего-то смертельно боялись. Кого-то жившего на материке или в море. Поэтому - столько ловушек, предосторожностей, изоляция... Основную цель преследовали - оставить его лёгким, свой рынок, парящим в небе, непредсказуемым на розе ветров, как облачные миры. Значит привнесённых артефактов в нём мало, воды связных Впечатлений небольшие запасы. Самое-самое. Много флаконов с оливками. И то и другое не только прижимает рынок к земле, но и делает предсказуемым траекторию его движения, привязанной к сезонам, к высотам. Повторяемость – начало снижения. Нет, нет, только не это! Случись приземлиться, галло без колебаний, хотя и с огромным сожалением покинули бы его. Зачем же вообще он им нужен?
Невыносимо без песни дроида хищнику в Собственном Мире. А подобным Густаву, охотникам невыносимо с ней. Это раз. Преследователь знает где их миры, это два. Но не знает дороги к рынку. К Гала-Галло. Можно вылетать и возвращаться. Всё равно страшно. Они почти и не выходили.

Олив не был галло. Он единожды ставил там пирамидку, ушёл через неё. Белый Дракон его не имел возможности запомнить дорогу. Дроид запоминает на обратном пути, на континент или к дому. Весьма не скоро, но ловушка сработала, он получил пойманного. Отдав требуемое, Впечатление сложного конструктора, эпохи, когда города уже росли самостоятельно, по заданной схеме, но ещё требовались людям. У галло котируется такое, хитро закрученное, без эмоций, длинное, если пить по глотку. Улетел с пойманным, шатёр растаял. Больше не приглашали. Не приняли. А если бы не успел тогда сбежать, попросту отравили бы и сняли флакон с растаявшей пирамидки. Такой расклад уготован большинству их гостей. Которых вообще-то за столетия - единицы.  
Точное число обитателей знали только они сами. Олив знавал двух примкнувших позже. С огромным взносом и испытательным сроком. Оригами. Прозвище объяснялось принесённым им новым увлечением, страстно и надолго захватившим галло. Эрзац, замена творчеству гостя. После него был Слон. Хозяин, чьё прозвище тоже возникло не на пустом месте. Он владел живым артефактом, слоном. Друг Слона, раскаявшийся хищник сделал его по-драконьи крылатым. Не комичным, нет. Прозрачное марево голубых крыльев распахивалось вокруг белого, величественного зверя, и тот шёл по небу, неторопливо покачиваясь, на фоне плавных волн, пробегавших в лазури этих крыльев... Настолько умиротворяющим и прекрасным получился артефакт, как Царь-на-Троне, что в один и тот же момент, что сделался хищником, друг и раскаялся. Подарил, отправил по небу в чужой Собственный Мир, в своём закрылся... Новый хозяин его однажды заманил к себе гостя, но памятуя о бурном раскаянье друга, затворничестве, озадаченный и напуганный им, не стал повторять его ошибку, не превратил пойманного, но заставил всё переделать вокруг. Собственно, уничтожить мир давно ненавистный ему, охотнику. Многоэтажный, разукрашенный пряник-дом, доступные и недоступные элементы пейзажа, от клумб с нарциссами, до полей лаванды, видимых из верхних окон, все сокровища, накопленные ложью и предательством, коллекцию полузапретных Жужелиц, военных приспособлений, не позволявших приблизится к человеку, всё при всё гость превратил в звуки. В колокольчики и сеть для них, накинутую на слона. Отпустил гостя. До последнего момента тот не верил... Колокольчики серебряные и голубые под цвет крыльев, их лёгкий звук веселил и согревал одновременно. Чистый хозяин делал... Но надо где-то жить?.. С таким-то взносом в Гала-Галло Слон был принят. Массивный и грациозный, воздушный, сахарно-белый слон ходил и летал по облачному рынку, производя тихую музыку, повсеместную, необременительную, как он сам. Напоминая обитателям Галло песню дроида в Собственном Мире, какой была, и какой уже не будет.
Всё это Олив рассказал между делом, а в начале главное:
- Ничего, ни при каких условиях, Густав, не бери самостоятельно, только из рук! Даже грушу, - он задумался, припоминая, - там любят их, румяную грушу с подноса... Нижняя часть её будет торговой подставкой, верхняя - товар! Галло чистые хозяева и кичатся этим, они не могут толкнуть тебя в спину. Но всё, что там есть, они позволили разместить хищникам. Тем хищникам, которых за горло держат двумя руками. Которые на рынках не рискуют, а добычи ждут в мирах. Нескольким всего людям. И к себе их не берут, и не опускают. Если тронул - сам виноват. Ты бывал вообще на облачных рынках? Шатров не видно, их там не надо, Густав. И пирамидки не обязаны быть пирамидками. Тотальная ловушка. Галло остаются чистыми хозяевами. Они предоставили место, не более того, место для "особо привилегированных".
- Для тебя?
Олив замялся:
- Нет. Уже нет. Следующее правило: даже из рук взятое не есть, не пить. Оливки, в мою честь названы, да!.. Всё с тенями и вода и плоды. Но дабы не утяжелять рынок, иных теней там нет. И на входе. Он иначе защищён. По-другому закрывается...
- Это всё прекрасно, Олив, но как же с ними говорить? Что я предложу им? И тебе за информацию.
- Мне половину Впечатления о любом короле. Не беспокойся, нам хватит. Я твой конкурент, тоже собираю их. Удивлён? А им... Ничего. Им никто не нужен. И ничего не нужно. Да и вещи настолько дорогой для торга нет. Для согласия. Тебе надо заинтриговать и зайти, такую вещь дам. Тебя они ловят, не за неё торгуются... Ты должен будешь шантажировать и ограбить их. После чего ты войдёшь в их клуб.
- Здорово! И по какой причине они примут меня?
- По той, что примут. За своего. Ты такой же Густав, подобный им. Настоящий галло. Видно и скрывать не надо, напротив. Ты продемонстрируешь им свою силу и предложишь свои услуги, те же, что на земных рынках.
- Разумно. Вернёмся к шантажу. Чем?
- Найдётся чем, главное - поднять пирамидку. Не соглашаться на простой обмен. Иначе не сбежишь.
  

На Оливковом рынке настал второй открытый час, день пролетел незаметно. "Братья" отодвинули тень на входе. Задержавшись постоять у выхода...
Хан-Марик образовался в проёме шатра, без приглашения. Кивнул Оливу, сел рядом с Густавом у колена, по-турецки. Хоть бы что сказал!.. Олив поднял брови вопросительно:
- Что случилось, Хан-Марик? Что привело тебя ко мне? За Впечатлением? За злой тенью?
- Марик, отвечай, - пнул его Густав, недовольный прерванным разговором.
- Соскучился. Я год не видел тебя. Вот, оказывается, где ты...
- Пошёл вон, Марик.
Тот не стал возражать. Но оба увидели, как он уселся прямо перед шатром, демонстративно соблюдя расстояние, недоступное для подслушивания.
- Удивительное существо... - пробормотал Олив. - Что он делает?
Густав обернулся, вздохнул:
- Что видишь... Ест золотую цепочку. Доедает. Он любит золото. И серебро.
- Это вкусно?
- Я не знаю. Я человек, Олив.
- Надо попробовать... Ладно, к делу. Шантаж...

Дивный, небывалый артефакт Господин Сома, пришедший к вечернему часу, изумляясь, крутил в своих аристократичных, тонких пальцах. Скрытую механику такого рода видел, но псевдо живое - нет. Жадность подспудным раскаяньем промелькнула, о сделке с Густавом, о знакомстве его с хозяином Оливкового рынка... Уж очень хорош артефакт!..
- Не дороговато ли, Олив? - спросил он, не удержался. - У тебя что, счёты с ними? Не верю, что ты отдаёшь такое за короля. Ты же, кроме теней, не собирал коллекций...
- Промахнулся, - ответил Олив, - редко мы с тобой видимся. И забыл всё на свете! Я и ты из тех ещё картёжников, из того времени, когда собрать злую колоду было общим помешательством. Сейчас что, одни торговые рынки, да Мелоди... А тогда сколько было игровых? На них и охотились игрой только, без пирамидок, и проигравшие слово держали!.. Весело было. Правда, я без азарта её собирал. И валет первым попался... Препятствие. Если уж ты суеверен, то не избирательно... А избирательная суеверность ещё большее суеверие! Заговорился я что-то, весело было, лихо... Густав, когда соберём наши колоды, сыграем друг против друга сразу на двух? На жизнь. Посмотрим, кому подыграют!
Густав ответил полупоклоном:
- Очаровательная идея. Но сначала проверим, подыгрывают ли они вообще. На ком-то другом.
- Конечно!

Густав отвечал, но другой вопрос вертелся у него на языке. Как на чокнутых, слегка, но внезапно свихнувшихся, он смотрел на собеседников. На обыкновенный яркий апельсин в руке Господина Сомы. Крупнее, краснее, ароматнее, но в остальном совершенно обычный, такой же, как приносимые изредка на мену изгнанниками Архи-Сада... Те бывали хотя бы со Впечатлениями иногда, а так фигня полная, сладкая водичка. Этот с особенным Впечатлением?..
- Господин Сома, - решил он озвучить своё недоумение, пока старые друзья не погрузились обратно в дебри воспоминаний, - я ещё готов допустить, что в облачном рынке Гала-Галло нету плодов. Готов допустить, что, по загадочной причине, в него принимают лишь тех, кто жить не может без апельсинов и, как Олив сказал, груш. Но в тебе я не замечал страсти к фруктам...
Олив и Сома весело рассмеялись, переглянувшись... Ровесники. По сравнению с ними Густав совсем юнец.
- Это не апельсин, Густав! - проговорил Олив, смеясь. - Продолжим путешествие в историю живых артефактов! Мы с Господином Сомой застали сражения из-за них, утраты Чёрных Драконов, миров и жизней... Это - Улей. Они были разные. Этот - традиционный. Самый лучший, на мой вкус... Взгляд, на мой взгляд!.. И тот, кто создал его, молодец. Апельсин, он не раскроется сейчас. Не раскроется и завтра. Но, когда надо, когда время придёт, он раскроется, Густав. Прежде, чем отдашь, ты должен разок увидеть это, хоть раз.

Тогда Густав услышал, а затем, последовав совету, в Собственном Мире и увидел в действии Улей, поразительный живой артефакт.
Дважды в течении сезона он начинал раскрываться, по-разному. В первом случае спиралью, словно кто-то срезал с него, не отрывая ножа, толстую оранжевую цедру. Пока она не падала вниз серпантином. Следующий раз он раскрывался многими узкими лепестками и оставался лежать на них. Он, то есть, восковой, не утерявший аромата шар, обретший медовые нотки в своём аромате. Составленный из шестигранников, сот. И это лишь оболочка, сам артефакт внутри. Удивительный множественностью своей - улей. Первыми из сот появлялись не пчёлы, собственно не пчёлы и населяли его, а толстые шмели. Первыми - цветы. Лавандовые, сиреневые лилии, прекрасно контрастировавшие с золотыми мохнатыми шмелями и светло-жёлтой пыльцой венчика тычинок. Пыльцой, для цепких лапок и круглых боков. Лилии разлетались, росли, раскрывались, оседали на любых поверхностях, не образуя стеблей, превращая любой мир в цветущий сад. Следом за ними, гудя, вылетал первый шмель... Когда облетит все лилии до единой, первая превратится в точно такого шмеля. И так далее. Когда число их сравняется, гудящие, золотые, измазанные благоуханной пыльцой, шмели начнут возвращаться в улей... После, равное прошедшему, время он будет стоять закрытым. И всё сначала. Вне Собственных Миров цветы разлетались беспредельно, докуда могли. Но шмели всегда находили их и всегда возвращались. Не будучи пойманными, конечно. Такой артефакт украсит любой облачный мир, не трудно понять Господина Сому!
- Ну и что? - удивился Густав. - Ты решил изменить тактику, Олив? Галло так проникнутся его красотой, что пойдут на честный обмен?
- Сома, - Олив повернулся к нему, сверкнул насмешливо глазами из-под чёлки, - а не перехвалил ли ты своего про-отеже? Не приукрасил ли его рекомендацию? Густав!.. Думай: закрытый клуб... Лёгкий... Облачный... Но - рынок! Рынки невозможно совсем закрыть... Шантаж, Густав! Сколько пчёлок там? И все устремятся к земле. И все - вернуться обратно... Сколько охотников на Белых Драконах верхом устремятся за ними в поисках самого улья? К их маленькому клубу, к их тихой пристани Гала-Галло... К той, куда ты полетишь, но не откуда, чтобы твой дракон не запомнил путь!
- Олив! Моё восхищение! - Густав щёлкнул пальцами. - Как просто! Всё, что я должен сделать, очутившись внутри, торговую пирамидку. И я один, я один на всём белом свете могу её убрать! Они отдадут мне за это, что угодно!
- Я тоже так думаю, - кивнул Олив. - А не упустил ты из виду момент, что пирамидка сама тает, если умер поставивший её?.. Да-да, они чистые хозяева, толчка в спину ты можешь не опасаться. А ловушки, я повторяюсь?.. А яд?.. А снаружи?.. Не советую тебе с оставленной пирамидки бежать, они озвереют. У галло много всяких знакомств... Хорошо если после аферы и примирение состоится там же, сразу.
- Я сделаю это!
- Уверен. Надеюсь, тебя не обидел мой сарказм? Ты очень молод, Густав. Естественно, со многими штучками не знаком, не во всяком старье разбирался. Как оно, для чего...
- Я никогда не обижаюсь, Олив.
- Плохо...
Густав вскинул глаза на него. Господин Сома, кивнув, рассмеялся. Ароматный, неожиданно тяжёлый апельсин лёг Густаву в ладонь.

Глава 16.
- Крохоборы... - пробормотал Господин Сома.
Когда от бронзового дверного колокольчика отделилась бронзовая же ящерка, казавшаяся частью его замысловатого выпуклого узора. Прикованная к язычку колокола витой цепочкой, в ошейнике с волнистой полосой крошечных рубинов на нём, она шустро перебежала на его руку. Коготки ящерицы тоже алые, в тон рубиновой россыпи. С руки на шею... Исследовала... Нет цепочек, нет и бус. К ушам...  И серёг нет. Господин Сома терпел. Вернулась на руки... Нет и браслетов. Тогда она ловко перекусила запонку, поймала обе части, спрятала за щеку, как хомяк, и убралась. Застыла в изначальной неподвижности.
- Крохоборы, - повторил Господин Сома, теребя оставшуюся запонку. - И всегда такими были.
Пока ящерка бегала, колокольчик звенел. И теперь перед ними, потянув на себя створки двери-артефакта, настоящей деревянной с кованными накладками, со щелью, для выглядывания тайком, предстал юноша в европейской одежде двадцатого века эпохи до дроидов. Строгие брюки, светлая рубашка... За ухом - большой белый цветок! Густав отшатнулся, чуть не полетел вниз, сходство с картой - поразительное! Симон, валет бубей?.. Юноша рассмеялся его замешательству, а Господин Сома поймал за локоть:
- Это не Морское Чудовище. Это у них юмор такой.
- Похож? - спросил юноша. - Сома, как дела?
- Одно лицо, - ответил Густав, - явственно помню его Впечатление.
- Приятно встретить вежливого гостя, но торговых мест нет.
- Он не торговать. Он претендует на членство.
- Ооо... - протянул юноша, - маловероятно... Но соблюдём формальности. И представь нас вначале.
- Густав. Сури, - представил Сома. - Гус, позови дракона.
- Нет, - возразил Сури, - только ты!
- А, ну да. Вы же такие мнительные, забыл как-то. Столько времени прошло.
Они стояли на раме. Господин Сома прыгнул на проявившегося опять крылатого зверя. Дракон-эталон. Аристократичный, как и он сам, совершенных пропорций, несколько безличный... На первый взгляд... Тяжелыми веками полуприкрыты лукавые чёрные глаза. Сома отлетел, по драконьему обыкновению, сделал кувырок в полёте, а выходя из него, лихо и непринуждённо сбросил Густава с рамы! Локтем за горло - и всё. Чёрный Дракон проявился немедленно. И сразу исчез, когда оба взлетели снова к раме на Белом Драконе Сомы.
- Хорошо, - сказал Сури. - Вижу, ты чистый хозяин. И не с пустыми руками.
О, да. И "не пустые руки" за всё это время порядочно мешали им. Наступил решающий момент. У Густава и у Господина Сомы имелось в свободной руке, под мышкой, по толстенному фолианту. Отягощавшие их, особенно в последней проверке на наличие телохранителя. Да ещё и Сома забыл предупредить о ней... А в одном из фолиантов в середине был вырезан круг в страницах, спрятан Улей-апельсин. Совсем тайно, в одежде не представлялось возможным его пронести. А так: пятьдесят на пятьдесят. Подозрительность же снималась в значительной мере.
- Но, Сома, - добавил юноша с цветком, - зайдёт он один, ты же знаешь...
- Выбирай, - указал Сома на обе толстенные книги с коваными уголками, на замках. - Вторая мне за посредничество. Я не в гости к вам прилетел.
   Сури задумался. Рассмотрел обложки...
- Конечно, названия ни к чему!.. Как выбрать-то? Вручную стёрты...
- Тому есть причина, - ответил Господин Сома двусмысленно.
Сури осмотрел ещё раз... И указал на старую книгу в руках Густава. С Улеем внутри! Никто и бровью не повёл. Куртка застёгнута, рубашка Сомы запахнута плотно. Полыхание Огненного Круга секундное, не больше. Сома ощутил и азартную радость и досаду. Густав только радость. И не потому лишь, что цель его приблизилась, а удача в который раз не отвернула лица, но и потому, что твёрдо решил к этому моменту не отдавать шмеликов.
Прощаясь, они задержались на раме, и Сури расценил паузу, как знак близкой дружбы. На самом же деле, Господину Соме хотелось всё переиграть. А Густаву - схулиганить. Он не удержался. "Мы кажемся друзьями, расстающимися на пороге, гут, гут... Надолго... Следует попрощаться!.." Он, будучи одного роста с ним, как-то снизу заглянул в лицо Сомы, вспомнив улыбку Лиски-намо, преобразившись, охотник успешный и злой, и проговорил:
- Сома... Я буду возвращаться... Шмелём - в улей. Пожелай мне удачи... И тебе она улыбнётся!.. - так сказал с улыбкой Лиски-намо.
Господин Сома хлопнул его по плечу и прыгнул с порога, зовя Белого Дракона в падении, чтобы не выдать себя. "Шутник фигов! Чудище-Балаболка, тень океанских легенд!.. Не знаком я был с твоим стилем, Густав!" Дракон подхватил его в кувырке, сощурил чёрные глаза, прикрыл их. И помчал на континент. "По-честному, - решил Густав, - если всё получиться, отдам Соме шмеликов в Собственный Мир!"
Не только запонки собирала ящерка, нет... И слова. Слова в колокольчик, на пороге произнесённые, собирала. Живой артефакт плюс механика - страшная сила... Беспечный Сури, Сури последний из принятых, а следовательно, - привратник, не обратил внимания, не доложил их. Густав сеял разрушение на земных и облачных путях, предательство, распад...
Юноша распахнул шире обе створки. Пропустил гостя. И закрыл дверь у Густава за спиной.

Дверь, открывающаяся только вовнутрь, закрылась, защёлкнулась долгой трелью. Словно палочкой по ксилофону провели, замочки подинькали сверху до низу, от низкой ноты до самой высокой. Под их звуки Густав следом за Сури уже катился по песчаному, крутому склону. "Обратно по такому не залезть... С рынка, положим, через шатры входят, а как Сури к раме поднялся?.." Кубарем слетели они в сад.
Парк. Регулярный. Стриженные деревья. Кубы плотной листвы. Конусы. Шары на ровных стволах одинаковой высоты. Листва без промежутка и изъяна. Без вытянувшейся, непокорной веточки, без пожелтевшего листа, без засохшего краешка. С болезненным отвращением, поднявшись на ноги, Густав оглядел этот пасмурный облачный рынок, напомнивший оба его мира: созданный и испорчненный, песок и ровные дорожки, то и другое на месте, рядом. Не хочет он воссоздавать утраченное, сейчас понял. Как и задерживаться тут.  
Запрокинул голову. Входная рама высилась на вершине песчаной горы. Рынок Гала-Галло располагался вокруг неё. Струйка песка тем временем от нижнего звякнувшего замка добежала до них, боковым зрением Густав видел её, не придал значения. Зря. Ящерка в хрустальном ошейнике, подобная той, наружней, юркая тварь выбралась из песка, вскарабкалась по одежде и обвила его шею плотным кольцом. За две секунды, ровно. Проклятье дроидов!.. Тот, кто создавал артефакт, знал, что делает. Она не душила, полудроида не придушить за шею. Лапки гнусного зверька давили на плечи так, что Густав не мог бы при всём желании поднять руки. "Пирамидка, да... Ни её, ни шатра, ни бегства, соответственно..." Фолиант остался в руке. Хорошо, что замки на нём!..
- Без обид, - сказал Сури.
Следуя за ним, Густав отправился прочь от песчаной горы, такими же песчаными, вечно сырыми дорожками парка. Влажная, глянцевая листва меняла цвет по мере их приближения к окраинам, недоступным областям Там, от тёмно-зелёного к серебристому. Беседки на одинаковом расстоянии. На стриженых полянках. Отнюдь зеленью не увитые, незаметно к ним не подойти. "И это Галло, называется?.. Гала, покой? Какое тошнотворное и тревожное место". Большая - маленькая, чередовались беседки. Маленькие застеклены и закрыты. В больших беседках имелись столы и кресла со всякой фигнёй, разбросанной на них. Оригами везде, Олив правду рассказывал. Смятые, скомканные оригами. На дорожках разклякшие от сырости. "Нервные, бездарные Галло..." Узкий, элегантный бумажный самолётик проплыл, опровергая его размышления, над  идеально стриженой оградой, спланировал в руки Сури... "Ишь ты!.." Записки не было. На следующем повороте Сури свернул в сторону, откуда самолётик был пущен.

Очередная просторная беседка. С овальным столом. Кресла. Семеро человек ожидали Сури с визитёром. Три девушки... Дамы? Четверо юношей... Господ? В повсеместные марблс играли. Как бросают игральные кости, так поочерёдно, сопровождая обрывочными словами игрового арго, они кидали округлые, размером и формой - виноградины, на стол. Катившиеся стремительно, они всякий раз останавливались у края. Испещрённые пиктограммами... Что означали они?.. Галло не давали себе времени на прочтение перед следующим броском, видно, наизусть знают. Один из господ, шумно вдохнув, отодвинул кресло и встал за другим, за спиной сидящего господина в светлом костюме, под сдержанные улыбки остальных. Густав тогда уловил, что не просто так некоторые сидят, а другие играют стоя. "Офигительный накал страстей!... Азартная игра - посидеть или постоять!.." - язвительно подумал он, вспомнив бег Против Секундной Стрелки, в котором, впрочем, и единожды не участвовал. Поверхностное суждение, да. Он и сам это понимал, вникать не хотелось. Галло никак не отреагировали на его появление. Не обернулись. Дамы в длинных платьях. У господ одежда подобная той, что на Сури. Господин Сома тоже вспомнился, но помимо рубашек, по рыночной свободной моде он, как большинство, предпочитал шаровары. Уж если о моде, то большинство континентальных полудроидов одеваются ярко и свободно - юбки, шарфы и украшения, маски, платки закрывающие голову и лицо, так, к слову. А здесь без украшений. Есть плетёные, кружевные шали на плечах и на спинках кресел.
- Будет дождь, - сказала одна дама.
Точно. Едва Густав ступил в беседку, ливень хлынул снаружи. Короткая гроза прокатилась по облачному рынку. Стриженая трава оказалась под водой. Потоки бежали, размывая ровные дорожки.
- Здесь всегда так, - сказал Густаву Сури. - Погода не очень.
И представил его. После чего присутствовавшие повернули свои лица. Сделав очевидным то общее, что объединяло их. Взгляд. На пришедшего, на мир-рынок, на жизнь вообще. Глаза, как озёра подо льдом. Густав заглянул в них... Потом обратно в мокрый парк, так напоминавший его собственный... И содрогнулся. Подобным образом в древних книгах, в религиозных артефактах эпохи до дроидов, открывалось герою наяву или во сне видение ада. С пустым котлом, уготованным для него. "Не хочу стать таким..." Стать? А уже не стал ли? Густаву не помешал бы стеклянный Лепесток, осколок, в который смотрелись те, им собираемые, ушедшие в Великое Море. Они-то понимали, как близки и необратимы перемены. Как легко не заметить их. "Как озёра подо льдом... Жуткий клуб, жуткие существа. Вот кого переловить ребятам на артефакты..." Сейчас Густав расцеловал бы суетливую Лиски-намо, рыжий огонёк. И Хан-Марик всплыл перед глазами, по-турецки сидящий, упрямый и преданный, грызущий золотую цепочку... Несколько звеньев в тёмных ладонях, белых зубах. Сияние вечерних облаков, луч из чьего-то мира, приглушённый свет материка... "Чего я злился на тебя?.." А что он уже продал, за вход в этот же клуб, в том числе, продал Хан-Марика, не вспомнил. Это как-то побоку, само собой...
- Мой голос в минус, - сказала одна дама, сидевшая ближе других, в платье до щиколоток, узком, как труба.
- Но ты не можешь отрицать, Мадлен, - отозвался господин напротив, в уютной вязаной кофте кутающийся от сквозняка, - он нашего племени. Видно.
- Потому и минусую, - без паузы бросила дама.
Она поманила ящерку и та спустилась с плеч Густава на запястье левой руки, поднимающей пирамидки, руки с фолиантом, крепко обвив её.
- Взгляните сначала, - опомнился Густав, не мутя, в лобовую. - Понимаю, покинуть ваше общество можно через шатёр, не иначе. Ладно. Я делаю подставку, оставляю артефакт и ухожу. Вы рассматриваете, после я ухожу.
- Возьми печёное яблочко... - другая дама, миниатюрная, улыбнувшись, кивнула на изящную розетку с лакомством на сервировочном столике.
Пока три этих слова произносила, у Густава закружилась голова. То есть, не в эмоциональном смысле, а беседка заплясала вокруг, цветовыми пятнами, размытыми очертаниями вокруг... - розетки с печёным яблоком, с крупинками сахара на сморщенной кожуре. Густав не дёрнулся, переждал и всё. Три длящихся слова закончились и круговерть остановилась.
- Спасибо, - ответил Густав и не шелохнулся.
Дама встала быстро, но плавно, приблизилась с тонким тюльпаном бокала в обеих руках.
- Тогда выпей с нами. Говорят так у вас, на континенте про воду связных, ни разу не разделённых Впечатлений? "Ищи и выпей одним глотком. Насколько древнее на губах - столько будущего перед глазами".
- Спасибо, - ответил Густав и не протянул свободной руки.
   Господин усмехнулся:
- Тебя предупредили, чего делать не стоит, но не научили притворяться? Сома и для нас был бесполезен.
"Погодите, - подумал Густав, - я собью с вас спесь..." Ответил:
- Да, я не умею притворяться. Вот книга, вот человек пред вами. Внутри книги то, что вне сомнения, способно заинтересовать вас. Я открою, закрою и уйду. А вы будете решать, достаточен ли взнос, что бы мне остаться здесь... В вашем обществе.
Произнёс и мысленно сплюнул, ужас какой!.. У них это суеверие означало отплеваться от ненужного Впечатления, дурного. Сохранилось с тех времён, когда запретные Впечатления не были подчищены дроидами и встречались через раз.
- Твой мир испорчен? - спросила вторая дама.
Проклятие! Снова заставляя мир вокруг плясать.
- Поэтому ты хочешь остаться здесь?
- Точно, - Густав смирился с головокружением.
- А у нас не слишком тихо для тебя?
- В самый раз. Снаружи для меня слишком шумно. У меня есть, что предложить вам, взгляните.
- Но на ней три замочка.
- Верно, но один открывает все три. Ненадолго. Два остальные сами захлопываются. Пока я не сниму каждый в отдельности.
- Разумная система, - кивнул, издали наблюдавший, господин.
- Скучаешь, Рондо, по торговым уловкам? - не слишком приветливо переспросила его дама, продолжая покачивать бокал. - Хочешь прогуляться на Южный? Там ждут тебя... Давно.
- Я нет. А ты могла бы и прогуляться, - господин был не против пикировки, - теряешь форму, Кроха. Решила не аперитивом, первым блюдом угостить того, кто даст тебе фору?
- Рондо?.. Учту твою критику... - дама развернулась к нему и продолжила совершенно тем же и совершено другим, протяжным в согласных звуках, гудящим, сладким тоном. – Ну, можно, Рондо, можно, ты не против, Рондо, я потренируюсь здесь?! Действительно, Рондо... Ты заметил верно, Рондо... Рондо...
Голова Густава немедленно прекратила кружиться, а вот господину в кресле, похоже, стало не по себе. Он вдохнул, поставил локти на стол, как будто заслоняясь. Почему как будто? Именно заслоняясь. Напрасно, притом. Вдохнул ещё глубже... Уронил на них голову. Тогда Кроха отвернулась.
- Ах, Мадлен, - прошептала она первой даме, - так складно всё шло когда-то, так распрекрасно. Один неверный шаг... Чем приходится довольствоваться?
- Ещё не вечер, - кратко, деловито отозвалась Мадлен и вернулась к Густаву. - На пирамидке, да? Так не откроешь...
- Естественно. Кто же любит запертые двери? Но что за беда, если я и сбегу? Рано или поздно артефакт достанется вам, с растаявшей пирамидки, если судьба не даст мне много лет, либо через шатёр вернусь обратно, - Густав иронически поклонился Крохе, - услышу ещё раз гипнотический голос галло!.. И в другой раз, ты одержишь победу... В чём проблема?
- Он нашего племени, - подтвердил другой господин. - Пусть делает пирамидку.
Остальные согласились. Пришлось ждать, пока кончится затяжной, мелкий дождь. Уйдёт с лужайки вода. Мадлен скептически покачивала головой.
- Ты сам-то с рынков? - презрительно спросила, оглядывая небо.
"Как ты забираешься на дракона в таком платье? - подумал Густав. - Или вы не летаете вообще? Будь оно на палец теснее - удушье и смерть... Ненормальные галло..." Но ответил:
- Я облачный странник. Охотник. Ваш стиль ловушки, мой - сеть и манки.
- Манки дроидов... - неожиданно для всех, мечтательно произнёс Сури. - Хотел бы я услышать их разок...
Мадлен так же неожиданно сорвалась:
- Ещё хоть раз заговори про дроидов, и я вышвырну тебя! И выброси эту гадость из-за уха!
Сури покосился на Густава, виновато улыбнувшись, почему-то в его адрес, и протянул белый, шёлковый цветок. Изящный, махровый, крупный. Цветок вальта, который Густав немедленно, демонстративно воткнул в петлицу верхнего кармана куртки.  
Дождь перестал. Вода уходила с газонов и дорожек. Стало вечереть. Время, пора.
Густав вышел из-под навеса беседки. Дамы и господа, не торопясь, последовали за ним. По бронзовой спине ящерки Мадлен провела пальцем, и та скользнула, освобождая руку. Наконец-то. Свилась брошью у Мадлен на плече, скептически галло смотрела на происходящее. Густав тронул мокрую, стриженую траву. Пирамидка не поднялась. Один из господ хмыкнул:
- Подставку на подставку не ставят!.. Тебе повезло, что там полный отказ. Делай на дорожке.
"Олив, - подумал Густав, - буквально я должен был бы понять тебя: ничего не трогать!.." Он прикоснулся к сырому песку под ногами. На сей раз светящийся конус образовался.
- Фу, - сказала Мадлен, - напоминает общие рынки, преврати во что-нибудь.
- Как угодно, - отозвался Густав.
Он задумался на минуту. Новый опыт. Пирамидка ведь и мокрую трава с отказом!.. "Надо же, в облачном рынке можно творить формы... Как бы творить. За пределы не вынесешь. Но самому, собственноручно... Жаль, что такая способность распространяется лишь на пирамидки!" Опустил руку, - убежавшая ящерка, словно, продолжала цепляться за неё, тяжесть осталась, - поднял ладонью вверх... От земли взвился узкий язык едва колеблемого, не сжигающего пламени... Здорово, не ожидал. Трубный голос слона отвлёк его. Между стриженых кустов, облаком, зашедшим на облачный рынок, белым маревом остановился бесценный живой артефакт. Переминаясь с ноги на ногу, он покачивался, можно поклясться, специально, чтобы неповторяющимися, тихими «динь-дон!..» бубенчики на нём пели, разговаривали... Сури улыбнулся, заметив его. Остальные не обратили внимания.
Пора.
На острие светлого пламени Густав недоверчиво, но твёрдо опустил тяжёлый фолиант. Держит!.. И сразу поставил отказ.
- Открывай, - сказал Рондо.
- Сейчас, - согласился Густав.
Покачиваясь, водя хоботом по листве вдоль дорожки, слон уходил за поворот. Густав не отказал себе в удовольствии, обвести взглядом галло, их надменные лица, запомнить такими... Как озёра подо льдом... Не спеша, он покрутил три цилиндрика в основании верхнего замка на окованной медью обложке... Помнил на ощупь, тренировался набирать код. Замочки разом отщёлкнулись... И в тот же миг Густав не раскрыл, а с треском разорвал, на две части здоровенную книгу! Отбросил их в стороны... Подсвеченный снизу пламенем, Улей-апельсин вспыхнул и заблагоухал в сумраке дождливого, облачного рынка! Оранжевая комета, утвердившаяся на шлейфе своего огня... Пронзительный визг раздался у Густава за спиной:
- Он нашёл нас!.. Он вычислил! Я знала!
И те, кого видел Густав, от симпатичного артефакта заслонились рукой, рефлекторно. "Пока не кусается, - подумал Густав. - Какие мы впечатлительные, галло..."
- Он-н-на пути сюда-а!.. А-ча!
- Заткнись, - бросила Мадлен и обратилась к Густаву. - Когда?! Скоро?
- О, нет, - ответил Густав с учтивым поклоном, хорошие манеры, едва не утерянные за сегодня, вернулись к нему. - В следующем сезоне... Достаточно времени нам поторговаться. Вам подумать. Но в том, что мы договоримся, я лично уверен!..
- Что ты хочешь? - процедила Мадлен.
Голос из-за спины повторил криком:
- Чего тебе, шваль?!
- Четырёх королей. Впечатления. Минт, Род, Гарольд, Юбис.
- У нас их нет! - огрызнулась Мадлен, таки-изумлённая наглостью.  - Есть только Юбис.
- С вашими бесподобными связями и опытом, - Густав был невозмутим и любезен, - вы сможете их найти...
Он поднял лицо к небу, готовясь позвать дракона, он не шутил. Сомневался, что позволят, но никто не шелохнулся. Здесь каждый сам за себя. Хищником стать галло не решится. Такой ужас, и такой мирный разговор... Галло!..
- Мне пора. Когда найдёте, постучитесь. На Улее, как вы понимете, отказ, но я сразу услышу. Буду ждать...
- Глупец! Их нельзя найти! Кроме Юбиса, остальные у чистых хозяев, не покидающих свои миры! - твёрдо и быстро солгала Мадлен.
Вообще-то Густав и шёл за одним Впечатлением... Рынок с первого взгляда опротивел ему, а вскоре - осточертел. Мысль о повторном возвращении претила. Он повёлся на враньё.
- Давайте меняться, - согласился он. - Только ради вас...
- Андрэ, - обратилась Мадлен к высокому господину в строгом костюме, - планетка у тебя?
Он нахмурился:
- Ждите.
Где-то за покинутой ими беседкой, через шатёр ушёл в Собственный Мир, вернулся с пыльным графином. И ещё большим раздражением на лице.
- Прошу.
- Потрогай сам, - по-рыночному бесхитростно, грубовато сказал Густав.
Тот закатил глаза с досадой, скрипнул притёртой пробкой. Откупорил, накрыл ладонью, перевернул вверх дном и подержал.
- Достаточно?
- Вполне. Теперь я.
Андрэ, не выпуская графина, повторил манипуляцию для Густава. Нечто!.. Кем бы ни было существо в мгновенной вспышке Впечатления, оно определённо отражалось в стекле, острая грань окружала его. Да!
- Меняемся, - кивнул Густав и убрал отказ.
Дно графина коснулось оранжевой кожуры Улея, роняя его, устанавливаясь на острие пламени. Артефакт немедленно был подхвачен над дорожкой. Густав тронул графин. Но не снял.
- Прочь, - сказала Мадлен.
- Ещё один момент...
Густав повернулся к хмурому господину Андрэ, державшему драгоценный и опасный Улей. Повернулся не только лицом, всем телом, медлительный, широкоплечий. Мягко, рассеянно посмотрел в глаза... В озёра подо льдом... И протянул руку. Раскрытой ладонью вверх, протянул к артефакту. Спокойный, непроницаемый, доброжелательный. Озёра подо льдом замутились. Господин стрельнул ими по сторонам, на своих. Никто не отозвался ни словом, ни взглядом. В мыслях Густава было так же, как и в лице: тихо, штиль. Узкий рот господина Андрэ дёрнулся, гнев и растерянность пробежали по нему. Рыжий апельсин, тяжёлый и ароматный снова оказался у Густава в руке. "Вот и ладушки, - подумал он, - вот и умница, Андрэ..." Белый Дракон спланировал к нему, не так высоко, как под земными шатрами, делаясь зримым, над головой почти. Тогда лишь он снял  кувшин, запрыгивая на спину дроида. Свобода!..
- Постой, грабитель! - неожиданно крикнула Мадлен. - Не мало ли тебе?! Хочешь ещё кое-что? Совет! Как добыть Гарольда... - она сделала паузу, зайдясь искренним, хриплым смехом. - Он принесёт тебе удачу, грабитель!
Густав придержал дракона. Подставка уже начинала таять, скоро закроется выход... Но Мадлен не надеялась так поймать его, она говорила всерьёз:
- Тайник! Между Горькими Холмами принадлежит последнему хозяину Впечатления Гарольда. Чистому хозяину и его грязным друзьям! Удачи, грабитель!.. Найди его! А твоя судьба пусть найдёт тебя, и лицо её...
Но тут Густав уже хлопнул дракона по шее и взвился в Собственный Мир. С артефактом, Впечатлением, советом, подобным угрозе. И подаренным белым цветком Симона, валета бубей... "Свобода!.. Удача! Так и должно быть, всегда!.. Что ты забыл среди них, Сури?.."

Глава 17.
Собственный Мир... Сквозняки гоняют песок по паркету. Густав положил Улей на пресс-папье, оранжевое солнце на плоский панцирь яшмовой черепахи, сургучно-коричневый, мрачный постамент... Снял и сунул обратно в карман. "Не нужны они, гудеть тут. И я тут не нужен... Не стоит задерживаться. Проклятье дроидов, не могу видеть этот песок!" Густав почти выбежал прочь, замедлившись лишь у фонтана. Умылся. И покинул Собственный Мир.
Господина Сому он разыскал на Южном Рынке, в общем шатре. Вызвал полетать. С глазу на глаз, без приятелей и без Олива. Где и поговорить, как не на драконах, в вольготном уединении неба? Начал издалека:
- Успешно, вполне, Сома. Благодарю. Такое дело... Вряд ли в Галло я стану своим.
- Густав, если ты судишь по лицам, по первой реакции, то они всегда, со всеми такие...
- Не, я сам не хочу.
- Сразу понял, зайдя на пару часов? Ты недооцениваешь их сокровищницы и знания, глупо отказываться от... Расскажи вообще-то, как всё прошло?
- Э... Сома, я кое-что натворил. Вместо второй, торжественной части с примирением и предложениями услуг. Боюсь, что и ты не сможешь больше стать для кого-то перед ними поручителем...
- Густав?.. Что ты натворил?
- Господин Сома, для тебя это большая потеря?
- Большая неожиданность. Я тщательно выбирал, кому говорить...
- Ты имел хороший процент с пойманных, как охотник?
- Какое! Годами не происходит совсем ничего там. Просто, я ведь сам был галло, и знаю, что узкий круг их, открывает доступ ко многому... Их тягостный, узкий, узкий круг... Забудем! Не видеть их впредь, совсем неплохая новость. Главное, чтобы сочли дураком, а не...
- Если хочешь, соорудим тебе легенду?
- Молодой человек, ты и Восходящим не был, когда я, хищник уже, от них смог отбрехаться! Без чьей-либо помощи. Да столь удачно, что остался связующим звеном... С внешним миром. Второй раз неохота. Расскажи лучше, из-за чего сыр-бор?
Густав усмехнулся, полез в карман за Улеем.
- Вот из-за этого.
- Как?! - взгляд Господина Сомы вспыхнул алчной радостью. - Объясни, каким образом?!
- А никаким! - рассмеялся Густав. - Как Хан-Марик!
Он бросил апельсин Господину Соме:
- Прими в качестве моих извинений!
- Мне?.. Густав!..
- Не при Оливе. Обязательно ему знать, где приземлился, а где не задержался его артефакт? Кстати, составишь компанию? Пора отдавать условленную половину добычи.
- В том нет проблемы... Гус, я хотел эту игрушку! Глупо, но я её хотел!
- На здоровье.
Хан-Марик кружил в отдалении. Ждал, памятуя прежнюю отповедь. Густав махнул ему, с Мариком веселей в гостях у чудовища. К тому же, хозяин может снова редкостным Впечатлением угостить, в честь успеха. Густав таким образом, за его счёт, слегка извинится... Втроём они направили драконов к Оливковому рынку. В не приёмный час, посредине дня. Сома постучал и гости были радушно приняты.

- Внешность обманчива! - воскликнул Олив, позволив себе фамильярность, крутанул Густава за локоть, разворачивая к свету, к откинутому пологу, терпимая фамильярность, читай, комплимент. - Видимость иллюзорна... Чистые хозяева, такие сволочи!.. Где на тебе зелёная чешуя? По мне-то хоть видно... А вы, значит, зеленеете изнутри!.. Не злись на меня, шикарная история! Андрэ, говоришь?.. Я встречал Андрэ. Весело, здорово, но не удивительно. Он трус. А вот Кроха... Густав, ты пересказал пару слов, услышанных от неё... Паузы между ними ты не услышал? И, тем не менее, жив. Это - удивительно! Они были, паузы, заполненные, не пустые. Заполонённые... Есть такие звуки, Густав... Другие звуки. Их учатся различать под водой. А Кроха говорила ими от начала, не зная сама, как говорит. А уж когда разобралась!..
Густав, расположившийся, предчувствия не обманули его, с Хан-Мариком по правую руку и Сомой по левую, вокруг ковра уставленного крошечными порциями воды Впечатлений в бутылочках с палец высотой, возразил:
- Олив, мне приятно слышать, но дело прошло элементарно, быстро и гладко. За что хвалить, оно даже не вполне моё. Вами рассчитано.
Господин Сома кивнул Оливу:
- Да, Гус не понимает масштаба галло... Становлюсь косноязычным, старею. Мне не удалось передать наглядно.
Зелёный хозяин, задумчиво тряхнул головой, отвёл с лица чёлку...
- Везение столь крупного масштаба бывает только хроническим... Как большая, безмозглая тень в океане. Если она и кажется одинокой, знай, что так не бывает. Где-то рядом создавший её. И вокруг - поддерживающие тени, что нюхают, отражают атаки, создают течения... Тебя самого, Густав, никогда не пугало везение, возносящее столь высоко? А если оно отвернётся? Судьба повернётся к тебе, и её лицо...
Густав перебил. "Опять - твоя судьба!.. Они сговорились, что ли?.." Подчёркнуто вежливо, но перебил. В его исполнении жест редкий и недобрый. А какого чёрта? Одно дело, хлопнуть по щеке, другое - рассуждать о чужих перспективах...
- Нет, Олив, - поклонился он хозяину, выпивая по крохотной бутылочке Сог-Цог с ним, брызги взлетели, Впечатления перемешались. - Смешно слушать о большом везении при простом грабеже... Я и на континенте не оплошал бы взять охраняемый тайник, только брезговал этим.
Олив реакцию гостя уловил, извиняющимся тоном продолжил:
- Нет, нет, ты о другом совершенно. Послушай внимательно. Кроха имела право заговорить с тобой, только если ей разрешила Мадлен. Что означает одно - ты не заинтересовал их, ты находился там сразу потенциальной жертвой, без вариантов. И ты должен, должен был взять что бы то ни было из её рук! Тут дело не в свойствах печёных яблок, оно могло быть пустым, дело в её искусстве, её гипнотическом голосе. Переплетись он с проглоченным лакомством или питьём, и она могла бы... Неважно. Важно, то, что у тебя не закружилась голова. До нужной стадии... А ещё важнее, что ты не знаешь почему! И они не знают. Везение? И вот решающий момент, в который они снова заинтересовались тобой. Так что, не мы с Сомой просчитали дело. Извини. Канва не решала практически ничего...
- Ну, вы и не обещали...
- Да, конечно. – Густав вспомнил их визги и вопли. - Олив, будь добр, уж если мы про галло... Я всегда считал, оно ничего не значит, просто ругательство: "А-ча"... А-чча... Они так повторяли, будто это - слово. Имя, кличка?.. У него есть какое-то значение?
Брови Олива поползли вверх, он тряхнул чёлкой и прокашлялся...
- Густав, чего не могу, того не могу... Надир резко против...
- Надир?
-Для вас Биг-Буро.
- А... - протянул Густав, озадаченно.
- Бутон-биг-Надир кое-какое влияние имеет на Южном, да? Правда? И не только на нём. И он будет не в восторге от меня... Мягко говоря. Я не отвечу, но я дам добрый совет. Густав, не спрашивай больше не у кого. Особенно у Буро. Он не любит и тех, кто интересуется... Тебя не касается, выброси из головы.
Олив передвинул по своему усмотрению оставшиеся бутылочки, к Марику отдельно поставил, с улыбкой, рассеянной улыбкой. И добавил в конце, пробормотал скороговоркой, закрывая тему:
- Я не ача, нет... Сог-Цог!

Глава 18.
Наступило время для Густава заканчивать историю с Лиски-намо.
Он не стал менять одежду обратно на рваньё изгнанника, неприятное ему, привык к оружию под рукой, хоть и редко использовал. Отсутствовал долго, имеет право измениться, мало ли что с ним за это время произошло. Зато из всех сил постарался стать серьёзным, насторожённым и... В общем понятно каким. Свойским любому несчастью.
Только ради этого несколько суток не выходил из Собственного Мира, слушал щемящий голос дроида, перебирал карты. После облачного клуба Гала-Галло континент и его обитатели, шатры, риски и рыночная пыль, всё радовало его. Нравились и барашки на волнах Великого Моря, тени, чудовища, скользящие под ними, огоньки в Туманных Морях дроидов, особенно ночами, со спины дракона, когда пролетал сквозь них, и облачка на рассвете, и Хан-Марик, хищники, игра их. Непорядок! Он не лицемер, не дешёвый мим с Мелоди! Он охотник, продемонстрировавший двум приятелям: Морскому Чудовищу и старому хищнику земли безупречную работу. И в отношении первого заказа не имеет права на ошибку. Да и заказ такой, что больше одной осечки не допускает. Он должен искренне переродиться за пару дней. А ещё - услышать наконец, во избежание непредвиденного, возможно полную предысторию, характер объекта своей охоты.
Признав весомыми аргументы, и всё-таки сокращая, сводя к сухим обобщениям, Олив рассказал ему...

Хищницу звали Эми-лис-Анни. "Лис", от Лиски-намо, её пристрастия. С Оливом она никогда не охотилась вместе. И вообще не охотилась. Раскаявшаяся хищница. Таковых немало в действительности.
Она танцевала на Мелоди-Рынке. Для себя, для удовольствия. Проводила там напролёт целые дни, сутки во время сухого сезона. Как и всякий, кому неуютно в Собственном мире, желая иного пристанища. Танцевала... - как Лиски-намо! Весело и безоглядно. Не одевая маски, вроде некоторых. Не избегая парных кружений и хороводов. Она не была и знатоком танцев традиционных, переиначенных из эпохи до дроидов. Охотнее и быстрей, чем разбираться во Впечатлении бального зала, ей было уловить одно движение и придумать свой, неподражаемый танец. Как Лиски-намо!.. Эми покупала их. Принимала артефакты в подарок за танец. Платила ими за информацию о Лиски. Когда могла, их мало на свете. Эми-лис-Анни вовсе не была тревожна в те времена. Напротив, вызывающе беззаботна.
Олив тоже любил и умел танцевать. Те, что стали, или едва не стали, Морскими Чудовищами в полном смысле слова, бесконечно начинают ценить всё человеческое, прежде само собой разумевшееся: облик, речь... Правдивость, вовеки не оцененную людьми. Песню и танец. Он не был лишь зрителем Эми. Партнёром. При этом одаривал чаще и более щедро, чем многочисленные поклонники именно её темпераментных и причудливых партий. В скором времени они сделались близкими друзьями. Но лишь до того дня, когда хорошенькие, в танцевальных сандалиях ножки Эми ступили на его рынок...
Зрелище "братьев", рабов, поражённых тягостным ядом теней, ошеломило Эми. Большинство изгнанники, через торговый шатёр не сбегут... Придавленные, не способные поднять к небу лиц. В том и смысл, если вдруг проберутся наружу, дроида из поднебесья позвать не смогут, а в кандалах далеко не убредут... Большинство из них были изгнанниками, Собственных Миров не имели. Проблему бегства хозяевами через поставленный торговый шатёр Олив решал, укусом парализуя левую руку, или приковывая её к ножным кандалам, либо ошейнику. Так и пирамидку проблематично поднять, а шатёр - невозможно. Олив-таки был Морским Чудовищем.  Не просто человеком, танцором со светло-зелёной кожей. Чудовищем. А она, Эми-лис-Анни - человек. Полудроид, пусть хищница, но обычный человек.

У полудроидов может быть полно недостатков: поверхностность, непостоянство во всём, за исключением единственной любви... Коллекционерская зацикленность на глупостях и пустяках, много гонора, ничтожная предусмотрительность. Легкомысленны они, попросту говоря.
Они гордые самой глупой гордостью, касающейся случайных и незначительных вещей. Полно недостатков, кроме одного - терпимости к уродливому. В вещах и поступках, в ситуациях. "Не по-дроидски" у них говорят. Даже вражда их не порождает увечий, впрочем, это заслуга дроидской же части физиологии, тело либо регенерируется, либо погибает. Неприятие долгого плена. Ничего такого, что не эстетично. Хищник может быть коварен и безжалостен к другому, но он превратит его в вещь прекрасную, либо нужную на данный момент. Превратит стремительно, или же устроив второй поединок.
Зрелища войн, зрелища казней, тюрем попали в запретные Впечатления давным-давно, на заре размежевания семейств дроидов 2-2 и распределения между ними обязанностей. Случись полудроиду наткнуться во Впечатлении на сцену, когда чинно, обыденно, будто так и надо, одни люди тащат других, а третьи собираются что-то нехорошее с ними делать, он не понял бы увиденного вообще, а поняв, смыл немедленно и ещё долго отплёвывался. Общественное устройство эпох до дроидов знают лишь те, кто знает по книгам, коллекционеры реальной истории.
А тут... На рынке у её друга... Её партнёра... Косолапящие фигуры с серыми лицами, смотрящие в землю, представляющие собой не столько слуг, сколько расходный материал... Ужас. Эми-лис-Анни бежала. Без слова, без оглядки.

Но как самонадеянно и глупо, как напрасно она решилась танцевать с Оливом снова. Решилась вернуться и переубедить... Гнетущая тень и кандалы стали ей за это наградой. Левая рука, поднимающая пирамидку, не слушается совсем...
На время! Олив не думал причинить ей вред, не равнял с другими! Он тоже надеялся переубедить. По-своему... И ещё он был обижен. "Подумаешь, рабы..." И главное - не хотел упустить навсегда. Опасался, что в следующий раз она не вернётся.
Сначала она не могла поверить... Потом задумалась надолго. К несчастью, в течение этого "долго" Оливу было не до неё. Он собирал тридцать человек, меняясь на обруч с Чудовищем Моря, Шершнем. И хотел, и вынужден был, не откажешься... Тот заинтересован в связях на материке. И в усилении Олива. Тридцать косолапящих рабов! Чистых хозяев. Вчера ещё вольных, небесных бродяжек!.. Олив спешил, охотился грубо, даже приманивая чьих-то знакомых знакомыми, любимых любимыми, пришедшими выкупить, увы.
И всё это происходило на глазах у Эми. Она замолчала, притихла, перестала заговаривать с ним. Надежда угасла в ней. Самая главная, надежда на понимание. Стала разгораться другая - на бегство. И ужас перед бывшим другом.
Последний шар с Лиски-намо оставался при ней. Эми смотрела на её улыбающиеся глаза, на её рыжий танец, на свои ноги в кандалах и плакала. Дальше, с тупым, безнадёжным ужасом, пытаясь спасти, выспорить хотя бы одного человека, Эми смотрела, как Олив скупает тени в любых сомнительных Впечатлениях и собирает следующие - сорок пять! - жертв. За сачок, на очередную мену. Он - чудовище. Надежды нет. Эми решилась стать одной из них, сорок шестой.

В темноте, в ночном тумане Чудовища Моря выходят на континент. Ночью Олив и завершит сделку… Затеряться в толпе этих, обречённых, во мраке Эми не составило труда. Оливу и в голову не могло прийти, что кто-то увяжется по доброй воле. А расчёт Эми был на одно, на заварушку. Любую, вне рынка, где открыто небо для Белого Дракона. Эми нужно только одно, упасть и взглянуть на небо. Она была связана тенью гнетущей, а не обрекающей на молчание, как те, кого Олив выпускал и сейчас вывел наружу.  Она может позвать дроида. Только поднять лицо! И она спасена в Собственном Мире. Удалось. За исключением трёх моментов, горестных, роковых для неё.
Кандалы так и остались на ногах. Пересечение границы Собственного мира не уничтожило их. Не тени, артефакты.
Второе, семь с половиной, в сумме, десятков человек, раненых и обречённых оказались зрелищем невыносимым для неё, чрезмерным, не забывавшимся. Как и демон моря, Шершень... Он выглядел жутко, человеко-спрут, от плеч шла пара рук... и щупальца. Широким, страшным воротником, жабо. Под плащом, когда редко он показывался на земле, придававшие ему вид неестественно широкоплечего... Нет, не человека. Фасеточные глаза на лице то зелёном, то лиловом горели во мраке, переливались... Эми не могла их забыть. Она затруднилась бы ответить, кого больше боялась, Олива или этого... Спрута.
И третье, Лиски!.. Эми потеряла шарик с последней Лиски-намо! Единственным, что у неё оставалось. Вернуться на Мелоди? Никогда!.. Она никогда не забудет этот ужас, не подставиться, наивная, больше. Но и забыть последнюю Лиски-намо она тоже не смогла. Чудовище подобрало оброненный её артефакт. Не будь дураком, там же и установило на пирамидку. Ха, с согласием на человека. Единственная отрада Эми... Олив караулил её. Оставлял записки. Пытался догнать. Тщетно. Эми не верила ни одному слову. Не позволяла приблизиться. И он не забыл, но оставил её в покое. С отчаянным ужасом в сердце, с возможностью видеть Лиски и с кандалами на ногах.

Положение хозяина Собственного Мира, как ни странно, было невыгодно, неудобно для Олива. Для Морского Чудовища. Из присущих теней он имел только верхние и нижние клычки, они исчезли бы при переходе за раму. Потеря? Да. Большая? Не особо, восполняемая. Слабый, парализующий яд содержался в них, как раз тот, из-за которого не поднять руку.
Главная неприятность субъективна: чудовище привыкает чувствовать себя сильным, мощным. И вдруг - бац! Собственный Мир, пустой, без песни дроида. И пустое, кажущееся ему по контрасту невесомым, тело. Неодолимо клонит в сон… Олив раз возвращался домой после создания первой тени, больше не тянуло. Попросту, не рискнул бы... Уснёшь ещё на тысячелетие, рабы разбегутся. Он и в прочем был весьма осторожен, создавать тени не рвался, потому приспособления для ловли их так сильно ценил. Стремился остаться человеком.
Это о неприятностях, а проблема состояла в том, что создавать артефакт из человека прямо на торговой пирамидке он не мог! Только в Собственном Мире, он же не изгнанник. Конечно, не ощущалось недостатка в желающих оказать ему эту услугу за плату... Но это не то же самое. Вот сейчас он вытирал рукой грани пыльного графина, абрисы лиц, разбежавшиеся по тенту шатра, начинали отражаться на нём и просматриваться сквозь толстое, старое, зеленоватое, как и его черты, стекло… И досадовал на своё положение. Выпить бы половину и сделать карту самому. Но нет, надо найти, кто сделает, показать ему, хоть маленьким глотком, или прикосновением, потом уже выпить.
- Сома, как насчёт?..
- Без проблем, - ответил Господин Сома, - ты знаешь, мне мгновенного Впечатления достаточно, чтобы воспроизвести все детали. Лицо не механика.
- Да... Отлично.
Но Оливу хотелось бы и вторую половину! Целиком посмотреть. Раз уж ему суждено быть только зрителем и заказчиком.
- За раба, - предложил он Густаву, - даже за двух, для вальта и для Юбиса. Если, конечно, тебе важна карта, а не сценка из прежних времён.
- Согласен, - ответил Густав, порадовав чудовище.

Прелестная Лиски-намо танцевала в середине стеклянного шара и выглядела крошечной, тонким, рыжим огоньком на просторе, в бледно-лазоревом пространстве. Кружась, раскинув лапки-руки, она пританцовывала всё ближе к стеклу, пока не метнулась вплотную. Заметила Густава, узнала, прильнула к стеклу и улыбнулась огромными, доверчивыми глазами. Густав отшатнулся, как в первый раз. Тьфу!.. Отвык. Не удивительно, что хищница возвращается к своей потерянной игрушке...
Как можно создать подобный живой артефакт? В Собственном Мире они создавались вместе с шаром, одновременно. Сразу в нём. Никакой другой сосуд не удержит Лиски. Танцуя, она как бы разматывает пространство. Распутывает, найдя конец нити внутри клубка несовершенной формы. Потянет за угол, за горлышко бутылки… И - пробка не помеха. Лиски кружится, начинает сматывать, истончать стекло. До тонкой ледяной паутинки, до того предела, когда и артефакт распадается на огоньки дроидов. Так освободится. Можно за ней следить. Немедленно пересаживать в следующую бутылку... Но в принципе, она - живой артефакт для украшения Собственного Мира. За раму выйти не в состоянии.
Густав сидел с одной стороны шара, с другой лежало ржавое полотно с мелкими зубьями. В мусоре нашёл, возле странного на его взгляд, спутника-рынка Южного, Техно Рынка. Полупустой, большинство шатров не торговые. В чём смысл? Чего хотят эти люди, пытаясь создавать артефакты артефактами? Запредельная экзотика. Один Гай мог пропадать сутками на Техно, из общих знакомых. Причём, не охотился там. Не суть, помойка их пригодилась и ладно. В последнюю их встречу, уславливаясь об окончательном одновременном расчёте троих, включая посредника Сому, как принято, Густав поинтересовался у Олива, чем можно распилить кандалы? Есть ли на них замок? И как снять, если нету?
- Да ничем, - ухмыльнулся Олив. - На моих замков не бывает, заклёпки. Я и могу их снять. Ну, ещё Демон может.
- Демон?
- Да. Шершень, демон моря, с которым я менялся.
Так что, пила без риска была положена им на видное место. Часы ожидания потекли.
  

Узкокрылый Белый Дракон появился внезапно. Из-за спины. Промчался над головой, и стал нарезать круги. Замедляясь, сужая их. У самого края плато, над обрывом Эми-лис-Анни сошла с него, положила руку на гриву и решилась подойти... Два шага, остановка, ещё шаг... Кандалы лязгали глухо, тоскливо. Густав поднял раскрытые ладони и улыбнулся ей. На улыбку она не ответила. Но подошла. Села на землю недалеко от шара. Лиски метнулась к ней, и тут Эми не удержалась от улыбки...
Она заметила пилку. Перевела взгляд на Густава. Поблагодарила кивком и отрицательно качнула головой, рассыпав медные волосы по плечам:
- Это напрасно, - сказала она тихо, - я пыталась. Всё равно, спасибо.
- Тебе нужна помощь гостя в Собственном Мире, - заметил Густав, самым мягким и спокойным голосом, на какой был способен. - Надо идти к людям, а не к Лиски.
Эми усмехнулась с неподдельной горечью, кивая на свои ноги:
- Я уже была у людей. Да и кто согласиться зайти гостем в мир хищницы?
- Я соглашусь.
Пауза.
- Кто ты? - спросила она наконец. - Изгнанник? Что ты хочешь за услугу? Изгнанники самые опасные гости, им нужен весь мир.
- И больше того, вместе с хозяйкой!.. Не бойся, я чистый хозяин и мне не нужен твой мир.
- Не хотела обидеть. Рисунки понравились мне. Я смотрела на них, часто.
"Пора, - мелькнуло в уме у Густава, руководимого безупречным чутьём охотника, - пора, гут..." Сказал:
- Я не набиваюсь в гости. Не сейчас, когда-нибудь. Но позволь, я попробую распилить их. Это ведь просто артефакт?
Эми не ответила. Дракона уже не было рядом с ней. Густав поднялся. Не быстро, не медленно. Обошёл шар. Лиски-намо следила за ним бездонными глазами. Эми тоже. Он взял полотно ржавой пилы, подал ей руку и сказал:
- Вон там, на камне. А может, цепь, звенья удастся разбить.
И Эми поверила. Что должно было насторожить её?
Они отошли на пару шагов. Короткая, толстая, хоть демона морского сажай, цепь легла на плоский камень. "Дроиды, Олив, ну, зачем?! И кто делает для тебя такие цепи?.." В одно из звеньев Густав положил кремень клиновидной формы. Другим, не замахиваясь почти, словно примеряясь, ударил. Мимо, в землю. В свой тайник. Поднялось облачко пыли. За мгновения, пока оседало, рассеивалось оно, под плоским камнем рука его нашла цепочку с замком... Отработанным движением Густав обвил ею цепь кандалов... Замок щёлкнул и пыль рассеялась.

Словно у неё были крылья, Эми взвилась в прыжке, взлетела на всю длину двух цепей с пронзительным птичьим криком. Но они подсекли её, и хищница упала на сухую потрескавшуюся землю. Огненный Круг вспыхнул, озарив, сделав всю Эми-лис-Анни просвечивающей, медной, как её прекрасные волосы.
Густав не торопясь отошёл к обрыву, запустил камень вдаль, где ждал его знака Хан-Марик, чтобы немедленно отправиться к Оливу. Остался караулить, вполоборота наблюдая за небом и за пленницей.
- Кто бы ты ни был!.. - воскликнула Эми и осеклась, глядя на его непроницаемый профиль.

Густав молчал. Ему не нравилось это полыхание Огненного Круга. Слишком долго. Ну, вспыхнул и угас. Неожиданность, испуг. Что такого произошло, что он не затухает? Яростный скрежет цепи снова, снова рывок и падение. "Какое счастье, что у неё нет ножа!.. За целую добычу платят дороже, чем за безногую..." Эми запрокинула лицо к небу и самой горькой, безнадёжной, всё небо охватившей, песней позвала дроида. Белый Дракон прямо, не закрутив радостного кувырка, опустился к ней. Кончики острых, узких крыльев загнуты вверх, как уголки крыши пагоды, нос тоже. Что он мог сделать? Ткнулся носом в мокрую щёку, покрутился, лёг, и когда убрала руку, растаял.
Боковым зрением для Густава Эми походила на небольшой костёр медного пламени. "Марик, очень надеюсь, что никакое поедание золота сейчас не задержит тебя..."

Эми свернулась комочком на красной земле, приобретя ещё большее сходство с Лиски, и проговорила медленно, обращаясь к бесстрастному профилю Густава, к его спине:
- Однажды твоя судьба найдёт тебя. И лицо её будет ужасно.
И тут Густав допустил ошибку. Проклятия и угрозы сроду не задевали его. Стремясь как-то снизить пафос, унять этот пылающий Огненный Круг, не хотелось бы разозлить Олива, ожидаемого с минуты на минуту, он ответил:
- Эми?.. Милая хищница, мой заказчик, уверен, не желает тебе зла. К тому же, он твой старый знакомый, богатый господин, чудного зелёного цвета...
Цепь только глухо звякнула. В этот раз, в ответ на его слова Эми не рванулась безнадёжным прыжком в небо. Она медленно встала, раскрыла руки перед собой, как человек внезапно очутившийся в темноте. Покачиваясь, замерла. Прислушалась, может быть, показалось? Слишком боялась услышать именно эти слова.
- Нет? - произнесла вопросительно. - Олив?.. Нет!.. Дроиды, нет!.. Все демоны моря!!!
Теперь даже издали она походила на медно-рыжий костёр. Густав обругал себя последними словами. Ведь знал же!.. Молчание - золото. Сколько ни укрощай язык, не достаточно. Вовсе отрежь, ничего не потеряешь. Проверено сто тысяч раз: куда успешнее человек, что надо ему, досочинит себе сам! Удерживай внимание его, охотник! Конечно, реакция чрезмерна, непредсказуема... Но зачем было вообще открывать рот?!
Три Белых Дракона на горизонте, Олив, Хан-Марик и Господин Сома лавировали среди розовато-сизых облаков. Олив летел впереди. Эми-лис-Анни заметила его... Она озиралась вокруг...
  

Густав всё рассчитал точно. Всё сделал правильно. Кроме одного. Эми не могла освободиться. Но она могла дотянуться до шара Лиски. До своей единственной, незабвенной Лиски, артефакта с согласием на человека.
Как только Олив прыгнул с высоты, с дракона, рядом почти, Эми ринулась к пирамидке и положила маленькую сияющую ладонь на шар Лиски-намо. Немедленно он упал на землю, покатился, и Лиски кувыркалась в нём. Освобождая место для другого, чугунной тяжести, шара...
Никакая сила земных артефактов не удержит коснувшегося торговой подставки, товара с согласием. Гиря, отбрасывая камень, с облачком красной, сухой пыли вылетела из-под земли. Вместе с ней, с кандалами Эми закачалась и застыла над пирамидкой, обхватив руками колени, спрятав лицо. Скоро вечер... Следом ночь и туман... И снова демон моря. С фасеточными глазами. С человеческим лицом, которое переливается от зелёного к лиловому. Из тысячи глаз составлены его глаза, ни в одном нет выражения, демон моря...
- Что ты натворила!.. - зарычал Олив. - Небо и море, проклятье навек!.. Зачем!? Эми-Лис, для чего?! Я же просил тебя, поверь мне! Эми, я выкуплю тебя, на любых его условиях, выкуплю!..
Эми качала головой, лица не поднимая. А когда подняла, смотрела через пальцы.
- Нет, нет... - шептала. - Нет...
- Эми-Лис, клянусь тебе, я сожалею!

Густав подошёл к Господину Соме, укоризненно покачивающему головой:
- Это нехорошо, - тихо отметил он. - В таком ярком теле, тем не менее, виден Огненный Круг. "Клянусь, сожалею" - смешно. Она даже не может взглянуть на него.
Густав слегка повернул голову. Его глаза расширились, чтобы тут же сузиться презрительно и зло. "Сам виноват, - прошипел он. - Ну, уж никак не я..."
- Сома, процесс стал необратимым.
  

Когда ничего и никого нет на ней, торговая пирамидка тает. И сейчас она таяла. Ещё не до земли. Эми, полупрозрачная, как огонь, рассказывала, ни к кому не обращаясь. А впрочем, Хан-Марик попал в поле её зрения, возможно, ему. Она говорила:
- Я понимаю, они лишь игрушки... Они не живые... Но всех Лиски-намо, сколько смогла разыскать и купить, я выпускала на волю. Пусть танцуют, где хотят. Для кого им угодно... Только одну, только эту я решила оставить себе! Выпустить в Собственном Мире. Только эту я не успела освободить. Последнюю! Славная Лиски-намо, как долго я любовалась на тебя!.. Как часто ты улыбалась мне, волшебная Лиски... Как сейчас я хотела бы тебя выпустить, лисёнок-намо!..
Отпустить? Хан-Марик откликнулся без промедления. Осколком того же плоского камня он легонько тюкнул шар, рассыпавшийся на ровные кубики с неожиданно долгим шорохом, будто и не стекло. Рыжая Лиски хлопнула в ладоши, раскрутилась волчком, взлетела ему на плечо и улыбнулась огромными глазами. Эми отняла руки от сияющего лица, всплеснула ими и воскликнула:
- Ты такой добрый!..
Марик наклонил голову. Его прямой взгляд и улыбка сильно контрастировали со смятением остальных. Густав сжал кулаки. "Ну, Маричка, если твоя выходка будет стоить мне вальта..."
- Зачем ты сделал это?! - прошипел он.
Хан-Марик пожал плечами:
- Последняя просьба умирающего священна.
- Чего?! Откуда ты берёшь такие прибаутки?
- Не помню. А разве нет?
Густав махнул рукой. Торговая пирамидка дотаяла до земли. Больше Эми не угрожали чудовища земли и моря. Огоньки дроидов пробегали в полупрозрачном теле, лазоревые в медном огне. Сквозь чистое пламя видна была даже сухая земля с трещиной наискосок, зигзагом, упавшей молнией. Кандалы валялись отдельно, а узорчатая ткань светилась и исчезала вместе с ней. Олив зарычал и заплакал над уходящим медным сиянием. "Эми-Лиски, танцовщица с Мелоди, что я наделал..."
Владыка Дом, белый дроид на чёрном троне проявился внутри Огненного Круга. Непосредственный Марик заглянул туда, усмехнулся и кивнул дроиду, как старому знакомому. Глава Дом протянул руки и забрал изнутри медно-огненный круг.

- Сома... - Олив махнул рукой, не оборачиваясь. - Отдай обещанное...
Он остался сидеть на плато. Морда узкокрылого Белого Дракона взглянула на него, увеличившись до пределов небес. В зрачках - сам он, Олив на потрескавшейся красной земле. И пропала. Остальные ушли.
Марик впереди, Господин Сома и Густав шли следом за ним по тропинке. Туда, где заранее оставлено Впечатление вальта и расходные к нему... В общем, по уговору. Но Густав был раздражён. Настолько, что ему хотелось поговорить. И ещё эта чёртова Лиски крутилась вокруг Хан-Марика...
- Конечно, - начал Густав, - люди не платят вальтов за советы... А зря! Сома, сколько по времени Олив охотился на неё?
- Пять лет где-то, - ответил Господин Сома, ему разговаривать совершенно не хотелось.
- Пять лет! - саркастично повторил Густав. - С ума сойти, как долго!.. Терпение - добродетель. Страшно то, что далеко. Тот, кто далёк. Это закон. Умножь эти пять лет на десять, на двадцать. И никаких хитростей больше! Сиди на месте. Большего не требовалось, пребывай! Будь явен, будь видим... Нет, за советы люди не платят, и даром не берут. Гут, гут, ваше дело...
Лиски-намо пружинкой скакала перед Хан-Мариком на узкой тропе и каменных склонах ущелья.
- Прогони её, осточертела за год!
Марик надул губы. Ужас Южного рынка... Обиделся. Лиски очень понравилась ему.
- Сама улетит, - устало заступился Сома. - Они не остаются надолго возле одного человека.
- Тогда исчезни вместе с ней!
Хан-Марик позвал дракона и пропал в облаках. Гораздо дольше, чем предполагал Господин Сома, Лиски-намо возвращалась танцевать для него, заглядывать ласковыми глазами, пока не пропала насовсем.

Глава 19.
Обыкновенное посредничество, ни Густав, ни Олив артефактов сами не создавали. Услугами такого рода, в частности, и занимался Господин Сома, успешно с них богатея. Опытен был потому что, превращая, был точен. Мастер. Шатёр его обнаружился среди покрытых разноцветными лишайниками скал. Медовые колоски мха, внося разнообразие, поднимались над землёй. На пороге, сразу за пологом колбочка, Впечатление. И стопка открыток Вирту по скрытой механике, устройство и свойства материалов, это Соме, он ими торговал. По центру, на пирамидке в таких же точно кандалах парень, тем же манером прячущийся за свои колени. Обычная услуга, Господин Сома. "Светлые, всемогущие дроиды, не хочу... Иметь дела с Чудовищами Моря надо изредка, раз в сто лет..."
- Ты смотрел его, Гус? - кивнул Господин Сома на колбу. - Хочешь подробнее разглядеть?
Густав отпил глоток.
- Да, я его помню. Простое Впечатление.
- Задержишься с ребятами на рынке? Я завтра вернусь, если ты не против.
Густав позвал Белого Дракона, протянул обратно сосуд.
- Помнишь рубашку карты?
- Естественно, - сказал Сома и выпил Впечатление.
Не успел Густав улететь, как парень с торговой подставки исчез под пологом шатра в сияющем вихре белого дроида. И шатёр растаял.

Господин Сома спешил. Или сразу или никогда.
Никогда. Он не смог обогнать самого себя, не стал первым, кому это удалось.
Без тени, сковывавшей его, парень откатился кувырком, роняя стол между собой и хозяином. Пока не видит, превратить не может. За щитом круглой столешницы он ножкой стула пытался перекрутить цепь кандалов, рискуя сломать себе ноги, но не разорвать звено.
- Что ты делаешь? - воскликнул Господин Сома. - Ты же гость! Преврати их во что угодно.
Круглый стол сдвинулся в сторону. Недоумённо глядя на хозяина окружающего мира, парень поднял левую руку, ладонью к кандалам, опустил, поднял снова - ладонью вверх. По его стопам скатились две пригоршни ароматных, жёлтых ягод. Сома улыбнулся:
- Что это?
- Малина такая... Садовая, - ответил ошарашенный гость, не осознал до последних секунд, после десятилетнего плена, что двигается, освободившись от яда его левая рука.
- Иди за мной.
"Что я буду делать дальше?"
Выход за поворотом аллеи. Раму сторожили два задумчивых яшмовых льва. Выбранный камень делал их весьма забавными, полосатыми как кошки, но чёрно-белыми как зебры. Парень остановился на раме.
- Иди, иди, - сказал Сома. - У меня мало времени.
Вытолкал, можно сказать, в спину. Пленник вдохнул, раскинул руки навстречу красоте и воле облачных миров. Чистым, глубоким голосом позвал дракона. И прыгнул вниз, не дожидаясь его появления, схватившись за гриву в полёте. Долгое время Господин Сома считал этот зов, оставшегося незнакомцем, парня к своему белому дроиду самым прекрасным, что он слышал в жизни. А самым красивым, что видел, был один танец. Эми... Давнишний, ещё до знакомства с Оливом. Сома не обвинял его, чужую глупость он понимал, как никто другой. Чёрная тоска, отступившая на миг, с новой силой захлестнула его. "Вот, проблему я себе устроил. Что теперь?.."

Звонкие нотки дверного колокольчика пробежали вверх-вниз не раз и не два, прежде чем оторвали Господина Сому от его размышлений. Услыхал. До-До водил молоточком по хрустальным трубкам. "Опять здесь!.."
- Дроиды, хищник, ты поселился возле моей двери?! Что тебе, До-До?.. Свободен!
- Один раз ты мог бы выслушать, если спрашиваешь? Быть твоим гостем! Ты реально считаешь, что я что-то испорчу?
- Не знаю, что сдвинулось у тебя в голове, но оставь меня в покое! К твоему помешательству я не причастен!
- Ты изменил всю мою жизнь! И я хочу поделиться новой. Я должен! Это похоже на то, как если бы мы были пленниками. А побег удался мне одному. Я вышел один... Ты остался!
- Сам-то чувствуешь юмор? Хищник, ты желаешь освободить меня от Собственного Мира?
- Вот именно!.. Нет, ничего подобного!.. Позволь мне зайти!
- А, добро пожаловать, псих!
Господин Сома торжественно простёр руку. До-До прыгнул с дракона за раму и расцвёл улыбкой до ушей:
- Я должен многое, так много нового рассказать тебе!
- До-До, я не приятель тебе. Не из твоей стаи придурочных Восходящих, что, не сделав даже мира, прыгают с Мелоди на Рулетки. Я старый хищник. Ты даже на Южном Рынке способен заблудиться. Что нового - ты - можешь рассказать - мне?
- Очень даже много! Потому что, не про рынки. Сома, я благодарен тебе. Я чувствую себя обязанным. И не за ту жизнь, что ты оставил мне, а за ту новую, что началась! Пойми меня, как я могу объяснить, если ты не слушаешь?
Господин Сома поднял стол, садовое, лёгкое кресло, плюхнулся на него, кивнул и уронил голову на руки.
- Не слушаю... Не сейчас... Имею проблему, До-До. К завтрему мне надо решить её. Или не возвращаться.
- Я видел, как ты отпустил парня... Он знал! Предвидел, что так и будет...
- Ничего он не знал.
- Я о другом человеке.
- О ком?
- Есть такой человек, изгнанник в Архи-Саду, Бест. Что тебе надо сделать, Сома? Я гостем сделаю.
- Как?! Там лицо, До-До, ну, как я передам тебе черты?! Лети по своим делам, а? С кем ты теперь водишься... Впечатление я выпил, Впечатление редкое, другого такого век не найти. Выхода у меня нет.
- Лицо... - До-До помрачнел. - Снова карта? Снова Густав...
- Да!
- Господин Сома, - До-До наклонился к нему через стол, - ты совсем, совсем мне не доверяешь? Я был невыносим, знаю. Но теперь? Сделай чёртову карту для чёртова Густова сам в моём Собственном Мире...
Сома усмехнулся:
- Да... Двух-ходовка, с судьбой на пару... Я никому не доверяю. Я видел сегодня, как умирает человек... Не превращённый. Естественной, так сказать, смертью... Можешь смеяться, первый раз в жизни видел.
- Не удивлён, если Густава мы уже упомянули... И что, страшное зрелище?
- Отнюдь. Скорее красивое. Очень страшное, да... Абсолютно, абсолютно бессмысленно! От начала до конца! Два идиота. Три... Я знал её. Прежде, чем Олив пришёл на Мелоди... Знаешь, чем отличается смерть от превращения? Бессилием! Здесь ты можешь решать, там не можешь ничего! Мы были знакомы задолго до появления Олива... Она была прелестна... Я хуже их обоих...
  Ясно, рассказ грустный, угрожающий стать цикличным... До-До воспользовался первой паузой:
- Сома, посмотри, я же доверяю тебе... Как хозяин ты можешь поднять и опустить свою руку. Сделай это как гость в моём мире!
- Полетели.
Сома встал, До-До снова расцвёл до ушей и устремился за ним по аллее, бормоча на ходу: "И это он знал, предвидел... Удивительно, человек господствующий над первой расой!.."

Мир До-До поразил Господина Сому неожиданной, благородной простотой и жаром полуденного солнца. Закат и восход там были стремительны. Вдоль тёмно-синего, блестящего под солнцем моря, области Там, недоступном для купания, тянулся ряд одно-двух этажных белых домиков. Каждый со своей обстановкой, открытых и дружелюбных. Растения вдоль побелённых или тёсаного камня стен, розмарин, цикорий. Средний домик деревянный, и тоже светлый, отбеленный дуб, лесенка с перилами без изысков, с крупным узором древесины. Между ступенек вытягивается снова цикорий, вовсю, линялыми, голубыми звёздами цветёт. Окна и балконы с другой стороны выходят в садики, тоже Там, недоступные сады. На балконе прохладней.
- До-До, здесь прекрасно...
- На балконе? Здесь холодновато, мне нравится на крыльце. Море видно...
- Нет, в принципе здесь, в твоём мире.
- Спасибо. Сейчас...
До-До сбежал, босые пятки прогрохотали по деревянной лестнице, а обратно взлетел бесшумно, через две ступеньки, не зря прославился ловкостью на Рулетки. Принёс веточку пихты, положил на ограду балкона.
- Не стоит, не стоит весь чёртов Густав одной веточки моей... Делай карту.
Господин Сома потрогал мягкие иголки, закрыл глаза и понял, что не может сосредоточиться на видении чудовища, фосфоресцирующего угря с человеческой головой. Странное дело, показалось, что на это уйдут последние силы. "Да какого чёрта уже!.." Он зажмурился сильно, воскресил в памяти сухую землю, потрескавшуюся зигзагами молний, шатёр, колбу... Повёл рукой в воздухе, распахнув глаза. На месте веточки лежала свежая карта с обликом древнего монстра. Подул ветерок, Сома поймал её в воздухе, не глядя, сунул в карман брюк.
- Теперь ты можешь выслушать меня? - без особой настойчивости спросил До-До, рассматривая синие тени вокруг глаз полудроида.
- Для начала, спасибо, До-До.
- Бесконечно приятно, что ты поверил мне. Сома, ты видишь, что происходит? Можно подобным образом поступать не в качестве исключения.
- Зачем?
- А зачем наоборот?
- Ты так серьёзен, До-До... Так по-детски, как Восходящий... - в тепле и прохладном ветре, неожиданно получив решение проблемы, Сома клевал носом. - До-До, ты где-то с недавнего времени чувствуешь себя своим? Не верю... Рад за тебя, но не верю... Мы - хищники. Нам нет места, До-До, ни в Собственном Мире, ни в чужом. Они пустые. Молчащие, мёртвые. Густав сказал мне, в Гала-Галло, я и там искал себе приюта, не принято стало упоминать о дроидах... Вот как, новые правила. Он сделал мне одолжение, Густав. Теперь я персона нон-грата даже на их пороге. И за это же сделал ценный подарок, забавно. В облачном клубе, в саду желают забыть о главе Сад, о владыках семейств...
До-До, юный, непосредственный, ничегошеньки не знающий про галло, с нежностью дроида слушал сбивчивую исповедь своего гостя. Он уселся на ограду балкона и тихо проговорил засыпающему:
- Неправда, Сома, голос дроида не уходит навсегда. Один человек рассказал мне, которому верю.
- А где остаётся? В Туманном Море дроидов, там надо искать его?
- Нет.
- И где же? - улыбнулся Сома. - Куда нужно отправиться, чтобы вернуть голос дроида? Проводи меня, хищник!..
- С радостью...
До-До обнял гостя за шею и притянул к себе:
- Да, я хищник, и не слышу его, но я и хозяин в этом мире...
"Однажды, если судьба будет благосклонна, ты поймёшь, что это не одолжение тебе, это снова - мне..." - подумав так, До-До прижал голову Господина Сомы к своей груди двумя руками и сильно-сильно обнял. Тихое, внятное, сладкое как мёд, пение дроида переливалось из его сердца. Хозяин он в Собственном Мире. Сам и дроид Я-Владыка, и Царь-на-Троне, и Огненный Круг юной жизни. Сома прислушался, вздрогнул, хотел отстраниться и... уплыл. Улетел... Пропал...
Он уснул. Сначала видел только свет, затем оба мира сразу, свой и До-До, видел попеременно, нынешними и создающимися, начатыми и завершёнными... Мог разглядеть угол крыльца под ярким солнцем, и от него пройти все просторы, вплоть до пределов Там... И снова видел лишь свет, потому что снова лишь слушал... Он только слушал. И спал. Ночь распростёрлась внезапно. Звёздная. На балконе ощутимо похолодало. До-До не шелохнулся. Господин Сома проспал до утра.

Входная рама находилась в крайнем домике побережья. Какое восхитительное жаркое утро. Они задержались. Море блистало, тёмно-синее. Не хочется уходить. Сели на пороге. Господин Сома был свеж, лёгок и абсолютно опустошён.
- Сколько лет ты хищник? - спросил он.
- Все, что имею! - откликнулся До-До. - Две сотни. Был тут один, не слишком шустрый, решил испортить мои лодочки... Видишь, паруса Там? И превратился в одну из них... Ха-ха, нет, теперь я жалею... А вон тот, чёрный, тот, что он успел испортить... Слушай, сделай обратно белым, а?
Сома занёс руку, опустил и поднял ладонью вверх. У горизонта сияли одни белые паруса.
- Отлично! А теперь утопи один, я не помню какой. Словно его и не было.
Сделал и это, покачав головой. "Не было... Если бы!.."
- Совсем хорошо! Надеюсь, ты убедился, что быть моим гостем безопасно? Заходи!
- А после него, До-До?
- Что после?
- Из скольких ты создал мир? Сколько человек превратил в домики?
До-До смутился почему-то.
- Ноль, - ответил он.
- Ноль?
- Да, а что? Господин Сома, а сколько лет ты хищник?
- Полтора.
- Тысячелетия?
- Полтора миллиона… Тупых, бессмысленных, проклятых лет!.. И мой мир почти целиком сделан из похищенных. Я не стану приятелем тебе, До-До. Мы квиты... И не изменю привычек. Мы не ровня. Понимай, как знаешь!
До-До вскочил на ноги:
- Нет, ты выслушаешь меня! И ты поймёшь меня!.. И мы вместе пойдём к изгнанникам! Там мой дом, а не здесь. Ты уже поверил мне, Сома! Ты сделал самое сложное и хочешь отступить? Куда?! Я познакомлю тебя с человеком господствующим над первой расой дроидов!.. Хищник - это изгнанник! Я понял благодаря ему. Я нашёл своё настоящее место! И успокоился. Не желаешь слушать? Ладно. Если понадобится я буду жить на драконе перед твоей дверью ещё тысячу лет! Но ты - выйдешь, и ты - пригласишь меня!.. Когда от проклятого Густава получишь ещё раз нож в спину! Не так, нет, не сердись... Но в сущности - так... Я знаю, будет следующий с торговой подставки, на которого у тебя не поднимется рука!.. Так и будет!.. Не обманывай себя, Господин Сома.
А он и не думал спорить. И голос дроида остался в ушах, то ли воспоминание, то ли реальность на пределе слуха... И лучше поздно, чем никогда.
Юный хищник стоял, распинался перед ним, яркий, как само это утро... Подумать только, ведь это бессердечие Густава удержало его руку тогда. Грабитель, дурная башка. Наперекор, из чувства противоречия Сома отпустил юношу. Страшно представить... "Страшно? С каких это пор?.. Я уже изменился, - подумал Господин Сома. - Жизнь, не разбирая, можно выбросить на помойку, между Техно и Южным, в кучу ржавчины, а лучше сжечь. Мальчик, не верю, ты мог стать прямоугольной карточкой, игральной картой для Густава... И что, эта новая боль - последняя, нет?.. Ну, пожалуйся, Сома... Ещё вслух, давай!.. Не привыкать. Ты прав, До-До. Пусть будут те, что зайдут, как похищенные, а выйдут свободно, как гости... Пускай будет так".

Глава 20.
Сури был отвергнут после случившегося в Гала-Галло, ступил на материк и попался незмедлительно.
Вслед за Господином Сомой, различив белую, батистовую рубашку в рыночной толпе, он зашёл под полог общего шатра-артефакта, игрового, ничейного, связанного общими для всех правилами. Догнал бы заранее, рядом вошёл, как приглашённый, попал бы в другую категорию, жизнь повернулась иначе. А так... Кто несведущий в жизни рынка заходил раз в сто лет по ошибке к игрокам, бегущим Против Секундной Стрелки, становился общей добычей. Вне зависимости от того, чья пирамидка стояла в шатре на тот момент. И такое событие означало игру в Большую Секундную Стрелку. «В Когтях Дракона», ещё называлась она. Хищники предложили Сури сыграть, без возможности отказаться. Кошки-мышки. Хороший повод размяться хищникам между собой. Ну, и приз на горизонте.

Сталактитовый Грот они использовали издревле для редкой и злой игры. Когда-то он был открытым гротом, сталактиты в центре они сбивали, освобождая место, у входа - нет. Огромные, корявые с потёками сосульки нарастали, превратились с годами в сплошную стену столбов, ряд природных колонн. Между ними узкий, высокий проход в Грот, пещеру с потолком из сталактитов, обломанных и новых. С земли навстречу им устремлялся нарочно оставленный один, обломаный. На верхушке его они и размещали игровую подставку.
На меньших обломках или без них, вокруг каждый ставил свои три штуки, утвердив камешком с согласием на человека. Кое-что зависело, от того, как их расположить... Кое-что от ловкости, как обычно. Хаотично разбросанные на разной высоте. Кое-что решалось и тем, запомнил ли ты, где чья, или даже смог с кем-то объединить усилия... Искренне или притворно. Весёлая игра.
Непредсказуемо отталкиваясь от препятствий, обвиваясь, раскручиваясь со страшной силой, плясала по пещере Секундная Стрелка, шарик на длинной цепочке, соединявшей его со вторым, на острие пирамидки. Жертва должна от дальней стены выбежать мимо всей этой истории наружу, из пещеры. Там уж никто её не преследует. И такое случалось.
Игроки получают следующее: тот, на чью пирамидку жертва попалась, её собственно, и один артефакт от каждого. Кто толкнул, даже если сам попался, освобождается, если не попался - так же по артефакту от всех игроков. Остальные откупаются, кто как может. Не забывая платить и тому, кто толкнул. Порой складывались сложные комбинации, взаимозачёты. С учётом того, что дыры в своде позволяли поднимать торговые шатры, некоторые рисковали не откупиться... Подходящее время для сведения счётов. Кто не жадный, мог сосредоточится на обидчике, а не на главном призе.
Опытные начинали через паузу, стоя между собственных трёх пирамидок, переглядываясь. Не самое безопасное место, но с твоей же, по крайней мере любой тебя может выкупить, не откажется поторговаться. Кто не начинал так, это Биг-Джун! И Хан-Марик, когда к ним присоединился. Они ставили по одной у входа, четыре - где ни попадя. И развлекались от души, без оглядки.

Дневной, тусклый свет пробивался между колоннами сталактитов, из треугольного окошка к небу. С пирамидками будет светлей. Тянули жребий. Ставить Стрелку, центральный шарик с отказам выпало Махарадже. Сури безмолвно наблюдал за ними, потерянный совсем. Второй день на континенте. После тысячелетнего отсутствия. Его Чёрный Дракон проявился несколько раз и растаял, ничего не происходило. Наличие Черного Дракона у жертвы давало несомненное преимущество Махарадже, но при этом утраивало ставки других двух возможных победителей, за сложность.
Сури глядел на беспокойных, весёлых хищников, на прибывающий свет, от возводимых торговых пирамидок... А Господин Сома смотрел на него, недавно так раздражавшего на раме Галло, на него и в своё сердце. Он как будто не проснулся в мире До-До, а заново стал Восходящим. И как Восходящий не понимал ничего. "Что они делают, что я делаю здесь, зачем? Как это непонимание со мной случилось? Когда? За одну ночь на груди у маленького хищника? Как же ты прав, До-До, не возвращаясь на рынки!.. Какая ты умничка..." За жизнь Сури, бесившего своей надменностью, подобно всем обитателям облачного клуба, сейчас он отдал бы что угодно из Собственного Мира. К тому же, в сложившейся ситуации дважды он был перед Сури виноват, приведя, не в меру болтливого, коварного Густава на порог Гала-Галло, и в пленении.

Начиналась игра. Сегодня у неё имелись зрители. Высоко на стенных уступах, куда не дотягивался шарик Стрелки, ловко вскарабкавшись, загодя, сидела Гратия, девушка Биг-Рамона. Хищница. С жаркими глазами, короной укладывавшая чёрные кудри. Она жадно следила за происходящим внизу.
Рядом сидела возлюбленная Махараджи, Нико. Чистая хозяйка. И не охотница, как Густав, нет. Ангелочек с водопадом соломенных волос до земли, завязанным в пучок призовой лентой с Рулеток, "пятикратной лентой", из пяти чередующихся цветов: лимонный, солнечный, орхисто-жёлтый, яблочно-зелёный, чёрный. Знак участия во всех видах гонках: над континентом, над Великим Морем, по вертикали, по вертикали вниз и с завязанными глазами. Ангел с невероятной склонностью к риску. Который нивелировался в некоторой степени положением Махараджи, соответственно прозвищу, второму на Южном после Бутон-биг-Надира. Но Буро, он Морское Чудовище. По факту, Нико гуляла рыночными рядами свободно, никто в здравом уме не стал бы ссориться с Махараждей. Да и Буро, кстати, был ей добрым приятелем.  
Пора начинать. Парни переглядывались. Удобно играть парами, один для другого. Но, неизбежно всегда воцарявшийся через короткое время, хаос и скачущий, как сумасшедший "коготь дракона" не располагал. Ещё Марик с Биг-Джуном оккупировали выход. Два чёртовых вратаря, так что к нему не особо и стремишься. Хоть бы передрались что ли!.. Вот было бы просторней сразу! Но как раз-таки они, похоже, договорились... Махараджа предпоследним поднял свои три пирамидки и спросил:
- Играешь, Господин Сома? Или наверх.
Тот ещё раз взглянул на Сури, ответил:
- Играю.
- Сури, - обратился к нему Махараджа, - ты тут редкий кадр с Чёрным Драконом. Это и хорошо и плохо для тебя. Желаю удачи. Но если она отвернётся, откупаться будешь не у победителя, а у каждого. Правила!..
Сури не ответил. Махараджа раскрутил шарик. Тот ударился о ближайшую пирамидку и пошёл плясать под сводами, едва не задевая девушек. Нико рассмеялась. Гратия подобрала ноги.
В дальней части пещеры, подальше от Хан-Марика, припав к земле, за шариком и за Сури следил Гай. Таран у стены, почти сливавшийся с ней в чёрном. Злотый между своими тремя пирамидками, классический старт. Безопасный, типа. Ха-ха. Не дожидаясь, пока опуститься шарик, Биг-Джун, покачиваясь, приближался к нему. Злотый выпрыгнул, успел. Через мгновение в его треугольнике уже ухмылялся Джун. По-звериному, с четырёх лап на четыре, вылетел вон, дальше на Злотого, но пришлось откатываться прочь от свистнувшей цепочки. Злотый рванул к выходу...
Сури медленно, не пригибаясь и не оглядываясь, шёл туда же. Пока везло. Гай начал обходить его по стене. Остановился, не желая оставлять Тарана за спиной. Железный шарик стрелки просвистел мимо носа, ушёл вниз, обвил пирамидку. Сейчас он замрёт, медленно поменяет направление и примется гулять со скоростью недоступной глазу. Пока не замедлится, все замрут на земле. Кроме отчаявшихся. Эта штука на дикой скорости легко пробивает голову. Обвившись, легко останавливает Огненный Круг. Специфическая пауза, хищники за укрытиями, на земле, Стрелка невидима, слышима только, как вой... Был один случай, когда жертва сбежала в такой момент, никто не рискнул ловить. Что ж, справедливо. Сури не думал о тактике и стратегии. Без никакого дракона, и без единой атаки пока, просто шёл и оказался в безнадёжном положении у центрального сталактита, когда Махаражда поднял левую руку, обозначая паузу в игре, и поймал, начинавший разбег шарик.
- Тайм-аут. Прошу прощенья у всех. Сури, ты не хочешь играть с нами?
Не получил ответа. Сухая земля континента и снаружи-то, при дневном свете плыла под ногами. Второй день на Морской Звезде... В облачных рынках не та земля... И не то равновесие, гравитация... Прыгать, кувыркаться, драться Сури и не помышлял. Он не жалел о потере клуба, но и не умел без него, вне его. Всё иначе на материке. А Собственный Мир, эх... Махараджа продолжил:
- Так скучно. Сури, веселись, проиграй!.. Ты богат, раз галло, откупишься. Останешься с нами.
Сури покачал головой. Махараджа обернулся к подошедшим парням:
- Ну, что? Будет просто призом? Кто хочет сыграть за него?
- Я, - флегматично, притом, немедленно отозвался Хан-Марик. - Двойная ставка с пойманных мной, и только золотом.
Хмыканье прокатилось по пещере.
- Марик, не стоит трудиться! Давай уж проводи нас под ручку...
- Давайте, - согласился Хан-Марик.
- Я хочу! За обычную ставку, - Гратия спрыгнула вниз.
- Я тоже! - Нико последовала за ней.
Оба их парня резко обернулись. Не обращая на них внимания, но только друг на дружку, исподлобья глядя, девушки бросили жребий, монетку. И обе крикнули, пока летела:
- Орёл!
Выпала решка.
- Тьфу, ты! - Гратия подняла. - Я орёл!
- Хорошо, - согласилась Нико. - Бросай.
Выпала снова решка.
- Ха!.. - сказала Нико.
Гратия вскарабкалась наверх обратно. Господин Сома убрал свои подставки. Знаком предложил Сури последовать наверх за ним и за девушкой. Гай и Биг-Джун озвучили общий вопрос к Махаражде:
- Ну?..
Он пожал плечами без энтузиазма:
- Ну... Если Нико хочет развлечься... Я выкупаю её. По ставке Сури, с драконом же... Все согласны? Никаких сюрпризов?
- Всё поняли, Раджа.
- Ха!.. - сказала Нико. - Посмотрим, понадобится ли...
Вот теперь стало весело. Махараджа запустил шарик. Оттолкнувшись от стены, а заодно вписав в неё нетерпеливого Биг-Джуна, Нико спряталась от шарика за его же пирамидкой. Следующим был Гай. Одна подсечка отправила его в свободном падении на пирамидку, оставшуюся позади, и он попался.
- Тебе, Джун! - крикнула Нико.
Биг-Джун, и нетерпеливый, и упорный, пошёл с другой стороны, перепрыгнул цепочку, на следующем круге распластался под ней и очутился с Хан-Мариком нос к носу, а за спиной Таран. Марик подмигнул Джуну, взлетел как птица, раскидывая руки, над Стрелкой, просвистевшей внизу и над его головой, дальше, сминая Тарана, локтём за горло и к земле, к гранитрому камешку на пирамидке Гая. Тому плюс на откуп. Нико тем временем вернулась в поле их зрения.
- Хан, к выходу! Если уйдёт, это будет позор!
- Это будет прикол! - отозвался Марик.
Нико балансировала на одной ноге, нарочно дразнясь между, поставленных узким треугольником пирамидок Злотого. Сбить в прыжке? А если она тебя?.. Глядя на Нико, и следя каждый за всеми, четверо хищников обходили треугольник...
  

На высоте Господин Сома тихонько спросил у Сури:
- Ты хочешь вернуться в Гала-Галло?
- Нет, Сома. Я терпел их с трудом. И ты извини меня за стиль нашей последней встречи.
- Не понимаю... Зачем ты здесь? Случайно? Но ты и правда мог бы играть и откупиться...
- Сома, я нищий. Мне некуда идти, некуда деться... Одну ночь я провёл на вашей земле. Что там за снег?
- Фиговый. Не прикасайся. Ну, и зачем ночевать на континенте?.. Твой мир...
- Я не могу зайти в него, Сома! – крикнул Сури шёпотом.
- Но почему?
- Невозможно! Хуже, чем здесь... Я не богат, я в минусе! Если галло потребуют то, что забросил в Собственный Мир с порога, я не смогу им вернуть! Впрочем, не потребуют. Мелкие брызги это для них...
- Здорово странное положение. Не хочешь, не говори.
- Что со мной будет, когда они закончат игру, Господин Сома?
- Посмотрим. Не беспокойся раньше времени. Я виноват перед тобой. Попробую искупить вину.
Гратия не слышала их разговора. Но видела.
- Господин Сома, ты очень переменился, - сказала она. - Давно ли? И что случилось?
"День тому, и ночь тому назад..." - подумал Сома и ответил:
- Нет, королева хищниц. Ничуть, Гратия, тебе показалось.

Марик и Биг-Джун вместе, демонстрируя выгоду союзничества, попытались одного за другим швырнуть в треугольник Злотого двух зазевавшихся парней. Нико предпочла выпрыгнуть и продолжать путь. Один попался. А Эспаньёл ускользнул, чёрт его знает как!.. Для Марика обидно. Догнал. И они с Эспаньёлом начали кружить, как с Густавом тогда у Буро, вокруг, чьей не помнили, пирамидки. Но то не Густав. Хан-Марик без особого труда поймал его руку и выдернул на себя. Махараджи пирамидка, вот чья.
Нико успела пройти, уклоняясь от Стрелки, половину второй части грота и видела уже дневной свет. Шарик ударил обломок сталактита на земле и отлетел, едва не в лоб. Нико отшатнулась, Злотый сбил её с ног и они покатились к выходу. Чёрный Дракон её при этой стычке проявился в первый раз. Исчез, сделав свою работу, мощным хвостом огушив нападавшего, на секунды, достаточные, чтобы Махараджа уложил его без лишней суеты и свирепости на ближайшую пирамидку. Стрелка снова ушла наверх. Нико подняла голову. Хан-Марик и Биг-Джун, ухмыляясь, маячили перед ней. Рядом со своими двумя пирамидками. Кивали, уступали друг другу. Махараджа медленно заходил Марику за спину. Рута отвлёк его, подсёк, неудачно. Махараджа ответил подсечкой же в низком прыжке... Укатились под свистящую над ними стрелку. А Биг-Джуну и Марику вскоре пришлось признать, что кроме наглости у Нико есть ещё скорость, большая, чем до сих пор предъявила, и юмор.
Она подпрыгнула, взлетела, подобно Марику, крыльями раскидывая руки, между парнями к выходу, на дневной свет. В полёте уже одной закрылась локтём, прямо в ужасе, не желая смотреть... Перевернулась, ногами оттолкнулась от сталактита под сводами, и, выбрасывая руки перед собой, используя всё ускорение, всю силу, ударила ими Биг-Джуна в широкую грудь. Сам почти был в прыжке... Не удержался над пирамидкой Марика!.. Сбить Джуна с ног, это дела стоит! Кувырком по земле Нико вылетела за пределы грота.
- Упс!.. - воскликнул Хан-Марик. - Чисто!
Не торгуясь, великодушно освободил приятеля.
Игра была закончена. Все свободные вышли на свет.
- Поздравляю, - бросила Гратия.
Нико распустила волосы, отдышалась. Махараджа покровительственно потрепал её по голове:
- Птичка... Шустрая!
- Что, пришлось выкупать?.. - Нико повисла у него на шее и расслабилась, отдыхая в крепких руках. -  Надо было с тобой отдельно поспорить.
- На что, птичка моя? Скажи, я тебе так отдам.
- Да, кстати, где тот несчастный, главный приз?
- Зачем тебе, ты же не хищница?
- Ну, он мой, вроде… За него играла. Раджа, я надеюсь ты проследишь за судьбой Гая... Не хотелось бы так глупо ей сделаться. Я поймала.
- Прослежу. У Джуна нет особых счетов с Гаем...
- Но и дружбы особой нет ни с кем. Кроме тебя...
Господин Сома подошёл к ним:
- Поздравляю!.. Бесподобно, Нико. Могу я поторговаться с тобой?
- Забирай его, - сказала Нико. - Не знаю, что у  вас за дела. И не интересуюсь. Неужели, Сома, он правда из легендарных древних галло?..
- Оттуда. Сердечно тебе благодарен. Должник.
"Жуткая всё-таки игра!.. - внезапно подумал он. - А если круг замкнётся? Взаимным самоубийством... Если двое или больше попадутся взаимно на пирамидки? Сог-Цог?.. И никто никого не сможет ни похитить, ни освободить?.. Даже странно, что такого ещё не бывало. Провидение дроидов? Не стоит ли сменить правила?.."
- Полетели, Сури, - позвал он его, ожидавшего поодаль.
- Сома?..
- Полетели.
- Но куда?!
  

Два, неспешно парящих, Белых Дракона приблизились к третьему у рамы Собственного Мира Господина Сомы. До-До развернул зверя и вскинул руки приветственно.
- Пасёшься здесь? - вопросил Сома.
- Я упрямый!
- Как никогда кстати...
   До-До наклонил голову к плечу, разглядывая бледного Сури, не готового ни сопротивляться, ни быть гостем, растерянного совсем. Господин Сома не пригласил, он представил их и сказал:
- До-До, не знаю, с кем ты якшаешься теперь в центре материка, но вот тебе человек. Красный демон, или красный дроид верхом на демоне охраняет их сад... Если ты считаешь, что там безопасно, отведи его туда.
- Пошли с нами!
- Нет! - Господин Сома перепрыгнул раму Собственного Мира. - Чао, До-До, увидимся.
Юноша подлетел к Сури, улыбнулся ему.
- Ты доверяешь мне?
- Мне некуда идти... - повторил Сури в который раз, через паузу, без выражения. - Вообще...
- Доверяешь?
Юный хищник протянул ему руку, и Сури взял её. Так за руку с древним галло, с чистым хозяином они полетели обратно на Морскую Звезду, в Архи-Сад, который на Южном называли Садом Красного Демона, сделав круг над свежей его зеленью.
Так, за руку, обрывая крупный, созревший шиповник по пути, ягоды, которые, впервые придя, здесь попробовал, Впечатления дюн и просвеченной солнцем волны, До-До провёл его мимо любопытной Мурены, пылающе-розовой, как рассвет. Мимо "демона", рубиново-красного Олеандра, отводящего Ухаха с пути. К Бесту. Рядом, обложившиеся еле живыми, растрёпанными книгами, под деревом без плодов, Амарант и Римлянин тыркали в них пальцами, ругаясь, и в лоб друг другу. Бест поднял голову. Встал.
- Вот, - сказал До-До, - познакомьтесь.
Кивнул и оставил Сури, вложив шиповник ему в руку.

Глава 21.
Господин Сома слонялся по комнатам, не зная к чему себя приложить и что делать дальше.
Многие годы назад он последний раз проводил напролёт день за днём в Собственном Мире. Тогда вынужден был по очевидной причине: разумней переждать грызню крупных группировок, чем рисковать, выбирая чью-то сторону. Тогда провёл время за томиком Вирту... Куда забросил? Нифига не вспомнить. "Собственный", называется мир!..
Неужели он когда-то сам и азартно, притом, собирал эти коллекции? Оружейная комната. Сабли на стенах перекрещенные, ряд прямых мечей разной длины, друг над другом. Ножны кельтским орнаментом, чернением украшены так, что хочется сложить их квадратом, перевесить, создать ещё одну раму и уйти сквозь неё в следующий облачный мир. "Может там веселей? За такой богатой рамой должно быть веселей. Или продать их?.. Один раз в руки взял, не больше".
Фарфоровая комната. Есть ли сюжет или персонаж, который не отыщется среди этих статуэток? От пола до потолка полки и полочки, открытые, с бортиками, откидные, застеклённые. Столики с посудой. Посудными горками. Фарфор и серебро. "Зачем?.." На подоконнике вытянутые, узкогорлые, приземистые и крутобокие, тончайшие вазы с бликами солнца на них. С неувядающими лилиями крайние. "Я что ли когда-то любил лилии?! А, да - не пригодились, вспомнил... И славно, что ты меня опередил, давно погибший Пай, нехорошо охотится на неторговых рынках, такое моё мнение..."
За окном уличные вазы. Цветник в каждой. Дальше аллея к раме... "Выйти, полетать?.."
Вернувшись после игры в Большую секундную Стрелку и перед своим затворничеством на Южный, Господин Сома попал сразу под перекрёстный обстрел просьб и предложений, соблазнов и уговоров. Коварных планов, предполагающих его участие. Взаимоисключающих в некоторых случаях! В одном речь шла о личной мести: преврати во что хочешь для себя, Сома, но именно того человека. Отказал всем. Отказал, не смотря на давнишнее знакомство, не смотря на щедрую оплату. Устал. Переменился. Не смог. Все на рынке стали чужими ему, всё чуждым. И поговорить не с кем. Ушёл.
Вот, теперь бродил по комнатам. В тишине хрупкой, заставляющей вслушиваться, тревожной. Не тугой и густой тишине покоя, а безжизненной тишине неопределённости... До-До исчез куда-то... Не искать же его. И где искать? Возле его Собственного Мира? "Ты совсем уже, Сома, да..." Но если задуматься, что украсило бы шикарные, тысячелетиями собираемые, деталь к детали, интерьеры? Чего по-прежнему не хватает в них? Именно гостя. И тропинке между кустами жасмина. И разросшейся в зелёный тоннель липовой аллее. И отражению яшмовой, как львы при входе, беседки в озере... Как долго он создавал волны на нём, не повторяющуюся ни разу за день рябь, дуновения ветерка. Не хватает человека в пейзаже. Человека за столом. В низком гамаке. На горизонте Там, затянутом дымкой, над колосками полей и стрёкотом цикад не хватает странника, кудрявого небесного бродяжки, ступившего в чужой Собственный Мир. Господину Соме его не хватает! К пению большого кузнечика в саду примешался тяжкий вздох... И перебегающие нотки входного колокольчика! Хозяин сорвался с места.

До-До в рваной, плащом накинутой поверх остального, длинной рубахе-кимоно, с пчёлами вышитыми. Остатки прежней роскоши, выигрыш, на Рулетках давно не бывал. Взлохмаченный, он, отдыхая, лежал вдоль драконьей спины. Не ожидал хозяина мира так скоро. Но раньше, чем успел открыть рот, Господин Сома поднял и простёр руку в Собственный Мир. До-До перевалился через раму  и сел на неё, удивлённый немного.
- Подрался? - спросил Господин Сома.
- Типа того.
- Завидую. Мне скоро по-хорошему и подраться будет не с кем. На днях рассорился с Либо-Либо, он хотел Саботу на мою пирамидку ловить, тот ещё злыдень, хрусталь для него нашёл, знал через кого приманить... Я отказался. Я устал от них. А отпускать такого?..
- Это неважно какого! - с горячностью неофита возразил До-До.
- Хочешь пить? У меня музыкальная коллекция в подвале.
- И цельные, древние музыки есть?
- До-До, это и называется коллекция. Не стандартный же набор с Мелоди...
- Ух!.. Уважаю. А можно посмотреть твой дом?
- Сколько угодно. И меняй, что хочешь. Если тебе надо, наделай себе артефактов, вон, кимоно хоть переделай своё. Мне всё здесь осточертело.

Любой был бы доволен таким гостем. Внимательным и восхищённым. Миновав анфиладу комнат, вмещавших последовательно: картины, голографические картины и движущиеся голограммы, остановились в фарфоровом зале. Они поделили музыкальное Впечатление, продолжительное, звонкое, духового оркестра. Лихое и торжественное, щемяще-одинокое временами. Господин Сома пил из бокала, а До-До захотел из серебряной креманки для мороженого, чудик. Перед оружейной комнатой Господин Сома отстал, уставившись, - откуда он здесь? - на глупый коврик у порога... Да ещё с лебедями... С кисточками!..
До-До тем временем под отливающим синевой лезвием обнажённого меча, шириной в ладонь, заметил странный артефакт… Приземистый цилиндр с зеленоватым свечением, исходящим от непрозрачного металла. По бокам возвышались остриями четыре крыла. На верхней плоскости горели угловатые цифры, ведя обратный отсчёт. Много нулей, тринадцать, а дальше мельтешащие секунды. Художественной ценности не представляет. Особенно по контрасту с воронёным мечом. До-До читать вовсе не умел, а цифры знал, но не любил в принципе, вид их, изображение, точность, конкретность не любил. Он опустил над артефактом руку и поднял ладонью вверх... Господин Сома так и подскочил в дверх, увидев это. Но было уже поздно.
- Что ты делаешь?! Настоящий, древний артефакт, не Восходящим и не хищником делан, ему миллиарды миллиардов лет!
- Извини!.. Я слишком буквально понял твои слова... Извини.
- Нет, ничего, всё в порядке, - Сома опомнился, - чёрт с ним, с артефактом! А что получилось?
- Песочные часы... Ты точно не сердишься? Всегда хотел забацать штуку наподобие...
Перед ними стояли теперь в подставке на двух столбиках две сообщающиеся сферы тонкого голубого стекла, с мечом наверху красиво сочетаясь. И песок лазуритовый, ярко-синий. Притом, он крутился смерчем в нижней сфере, улетая в верхнюю, собираясь в ней с тихим вкрадчивым шорохом. Звук умиротворял.
- Хорошая шутка, - одобрил Господин Сома. - Я ничуть не сержусь, меняй, что хочешь. Знаешь, я был бы только признателен, разнеси кто-нибудь и дом и мир... Надоело. Кроме цикад, пожалуй. И поля Там... Они были изначально.
- Покажи!

Стрекотал кузнечик. Пахло землёй, прогретой за день. Беседка, разноцветная галька озерного побережья, сад в меру заросший, в меру упорядоченный, соответствующий вкусу и чувству меры Господин Сомы, не изменявшему никогда, всё осталось позади. Да, цикады... Поле. Запах ночной травы поднимался, набегая волной на них, вдыхавших горьковатую свежесть сорванной, размятой полыни.
- Ты создал прекрасный и сложный мир... - задумчиво сказал До-До, и спросил вдруг, - А та креманка, она тоже из человека?
- Нет, - Сома улыбнулся, припоминая, - её мне, Восходящему дроид нашёл!
Он понюхал полынь, выбросил и тоже сел на прогретую землю.
- У тебя области Там везде предночные? - спросил До-До.
- С другой стороны предполуденные.
- Покажешь?
  

Обходя мир, Дом и Сад вокруг, они дорогой вдоль поля вошли под тень облаков. Миновали. Солнце светило вовсю. Начинались лиственницы, крепкие, низенькие. Кусты смородины между ними. С гроздьями ягод от зелёных, до спелых, алых. Гамак между лиственниц. Разбросанные ковры и подушки.
- Богатый мир!.. - выдохнул До-До, падая в гамак. - У меня всё так аскетично.
- У тебя тысячу раз лучше, - серьёзно ответил Господин Сома.
До-До хотел возразить и заметил Улей!.. На скатерти, на земле, сорванные невесть когда, лежали гроздья смородин и между них - Улей... Заметил потому что, ни раньше, ни позже, лепестками он начал открываться. Благоухать. Поплыл по воздуху снежно-белый цветок. Лилия, только маленькая, и лепестки в толщину папиросной бумаги... Ещё, ещё...
- Ого! Что это за чудо?
- Смотри...
Первый толстый шмель вылез и загудел по саду. Следом другие. Они не разлетались сразу, ползали по смородине. Цепляясь, перебирая чёрными лапками один изучал пальцы До-До.
- Волшебная штука! Живой артефакт?.. Из человека?
- Это подарок, - ответил Господин Сома. - И, не портить бы мне тебе настроение, сообщая, что он от Густава.
- Да? Всякое бывает... Сюда не заходит ночь?
- Нет. Настоящая смена суток только в доме. В центре мира, это закон. Ты не знал? По краям можно варьировать. Хочешь спать?
- Ага, на солнце. Поле, конечно, шикарное, но тут потеплей. Сделай одолжение...
Да, ради этого. Господин Сома хотел его видеть именно, собственно за этим... Понял, не мог уже не признать... До-До не стал ждать приглашения. Он перекатился вниз с гамака, и кудрявая голова легла на грудь Господина Сомы. Прислонилась к сердцу.
Всё-всё до последнего момента была полная, безоговорочная ерунда. Мусор, не стоящий внимания. Даже глубокий отдых в мире До-До. И сейчас юный хищник слукавил. Он не так уж хотел спать. Он хотел объяснить: кроме доверия гостя, есть и доверие хозяина. Вовсе не то, холодное: "Меняй, что хочешь". Совершенно другое чувство. Особенное... Что не помешало ему уснуть, вырубиться за минуту, под гудение шмелей и тихую мелодию, кроткую, как Лиски-намо.
Господин Сома, не зная того, в точности повторил его жест, обняв обеими руками кудрявую голову. Крепко. Он услышал своё сердце... Шмель опустился и шёл по запястью... Господин Сома заплакал. Рыжий шмель напоминал Эми. Нежность, горечь - тоже. И Эми, и всех остальных, и всю жизнь его, старого хищника, и каждый её день... Горе и облегчение. Долгожданная свобода от попыток оправдаться, вырулить как-то, переиграть... "Вот как должно было быть, Олив... Так - правильно. Эми, вечное горе твоё... И никак иначе... Я прожил дурную жизнь. Пустую и грязную..." Волосы До-До промокли. Но Сома не мог остановиться, и помыслить не мог оттолкнуть. "Какая же ерунда! Игры, и рынки, и каменная надёжность входной рамы, и глупые наши коллекции!.. Мир - это гость в нём. Мир - это объятие. Единственное сокровище... Простите меня все!.. До-До, будь я проклят, неужели я собирался уничтожить вот это?.." Шмель полз по руке, ветер и солнце играли в кроне пихты, в листьях смородины. Мир был закрыт и совершенен. Впервые, впервые, впервые... Как спасение, как предел желаний и надежд, Господин Сома прижимал драгоценного гостя к сердцу, к щеке, к губам. Песня полудроида, песня его самого наконец-то изливалась свободно. Со слезами вместе. Растворяя хищника навсегда.

Глава 22.
Мелоди-Рынок сильно отличался от прочих. Он никогда не был облачным миром и, соответственно, не имел единственного входа, призрачных остатков рамы. Не было нужды оставлять Белых Драконов перед ним. Мелоди-Рынок был просто местом, и скорее над землёй, чем на земле. Что позволило ему бывать многолюдным ночами, как днём. Наиболее безопасный, наименее привлекательный для торговцев и хищников. Сома верно подметил, дурной тон, охотится в публичных неторговых местах.
На земле Мелоди поднимали пирамидки, с музыкальными инструментами и хитрыми приспособлениями, певчей механикой, вроде шарманок и шкатулок, как правило без шатров. Но не торговля принесла рынку всё возраставшую популярность. Простор. Танцевальная площадка.
Широкое поле между остроконечных скал, поднимавшихся гребнями к двум мысам Морской Звезды, малому, так, не мыс, а каменистая коса, и промежуточному слева от северного. По периметру рынок освещался связками воздушных шаров, не с воздухом, конечно, не как древние, с лимонно-жёлтым, радующим глаз светом внутри. Он разбивал туман и отгонял теней, даря полудроидам все ночи… Идеальной круглой формы. На тонких нитях. Их удерживали пирамидки с отказом, утверждённые в незапамятные времена. Кто поставил? Из завсегдатаев никто не признавался. Наверное, чистый хозяин, редко покидающий Собственный Мир.
Кроме этих, ярких светильников, были ещё иные, на семи торговых подставках, разбросанные по полю. Они выбрасывали искры высоко в небо. Каждая раскрывалась бесплотным куполом, медузой, стекающей в струи, нити под собой, а из них снова складывался купол, и так до земли. Эти почти не светили. Но украшали весьма! Их мог сносить ветер. В безветренный день или ночь они планировали к земле долго-долго... Разноцветные… Однако, впечатления буйства красок рынок не производил. Тихое, умиротворяющее место. Глубокое озеро света, особенно в ночи.

Ночь. Олив лежал в своём тёмном шатре на спине. Между колбами дымчатого стекла с честными злыми тенями в морской воде, без намёка на связные Впечатления. Перебрал все их... Не решился.
Двое "братьев" караулили на входе, из тех, кому давал противоядие через определённый срок. Олив смотрел, как бегут муаровые волны по ткани шатра, до окна в нём, до Собственного Мира, куда вряд ли уже зайдёт... И каждая волна представлялась ему убегающим танцем Лиски... В прошлое, прошлое, прошлое... "Сколько можно было откладывать? Как можно было передоверить другим?.. О чём я думал? Я не помню, о чём... Ни о чём". Словно в колбу, в ящик, до лучших или до худших, когда станет скучно, времён, он заточил Эми-лиски. Уверенный в своей власти. И вот смерть показала Оливу, чего стоит его власть. Олив любил Эми. Он просто не торопился. Спешил разыскать лишь вначале, сразу после побега, а в остальном - нет. Был уверен, что успеет. Догнать, освободить, переубедить, приковать заново, надёжнее... И вот смерть показала Оливу, чего стоит его уверенность. Да что теперь... И ведь полюбил Эми он  именно за то, что сам отнял!.. За беспечность, весёлую, храбрую прямоту!.. Не каждый, и на Белом Драконе верхом, протянет руку человеку с зелёной кожей, Чудовищу Моря даже на один танец.
Олив встал, перепрыгнул свою коллекцию, очутился у выхода. Всё равно больно, пусть станет ещё больней. Накинул плащ, закрыл лицо капюшоном. Он отправился, давно не бывал, на Мелоди-Рынок.

О, ещё больнее получилось! Искрящийся, лимонно-жёлтый свет круглых шаров... Ветрено, они колотятся с приветственным барабанным стуком: "Ты на Мелоди... Ты на Мелоди..." Всё, как прежде.
Огромное поле, надо лететь до середины, чтобы увидеть противоположную сторону. Безлюдно по краям. Музыка уже слышна вдалеке.
Бывает так, само складывается, что мелодия начинает гулять от одного человека к другому, захватывая большинство. Флейты, дудочки. Барабаны и трещотки... Тогда музыканты подтягиваются ближе к центру, танцоры за ними, не на земле, на воздухе. Начинается танец Белых Драконов. Складывается, как в эту ночь. Олив пролетел вперёд на скорости и увидел их...
Тонко, мечтательно пели флейты. Драконы танцоров парили, ныряя мягкой волной, выше, ниже. Послушные, но очевидно стремящиеся во внутренний круг. Где семь Белых Драконов кувыркались синхронно, слаженно, всплёскивая крыльями, столь же очевидно, не спеша уступать это место... Хулигански задевая, фыркая и бодая иногда внешний круг, ничуть не нарушив гармонии. При другой, весёлой, мелодии их танец перешёл бы скоро в шуточное сражение, захватив и людей. Но музыка, несущая их сейчас, никак не располагала...
Во внешнем круге люди стоя танцевали на спинах белых дроидов...  Такие разные, в танце они казались отражениями друг друга.
Когда мелодия затихала, доставаясь одной только флейте, танец тоже доставался одному. Или ещё тому, кого пригласит он. Быстро вступила трещотка, драконы раскинули горизонтально крылья. Разлетались в единый круг. Над белыми, распростёртыми крыльями, на спине своего дракона, огромного как облачный мир, начала танец высокая, гибкая девушка в полумаске. Вытянувшись струной, протягивая руки к светлому куполу, парящему прямо над ней. Она едва переступала босыми ногами, поочерёдно касаясь, покрытой тканью, драконьей спины пальцами и притопывая всей стопой прежде поворота, легко и ласково.  В бессчётных серебряных браслетах, ручных и ножных, немногим толще нити, окутанная вуалью, лёгкой, но непроницаемой взгляду, в поясе с бубенчиками и ещё одном на бёдрах. Под ускорение трещотки от запястий, вскинутых к небу до щиколоток, пробегала волна серебряного перезвона. Обратно - снизу до запястий. Поворачивалась медленно и плавно…
Эми танцевала не так... Не так украшалась, один яркий платок, или один шёлковый веер, яркий до попугайского, размером с неё саму, чтобы за ним то скрываться, то выпархивать... Эми любила день, дневной свет... Танцы-сценки... Пантомиму.
Трещотка замолчала. Тихий голос флейты улетел, растаял. Танцовщица встряхнула плащ, покрывавший спину дракона. Атласный, ультрамариновый плащ с капюшоном. Не снимая полумаски, закрылась им, вылетела из распавшегося круга. Холодный, недоверчивый взгляд.
Олив с изумлением заметил, что проснулся. Он смотрел, но спал. Морское Чудовище. Белые Драконы разлетелись по Мелоди-Рынку. Внизу кто-то перебирал струны, редкость, маленькая лира. Дальше весёлый парень с чёрными кудрями до пояса учил трёх других танцу из прыжков и переворотов в прыжке, типичному для Мелоди. Изгнанник, наверняка. Хозяева страшные индивидуалисты. И меркантильней изгнанников, нищебродов. А судя по тому, как увлечённо, внимательно учил, то - не за плату. Четвёртый отбивал для них ритм на длинной доске молоточками.
Дальше на торговой подставке качался хрустальный, казавшийся битым, бубен. Паутина изломов пересекает диск, не порченный он, интересно должен звучать...  Хозяина нет поблизости. Олив летел низко над землёй, то попадая в свет куполов и нитей, то погружаясь в темень. Искорки, устремляясь с пирамидок, высвечивали лица. Тогда Олив спешил заглянуть в глаза голодным и пустым взглядом. Из-под чёлки, из-под плотной ткани. Зачем пришёл?.. На взгляд ему не отвечали. Рынок есть рынок, даже такой. Прилетевших объединяла музыка. Но недоверчивость, настороженность рынка витала в воздухе. Оливу стало скучно и безнадёжно. Да и не бывает у полудроидов, будь он чистый хозяин или Чудовище Моря, двух сердечных привязанностей за одну жизнь. Хоть вечно ищи, Оливу не встретить ещё раз на Мелоди Эми-лис-Анни.

Общая мелодия начала, новая, захватывать пространство. Драконы направились к центру. Знакомое лицо... На всякий случай Олив отлетел подальше в тень... «Пта!.. Паршивец! Другой бы среди облачных миров погулять не решился выйти, а этот снова на материке!..» Собравшая людей мелодия была динамичней предыдущей. Внутренний круг образовался на земле. Пта и ещё трое парней. Они раскручивали друг друга за руку, разлетались, менялись местами. С хлопками, с прищёлкиваниями пальцев. Поочерёдно пересекали круг, чтобы сделать сальто назад, чечётку и снова сальто. Движения Пта более плавные и менее уверенные, чем у остальных. Но он быстро учился. Мелодия начала замедляться, затихать. Из неё уходили барабанчики, бубны, как тогда осталась одна флейта. Танцоры ударили по рукам, разошлись. Олив откинул капюшон, подлетая... И - ошибся. Пта, уже верхом, не ринулся прочь. Ровно наоборот. Виновато и поспешно устремился навстречу. Оправдываться. Изумив хищника. Бок о бок, овеваемые крыльями драконов, направились с рынка в туман.
- О, я знаю, больше года!.. Олив, прости! Это же Собственный Мир, ведь ты понимаешь!.. Сначала обошёл его весь... Не знаю, за сколько, я так долго не был там! Затем погулял по вершинам. Там, где Там!.. Игра слов... Ну, прошёлся, немножечко... Какой он утром?.. Посмотрел... А вечером? Всё надо вспомнить!.. А утром с северной стороны?.. А ночью? Я вспоминал, как делал его... Он большой мир, Олив! Он у меня очень большой! Не думай, что раз одно дерево, то маленький. Я должен был поприветствовать его... Его голос, его ветер. Везде разный. Один день, получается, с разных сторон!.. Один год? Ну да, я понимаю, год... Но я должен был погулять в нём хотя бы день?! А потом я вернулся! Летел, а тут ночь, на Морской Звезде... А тут огоньки... Фонарики внизу. Олив, я раз только Восходящим был на Мелоди-Рынке. Вот и решил, что когда ещё...
- Возможно, никогда... - подсказал ему Олив.
- Ну, да, в общем... Я и танцевать не умею. Но ещё с того раза я запомнил тут рыжую звёздочку... От неё перенял, что смог. Рыжая, быстрая и... как солнце в ветреный день! Её звали...
Олив похолодел...
- ... звали Лисицей... Точно, Лиски!.. Не знаешь, она по всё ещё бывает тут? Днём?
По-своему расценив тёмное молчание Олива, решил уточнить:
- Не слышал такого имени? Она ещё, выходя на танец и заканчивая его, делала вот так...
И удивительно точно, в лимонном, искристом сиянии последней связки шаров, в тумане, Пта воспроизвёл её порывистые, лёгкие полупоклоны, словно попытки взлететь... Прямо по сердцу. "Вот это неплохо, Пта... - подумал Олив, задохнувшись. - Повтори. Раз или два, будет достаточно. Если человек может умереть от отчаянья, то почему не может от раскаянья и горя? Пта, повтори..."
Вопрошающе глядя, ничего не ведающий, Пта ждал ответа. Олив уже открыл рот, чтобы простить ему долг и избавиться от этого призрака прошлого, как заметил проявившегося Чёрного Дракона и отпадающую челюсть парня, и взгляд за свою спину... Обернулся. Широкие, широченные плечи, тёмный плащ. Провал широкого капюшона... Оттуда взирали на него выпуклые, без выражения фасеточные глаза. Множество маленьких бледно-зелёных Оливов смотрели на одного, большого. Безоружного перед ними. Смуглая, сухая рука, человеческая на первый взгляд, десятком сочленений обвила его шею - коротким змеиным броском.
- Знаешь, Олив, - прошептал низким гудящим голосом Демон, Чудовище Моря, - никто ещё не пытался меня грабить... Ты первый. Зачем ты бросил на пирамидку умирающего? Что это было? Раб со злой тенью? Твой след я давно различал там, второй тоже... И новый. Что за игрушки, Олив?.. Отвечай, что это было?
- Несчастный случай, - бесстрастно ответил Олив, сразу взяв верный тон. - По моей вине. И я заплачу тебе. Двоих за одного. Убери руку.
- Этого? - прогудел Шершень, кивая на Пта.
- Этот мне нужен, - так же бесстрастно ответил Олив.
- Когда? - спросил Шершень и сам ответил. - Сейчас. Прогуляемся в тумане...
- Твоя стихия, понимаю. Я полечу и встречу тебя у рамы.
Шершень убрал холодную лапу-руку с его шеи:
- Идёт.
Олив и Пта синхронно положили руки на гривы драконов... Туман густой и высокий. Как можно быть таким беспечным глупцом, сколько ещё Морских Чудовищ скрывает слоистая пелена?..
- Резко вверх!.. - шепнул Олив Пта. - И больше не появляйся, я прощаю тебе долг.
- Ай!.. - вскрикнул тот, вместо ответа.
Зазубренный крюк на цепи причудливого плетения обвил его ногу, запутался в звеньях, плотно и больно. Чёрный Дракон бросился вниз, но цепь впилась, выпуская зубы, Пта снова закричал и дроид исчез, с рыком. Демон, массивный, бесформенный в скрывавшем его плаще, гулко рассмеялся с земли:
- Летите, летите!.. А я пойду за вами, за верёвочку подержусь, боюсь заблудиться... Давно не бывал у тебя в гостях, компаньон мой, Олив!..
"Я приношу несчастье свободным, самым лёгким из людей!.." - с досадой подумал Олив, а вслух сказал:
- Ничего не поделаешь, Пта, полетели...

В глубине души, не то оправдывая себя, не то искренне в подобную классификацию веря, Олив считал, что исходно люди делятся на свободных и рабов. Что его пленники - рабы по природе и судьбе. Тех, что смирялись, он не отпускал никогда. Тем, которые торговались, ставил условия и держал слово. Хотя и не брезговал лукавыми, не до конца проговорёнными моментами, чтобы придраться к ним и задержать. Из тех же, кто не смирился и не торговался, половину сразу освобождал, пусть создают нужную ему славу. Вторую половину продавал за артефакты, сразу или погодя, когда представится случай. Но не требовал ничего от них, по судьбе и природе свободных.

Ущелье окружило летящих. Олив спешился, сдвинул тень на входе. Струями, потоками без источника наверху, уходящими в почву, она волновалась, пыталась задеть входящих, дотянуться до них. Шершень стоял уже за порогом. Что ему эта тень... Рынок утопал в плотном тумане.
Муаровый шатёр Олива, профили многих лиц, неповторяющийся орнамент. Трое расположились в глубине, пройдя, перешагивая ряды сосудов, чаш и колб. На ковре с длинным ворсом, серебряными мягкими нитями узора. Центр шатра Олив задёрнул пологом, ложе и сосуды со злыми тенями.
- Угости меня, - сказал Шершень.
Олив кивнул на привязанного Пта:
- Сними.
- Ладно...
Шершень наклонился, откинул плащ, продемонстрировав страшное жабо щупалец вокруг плеч. Тонкие пальцы его сухих, тёмных рук пробежали по зубцам и зубьям сложного плетения, выпутывая зазубренный крюк из него. Собрал цепь аккуратно, предусмотрительно, лёгким узлом перевязал. Щупальца забрали цепь и улеглись неподвижно, напряжённо, плечи из-за них казались неимоверной ширины. Прогудел:
- Чистый хозяин? Давно не видал таких, даже издали. Ведь ты составишь нам компанию, правда?..
- Что желаешь? - хмуро спросил Олив.
- Что-нибудь лёгкое, поверхностное, без глубины. Вся жизнь на глубине...
Олив скользнул взглядом вокруг, выбрал бутылку с пробкой. Перевернул, потряс, наблюдая воронку пузырьков, раздражённо откидывая чёлку.
- Ничего, ничего... - ухнув гулким смешком, сказал Шершень, - можно с тенью!..
Олив протянул бутылку. Но Шершень снова усмехнулся в ответ. Обнажил зубы, провёл по ним алым, тонким и круглым, остроконечным языком. Жалом.
- Посмотри на меня, Олив, мой невнимательный Олив... Подельник земной... На суше из артефактов мне неудобно пить. Разучился!.. Ах, Олив, отнял у меня обеих Лиски, и живую и неживую!.. Так долго я караулил. Зазря. Угости меня, как следует - из человека.
Олив встал, Пта подскочил следом за ним... Но оба чудовища, диаметрально противоположными по значению ухмылками искривив свои рты, остановили его.
- Я быстро, - бросил Олив.

Он вернулся с одним из "братьев", без кандалов, но тень, пригибавшая к земле, была тяжела и даже видима над ним. Олив вытащил из подкладки брошенного плаща плоский флакончик. Открыл. Демон принюхался издали, кивнул одобрительно:
- Правильно. Сначала это.
- Пей, - сказал Олив, не глядя на раба.
- Не вздумай! - крикнул Пта. - Олив, ради милости дроидов!.. Что там?!
Сутулый, с неподвижным лицом парень, одетый в рваньё, выпил, выпрямился, вдохнул свободно... Чтобы упасть, как падает дерево, жёстким и прямым на середину ковра. Тогда уже Олив медленно влил в приоткрытый рот всю целиком, отвергнутую прежде, бутылку. И жестом пригласил Шершня угощаться. Пта, переставляя, роняя бутылочки, отползал подальше от них. Тот факт, что в отличие от теней, Впечатления не достают ни из живых, ни из мёртвых, ему только предстояло узнать... Шершень наклонился над жертвой, повёл ладонью...
- Сейчас... Дойдёт обратно, к Огненному Кругу... Так лучше...
- Проворонишь, - заметил Олив. - Эта тень не даёт больше четверти часа.
- Это ты мне говоришь? - прогудел Демон. - Я провороню?.. Шутник. Пора...
Щупальца расплелись, потянулись от плеч. С шипением нарисовали ожоги концентрических узоров, сквозь лохмотья одежды. Алый, острый язык погрузился поочерёдно в точки пересечения линий и выпил Впечатления из живого ещё тела. С тихим, зловещим свистом. Совсем тихим. Мучительно страшным.
- А ты? - спросил, голосом помягчевшим внезапно, на короткое время утратившим жужжащие нотки.
- Предпочитаю пить обыкновенным образом. Демон ты, я человек.
- Прямо... - хмыкнул Шершень, облизываясь. - Но ты не скуп, признаю.
Парень открыл глаза. А Пта закрыл. Когда смертельно раненное тело превратилось в огоньки дроидов. И владыка Дом забрал пылающий Огненный Круг изнутри его, белыми руками.
- Чудесно, - сказал Демон, снова облизываясь. - Это первый. А второй?
И покосился на Пта. Олив покачал головой, твёрдо. Вышел. В тумане, в тяжёлых кандалах слонялся хищник, так и не пригодившийся ему. Приготовленный на продажу, освобождённый от тени. Злой и сильный. Сколько раз Олив с удовольствием встречал его ненавидящий взгляд. За этого спрятался ещё кто-то... "Раз уж Демон здесь, стоит воспользоваться. Спросить о Юбисе и сделать карту". Олив забрал в шатёр обоих и ещё одного, надеявшегося прошмыгнуть мимо.
- Имею интерес, Демон. Один твой, а из оставшихся сделай мне две одинаковые игральные карты. Вот с такой рубашкой.
Шершень перевернул графин на ладонь.
- Юбис, - сказал он уверенно, сразу, значит, ошибки быть не может.
- Посмотри ещё раз, Демон. Что-то странное есть в этом Впечатлении, кто-то ещё...
Демон повторил манипуляцию, усмехнулся:
- Длинное же Впечатление, ясное. Выпей сам и поймёшь.
Так Олив и собирался поступить. Он выпил, прикрыв глаза, маленькими глотками. Вот светится толща океанская от неравномерно-красно-мертвенно-серой сферы с пылающими глазницами. Это Юбис. Вот спутником вокруг него, как вокруг планеты вращается раскрытая его ладонь. Глазницы озаряют, ладонь - чует, фильтрует, закручивает и притягивает обратно водоворотики. Но вдруг затуманивается видение целиком. Проясняется снова. Не для смотрящего, не для Олива только. Для Юбиса тоже. Что-то ходит вокруг... Ширятся глазницы. Погружаются в сферу его головы, исчезают в ней… Образы снова затуманились. Нету глаз... Пасть Юбиса открывается в жадный огонь, лаву. Шар его тела, его головы, оставшейся от тела, растёт, разрывается сзади лепестками. И они охватывают того... то незримое, что перед ним, что туманит картинку. Утягивают в пасть, проталкивают. Зубчатые, волнистые лепестки смыкаются. Теперь они - затылок. Глаза с другой стороны. Сузились. Сияют. И удивительно горький, саркастичный разрез длинного рта... Конечно, Юбис прожил дольше многих и многих!.. Но кого же сожрал он, спиною к нему?!  Какова причина экзотичности способа?
- Не уловил, Демон, - сказал Олив, открывая глаза.
Тем временем Шершень поднял торговую подставку.
- Бросай первого.
Олив подтащил за шкирку раба, роняющего его коллекцию, без ущерба, колбы залиты воском. Толкнул на пирамидку.
- Пользуешься моей добротой, - прогудел Демон.
Поднял руку, опустил, и все ослепли на миг, потому что это невозможно, увидеть, как изгнанник превращает человека в артефакт. Ведь в Собственном Мире, будь он хозяином, этого бы никто не увидел. Король бубей с круглой головой Юбиса покачивался на острие.
- Вторую в точности? - переспросил Шершень.
- Один в один.
Второго раба пришлось немного придушить. Не хотел становиться Юбисом. "Олив, - прошептал Пта беззвучно, - Олив, я ни черта не понимаю..."
- Спасибо, - тряхнул Олив чёлкой, принимая вторую карту.
Пирамидка медленно растаяла. И сразу стало темней. Казалось бы, такой маленький свет...
- И так, что желаешь на закуску?
- Щас придумаю... Так чего ты не понял, Олив? Впечатление - яснее некуда.
- Не понял, зачем он нападал на пустоту.
Шершень рассмеялся вибрирующим низким гудением:
- Да, и в привычке к ледяной глубине, к иглам холода можно найти преимущества!.. Для глаз полезно, к примеру. Улучшает зрение... Минт!.. Это был Минт перед ним! Вернее вокруг него. Редкое Впечатление двух королей! Редкая дешёвка... Вы на суше собираете всякую ерунду, пьёте всякую бурду последних эпох, да ещё и океанскую! Нет, что бы разыскать и выпить извержение Морской Звезды!.. В одиночестве выпить, ни с кем не делясь, тёплое... И запить Впечатлением той зари, когда промелькнуло чистое небо надо всем континентом... Это я понимаю. Карты, чудовища... Дрянь. Туман редеет... Чувствую кожей. Мне пора уходить.
- Минт?! - осознал Олив. - Это мутное марево, Минт? Без лица... Значит, проклятую колоду невозможно собрать?!
- Почему без лица, Олив? Как раз-таки с лицом!.. Минт того и добивался, чтобы Юбис взглянул на него. Оно есть и в других Впечатлениях. Очень холодное. Те, что видели его, долго не живут... Проклятую колоду можно собрать, Олив.
- Но?.. Как...
- Давай после. Приглашаешь? Возобновим наш союз... А сейчас я не против выпить...

И тут парень в кандалах сделал прыжок. Длинным прыжком, борцовским падением, молодым львом, он бросился на Олива, смыкая руки в замок, сжимая Огненный Круг в нечеловеческом бледно-зелёном теле. До плена и в самом деле был борцом... Силы любого из людей несоизмеримы с силой чудовищ, и крепость тел несравнима. Но у этого, бесполезного раба была только одна цель - не разомкнуть хватку. Гремя кандалами, снося, разбивая, раздавливая чаши и колбы, они катились к выходу. Олив похолодел. В прямом смысле. Огненный Круг замедлился. Наобум он дотянулся и разбил о голову парня, и так порезавшегося всем, чем можно, колбу со злыми тенями. Розочкой ранил в затылок, спиной швырнул на другую, перекатываясь, хрустнуло стекло. Вдохнул сам облачко, обоих накрывшей, дурманящей и удушливой тени... Дальше покатились. Бесполезно!.. Олив почти видел, как тени сквозь кожу и порезы захватывают крепкое тело полудроида, как перепутывается дыхание, ритм его, движение огоньков... Но руки борца не разжимались. И не слабели. Свет начал меркнуть в глазах. "Так мне и надо, - успел подумать Олив, - за Эми и за всё вообще..."
Пта притаился за пологом ни живой, ни мёртвый... Шершень, не вмешиваясь, с любопытством наблюдал поединок. Мягко ступая, не высвобождая клубок щупалец на плечах, только теперь подошёл. Нагнулся над побеждающим, чиркнул стремительно острым, алым языком - крестом по затылку и воткнул его под основание черепа. Не ослабели, руки мгновенно раскинулись. Олив сбросил в сторону неподвижное, парализованное тело, сел, отряхиваясь. Огляделся и вышел из лужи на полу. А Шершень, вполне себе, с удовольствием и не стесняясь, собрал пальцами и ртом все стабильные тени с пола и ковра, видимые только ему, не успевшие распасться и сожрал их. После чего присмотрелся к парню, постучал сухими, смуглыми пальцами по его груди, закрутил что-то, словно нити, выдернул вместе со стоном и сожрал тоже. Парень открыл глаза. Дёрнулся, встать не смог. Сказал тихо, но отчётливо и совершенно спокойно:
- Я идиот. Кто готовится долго, дождётся второго чудовища. За спиной.
Уронил голову на пол, со стуком.
- Демон, такие дела... Я снова твой должник, - сказал Олив. - И это не считая угощения. Так что ты хочешь?
- Злой... С характером... - одобрительно прогудел Шершень. - Из таких получаются отличные Морские Собаки. Если выживают...
Он заметил недоумение Олива и решил пояснить:
- Ездовые собаки. Гонишь перед собой одного или свору, получается течение. Потом лечить, конечно. Или выбросить. Они не виляют в течениях. А тот, кто преследует, или кого ты преследуешь, он не может не вилять... Иначе на скорости лишится даже присущих теней, - кусачие Свободные Впечатления... Знаешь, отдай его мне целиком, как есть. А дальше свидимся, насчёт Минта...
Олив встал проводить.
- Утро уже, - проворчал Демон, выходя, - сырое, по счастью.
Он ещё раз ужалил парня языком в загривок, перекинул через плечо и скрылся в тумане, усмехнувшись напоследок:
- Да сам я открою твою раму, наивный Олив. Пока! Лучше, внимательней смотри за рабами. Порядка у тебя нету в хозяйстве, Олив. До скорого... Наводи порядок.
Олив вернулся в шатёр. Огромные глаза Пта встретили его. Ночь словно запала в них и не усвоилась, не прошла в существо, в мысли, так между век и темнеет... Встретили сложным, но цельным выражением - требовательного упрёка. Недоумения, которое не намерено отступать. Напоминающим Лиски... Снова.
- Он ушёл, - устало сказал Олив. - И ты уходи.
- Нет, - сказал Пта через паузу. - Я ни черта не понимаю... Олив?.. Я должен понять!

Глава 23.
Сури оставался в Архи Саду.
После утраты тяготившего, но надёжного покровительства Галла-Гало, нуждаясь в чём-то подобном, он, сердечно на этот раз, привязался к Бесту, мгновенно и безоговорочно признав в нём старшего, главного. Перспективней Мадлен… А могущество, коварство и влияние древних галло, к слову, везучим Густавом были сильно недооценены... Бест же самым обыкновенным образом принял, словно нового изгнанника. Заботливо и уважительно. Со сдержанным любопытством к его истории. Хищники подопечные в саду уже появлялись, а чистые хозяева ещё никогда. Конечно, Сури не нуждался в просвещении, во Встречах ради Слов! Он был знающим и готовым делиться знаниями. Но он очень нуждался в покое. И в том, чтобы как-то распутать, разрешить беду с его Собственным Миром. Про который упорно молчал...
Амарант показал ему конвенцию, и Сури без приглашения, без запинки прочёл её вслух, поклонившись и произнеся: "Я принимаю..." После Беста на втором месте по силе симпатии у него очутились Олеандр с Ухаха вместе, - "Красный Демон" с настоящим морским демоном! Сури они представлялись скорее, как дроид на драконе. А самое главное - теми, из-за кого тысячу раз подумают, прежде чем сунутся сюда хищники с рынков. Торговля же в Архи Саду на пирамидках, под шатрами и без, была запрещена.
Пылающе-красный Олеандр, приобретя непередаваемый свой цвет, сохранил обычные, чёрные глаза полудроида, кроткие под длинными ресницами. Поднимал их редко, смотрел мягко и остался молчаливым. Навсегда. Мурена же напротив. Сделавшись розово-рассветной, гневаясь, не могла и не пыталась скрыть, в начинавших светиться, сощуренных, зелёных глазах всплеск красного пламени. Угасавший мгновенно, и всё же... По просьбе Беста, новых теней она не делала. Однако со своим ожерельем освоилась полностью, переделала его, переучила и была неразлучна. Ценила весьма. Привыкла и не тяготилась непрерывным, тянущим ощущением голода, исходящим от любой тени, безнадёжным. Перебирая монисто, если в поле зрения оказывался Олеандр, Мурена обменивалась с ним коротким, понимающим взглядом. По Змею скучали эти двое...

Когда Сури перестал рыдать, а затем и прятаться в разных уголках сада, и перешёл к рыхлению земли и поливу, - физический труд, неизвестный доселе, очаровал его, - Бест тактично, но настойчиво начал подвигать гостя поделиться своей историей. Неспроста ведь столько лет чистый хозяин, не охотник даже провёл в ненавистном ему Галла-Гало. Не тот случай, в котором помогают намёки. Совсем не тот.
- Сури, ни в малой мере, никто не собирается гнать тебя... Но положение ненормально... И оно в первую очередь тяготит тебя самого. Я вижу. Даже если ты привык. Ошибка гнетёт, сколько бы времени ни миновало. И вот показатель, что она - исправима! Пойми, чистый хозяин, проводящий время с изгнанниками, вне Собственного Мира, похож на коллекционера драгоценных камней, собирающего - внезапно! - прибрежную гальку... А, все аналогии получаются вечно такими глупыми!.. Я побыл хозяином, Сури, не долго, я говорил тебе, но достаточно, чтобы понять: Собственный Мир, это соприкосновение, какого нет вовне, это гнездо, чтоб любить и быть любимым... Но ты даже не слышишь, не слушаешь!.. Не видишь связи со своим опытом? Как такое могло получиться, Сури?
И тогда Сури не ответил, и потом не ответил. Но в один прекрасный день, когда коллекционерам надоело делать ставки на борьбу, Грому с Крезом бороться, а Соте и Альбатросу им проигрывать, они рухнули, усталые, на шёлковые ковры. Присоединились к компании вокруг скатерти с фруктами и бокалами лёгких, последнего дождя Впечатлений. Сури свёл вничью последнюю партию в шашки с Селеной. И неохотно, слово за слово, позволил вытащить из себя грустную, простую и нелепую историю Собственного Мира.
- Так получилось, что Восходящим я пересмотрел много чужих миров, не напоровшись на хищника. Или, по крайней мере, не понадобившись ему. Приглашали. Я заходил. Не опасался. Я не трус, Бест! Мой дроид помогал и тем, кому просил помочь в поисках я. Таковые не переводились...
- Никто и не называл тебя трусом, - вмешалась Мурена. - А вот твоими слезами можно было сад поливать, и с родников не носить. Так в чём же дело?
Бест одёрнул её, нахмурившись. Мурена зевнула, отвернулась. Как сильно меняется создавший тень... Мурена лежала на своём обычном месте, то есть перед тем, что облюбовал Бест, перед остатками каменной кладки с плющом. Лежала по-собачьи, вытянув руки вперёд, как лапы, сторожевой зверь. Придуривалась, но всё же...
- И что? - спросил Бест. - Сури, чем тебе помешало знакомство с чужими мирами?
- Со многими, многими мирами! - горячо подчеркнул Сури. - Они все... одинаковые. Были. Они были все очень схожие, Бест! В структуре. Столько возможностей, и такой ничтожный разброс итоговых вариантов...
- Это естественно. Возможности сами собой, а принципы сами собой. Дроидов и семейств великое множество, но основных, к людям относящихся, три. И только. Вокруг них и другие семейства, и структура облачных миров кристаллизуются... Не понимаю.
- Не обязательно так...
- А именно, что необязательно?
- Я, - Сури запнулся, глянул исподлобья, - я захотел быть оригинальным!..
Вот как?.. Слушатели призадумались. Каждый хотел решить загадку или хотя бы выдвинуть версию, прежде чем он продолжит. Как здесь можно быть первопроходцем? Изобретателем? Да ещё настолько безумным и результативным, чтобы поломать жизнь на тысячелетия вперёд, предпочитая любое место пребывания Собственному Миру?  "Да, стремление к оригинальности обладает дикой разрушительной силой!.. Видал таких. Даже стремление улучшать до бесконечности уступает ему, пожалуй..."
Не зря Сури так уважал Беста!.. Проницательность его, когда дело касалось сочувствия, была велика.
- Ты поменял местами Там и Дом? - спросил он сходу.
- Да! А Садом остались стены.
- Сомнительное новшество, и не вполне новшество... Но это не смертельно. Что-то ещё?
- Дроид... Близкий к семейству Дом... Библиотека. Я собирал страшные сказки...
Соль, её тема, заинтересованно приподнялась на локте:
- В каком виде? Воплощал книжные артефакты, собирал Впечатления антуража, чувств, внезапностей, безнадёжностей? Чудиков?
- И то и другое! И третье... Я подумал, вот будет здорово, неожиданно для гостей... Они как бы в сказке, ночью, прячутся в маленьком домике... Снаружи стерегут ужасы, заглядывают в окна, царапают дверь... Дом, Дом ведь снаружи получился, Бест, а он притягивает всегда! И зовёт и смотрит, ты понимаешь? Оборотни... Кровожадное ржание речных коней... Они стал вплотную к окнам! И к двери! Так постоянны, так убедительны, как Дом! А внутри дома нет, от него только вещи, и перемещаться можно по стенам лишь... От стола к комоду, от комода к лежанки. Я сбросил книги на пол и по ним смог ходить... Вокруг тёмные углы, страхи, тревоги... А сам ты - Там! Нигде!..
Многие слушавшие отвернулись, скрывая улыбку.
- Можно залезть под кровать, - предложила практичная Мурена, - как под Дом. Вне сомнений, Там при таком положении остаётся, где ему и положено, снаружи.
- Именно так! И это единственное место, где можно жить!
Альбатрос, гонщик, коллекционер и небесный бродяжка не выдержал и рассмеялся. Сохраняя серьёзную мину, Гром заметил Сури:
- Ну, во всяком случае, тебе оно удалось. Стать оригинальным.
- Гость исправит положение, - отреагировал на услышанное Бест. - Только не говори, что ты опасаешься порчи или утраты подобного мира, не навещаемого тысячелетиями.
- Нет! - застонал Сури. - Зачем я только и рот открыл, не стоило! Какая порча, какая утрата! Как я впущу его, хоть на миг, но раньше сам я должен зайти!.. Ну, положим, не глядя, без промедления... зайду. А потом?! Какой гость, какое отнятие мира?!
- Э... Почему? - изумился Бест, осознав, что упустил какой-то момент, сущностный.
- Да потому что ужас - снаружи! И я должен пригласить - гостя - снаружи!.. Из ужаса! Открыть ему дверь... Ужас везде! И за входной рамой в первую очередь! И, да, смейтесь, находясь среди тёмных стен, ты веришь в его реальность на все сто! Кожей и хребтом... Он стоит и ждёт, облизывается... Всматривается в окна, сторожит у двери... Он чувствует, ты внутри! Смейтесь, чего... Мне не жалко. Не могу выразить, чего мне стоило выбежать тогда. Гость!.. Не подозревающий, что его ждёт? Или знающий? Ещё смешнее. Кто согласится?
- Небо и море, это как раз не проблема.
- Нет, Бест! Я должен буду тебя пригласить и не превратить ни во что, немедленно со страху... О, я вовсе не уверен! Глупо звучит, но допусти хотя бы, что я серьёзно!
Бест швырнул подушку из-за спины в зашедшуюся смехом Мурену и сказал серьёзно:
- Сури, ты сможешь сделать всё, что потребуется. Посмотри на меня. Я уверен.
- А если нет?! Ни пригласить, ни выйти?!
- Сможешь.
Бывший галло вздохнул и ответил ему рукопожатием.

Сто раз ещё успел Сури передумать, похоронить всякие надежды и вернуться к ним заново, прежде чем собрались действительно лететь в его Собственный Мир.
- Дай хоть на прихожую взглянуть, - сказал Бест. - А там, не хочешь, не заходи, кто ж тебя заставит?
Он подмигнул Мурене, прятавшей мордочку в медовую, кружевную белизну цветущей черёмухи, - сад разросся, выменивались новые семена, - и вслух пригласил:
- Составишь компанию? Погоняемся на обратном пути. Белый Дракон Сури на вид прямо создан для быстрых виражей.
То была правда, грациозный и длинный, когда он складывал крылья вдоль тела, исчезая в неподвижности на земле, они доходили почти до кончика хвоста.
- Ага, - ответила Мурена, чтобы вы меня обогнали, и никто не вернулся обиженным! Из вас двоих. Полетели, не против. Но затем, Бест, с тобой и твоей компанией мы огибаем Морскую Звезду на скорость, над волнами, по-моему! Там по-честному, на скоростях! Ага?
- Так ведь и там обойду!..
- Посмотрим!
Мурена отправилась перевязать волосы, спрятать монисто, издали кивнула Бесту, поняла, мол, о чём речь...
Ни с чем несравнимо свободное дыхание высокого неба. Чуть-чуть морское, всюду... Каждый луч, промелькнувший, протянувшийся из рамы чужого мира, манит, как поворот земной дороги. Загляни! Вдруг там и правда самое-самое главное, такое, о чём не мечтал и не подозревал даже. Мурена с Бестом вспомнили Зарока, подобным образом проводившего год за годом. Сури, положившись на память белого дроида, летел, ничего не замечая вокруг. От скорости ли, время ли пришло, но решимость и гнев росли в нём. Абсурдное, невольное изгнанничество, унизительное положение в Галла-Гало, воспоминание о злой игре хищников Против Секундной стрелки, всё бесило его. "Захожу! И будь, что будет".

Прихожую увидеть не оказалось возможным, темнота и только. Без задержки, без слова, Сури шагнул в неё с драконьей спины. Бест похолодел. Не ожидал. В дороге не разговаривали... Он сочувствовал этому галло и беспокоился за него. Не прошло и минуты, как Сури появился у рамы. Правой рукой он закрывал глаза, а левую поднял и простёр в Собственный Мир. Жестом полного отчаянья.
Теперь уже похолодела Мурена.
- Бест, может я?
- Ещё чего...
Бест, с поцелуем и быстрым объятием, через её дракона со своего живо перевалился и спрыгнул за раму.

Тёмная комната с низким окошком, да, всё так. Свеча коптит. Сури, не открывающий глаз. Господствующий над первой расой дроидов, Бест не чувствовал страха. Он мог превратить стены и предметы, но не воплощённые за ними Впечатления ужаса, угрозы... Просто не мог различить, что превращать. Да и план подразумевал не его работу... Хозяин и гость, оба стояли, опираясь на старинный комод у входа. Желая пройти дальше, должны шагать по разбросанным книгам в неуловимом Там. Точно, изнутри мира входная рама представляла собой распахнутую, дощатую дверь. Облачные миры за ней, отдалившиеся, лохматые, не парили, а будто ползли в глубине, всё темневшей, смурневшей... Бест взял книгу с комода, раскрыл... Шелест страниц заставил хозяина мира побелеть и пошатнуться. Сури отнял руку от глаз, угрожая и отстраняя, пятясь к раме:
- Бест?
Ему это движение тоже не понравилось. Бест перехватил его руку, опустил вниз.
- Тихо, тихо, Сури. Всё нормально. Как и предполагал, я ни черта не вижу и не понимаю, где оно...
- Как и предполагал? - повторил Сури потрясённо. - Зачем тогда...
- Тихо, мы сделаем по-другому... - Бест позволил хозяину еще немного отступить к раме. - Ты не слышишь своего дроида, я не вижу твоих ужасов... Что страннее?..
На последнем вопросе, не колеблясь уже, Бест развернул хозяина и вышвырнул за раму!..
- Вот так отнимают миры... - пробормотал Бест. - Интересно, что мой Чёрный Дракон думает по этому поводу?.. Мурена! Заходи.

  Мурена залетела птичкой.
- Ой, дроиды! Ой, небо и море, где вы?! Здесь всё наоборот... Мрррак! Он не преувеличивал, бедолага Сури!..
- Ты чувствуешь угрозу?
- Ещё бы! А ты нет? Ни гостем, ни хозяином?
   Бест покачал головой:
- Нет, совершенно. С того момента, как понял, что и не могу снять его, - Бест указал на медальон, - пальцы не берут, проходят насквозь, я вообще не чувствовал тревоги или страха.
- Почему, - Мурена подняла брови недоумённо, - ты связываешь эти два факта? Думаю, дело тут не в медальоне...
- Тогда ситуация... показала.
- Ой, не продолжай! Ты хотел отдать кому-то!.. Иногда ненавижу тебя, Бест! И как выкрутились?..
- Нормально, как видишь...
- Ох ты ж!.. - Мурена присела выглянуть в окно и отшатнулась. - Талантлив был Сури-Восходящий!.. А раньше? Чего ты боялся по-жизни, Бест?
Он задумался:
- Не помню... Правда. Я всегда чуть-чуть боялся, что тебя занесёт, как теченьем морским, далеко, без возврата... Но это как раз у меня не прошло...
- Бест! Кого заносило больше?! И продолжает заносить, а? Вот сейчас - где мы?..
Бест рассмеялся:
- Давай, твори! Хозяин изведётся там в неизвестности. А как было его предупредить?.. Сейчас, успокою, если не улетел…
Мурена подняла и опустила, не создавая повторным поднятием ничего взамен, руку на каждый из четырёх углов дома. Темноту и потрескивание фитиля сменило пение дроида. Волшебное пение Я-Владыка, будто заслонённое прежде. Стены Сад она уронила, к выходу, пока что в нигде, образовав дорожку, и Бест перешёл на неё, захватив книжку, устраиваясь вблизи рамы почитать.
- Знаешь, что? - сказал он вдруг, оторвавшись от страницы. - А сохрани-ка ты для хозяина его абсурдное расположение семейств... Думаю, это вполне возможно.
Не просто возможно, это было неизбежно. Области - не артефакты, гостю их местами не поменять. Мурена справилась с задачей.

После полудня работа была завершена. Мурена показалась на раме, теперь изнутри озарённой солнцем и яркими, острыми бликами солнца на воде. В них розовело её рассветное лицо, блестели чёрные, снова распущенные волосы. Она заменила последним жестом дверной колокольчик в виде конских челюстей, издающих хриплый стон, на нормальный звонкий колокольчик. Обычный, фантазия её иссякла. Сури тормознул дракона на вираже, в верхней точке кувырка и подлетел к ней.  Мурена пересела на своего Белого Дракона, фыркнувшего ей в щёку.
- Сури. Злишься на нашу хитрость? Не злись. Так было проще. Я старалась для тебя. Но если что не понравиться, переделаешь, пока гостем...
Бест захлопнул книгу и показался за рамой, приглашая хозяина в его обновлённый мир.
- Вот тебе Сад... - говорил Бест, они шли по пирсу, ведущему от входа, до острова, море подскакивало вокруг уголками синих волн, подбрасывало с обеих сторон лодочки. - А вокруг - Дом, можешь плавать и купаться. Только учти, Дом не заканчивается нигде... Можно плыть до бесконечности.
Остров правильной формы, без мысов венчала круглая колоннада крытой галереи с ведущими к ней широкими, каждая на два-три шага, пологими ступенями.
- И это тебе Сад,  - Бест указал на колонны. - А вот твои вещи.
На мраморных столах стопки книг и огарок свечи, которую Сури тут же уничтожил взмахом руки.
- А в середине Там, как ты и хотел... Но ты не можешь больше туда зайти, даже бросая предметы, чтоб наступать на них. Мурена закрыла. Закрытую область сделала. В Там идёт только время...
Центральная, круглая площадь представляла собой циферблат. Песчаная, причёсанная волнами площадь. Словно море неспешно уходило с неё. Сад камней на свой лад: двенадцать массивных лазуритов разной насыщенности цвета и причудливых форм на примерно равном расстоянии расположились по кругу. Медленно перемещалась полосатая тень от колонн, меняя их, без того богатые, красивые оттенки.
- А это Мурена схулиганила!.. Верна себе...
Последний, светло-небесно-голубой лазурит с определённого ракурса подозрительно напоминал стоящую на задних лапах мышь. Мышь героическую, со щитом в лапе и задумчивостью на морде.
- Да, - скорбно заметил Бест, - знание языков не пошло ей на пользу... Извини, Сури, переделывай пока я хозяин.
- Ни за что!.. Да, я мышка, так и прожил. Чудесная и точная композиция. Как мне благодарить тебя? И могу ли по-прежнему бывать в вашем саду?
- Просто в Архи Саду, Сури, в ничейном, в нашем! Да и я прошу тебя, заходи хоть иногда! Потому что, я знаю, долго-долго ты не захочешь выходить. Ты, Сури, наверное, единственный в мире нехищник, чьё стремление к оригинальности заслонило песню дроида. Но сейчас я выйду, и ты услышишь её. Возвращайся к нам иногда. И можно, я возьму одну книгу?
- Сколько угодно!
- Я верну, навести, заберёшь.
- Бест, полдень в Собственном Мире дороже всех мыслимых книг!
- Это верно. Соль бы поспорила, впрочем…
Сури щурился, прислонясь к колонне, не отворачиваясь от солнечного диска. Голоса делала гулкими колоннада. Свежими, просторными. Бест сказал:
- Пойду. Не провожай. Будь счастлив, чистый хозяин.
Они обнялись. С толстым чёрным томом в руке Бест ушёл к раме по длинному, сужающемуся и пропадающему в бликах пирсу.

Глава 24.
Никогда Господин Сома не помышлял, что будет волноваться перед встречей с каким-то изгнанником... Волновался. Слова "господствующий над первой расой" ни о чём не говорили ему. Хищники не особо интересуются делами дроидов, относясь к ним, как к среднему между силой обстоятельств и беспристрастностью машин. Имени "Бест" он улыбнулся: "Наилучший?" Но при этом он летел знакомиться с человеком, переменившим всю его жизнь. Обе жизни: его и До-До. К лучшему, не то слово.
Оставшись на Южном Рынке, вернувшись к игре и заключению сделок, за короткое время он смог похитить и освободить почти дюжину, одиннадцать человек, случайных жертв судьбы, и снова - Густава. Прибрежная галька из мира До-До под его рукой превратилась в те вещи, в которые должны были превратиться люди. Но это стоило ему... Когда в общий шатёр попадала жертва, предназначенная другому, он с величайшим трудом скрывал произошедшую с его сердцем перемену. Должен был скрывать. Не проповедовать же им! Сам хорош. Господин Сома из них старейший хищник, станут его слушать! Решат, одержимый дроидом. И всё. Тут неразрешимое противоречие: если проповедует чужой по всем статьям, скажут - ты не такой, ты не из наших, и баста... Если свой начнёт рассуждать против течения, скажут - ты один из нас, опомнись, водички попей! «С каких это пор?» - спросят. А ведь у каждого своё "с каких пор", личное, других не касается, другим и непостижимо. Сома молчал. Но бездействовать становилось с каждым разом труднее.

Однажды, превзойдя Густава в спонтанном лицедействе, он выступил ходатаем за парня, совсем на Южном чужого, который ходатайства ждать не мог, у Махараджи. Подмигнув, изобразив давнее знакомство. Прокатило. Будь рядом Гай, тот не позволил бы без доказательств. А Раджа прост. Богат, но согласен на любую новинку в качестве выкупа.
Чистый хозяин, - вместе они ушли, изображая приятелей, - получил от Сомы вдобавок возможность сотворить гостем сложную, мелкую детальку. Ключ, который закономерно искал на Техно, прежде чем довериться Гратии и отправиться искать на Южном, где попался... Ключ-таблетка для механизма производящего разноцветный, порывистый ветер, без повторов, всполохи, звездопады. Носил на шее, уронил над Великим Морем. Механика простаивала в Собственном Мире, завидное украшение.
В совершенном потрясении расстался чистый хозяин с Господином Сомой. Не на раме, снова на материке, в горах, над Туманным Морем дроидов, возле своего тайника, рассчитанного на одну вещичку. Подобные тайники надёжней больших. Оглядись вокруг, лишь бы в непосредственной близости не оказалось людей. А если и кружат Белые Драконы в небе, всадникам ни за что не разглядеть и не узнать, под каким обломком в скальной трещине драгоценность. Или пустяк? Или даже ловушка. Если опознавательный знак оставлен, наверняка ловушка.
Тайник-расщелина был пуст. За исключением… Хозяин снял цепочку с крючка. Кулон. Пористый невпечатляющий камень держала в клюве весьма дорогая, тщательно и вручную гравированная птичка. Каждое пёрышко, каждый коготок...
- Тебе, спаситель, воплощение моей удачи. Здесь оставь. Или перепрячь над любым морем, куда поднимаются туманы Свободных Впечатлений. Артефакт таков, что за одну туманную ночь впитает те из Свободных Впечатлений, которые позволяют выпившему их перейти... - пустое время. Как пустую долину, без радости, без воды... Без надежды, вот что я хотел сказать, без надежды. Иногда надо просто идти...
Господин Сома разглядывал кулон, тёплый в руке, песочного цвета камень. "Интересный хозяин... По всему, любитель веселья и удовольствий, а такой артефакт на груди хранит. И откуда взял?" Спрашивать не стал, и они распрощались. Небрат его звали. Странное имя - Небрат... Таким могли бы назвать человека в группе, отвергавшего какой-то из обычаев, и, несмотря на это, остававшегося в ней.

Вокруг змеевого бассейна разлеглись трое лениво переговаривающихся коллекционеров. Сота разглагольствовал о прежних временах. Двое остальных, новички, успевшие уже оценить времяпрепровождение, полусон медленных Впечатлений. Окинув До-До и Сому безразличным и близоруким взглядом, отвернулись.
Крез поймал гостей и развернул на другую тропинку с центральной, мостившейся сейчас вручную. И он работал, мостил. Работал с огромным удовольствием, возможность образовать из осколков камней, стекла и плиток совершенно новый узор восхитила его. Полудроидов привлекают любые головоломки, манипуляции с известным исходным набором, подразумевающим спонтанное развитие, но в достаточно узких, конкретных условиях. Крез занимался ручным трудом во всех украшениях! За исключением диадемы, вообще-то, девичьего атрибута, падавшей с головы. В серебряных с аметистами серьгах, ручных и ножных браслетах! Господин Сома принял было Креза за главного... До-До усмехнулся и увлёк дальше.
Вымощенная прежде, обходная тропинка, лазоревый ручей скоро вернула их на центральную, ещё земляную, узкую и тенистую. А она вывела на просвет.
Перед стеной крупной каменной кладки, кое-где мшистой, кое-где скрывавшейся под плющом, среди вперемешку сидящих, лежавших людей, плодов и бумаг, рядом с черноволосой, яркой красоты девушкой сидел простецкий, широкоплечий парень в клетчатой рубахе и чёрных шароварах. Золотой медальон на груди. Стоически он выслушивал двух спорщиков, у каждого из которых образовалась к тому времени своя группа поддержки. Оборачиваясь то к одному, Амаранту, то к другому, Римлянину. Это надолго. Не теперь началось. Преимущества свобод и преимущества контроля распространились в обсуждениях со сферы общежития на сферу личных устремлений, решений, внутренних запретов... Обрастая сторонниками и противниками. Самое забавное, что Бест и в мыслях, как сидя в саду, находился ровно посередине!.. Заметив До-До он без промедления вышел навстречу, и поклонившись, встав, поклонился снова:
- Господин Сома... Я очень рад знакомству. Если могу быть чем-то полезен...
Сома искоса глянул на До-До, что он наплёл тут про него? И неужели это тот самый человек, "господствующий над первой расой"? Тогда за кого он принимает Сому, старого хищника?
Бест продолжил:
- Я восхищаюсь тем, что ты делаешь. Я не способен так - на рынках... Заходил, но... С такой свитой! Увязались, как бесплатный цирк!
Бест качнул головой в сторону Ухаха, положившего плоскую морду на руины стены. Олеандр, заметив, что у них гость, тут же натянул повязку на его смертоносный глаз. С чёрной, пиратской повязкой улыбчивая, мохноухая морда выглядела просто непередаваемо!
- Бест... - поклонился Господин Сома. - Я немного озадачен. До-До настаивал на этой встрече, я не хотел беспокоить, не вполне понимая ради чего...
- О, просто пользуйся оставшимся от Центрального, да и не только... От тайников всего континента! До-До покажет тебе кладовые. Господин Сома, бери всё, что может понадобиться. То, что ты делаешь, беспримерно. С начала эпохи высших дроидов не бывало. Я никогда не слышал и не читал о таком. Моё почтение и благодарность... Что ещё?.. Там, - он махнул рукой, - деревья которые поливают водой Впечатлений... В остальных плодах Чистая Вода забвения. Сладкая... Я бы предложил тебе прочесть конвенцию, но это просто смешно. Хотя... Возможно, ты её дополнишь?..
Господин Сома слушал его, пока не покраснел, как Мурена. Вот уж об этой своей способности он и не подозревал! Воспользовавшись тем, что Римлянин дёрнул Беста "на минуту", он слинял с До-До, не отходившим ни на шаг, в колючие дебри каких-то кустов. Шипы - с палец длиной.
- А ну стой, До-До!.. Что ты наговорил про меня?.. За кого меня здесь принимают?
- Только правду, - удивился До-До.
- Этот человек свободно призывает дроидов? Он отдал чудовищу Собственный Мир? И он поклонился мне? Да я превратил в столовое серебро больше людей, чем он встретил за всю свою жизнь!
- Неважно, что ты делал прежде, - оборвал До-До, ненавидевший, когда Сома ругает себя. - Да, Бест очень, очень уважает тебя за то, что ты остаёшься на рынках. А кладовые, что я должен показать, они - вон, вдалеке.
Господин Сома сел на землю:
- Мне надо подумать, До-До.
- Типа... - уйди, исчезни? Без проблем. Не улетай! От тебя ничего не требуется. Вечером они будут учить новичков говорить... Это весело и даже красиво. Впечатления красивые. Для новеньких отбираются лучшие. Выпивает один, но смотрят их все вместе! Учат тех, что собирали языки, но не знают эсперанто полудроидов... И нескольких безъязыких совсем, представь, и такое бывает. Особенно часто среди Восходящих, собиравших лишь музыку, ставших изгнанниками... Здесь безопасно! Совершенно. И ночью как днём. Ночью костры... Зелёные... Да, я говорил тебе.
- Я понял, До-До. Я помню.
- Ушёл. Я, но не ты... Не улетай, а?

Господин Сома не ушёл и не остался.
Он бродил дорожками Архи Сада, пробовал плоды Забвения, как зверь ходил вокруг шумного, многолюдного сборища изгнанников, мимо высоких, зелёных костров, благоухавших можжевельником и валерианой, плещущих высокими языками пламени... Никто не приставал к нему.
Рассвет зажелтил клейкие, молодые листочки, распустившиеся только что, одновременно с ним. Карликовое деревце с полосатыми ягодами, плохо различимыми среди его пёстрой же, бело-зелёной листвы. Сома рассеянно сорвал одну и плотная кожица лопнула на зубах, освобождая краткое, отчетливое Впечатление... Почтовую коробку с голографическим адресом раскрывают, торопясь и мешая друг другу две пары маленьких рук... И взмывает над ней рыжее облачко... Лиски-намо!.. Господин Сома задохнулся. Закусил пустым, сладким яблоком, невозможно больше вспоминать... Он вышел к белому, шёлковому полотну с аккуратными строками конвенции Беста. Прочитал её тихо, но вслух. В одиночестве. И коротко поклонился.

Глава 25.
Интригующая история, с определённого момента волновавшая Беста сильнее ежедневных, обыденных проблем, закончилась без его участия. Чужими руками оказалась разрешена. Косвенно им, но не прямо. Увы, моментам, сопутствовавшим ей, предстоит возникать впредь, снова и снова. Непросто стираются следы ненависти и безумия. Но они стираются! Актуальная же, громадная угроза, цунами, катившееся на всех, без исключения из глубины веков, растаяло маревом, миновало.

Открыл для себя принципиально новую тему Бест, навещая Змея, а он навещал его время от времени.
На выходе, в воротах облачного рынка дроидов дроид 2-1, выбранный в помощники главой какого-то из промежуточных семейств 2-2, рассыпался радужными огоньками среди вишнёвых огоньков 2-2, при этом дроиды продолжали непринуждённо болтать на эсперанто. Ещё человечески, обусловленные их голоса звучали. И Бест услышал... "Проклятие дроидов..." Обусловленный тоже в использовании своей власти, он забыл все желательные и требуемые обстоятельства для повеления дроидам. И попросил первую расу вернуть этого 2-1 обратно, немедленно. Дроид возник, произнёс формулу: "Выражаю почтение..." Бест нетерпеливо спросил:
- Никогда я не слышал, чтобы дроиды ругались... Почему ты сказал так?
Дроид не понял его. Они вообще заточены сходу улавливать желания людей, общие склонности. Рассчитаны на Восходящих, кроме драконов и третьей расы в целом. Когда вдруг дело касается человеческих вопросов или, ещё хуже, рассуждений на абстрактные темы, дроиду сложно уловить и то, что называет человек какими-то словами, и главное - чего ему надо?! Такая вещь, как "понять" дроидами почти неуловима в человеческом варианте...
- Фррр... - протянул дроид по-драконьи, что соответствовало человеческому: "Эээ?.." - Никакого неудовольствия я не выразил. Горы-над-Гаванью выбрал меня и я уместен в его семействе...
- Назови себя.
- Волной-к-Подножью, высший, холодный дроид второй расы 2-1.
- Что же значили эти слова, "проклятье дроидов"? Почему ты произнёс их?
- Потому что оно не найдено до сих пор, и до сих пор дроиды не нашли способа объединить усилия в поисках, при том, что ищут все... Соглашаясь с главой семейства, я произнёс их.
- Оно?.. Что не найдено?.. - окончательно запутался Бест.
Тут глава Горы-над-Гаванью удивлённый внезапным отсутствием новоприобретённого, проявился перед ними, в конической высокой короне, холодный, смугло-вишнёвый дроид.
- Выражаю почтение господствующему над первой расой, - произнёс он напевно и напряженно.
Главы семейств всегда опасаются, что подобные Бесту начнут интриговать, подыгрывать одним семействам ущерб для других, переманивать дроидов, в чём собственно он Беста и заподозрил.
Тот развеял его подозрения. Глава сразу понял вопрос, и Бесту открылся целый пласт древней истории. Трагический. Не закрытый поныне. Выходящий на поверхность сегодняшнего дня срезом смертельно опасной руды. Ради последнего открытия и взял он книгу Сури. Показать изгнанникам, возможно большему числу людей. Пусть, как могут, ищут тоже. Пускай держат в уме. Никогда не знаешь, где что проявится.

- Меня всегда немного цепляло, - так начал общую встречу, - когда я слышал это выражение... Диссонанс какой-то. Я не придавал значения. Странно, конечно... Дроиды с роду никого не проклинали, первый закон. Хоть вопрос об возможной их не дружественности, так же вечен, как сами они!.. Проходит сквозь века красной нитью, как вирус какой-то! Так вот, я подумал однажды, любое выражение, - независимо, глупое, точное, суеверное, - должно иметь начало, предмет, путь ошибочный, но исток. Что же имеется в виду под "проклятьем дроидов"? Утрата мира? Так ругались бы только изгнанники, выражение не распространилось бы широко... Оказывается, всё вообще не так! Совершенно наоборот. Выражение происходит от самих дроидов. И означает не проклятие, наложенное ими, а проклятие для них! Их старую, и, по мнению некоторых, неизбежную ошибку. Сам же предмет, называемый так, это и вещь и человек, её создавший. В количестве тринадцати штук. Но сначала "проклятием дроидов" назвали самого человека. Настоящее его имя не сохранилось.

История такова. Она относится ко времени, когда Восходящие не имели Огненного Круга в груди. Они собирали облачный мир и тогда получали, за день до воплощения. Вместе с огромной силой, неуязвимостью, радостью и жизнью долгой невообразимо для предыдущих поколений. Получали от дроидов после остального, общих представлений о мире, помощи в созидании, основ и мелочей. Скоро этот ошибочный порядок был заменён на противоположный, сначала Огненный Круг, затем всё остальное.
"Проклятие Дроидов" застал первый порядок...
Человеческая природа такова, что крохотная добродетель притягивает рано или поздно все остальные добродетели, а крошечный изъян в пику ей пытается разрастись даже и за пределы самосохранения... С величиной дара соотносится либо благодарность, либо ненависть к дарителю. Огненный Круг, неотлучаемое как Белый Дракон, присутствие Царя-на-Троне, равнозначное Собственному Миру, воплощающее его - великий дар. Но нашёлся тот, кто отверг его. Не пожелал. Человек, имеющий в запасе несколько десятков лет жизни. Видевший беспечную радость остальных, свет и наслаждение, исходящее от преображающихся тел, рамы миров и прихожие за рамами. Отверг всё.
Дроиды задумались. И решили, что он имеет право на отказ. Высшие, то есть полностью повторяющие для себя облик людей, речь их, не могли предположить сколь малый миг недоверия может перерасти в десятилетия ненависти, враждебности деятельной, а главное - не оглядывающейся. История не сохранила рокового события. Было ли то злое слово, нападение, беспричинный отказ или обман? Ясно только, что то была мелочь, злая мелочь, совершённая не дроидами, а другим человеком. Наверняка, хозяином Собственного Мира, сияющим, насмешливым, превосходящим. С Огненным Кругом в груди, даром дроидов... И тот, кого после назовут "Проклятием Дроидов" отверг, не разбирая, всё разом. Подобно Густаву. Всех.
Что имел? То же, что Восходящие: двух драконов, дожди и ливни связных Впечатлений. И помощь второй расы 2-1 без посредства главы какого-либо 2-2 семейства... Помощь в поисках книг, в начале по общей истории, затем по эволюции механики, следом по эволюции дроидов и после того по свойствам неведомых эпохе до дроидов материалов. Проклятие Дроидов не создавал облачный эскиз, но учился охотно. И дроиды служили ему. Как любому другому.
Идея, завладевшая его умом, была проста и неоригинальна. Многажды в тех или иных формах она поражала человечество. "Наслаждение - зло. Апогей его - Огненный Круг. Значит, полудроид - это извращение. Если возврат к полностью человеческому телу невозможен, то и эта цивилизация не должна существовать". А надо сказать, "эта извращённая цивилизация" переживала тогда свой золотой век. Начало. Не было ещё теней в Великом Море и хищников на рынках. Морская Звезда представляла собой один сплошной Мелоди-Рынок. Радость и ликование. Беспечность и доверчивость. В Собственные Миры приглашали и заходили только так, без оглядки. Что послужило его злодейскому замыслу на последнем этапе... Всё он видел ясно, Проклятие Дроидов. Да, Огненный Круг - чистое наслаждение, присущее телу полудроида. Так и есть. Ошибочно ставить его на первое место, но чтобы понять это, надо, как минимум, самому стать полудроидом. "Извращённым существом?.. Нет. Не раньше последнего этапа, для пользы злого дела, для завершения его..."

Историческая ремарка. До решающего изобретения, момента, когда автономный дроид Гелиотроп создал технического тёплого дроида Коронованного, Дарующего-Силы, Огненный Круг, продлить долголетие людей пытались увеличивая отдельные характеристики. Силу, крепость тела, скорость внутренних и внешних реакций на разные факторы, неблагоприятные и нейтральные, но меняющиеся быстро или непредсказуемо. Успешно пытались, характеристики возрастали. Но они вступали в противоречие между собой! Итог оказывался почти прежним! Не считая того, что дроиды, чтившие свободу выбора, позволяли людям самостоятельно делать акцент на чём-то одном. А массы подвержены моде...
Образование, не дроидских, но человеческих новых рас, например, людей медлительных, долго живущих, хрупких, это одна мода. Другая - быстрых и крепких людей, опасных и для самих себя и для противоположной расы, ставила под угрозу обе...
Гелиотроп сказал: "Пусть люди всё же в главном сравняются, иначе нельзя. Раньше так повелевала природа, теперь так повелеваем мы. Пускай все они опираются, на что привыкли. На то, что считают собой... И не собой... На то, что им ближе всего, и к чему они издревле питают доверие... На своё сердце". Так он решил. И дроиды согласились. Для самых разных нужд и характеристик тела они доверили ему создать общий источник энергии, поместить в середину груди. Огненный Круг сам направляет пламенеющую силу вращения туда, куда требуется человеку в каждый конкретный момент. Сам по себе, но в согласии с человеческой волей и выгодой. Никогда не против неё. Он поддерживает, да, но главное – уравновешивает. Второй, ещё более значимый аспект, его связь с рамой мира. С атомизацией человечества, но про неё после.
И ещё ремарка. Тогда же дроиды желания были выделены и объединены в семейство Закрытое-ото-Всех-не-Дроидов, под властью Августейшего. То есть, он семейства не создавал. И распоряжается им постольку, поскольку... А иначе не получалось. Выходила совсем ерунда, быстрый апокалипсис... И дроиды желания, холодные дроиды, чаще других, чаще и теснее  даже тёплых дроидов Там, контактировавшие с людьми, пошли на такую жертву. Не забесплатно. За весомую выгоду... Новое в истории обстоятельство, значимое для них.
Усовершенствование оказалось столь замечательным, столь много проблем сняло навсегда, что последующие Восходящие, имея от первого дня Огненный Круг в груди, не имели интереса к точным наукам. Они не стремились к дальнейшим улучшениям природы. Ни человеческой, ни дроидской её частей. Соответственно, интерес к знаниям таял в принципе. Дроиды не закрывались от людей, но способность задавать вопросы определяет способность получать ответы. И вопросы растут из потребностей, как ни крути. Растут последовательно, тянутся стебельком, расширяются кроной... Таковые появлялись всё реже и реже.
Новые Восходящие и хозяева миров тяготели к веселью. Особенно - к красоте. Они впитывали связные Впечатления, перекладывали их, уходили с головой в создание облачных эскизов, внешней их формы. Играли готовой мозаикой на готовом поле. Индивидуализм их возрос безмерно, а впрочем, намного раньше. Дроиды и Впечатления стали человеку ближе других людей.
И неизбежно получалось так, что Восходящий, мало задававший своему дроиду, главе семейства, мало вопросов, проникающих в сущность, получал скудный мир. Мир неудовлетворяющий его после. Хочется переделать, дополнить... А как? Появились хищники, торговые пирамидки стали использоваться не для артефактов только, а для похищений, для охоты на людей, чего прежде не бывало. Появились хищники, способные создавать тени в Великом Море, демоны его, Морские Чудовища...
  

Проклятие Дроидов интересовался науками до такой степени, что создал нескольких, не высших, конечно, технических дроидов. И разобрал их. Не последовательно, а разрушая внутренние вещества. Вызвав недоумение у помогавших 2-1, но и только... А насторожиться стоило, ведь сконструированные им дроиды имели массу разнообразных фунций, не связанных общей целью. И Проклятие Дроидов даже дня их не эксплуатировал. Ясно, что он только хотел посмотреть: как собирается, как разбирается, насколько велико сопротивление материалов и возможности самовосстановления на разных этапах.
Откладывая технические атласы прочь, изучая общую историю, он натыкался на множество сект и общественных режимов, когда одни группы людей диктовали другим группам, как правильно жить, выглядеть, какие и как получать удовольствия. Почти коллекционировал дураков. Их наивные аргументы... Их нешуточные злодеяния... Они смешили его и утешали одновременно. Они были такими глупыми и жалкими в его глазах. В то же время, что-то перекликалось с его мыслями... Не удивительно, что дойдя до истории близкой к последней эпохе, он наткнулся и на секту дроидоненавистников. Тут уже не смеялся. Утвердился в намерении довести их дело до конца.
Проклятие Дроидов создал бомбу. Способную уничтожить их. Дроидов.
Он был умён и предусмотрителен. Знаком с устройством мира и облачных миров. Он знал, что время собирания запретных артефактов прошло давным-давно. И дроиды, собиравшие их за ненужностью, были кардинально видоизменены, ориентированы на другое. А за отслеживанием запретных и полузапретных Впечатлений теперь следили не главы семейств, располагавшие властью, а Чёрные Драконы, не имеющие доступа в Собственные Миры. Как за мелочёвкой, по ходу основных занятий следили. Да у него и не было запретных Впечатлений. Зато были накоплены в совершенстве Впечатления каждой детали и сущности каждого материала для неё. Всё по-отдельности...
В последний день Проклятие Дроидов передумал, как-бы. Согласился принять Огненный Круг. Небрежно, торопливо создал бедный деталями облачный эскиз и зашёл в него. Стал хозяином Собственного Мира. Неудивительно, что скоро он стал выходить, искать общества других людей, возможности приобретать артефакты... Удивительно, что он выбирал хищников. Он выбирал тех, у кого в облачном мире нет дроида Я-Владыка. Перестраховался по всем статьям, что касалось его цели, но не жизни, тут он был бесстрашен. И успешен. До определённого момента. Гораздо на большее число бомб, "проклятия дроидов", он создал непонятных штук, сложных деталек, гостем создал. Инструменты. А собирал вручную. На континенте. Запустил часовой механизм с обратным отсчётом на время отдалённое. Весьма. На долгую жизнь рассчитывал! В этом ошибся. Тринадцать бомб, тринадцать "проклятий дроидов" он успел создать и оставить так же в чужих мирах. Прежде, чем судьба настигла его. В образе чистого хозяина, к кому зашёл без опаски... Живые артефакты входили в моду!

Дроиды обнаружили существование направленных против них бомб спустя длительное время. В течении которого сам Проклятие Дроидов, его мысли, дела, движения его рук успели связаться с влагой, сделаться связным Впечатлением, цельным. Испариться, пролиться дождём. Достаться Восходящему. Который удивился ему, спросил своего дроида 2-2, что он впитал такое под дождём? Тогда дроид посмотрел. Соотнёс… И ужаснулся.
Артефакты пребывающие в облачных мирах исчезают как таковые при исчезновении миров, оставшись без хозяев. Уничтожить все миры, всех людей?! "Дроид не причинит вреда человеку" - это даже не закон, а простая констатация факта... Не вариант, невозможно! Шло время. Положим, некоторые уничтожены. А сколько вынесено и перепродано? Дроиды отследили все связные Впечатления, касательно темы, установили число и начали считать. Искать. Из Собственных Миров чистых хозяев достали без труда с помощью дроида Я-Владыка. В мирах хищников несколько штук увидели дроиды всегда смотрящего, впускающего солнце семейства Там. Холодных дроидов нет в мирах, они участвуют лишь в эскизе. Обнаружили, выменяли с помощью других людей. Уничтожили. Осталось одно, последнее "проклятие дроидов", а время идёт...

Всё вышеперечисленное Бест изложил собранию, перебиваемый изредка вопросами новичков. Возможность найти последнее "проклятие дроидов" и обсуждали встреченные им на облачном рынке дроидов 2-1 с главой семейства. Искали все высшие дроиды.
Ара жонглировал двумя жёлтыми яблоками и большой, спелой грушей, пока та не шлёпнулась ему на нос, разбившись липким соком. Мурена полулежала как изваяние.
Большинство восприняло серьёзно. Насколько могли, не представляя даже, что такое взрыв?.. Бомба... Да и будучи серьёзными, что они могли? Запомнить, иметь ввиду. Господин Сома, проведший удачную сделку, итог которой был тем приятней ему, что выдумывать ничего не пришлось, похититель сам отпустил похищенного, примирясь. Сома заимел обещанное, как поручитель, переговорщик: широкий, белый зонт-собиратель дождя, бокал-зонтичный, скрытая механика. Отнёс в Собственный Мир и заскучал там.
Пропустил всю историю.
Он прилетел в Архи Сад когда Бест раскрыл альбом, доставшийся ему от Сури. Необычная книга. Альбом, вкладыш Вирту. Листы настоящие, в смысле, материальные. При переворачивании страницы раскрывается голограмма над ней. Такие и служили в основном не для чтения, а для иллюстрирования, объёмных чертежей, представления последовательности сборки чего-либо. Сообразительным Восходящим, хищникам, творящим из людей, и гостям чужих миров, короче, всяким любителям механики подобные тома дороже тысячу раз, чем Вирту.
В другой руке Бест держал, охотно подаренные До-До, песочные часы. Поскольку механика старая, страницы нельзя разглядывать долго, излучаются, сами портятся, и затуманивают глаза смотрящим. Можно закрыть и открыть снова. В данный момент над разворотом книги в полутени зависло изображение бомбы, вид снаружи. Взятая за основу, очень-очень похожая на "проклятие дроидов". Приземистый цилиндр, с острыми крыльями, с длинным рядом угловатых цифр, ведущих обратный отсчёт на верхней его плоскости.
- О, - сказал Господин Сома, подошедши, - у меня есть такая штука! Точней была... Она нужна тебе, Бест? Если для вида, то я могу сделать. Но что там внутри не знаю. Нельзя создать механический артефакт, не изучив досконально... Потому они так и дороги.
И тут он заметил оглушающую тишину. Лица обратившиеся к нему, словно увидели Чудовище Моря, представшее не из тумана, а из пламени костра... Бест раздельно, вкрадчиво переспросил:
- Что значит, была, Господин Сома? Ты кому-то продал её?..
- Никому. До-До!.. - позвал он приземлившегося только что парня, и сразу трепать Ухаха за мохнатую шубу...
- Эта вещь сейчас у него?..
До-До приблизился к ним, заметил голограмму, сощурился, она уже таяла, ранила взгляд, и воскликнул:
- Сома, небо и море, ты всё-таки сердишься?.. Прости! Я сожалею, что превратил её, нельзя хозяйничать в чужом Собственном Мире!
- Превратил? - переспросил Бест, не веря ушам.
- Да вот же она у тебя в руке, - До-До кивнул на часы, синий песок смерчем как раз собрался без остатка в верхней воронке. - Глупо, да? Я испортил что-то ценное?..
Бест перевернул их и так рассмеялся!..
- Обратный отсчёт!.. До-До, как это символично, обратный отсчёт!.. И здорово ты похозяйничал в мире Господина Сомы?..
- Вовсе нет… Я превратил только это!
- Но почему?
- Да, ни почему, походя. Не люблю конкретность... Последовательность, точность, циферки всякие... - он покосился на Господина Сому. - Мне вообще не до артефактов было...
- Кстати, о циферках, - спросил Амарант, - До-До, ты не помнишь, какие высвечивались на нём в тот момент?
- Помню. Тринадцать. Я заметил, потому что на одном крыле тоже стояла цифра тринадцать.
- Понятно, а перед ней?
- Ничего, нули. А после - мельтешение цифр...
Амарант всплеснул руками, и не он один.
- Тринадцать минут!.. Небо и море, ты уничтожил "проклятие дроидов" за несколько минут до взрыва!
Юный грабитель даже отдалённо не представлял, что такое взрыв. Трудно вообразить на примере известных угроз, поединков, теней в море... Его озадачило необычное, напряжённое внимание. Люди разглядывали его, и дроиды разглядывали, незримые, глазами Беста, господствующего над первой расой.
- Не знаю, чего вы так смотрите, - пробормотал он, наконец. - Превратить эту штуку было не сложней, чем любую другую. А вот что было сложно, так это напроситься в гости!..

Господин Сома, достаточно испивший на своём веку полузапретных Впечатлений, в одиночестве, и угощаемый чудовищами разных мастей, он представлял... - взрыв. И финальный, огромный, как образование Морской Звезды. Как волна, накрывшая её единожды целиком, прокатившаяся от северного, до двух южных мысов... Он мог оценить масштаб не случившегося.
Рефлекторным движением хищника Сома запахнул рубашку и скрестил руки на груди, скрывая ускорившийся Огненный Круг, болезненно яркий. Покачал головой. Общая у истока, личная в дельте реки, история пронеслась перед ним: древнее человечество, вслед за тем - могущественные, но плохо скоординированные первые автономные дроиды, изобретательная ненависть человека, Южный Рынок, свои разграбленные тайники, гнев, бег Против Секундной Стрелки, гнев и ссоры, договор с Оливом, их коварство, бессердечие Густава, мир, Эми-Лиски... До-До на Белом Драконе возле входной рамы мира. День и ночь. Улетаешь - он... Возвращаешься - снова он!.. Кудрявая голова на груди... Гудение шмелей... "Старый дурак... - подумал Господин Сома. - Старый упрямец и маленькое сокровище".

Глава 26.
Если входная рама Центрального Рынка к моменту вторжения Змея растаяла уже полностью вместе с ограничением места входа в бывший облачный рынок, и Архи Сад стоял открытым со всех сторон, то Южный был воссоздан, как ограниченный входом и недоступный Белым Драконам.
Перед входом в него, близ высокой арки на спине своего дракона развалился Хан-Марик. Развлекался, взымая плату за вход. А что?.. Тоже дело. И как раньше не сообразил?
Не то, чтоб улов его был велик... Незнакомцев он пропускал, особенно новичков, озирающихся неуверенно, вдруг они пригодятся кому там, внутри, а он спугнёт без толку. К тому же, они не имели оснований его опасаться. А Марик не бросался на людей по-недроидски... Он действовал обаянием и широкой, убедительной улыбкой! Завсегдатаи, что возвращаются на рынок из миров через свои шатры - тоже в пролёте. Но тех, которые снимают пирамидки и шатры каждую ночь, тех ждал сюрприз у рамы...
Платили охотно! Тем более, Марик не привередничал. Ему всё годилось!.. Украшая длинную шею его Белого Дракона, под рукой заскучавшего, едва зримого в покое, в завитках гривы тонуло пять цепочек с кулонами и без, одна стальная и агатовое голубое ожерелье. На земле скопился десяток сосудов пустых, два с Впечатлением, один просили вернуть в обмен... На плечах Хан-Марика, блистая, словно материк начало посещать солнце, лежал совершенно девичий шарф. Вуалевый, оживлённый для танца тонкими золотыми пёрышками. Счастливый обладатель трофея от танцовщицы методично выдирал их по одному и съедал, подгадывая, желательно на глазах вновь прибывших.
Марик заглянул в рынок. Тишина и спокойствие. Лужица тени, не успевшей убежать к морю в редком тумане, окончательно высохла, остался белёсый, соляной ореол. В первых рядах пусто. Дальше фланирует кто-то... Осторожно, посредине ряда, как положено... Снаружи рынка среди зубцов скал ветер гоняет песчаную бурю. Выглядит впечатляюще... А ветер-то лёгонький, и стеной пыль. Вечная пыль земных рынков. На всех она, в любом месте Морской Звезды, степном, скалистом. Где рынок, там пыль. Цвета куртки Густава, и вот этой, что на плечах.
Топ-топ... Из стеной взметённого песка вышел Бутон-биг-Надир. Вот так новости!.. Пешочком ходил? Куда?..
- Маричка... - заворчал Буро, приближаясь. -  А я-то всё гадал, чей это рынок? На чьём это рынке я торгую иногда?..
Тот хрюкнул, спрыгнул с дракона, и дроид растаял, украшения повалились на землю. Марик перевесил их на шею, выбросив обрывки шарфа, поклонился:
- Биг-Буро, на моём рынке ты всегда желанный гость!..
- Гость, Маричка, как верно сказано, я, Бедовичек, везде только гость... Наглец ведь ты, Маричка, распугаешь народ на входе, а? Зачем хулиганить? Да, кстати, не проходил ли этого дня такой беленький ко мне, высокий, с прямоугольной коробкой в руках? Держится, как дроид, надменно.
- Кстати, проходил! И не заплатил, кстати!
- Что же делать, что же делать?.. - потряс головой Буро, головой в тяжёлой, высокой короне. - Придётся мне заплатить за него... Иначе же ты ж меня не пропустишь?
Буро вытащил из внутреннего кармана расшитой хламиды две золотые монеты. Имитации древних монет размером и толщиной в ладонь. На одной стороне каждой из них четыре цифры, на другой четыре орла, разные. Кинул.
- На, держи. Если до вечера не съешь, покажу, как в них играли.
И протопал за раму.
В переводе слова его означали: "Приходи!.. Единственный дружочек Морского Чудовища на Южном, не забывай навещать его". Марик не забывал. По-прежнему идти ему, кроме шатра Биг-Буро, некуда, не к кому, но эти условности повторялись между ними снова и снова.

Дракон Густава, Белый Дракон, столь же мощный и великолепный, как и чёрный его дроид, показался среди облаков. Биг-Буро сделал вид, что не заметил, удаляясь в ряды, переступая плавно, неторопливо. Он знал, что Густав продал Хан-Марика Господину Соме. Откуда знал, это отдельный момент... Сому он мог понять, на отношение к нему информация эта не повлияла. А вот Густав...
И раньше, не сделавшись актуальной угрозой для добровольного своего телохранителя, юного чудовища, Буро он был ненавистен. А уж после заключённой сделки... Бутон-биг-Надир решал только, терзаясь сомнениями, долгими, но время терпит, умереть ли Густаву загодя, до выполнения Сомой условий? Быстро и незаметно, огорчив Хан-Марика, но оставив в неведении? Или умереть Густаву в последний момент, мучительно и публично, огорчив Хан-Марика? Но предательство сделав явным. Умный, многоопытный Буро склонялся к первому варианту. Густав не представлял, какого нажил врага.
Он снизился, оставаясь верхом, развернул дракона, брезгливо оглядел трофеи... Произнёс:
- Ты нужен мне, Марик. Теперь.
За три секунды они скрылись в облаках.
Шершень, демон моря поставил условие Оливу. Чтобы второй, чей след унюхал рядом с пирамидкой Лиски-намо, присутствовал тоже, посмотреть, что за охотник земли и неба, и тогда он направит их в поисках Минта, предпоследнего короля колоды. А поскольку интерес был в равной мере его и Густава, Олив счёл условие вполне разумным. Плюс ещё загадка про Горькие Холмы, про поиски Гарольда, короля пик, последнего. По мере приближения к финалу своей коллекции Густов входил как бы во всё более узкий коридор, не позволявший особых манёвров. Бери, где находишь, иначе годы и годы пустых поисков на авось. Рисковать он не любил, но на встречу согласился. И ему нужен был второй телохранитель, не дроид, человек, заходящий и в торговые шатры.

- Дроиды состоят из камней?
- Скорей, камни из дроидов... - голубой до сиреневого осколок, глянцевый, с острыми краями Олив подбрасывал на ладони, рассуждая меланхолично о себе: - Кто бы мог подумать, да? Такой артефакт у Морского Чудовища... Откуда взял? И зачем он ему? Нравиться что ли неморскому чудовищу?..
Туманной ночью вне рынка Олива состоялась их встреча. В шатре нарочно поставленном для того на краю обрыва, не желал приглашать в свой. И формальная вежливость - ближе к морю. Ждали до ночи. Ничего не поделаешь, собирая Впечатления про чудовищ, с ними и заключаешь сделки, в их ночное, туманное время, на их территории.
Хан-Марик изнывал от скуки. Густава с хозяином близлежащего рынка одолевали другие чувства. Пару раз Олив даже позвал Белого Дракона... Пальцами расчесал ему гриву и отпустил, поглядывая в купол шатра, в направлении Собственного Мира. Куда тысячу лет не наведывался. Густав, вопросительно склоняя голову к плечу, поднял брови.
- Ты ж понимаешь... - сказал Олив. - Нет, ничего, всё в порядке. Но если вдруг...
Он кивнул на торговую пирамидку с простым камешком на ней.
- Советую воспользоваться. Я улечу один. Если опасаешься, то честное слово, лучше тебе оказаться в моём Собственном Мире... Не худший вариант.
Стемнело. Подставка светилась и мерцала. Туман начал заползать в откинутый полог шатра. Хан-Марик в прошедшие годы утвердивший за собой право, немедленно перешедшее в обязанность, пребывать за плечом Густава, сейчас почти заснул там калачиком. В самый неподходящий момент. Но вдруг голова его поднялась, серые глазищи расширились, и Олив обернулся ко входу...
Из темноты в шатёр начал входить клюв... Вплывать. На высоте человеческого роста он входил торжественно, плавно, и всё никак не кончался. Оранжево-красный, с чёрной полосой по верху, чуть загнутый вниз.
Единственное, что сказал Шершень, унюхавший след Густава, перед окончательной договорённостью: "Он придёт не один". Точно. И имел в виду он не дроида. Чёрный Дракон Густава с тихим рычанием проявился снаружи тента. Сверкнул белками глаз и растаял. Не один и не с одним лишь драконом... Соответственно, и Демон пришёл не один. Что могло насторожить до такой степени Чудовище Моря в слабом человеке, обыкновенном хозяине мира? Тайна... Или нет?.. Шершень любил эффекты, возможно, он взял телохранителя с подобным обликом, чисто - развлечь себя и других.
Давно ожидаемым  завершением клюва в шатре показалась маленькая лысая голова. Надбровные дуги крутые, словно карнизы, настолько, что под ними не видно глаз. Круглые дырки ушей. А рот, в который переходил на лице беспредельный клюв чудовища, мог улыбаться, злиться и говорить. Тело человеческое, мускулистое. Даже одетое - в жилетку до колен. Шершень зашёл следом. Поклонился. Прогудел низким голосом:
- Вам, людям, наверное, здесь темно...
Бросил из пригоршни что-то на пол, разлетевшееся быстрыми, ртутными горошинами. Дунул. И вся земля заполыхала прозрачным, багряным пламенем, осветив вошедших, охватив ожидающих.
Олив усмехнулся, никак без представления... У Густава помутилось в глазах, при взгляде на них, от тошнотворного омерзения. Брезглив, единственная слабость. Все четверо, кроме него, так или иначе являлись Морскими Чудовищами, а сам он - настоящий галло, чистый хозяин! Гордый, скрытный, изо всех непосредственных, искренних чувств способный лишь к презрению. Беспримесный галло, странно, что они не понравились ему, разве Сури... А кто из галло кому нравился?

В багряное пламя собравшиеся уселись вокруг пирамидки, Олив ответил на представление Демона своим представлением.
Он заменил камешек артефактом, механикой. Из яйца, стоящего на острие, пентаграммой расходились журавлиные головы на тонких шеях, отсылая к колодезным журавлям. Раскачивались вверх-вниз. Олив раскрутил их небыстро, не как Секундную Стрелку, и расположил препятствия: чашу со Впечатлением наверх, неваляшку в основание, пиалы вокруг. Пиалы на обруче вращения, он представлял собой две плоские цепи одна на другой, когда замыкались, верхняя скользила по нижней. Теперь произвольно некоторые из журавлиных голов раскручивали и тормозили пиалы, а иногда одна из них попадала по краю чаши, клюнув его, накренив. Впечатление проливалось в пиалу, и так наполнились все, те, что раньше проливались через край, в землю, в пламя, заставляя его трещать и разбрасывать искры, Оливу не было жаль влаги. Он снял и подал Шершню первую:
- Там смесь. Без рабов, ладно? Демон, пожалуйста, не разоряй меня, выпей так.
Шершень опустил алый, острый язык в пиалу, облизнулся.
- Дроиды, Олив, не допускают к таким Впечатлениям. Случалось, и отнимали их... Откуда?
- Это они Восходящих и чистых не допускают. А до таких, как мы, дроидам нет дела.
- И всё же?
- Говорю, смесь. Давнишняя. Сливал сюда, чем торговать нельзя, а выбросить жалко.
Шершень, мигая неприятно, резко щёлкая нижним веком об верхнее, смотрел фасеточными полусферами, чьё направление взгляда не уловить, на конструкцию неваляшки… Так смотрел, что ясно куда… С некоторым чувством. Срезанное сверху яйцо раскачивалось, сквозь прозрачный сосуд казались видны белок и от желтка растопленное сияние. «Аволь… - проникновенно жужжал демон моря под нос себе. – Лакричная Обо, Аволь…»
- У тебя, Олив, оказывается, - прогудел глухо, - чувство юмора есть… Водрузить одно на другое… Эдакую дрянь… Троп тебя сожри. И я б сожрал, да дела у нас с тобой…
Густава угощение не прельстило, но он выпил за компанию. Ни черта не понял. Помост. На нём несколько человек. Ворота в никуда. Человек завис в проёме. Ан, нет, в петле… Перед помостом толпа. Смотрит наверх и сверху на неё смотрят. Те и другие нифига не радуются... Это не воздушный помост с акробатом Мелоди, что-то совсем другое... Впечатление быстро кончилось.

Хан-Марик выпил залпом, не обратив внимания. Ему и снаружи было на что посмотреть. Ох, как он разозлил Густава за эту ночь!.. Причём, делал именно то, что от него требовалось: во все глаза следил за противоположной стороной! Сидя на корточках напротив скрестившего ноги, непроницаемого, Длинноклювого чудовища, Марик решил для начала проверить насколько остёр клюв... Он не нападал, он просто протянул руку... Клюв щёлкнул!.. С неуловимой для глаз скоростью! После чего изогнулся ухмылкой на морде. Марик почти успел, практически отдёрнул руку. Но искорка всё же скатилась с указательного пальца, тюкнутого щипком. Хан-Марик прижал палец к рукаву и набычился.
Они, два телохранителя умудрились не обменяться за ночь и словом. Но когда не видно глаз, не только разговаривать, так и молчать нескладно. Хан-Марик неспешно поставил пиалу обратно на цепь вращения, наклоняясь... Хлоп!.. Припал к земле, до плеч в прозрачное пламя, заглядывая в клювастую морду снизу. Морда не ответила, только приоткрыла клюв, изображая удивление. Под козырьками надбровных дуг воззрились на Марика два пылающих, жёлтых глаза, левый обведён ещё одной, кроваво-красной радужкой. Зрачки лежат на нижнем веке, выражая предельные изумление и ярость. Марик обалдел. Так и замер внизу, любуясь. Со всей серьёзностью, невзирая на свёрнутую шею, ещё и поклонился, словно они сейчас только познакомились. Чудовище ухмыльнулось шире, чинно кивнуло в ответ. И видимо, решив перезнакомиться тем же манером с остальными, запрокинуло клюв к небу. Окинув Олива этими пылающими, бешеными глазами. Задержав на Густаве взгляд. "О дроиды, о нерушимая рама Собственного Мира!.. Извращённая тварь морская! Худший знак изо всех! Кровавая радужка вокруг чёрного солнца!.." К чести его сказать, по Густаву ничего не было заметно. Приобретшее, тщательно скрываемый, но проступающий всё сильней, отпечаток брезгливой усталости, лицо его в минуты опасности и волнения, в эти редкие минуты становилось, разве что, спокойнее и светлей, более дроидским, отрешённым.

Шершень тем временем продолжал:
- Горькие Холмы - непостоянные. Это соляные, медлительные волны. Под ними нет земли. Отдельные пики. Нет и определённого места у тайника, Густав. Оно плавает, меняется. Хороший тайник...
Хан-Марик задумчиво грыз монету Буро. Нет, не научит его Бутон-биг-Надир, как в них играть... Длинноклювый принял это за вызов. Протянул руку, взял. Золота откусить не смог и вернул обратно. Хм, а так попробуй... Он раскинул в стороны горизонтальной линией, натянутым канатом свои мускулистые руки и как бы чуть-чуть повращал ими в кистях и в локтях. Человеческие на вид... Но лёгкое движение перешло в вибрацию. И вот уже они держат чудовище словно крылья, зависшим в воздухе со скрещенными ногами, как и сидел на земле! Марик весело рассмеялся. Тут оба заметили, что Густав и Шершень демонстративно давно наблюдают за ними. Густав - подперев щёку рукой... Олив засмеялся, показывая клычки:
- О-оба хороши!
- Хан-Марик, - сказал Густав холодно, веселья хозяина шатра не разделяя, - мы вам не мешаем? Вам не будет ли удобнее развлекаться в Великом Море, вон там, под обрыв и по прямой?..
Марик вздохнул, не ответил. Длинноклювый пожал плечами. Потом залез в карман жилетки и вытащил штуку...

С неменьшим интересом, чем гость его, и Олив узнал от Шершня начало, возникновение тайника. Про сами Горькие Холмы он знал конечно, в общих чертах... Что туда соваться не надо. А ночью - нельзя. И без необходимости, и с ней тоже. Разговор о Минте отошёл на второй план в связи с исключительным местоположением Впечатления Гарольда - последнего, громаднейшего в ряду чудовищ, пикового короля. В связи с тем, собственно, что нашёлся желающий его добывать... Добыть… Ха-ха... Готовый попытаться. Шершень имел в тайнике свой интерес. Посреди рассказа он вдруг осёкся:
- Ты, человек, практически что-ли интересуешься?! - и приблизив фасеточные глаза, схватил Густава за плечо худыми, железными пальцами.
Невольно тот задержал дыхание, боясь заразиться, чем? Тенями, туманом морским? Потянулся к цепочкам в воротнике... Но Шершень уже прибрал руки.
- Демон моря, практически. Вне сомнений. Стоило бы суетиться...
Шершень перебил его низким, гудящим голосом:
- ... стоило бы рисковать, встречаясь с такими, как мы? Да, чистый хозяин мира?
Разлитое по полу, красное пламя облизывало и обвивало сидящих, колени, пиалы возле колен.
- В чём ты заинтересован из тайника, Демон? - спросил Густав.
- Неважно. Ты не дойдёшь. Никто не доходил последнее тысячелетие. Из наших... Но у тебя есть дракон... У тебя имеется дроид... Создавшие этот тайник слишком глухо перессорились, так расплевались, что сами не могут его навестить. Столько набросали теней в окрестностях, ловушек земных и небесных. Небесных, Густав, то есть, морских, смотрящих на небо. Белый Дракон тут не поможет, а вот Чёрный... Не знаю. Тогда, мы, - да, я один из его закладчиков, - еще летали. Могли сверху спикировать и смыться. Потом не могли. А многие и не летали... Ещё кое-кого и нет давно… Вкусный был, водой забвения не баловался, на тени Впечатления не переводил, целый склад связных Впечатлений, по бережку гулял, осторожный такой!.. - Шершень дребезжащим гулом рассмеялся. - Это правильно, Густав, что ты не очень опасливый, очень опасливым быть опасно!.. В тайнике много хорошего осталось. До тебя ни одному из чистых хозяев с Чёрным Драконом не приходила в голову идея ограбить наш тайничок.
- Это не моя идея, - откликнулся Густав, - это идея Мадлен.
- Галло?! О, шикарно, я должен был угадать!
Шершень гудел, смеялся долго, они успели выпить ещё по пиалке.
- Все-то вы всех знаете... - пробормотал Густав.
- Не всех, - возразил Олив, - но уж Мадлен!.. Ты очень юн, Густав, а заметь, и ты её зна-аешь!
- Мадлен, - решил просветить юношу Демон, - близкая подруга Женщины в Красном. И, буде приведётся выбирать, советую тебе добровольно стать Морской Собакой, у такого, вроде меня, чем встретить её в океане. А что, Олив, Мадлен начала внушать людям доверие? Поменяла причёску? Переставила себе актинью щетинистую на место головы? Идею Мадлен кто-то принял как руководство к действию, бездна у Синих Скал! Чего только не услышишь, если прожить подольше! Да, кстати, у меня есть незаконченная собака, с рассудком. Это увеличивает в Горьких Холмах ничтожные шансы на успех.
- Тот самый? - спросил Олив.
Шершень кивнул.
- И как он тебе?
- Перелёт по всем статьям. Дважды сбегал. Научился кусаться. Сильно... Нафиг такую собаку. В твоих интересах, Олив устроить ему последнюю пробежку среди холмов. Я пообещаю свободу на финише, но это верная смерть. А вот если он сбежит ещё раз таким, как я его сделал, Олив, и разыщет тебя...
- Сейчас испугаюсь. Подожди.
- Объясните? - вклинился Густав.
И пока Олив раскрывал предстоящие ему опасности и пейзажи, перспективы, Шершень полоскал с видимым удовольствием и столь же очевидным неудобством в пиале острый алый язык. Одновременно он наблюдал, как Хан-Марик борется силой с Длинноклювым. Лежали на земле, утонув в багряных всполохах, уперев локти, а Длинноклювый ещё и клюв, нечестно. Он выигрывал, но Марик сжал его кисть, на долю секунды полностью расслабил, дёрнул к себе... Хлоп! - и уложил руку противника. Тоже не вполне честно.

В целом с Горькими Холмами ситуация обстояла так…
Они и правда горькие. Соляные. Маслянистые. Наросшие перемычкой между двумя лучами Морской Звезды. Вокруг нескольких пиков скальных, пятачка, по сути. Волны океанские всё ещё ходят под ними, вздымаются, образуют холмы, опускаются, перемещают. Что предопределило характер тайника, возникшего случайно. Благодаря порыву Чарито из бывших галло, - Мадлен не солгала, - уничтожить Впечатление Гарольда. Выплеснутая вода не впиталась и не стекла в Туманное Море дроидов. Она так и продолжает перетекать по углублениям в нижнюю точку соляной долины, которая непостоянна. За тысячелетия Впечатление утратило продолжительность, начало и конец, детали. Оно стало предельно простым. Превратилось в, так называемый, "корень" Впечатления.
Друзья Чарито, "грязные друзья", по выражению Мадлен, разозлились. То была общая их находка, общее Впечатление, тогда ещё без теней, наделённое неким внутренним пороком, как и всё Впечатления Гарольда, приносившие беду, компания имела планы на него. Хотели собрать с маслянистой, солёной земли... Не договорившись предварительно! Каждый хотел. Передрались уже на месте. Число их убыло, Гарольд-таки приносит несчастье, даже тем, кто и не пригубил! Выжившие разлетелись. Уже в другом месте, на облачном рынке собравшись, договорились с трудом. Никто не собирает. Напротив, пусть там будет тайник. Он прячут в шары перекати-поля, в клубки сухих, просоленных водорослей артефакты. Перекати-поле под тяжестью их перемещается вокруг, близко к Впечатлению. С земли, случайному путнику и с дракона в небе неузнаваемый тайник, неотличимый от пейзажа. Кто пойдёт туда, зачем? В сухие шары? Если и зайдёт - не выйдет.
Много времени прошло. Закладчики тайника частью погибли, частью сделались Чудовищами Моря. И уже в новом качестве наполнили долину ловушками теней. Некоторые помещали в клубки перекати-поля, морское. Глаз-тень, всегда оборачивающийся к небу... Были и ядовитые тени, разлитые по маслянистой, солёной земле, парализующие, приводящие к хищнику. В таком количестве, что сами не рисковали туда заходить. Не знали, кто жив из них, кто нет, а кто, везунчик, по-прежнему летает на драконе, может вернуться и украсть!.. Против возможности такого грабежа и создавались тени нацеленные на небо, смотрящие, как смотрит натянутая тетива. В хорошее место Мадлен направила Густава!

Общие сведения, конечно, хорошо, но как обнаружить сам тайник? Центр, озерцо с Корнем Впечатления? О, именно так, чтобы погибнуть наверняка!
Каждой ночью туман Великого Моря поднимается над двумя мысами Морской Звезды, клубится перекатывается через соединивший их солёно-каменный гребень и заливает Горькие Холмы. Водопадом переливается. Рекой течёт по ним с северо-востока на юго-запад. А на следующую ночь, когда меняется прибрежный ветер, с юго-запада на северо-восток. Течёт туман низинами между холмов. И так образуется крест. С точкой пересечения в самой нижней части, в тайнике.
Чтобы найти её, определить, где именно вода Впечатления под растрёпанными клубками перекати-поля, нужно пересечь долину, две ночи подряд следуя реке тумана. Мимо сухих спутанных голов водорослей с артефактами, со злыми тенями, с тем и другим вместе. Идти, как Чудовище Моря, рядом с ними, убегая от них, наступая в невысыхающих лужах местные тени-ловушки... Не поддаваясь искушению позвать Белого Дракона и взвиться прочь, из Горьких Холмов нельзя этого сделать - тени целятся в небо, следят за ним, видят его. Шершень давно не пытался. Олив отправлял иногда рабов, из любопытства, с задачей принести первый попавшийся клубок. Ну, совсем никакого результата. Ни ответа, ни привета. Пропадали, как не бывало.  
Таков общий план. На вторую ночь достигаешь места пересечения, но не видишь его. А вот если повторишь путь днём, зачерпывай с солёной земли.
Есть и нюансы. Само Впечатление Гарольда тоже заражено тенями. Трогать нельзя. То или не то взял, на месте не узнаешь. Собрать достаточно глоток, больше бесполезно. Корень Впечатления помещается в один глоток.
Ещё момент, если бы кто хотел прорваться на драконе, с неба не видно ни следов, ни места пересечения их. Необходимо идти днём по первому следу, различимому по качанию, зыбкости почвы, хрусту еще не наросших крупно кристаллов соли. А вторая цепочка следов, перпендикулярная, что оставлена в последнюю ночь, различима получше, видна глазу, иначе и смысла бы не имело.
Совсем грустный момент, пешеход успевает преодолеть за день как раз примерно половину пути... А дальше?

Но вот, что обнадёживает...
Раскаяние Чарито в совершённой ошибке. Раскаянье деятельное. Для случайно заплутавшего в Горьких Холмах, приземлившегося по ошибке, сбитого мороком теней в полёте, раненого, или грабителя, всё равно - на считанных пятачках твёрдой земли стоят пирамидки Чарито. Торговую подставку невозможно поднять без тверди, невозможно на дне моря, и под сводами, если ты не изгнанник. Маленькие, незаметные пирамидки, в тонких, тончайших шатрах, чтобы не заманить нечаянно всадника в гиблое место.
Человек, который уже там, услышит ветер гудящий в трубочках музыкального кубика. Раскрытая ладонь изображена на всех сторонах - дотронься, и ты спасён. Если ты в отчаянье. Если веришь. Хуже не будет, а лучше может быть. Подставка поймает тебя. И только Чарито теперь может коснуться пленника, никто и ничто из оставшегося снаружи. Чарито похищает в Собственный Мир из туманной долины, полной теней и чудовищ, не мысля похищенному зла. Но до пирамидки ещё надо добежать. А всё-таки - надежда.
Про Чарито Шершень не сказал ни слова конкретного, фыркнул и прогудел, что некоторых он не понимает. Но за безопасность ручается. Пересечь Горькие Холмы дважды за две ночи подряд должна была его Морская Собака. Морской Пёс. Бегом, иначе никак. Притом, в промежутке его надо вылечить. Вести с Белого Дракона над туманом. В ошейнике на цепи, на длинной палке, чтоб не кинулся на ведущего. Иначе загрызёт и сбежит. Да и вынудить его на второй бег, второй день… Маловероятно. Исходное согласие надо, как ни крути.
- Хотя, такой... За свободу... Может и побежать, - добавил Шершень. - Он не столько крепкий, сколько живучий и злой.
- Ты поведёшь со-обаку? - спросил Олив.
- Я не летаю! - ответил Шершень резко, эта тема болезненна без исключенья для всех, кто не летает.
Он вытащил язык из пиалы и опрокинул её в рот.
- А может они и разумно поступают... - проговорил он, откидываясь назад, на руки.
- Кто они?
- Дроиды. Убирая подобные Впечатления от людей... Может и да... Трудно вообразить, что на самом деле совершалось нечто подобное. Людьми против людей… На самом деле... Они ведь вообще одинаковые были, эти люди эпохи до дроидской, воюющие... С одной стороны и с другой. Те, что горят, и те, что поджигают. Не Чудовища Моря… Ты когда смотришь, ты различаешь их, Олив? Лица?.. Мне плохо видны Впечатления. Давно уже. Я лишь чую... И крупное вижу. Это было? Или там намешаны Впечатления-фантазии?
- Было.
- Нам пора, - сказал Шершень безо всякого перехода.

Длинноклювый в миг стал рядом, первым вышел из шатра, огляделся. Светало. Следом Хан-Марик, сжимавший в руке новую игрушку. Длинноклювому в карман жилетки перекочевала оставшаяся непогрызенной монета. Он закинул голову к верху, окинул Марика взглядом безумных, яростных глаз, кивнул на прощанье. И тут словом не обменялись.
- Я поведу собаку, - неожиданно сказал Олив.
Шершень выразил сомнение:
- Это как бы, я взял тебя на слабо? Зря. Можно поискать кого-то специально.
- Нет. Я так хочу.
- Пусть так. Густав, если дойдёшь... Советую вернуться, - он улыбнулся холодной морской гримасой, - это даже важней, чем дойти... Мне нужен оттуда один артефакт. Мой. Искать не придётся. По дороге он сам прилипнет к тебе, притянется, добавлю кой чего липкое к твоему наряду... А Оливу...
-  А мне карту. Гарольда.
На том договорились. Минт отодвинулся на будущее, пусть, Гарольд интересней.
С дракона, плавно догнав и резко вильнув к нему, Густав влепил подзатыльник Хан-Марику. Всю ночь мечтал. И за что?

Глава 27.
После смерти Эми-лис-Анни Олив, как это ни наивно, кинулся к Буро. Бутон-биг-Надир был старшим, покровителем для неморских чудовищ, известный и уважаемый среди них. Мудрец, арбитр. Надежда... Глупо, да.
Тут обнаруживает себя разница между существами. Чистые хозяева - жуткие, непреклонные индивидуалисты. Изгнанники и хищники, с хорошими ли, с дурными намерениями, тянутся друг к другу. Но все эти три типа - покорны судьбе. Понимают, что смерть, это смерть. Наиболее значимое для них, Собственный Мир собирали и воплощали дроиды. Они же в лице дроида Я-Владыка одушевляют его, они защищают снаружи, катают на спине, отказывают в покровительстве хищникам. И ничего не поделаешь, смирись. Морские же Чудовища, существа выжившие в Великом Море, создававшие теней сами, ощутили не только физическую силу, прибывшую в тело, но особый вкус - власть делать самим. Чудовища куда больше ориентированы на подобных себе. Иерархия существует, легко образуется в их опасном, быстром мире. Создать, утратить, убежать. Слепить, переделать, победить. Принюхаться, удивиться, ужаснуться, признать чью-то власть. Добавить нечто к покровительству этой превосходящей силы. Они тоже жутчайшие индивидуалисты! Но...
- Ну, неужели нич-чего нельзя сделать?!
Биг-Буро не посмеялся на Оливом. Обругал, но не смеялся. Он тоже знал Эми, видел её на Мелоди. Кто смог бы позабыть рыжую Эми в танце?..
- Ничего, - ответил. - Она умерла. Ты потерял не Эми-Лиски, Олив, а возможность вернуться домой. Спиной повернись к прошлому и уходи.
- О-откуда знаешь? - прошептал Олив. - С тобой так было?
- Ты видишь меня? Разгляди получше, Олив. Ты практически человек. Я чудовище. Не было. Но я знаю.

Едва Олив начинал смотреть в будущее, в Горькие, например, Холмы, надеясь это развлечёт, прошлое нагоняло. Обрушивалось на него. Не с лица, как хороший враг, не со спины, как фальшивый друг, а изнутри, из сердечного существа, как неотвратимость, как собственные ошибки. Изнутри поднималось волнами отчаянья.
Он спал у себя. Днём. Перед тем, как вести собаку. И танцевал во сне. Видел Мелоди-Рынок, Эми. Отчётливо, радостно так. Сон превосходил явь живостью, полнотой деталей. До определённого момента. Танцуя, Олив начинает увязать. Тяжесть поднимается по ногам. Он опускает взгляд, ожидая увидеть почему-то сеть для теней, давнишнее его желание. Но нет, там пламя, брошенное Демоном. Оно растёт. В его языках проступают лица древних дюдей, эпохи до дроидов. Искажённые. Белые от ужаса. Обугленные, чёрные. Те, что кричали во Впечатлениях поднесённых гостям. Олив смотрит... Он не хочет смотреть, но смотрит. Пламя подбирается к чьим-то ногам... Стопы тонут в нём... Сандали... Он не дышит во сне, предчувствуя: глаза подними, а там... Там лицо Эми-Лис... И просыпается, задохнувшись. Не к спасению, а напротив, к чёрной тоске. Просыпается в пепел, ничего не осталось, в прах бытия.
И снова, прежде чем настала ночь, и его дождались над Горькими Холмами, в другую сторону мчал. В белом вихре драконьем, делавшем с восторгом дроида штопор горизонтальный, бочку, он достиг Южного Рынка. Вбежал к Буро, как чокнутый, чтобы осведомиться ещё раз насчёт воскрешения мёртвых. Может, придумал чего? И возможность всё-таки есть? Бутон-биг-Надир, оторванный столь бесцеремонно от четырёхстороннего спора за лучшие места у входа в лучшем ряду, притом, платили за посредничество всё четверо, бросил их. Увёл Олива в другой, шатёр-тайник на задворках, без слов. Поставил перед собой. Головой покачал. Проницательный, ударил легонько холодными пальцами по ключицам, скрутил что-то, выдернул и сказал:
- Не пей всякую гадость.
Оливу полегчало. Но дело в том, что боль от боли и боль от горчащей пустоты - две чаши весов. Одна поднимается, другая опускается вниз, на сердце.
- Буро, я уйду в море...
- Ждёшь аргументов против? Ведь не за?.. Мою позицию знаешь. Она не изменилась. Пока что, тебе нравится думать, я уйду в Великое Море... Не более того. Нормально. Я ненавижу море, но веришь, и я думаю так иногда.
- Биг-Буро... Оно навсегда, так грызть и будет?.. Или кончится где-то?
- Кончится. Как и всё на свете.
На обратном пути, в спешке, походя Олив пролетел сквозь немногочисленную новую группу хищников, охотившихся по-недроидски, силой в небе над Южным. Беря числом, с помощью верёвок и мешков. Откуда взялись? Вскорости хищники играющие Против Секундной Стрелки переловят, истребят их, возмущённые наглостью и некрасивым, тупо прямолинейным способом похищений. Олив краем глаза заметил два лассо с двух сторон летящие на него, позволил поймать себя, после чего, так и не замедлившись, разорвал одними лишь пальцами. Зыркнул на обалдевших парней и устремился дальше, к Горьким Холмам.
Олив не оставил мысль, уж очень, притягательно простая она была, раньше или позже, если совсем станет невыносимо, уйти в Великое Море. Власть над рабами, сила, выделяющая среди людей, не удовлетворяла его и раньше. Теперь проявились не подспудно, а явно: беспокойство, недосказанность, неудовлетворённость. Шатко положение неморского чудовища. Олив понимал, что среди обитателей моря сейчас он полный ноль. Рассчитывал на Шершня на первых порах. Напрасно, да тот и не обещал ему. Демон морской заинтересован в союзниках, партнёрах ходящих по суше. Днём. Летающих на драконе. Демонический спрут видел ясно, насколько не предрасположен оливкового цвета господин к океанским, безмолвным, коротким схваткам, бешеным скоростям, вечному голоду, неизбежному преображению. Но толкало горе. К утрате человеческого рассудка толкало, в пронизывающий холод океанских глубин. Олив хотел уйти от себя в Великое Море. Пта, памятуя рядом и великодушное своё исцеление и нечеловеческую жестокость его гостей, хотел увести его от горя в другую сторону. Олив не слышал его, просто не слышал, как до того Эми-лис-Анни.

Морская Собака... Морской Пёс. Олив, вы ещё встретитесь.
Вдоль прибрежной части Горьких Холмов, выдаваясь округлым новым мысом в пределы Туманного Моря дроидов, в Горький Залив, отделяя его от холмистой низины, возвышались соляные зубцы. Блестящие днём, отражающее игру облаков, видоизменяющиеся, оплывающие под редкими над континентом ливнями. От испарений нарастающие и оплывающие. Туман переливается через солёные, горькие эти зубцы лишь возвысившись до них, клубясь. Ничтожное количество огоньков дроидов поднимает в клубах, на ту сторону уносит. Тяжёлый, рваный, многослойный туман. Водопад его уже перелился и тёк между холмами плавной рекой. Клочьями сопровождал и покидал основное русло.
Морской Пёс дожидался этого момента в сумраке. Дождался, но ещё нет Олива. Густав, пожелавший увидеть место и начало представления стоял поодаль. Демон и Длинноклювый по сторонам от Пса удерживали его на двух цепях, крепившихся к железному ошейнику с тупыми, короткими шипами внутрь. Вне тумана, на суше, где сырость морская едва ощущается, они вместе были слабей ими же сотворённой собаки. Впрочем, он не рвался. Так что они, не натягивая цепи, просто ждали на порядочном расстоянии.
Пёс, подобравшись, сфинксом лежал на земле. Горькие Холмы повторялись в его раскосых, немигающих глазах. Сел. Чудовища встрепенулись, громыхнули цепями, полшага в стороны... Сел и сел, чего?.. Он сохранил достаточно рассудка, чтобы осознать и принять условия Шершня. Они повторили слова договора, абсолютно разойдясь в оценке величин! Шершень полагал, что для собаки важны эти: смерть, жизнь, свобода... Месть, в конце концов... А тому - на суше побегать... Псу было почти всё равно. Ну, месть, ладно. Месть - не всё равно.
Вопреки ожиданиям Густава, да и Олива, не встречавшего это тип Морских Чудовищ прежде, Пёс не утратил человеческий облик. Он выглядел, как и прежде, крупный парень, верёвки мышц, шея толщиной с бедро, высокие скулы. Над бровями две точки, два кружка размером с монету, придававшие ему реально некоторое сходство с собакой. Голубые, как лёд. Под поверхностью океана и в темноте они начинали светиться неяркой синевой, блик метался внутри, словно пойманный. Светились без блика, когда Пёс лежал спокойно, когда закрывал глаза. При беге, при сосредоточении для броска блики сходились к межбровью и замирали. Ещё по две пары таких же на плечах и на ладонях.
- Это чтобы держать направление, - пояснил Шершень Оливу, приземлившемуся, не сходя с дракона. - Дополнительные глаза. Если настоящие потеряет. Или надо закрыть, бывает.
Настоящими Пёс покосился едва, не шелохнулся. Сидел по-прежнему, созерцая Горькие Холмы, и легонько покачивался. За последнее время, в знобком холоде, в непрестанном беге, разбиваясь о хищные тени, разбивая их своим телом, проглатывая, выплёвывая, вырывая непосредственно прямо из груди, теряя сознание, возвращаясь в него... Он столько раз видел Дарующего-Силы... То мельком, после особо удачного укуса Шершня за глотку, воскрешающего укуса! Фасеточные глаза расплывались, Царь-на-Троне появлялся, где были они миг назад,  совершенное, благосклонное лицо... То сутки напролёт, в нескончаемом марафоне, по гребням волн, а единожды - в глубину... Остатки мыслей его стали мягкими, неопределёнными... Тёплыми. Безразличными ко всему. Интуиция Пса возросла пропорционально опустошению мыслей. Глазами и мышцами, кожей ступней и ладоней он знал, притормози - и тень пронесётся мимо, ускорься - и она не успеет укусить, разлетаясь, разбиваясь о твою грудь, метнись в сторону и обратно коротким зигзагом - и кусачая хищная стая превратится в клубок, пожирающий сам себя, разобщённый кратчайшим манёвром. Тупая кусачая стая... Видеть изъяны её линейной тактики, не интуиция даже, так. А вот в покое, в созерцании горизонта, холмистого, тёмного пахнущего солью, Пёс словно лизал его, знал его достижимость, не боялся. Дважды не боялся. Бесстрашный от природы, и ощущая будущее, как кусачую, но тупую стаю дней, которая разобьётся о его грудь, расступится перед ним. Месть не сильно волновала его по той же причине. Всё будет. Забыв своё человеческое имя, имя Олива он помнил прекрасно. А вспоминая, ощущал на зубах. Зубами вспоминал его. Не имел сомнения.

Где поберёжья Морской Звезды высоки и скалисты, где Чистая Вода забвения скапливается выше уровня моря, в недрах, в чёрной, обсидиановой чистоте внутренних озёр, она низвергается тонкими водопадами, сочится по скалам  в туман, в населяющие его огоньки дроидов. Там её ещё можно пить. Зачерпывать. Но не ниже. Не в подводном царстве, куда из обсидиановых скал она просачивается тоже.
Вода забвения уничтожает в теле полудроида связные Впечатления. Случайным образом. Либо те, которые он сумел подвести к Огненному Кругу прежде, чем сделать глоток, так же некоторое время пребывающий возле него. Каким образом уничтожает их? Замедляя. Существует лишь то, что движется. И связное Впечатление течёт. Даже короткое. Останавливаясь, оно превращается во фрагменты, они - в составные части, цвет, звук, мысль... Обратно не соединяемые. Испаряющиеся неуловимо. Не текущие кровью в превосходном теле полудроида, не переходящие в его плоть. Не насыщающие его многими интонациями Впечатлений реальных и фантазийных, прошлых эпох и рафинированных Восходящими под свои вкусы и нужды.
Со Свободными Впечатлениями вода забвения поступает точно так же там, на глубине. Где их неисчерпаемо много. Образуя подводные водопады, подводное озеро лютого холода. Пить её там нельзя. И в единственное среди подземелий Треугольное Озеро, куда нельзя оступаться, это место, в которое с тем же результатом просачивается морская вода. Слишком холодно, отшибает всё, даже способность мыслить.
В такое место и бросил Шершень похищенного парня, будущую Морскую Собаку. Для начала. Падающие Факелы колыхались, иллюзорно, бесконечно уходя рыбой на дно в удивительно прозрачной воде. Лютый холод. Их медный свет остался, отпечатался на его коже узором листвы, незаметным днём, проступающим в сумраке. Настолько там холодно, что согревал и оставил следы ожога даже такой отдалённый свет... Что Пёс испытывал, что было дальше, можно и опустить... В целом, у Демона получилась Морская Собака. Только вот очень кусачая...

Теперь Пёс лежал над Горькими Холмами в блаженном тепле. Для него. Поводил лопатками, на загривке излучение от облачных миров, хоть и ночных, а ему - ощущается... Вдыхал тёплый воздух. Помимо ошейника он был обвит и другими цепями, двойными. Много раз особенно поперёк груди. Но это уже не против, а для него. Защита от теней. Цепью, вещью одинарной можно разбить тень с тем большим успехом, чем выше скорость удара. Но когда тень летит с превосходящей скоростью на цепь, бич, кистень, они не умножаются! Как и в случае с неподвижным предметом, оружие пройдёт насквозь, не причинив вреда. Иное дело двойные артефакты... Чётные цифры, всё парное и особенно цифра "два" вообще счастливые, для полудроидов на континенте и в мирах, всюду... Какова бы ни была, любая тень со способностью различения затормозит, обнаружив перед собой два совершенно одинаковых объекта. Две цепи, к примеру. Задумается: броситься справа, слева, обойти, ужалить, укусить? Если бросится прямо, двойная цепь её разрежет.
Есть красивая легенда, про двух влюблённых, которые гонялись и боролись над штормовым океаном. И упали в него, запутавшись в складках одежд. Не сумели среди высоких волн подняться на Белых Драконов, ушли на глубину, и решили погибнуть вместе в объятиях друг друга. Но они были так похожи, так переплелись, не глядя вокруг, не бросая любимого, не пугаясь ничего, что закончился шторм, наступило следующее утро, но ни единая тень не рискнула напасть на них. И только утром подплыло чудовище и указало двумя лапами вверх, на свет. Уходите, откуда пришли, полудроиды, осенённые счастьем! Но влюблённые его не заметили. Тогда следующими двумя, огромными лапами... Уходите! Не замечают. Следующими... - всеми восемью, указующими вверх, к спасению... Тогда заметили! И под его защитой они всплыли, спаслись... Легенда. Есть и песня по них, про Восьмилапого... А практически Морские Чудовища для этой, защитной цели, меняя себя внешне, если умные, учёные подводными боями, создают видимость - окрас тел параллельными линиями.
Пёс наслаждался теплом воздуха над материком. Ощущением целого на данный момент, сильного тела и силы присущих теней в нём. За них Демону был почти благодарен. Да и сам Пёс немало добавил, ловя и разрывая на бегу, в скорость свою, в силу ладоней, каменных, при беге подводном обыкновенно выставляемых вперёд. Внове ему, и удачно - в тему его природных склонностей, хищника, азартного борца. Впрочем, рынки игровые он позабыл. Тепло Собственного Мира не помнил. Эти воспоминания Шершень сумел отбить у Морской Собаки. Минуты, что они ждали ночи и Олива, несколько минут, показались ему упоительно долгими. Может быть оттого, что на туманную реку смотрел он без страха, не загадывая жизнь или смерть, вдыхая поднимающийся с побережья ветер. Солёный, вкусный. Перемешивающийся с ещё более приятным упругим вкусом из будущего. Предчувствием. Горла Олива, мести.

Медлить некуда. К ошейнику Пса Демон пристегнул длинную палку, цепь на другом конце. Туман от моря полностью сформировал русло. Оно достигло горизонта, потонувшего во тьме. Олив взглянул на своего бывшего раба. Тот принюхивался к простору и чуть-чуть улыбался. Один кружок над бровью, светящийся, льдистый приподнялся над бровью. По-собачьи лукаво. Головы к нему Пёс не повернул. Ясные, раскосые глаза излучали прежнюю ненависть. "Хорош, - подумал Олив. - Отлично". Всегда нравился этот взгляд, а теперь особенно, как противоположность воспоминанию о другом, распахнутом... Зрители и Длинноклювый собрались улетать. Шершень прогудел последние советы, указывая во мрак долины, плавные очертания соляных холмов и потоков слоистого тумана. Пёс выслушал, зевнул, лязгнув зубами, и кивнул неспешно. Снова поднял кружок над бровью, покосившись на Олива. Нет, он не станет нападать. Не сейчас. Не здесь. Не при таких обстоятельствах. Терпение его подвело, терпение же и принесёт победу. Так он думал, но решал всё другой момент: он уже был Морской Собакой, наделённый силой чудовища и его честностью. Был. Дал обещание. И он хотел - бежать! Вольготно, неистово, прямо, безудержно! Бежать, как лететь, как дракон! Разбивая тени, изо всех сил, без цели, без мыслей!.. Бежать!
Олив поднялся, направил дракона над пограничными зубцами, обмотав руку цепью. Время пошло. Туманная река предстала под ним молочными изгибами, во всей красе мнимой безмятежности. Затем потускнела за дымкой. Он поднялся ещё выше, цепь дёрнулась. Пёс бросился в равнину длинным прыжком и побежал. Развлечения ради, он всё же сделал несколько мощных рывков в стороны. Проверил. Удержать его Оливу стоило труда. Затем двинулся ровно. Постепенно ускоряясь. Шершень ушёл в море, чтобы обогнуть промежуток, мыс и ждать их с другой стороны.
Кто знает, в каких обстоятельствах, после череды каких преображений для полудроида станут вовсе недоступны мгновения незамутнённого, необусловленного счастья? И возможно ли подобное? Пёс бежал... Пёс мчался. Если б не пружинила почва!.. Зато она и подбрасывала его! Если б маслянистая испарина на соли не скользила под ногами!.. Клубки перекати-поля не хрустели бы, проминаясь, тормозя... Распадаясь, раня, кусая тенями древними, неведомыми, сущность которых Пёс не успевал осознать... Несколько из них прицепилось к колючкам нарочно, на удачу прикреплённым Шершнем к его одежде, вдруг... Очень любопытно грабануть тайник бывших друзей. Сработало. Пёс не замечал их. Ничего не замечал. Он мчался то по-человечески, то по-собачьи, длинными прыжками. Редко замедлялся, где чувствовал безопасный отрезок пути, экономить силы и рассчитывать он не забывал, ощущая себя превосходной машиной. Завидев сгусток тьмы или мерцания в тумане на пути, не озадачивался его природой. Бесхитростно набирал максимальную скорость и прыгал, выставив перед собой каменные ладони с двумя светящимися, льдистыми кружками на них. И хоть брызги обжигали его, тень разбивалась неизменно и вдребезги... Следующая обволокла его, облепила, проклятье!.. Что ж, неудача. Не остановился, сбросил скорость. Сводит до судорог. Пробирается к сердцу... Надо бежать. Бежать так, как есть. И Пёс ускорился снова. Кто-то ещё более шустрый перепрыгнул его. Удивительно! Видение огромной сороконожки прокатилось над ним. Все сорок - или тысяча? -  лап оттолкнулись когтями от его плёч... Проклятье! Теперь оно будет ждать впереди его, отравленную добычу... Пусть ждёт! Пёс Морской пал на четыре лапы и начал свой коронный бег прыжками в две длинны тела, короткими по его меркам, размеренными, непрерывно ускоряющимися. Сороконожка предстала, свернувшись раковиной, и он ударил сверху, в конус завитка. Там была не тень, но Чудовище Моря... Огненный Круг вспыхнул под ногами пса... Он замер... Стоял несколько мгновений на распластанной сороконожке... И завидев бурый дымок, распространившийся от неё, ни секунды больше не тратя, ринулся дальше, с Чудовищем Моря покончено. Плохо иметь центр. Хорошо совсем ничего не иметь... Глухое рычание Пса перешло в долгий вой. Раскатилось... Затихло. Не тот это звук, которым зовут Белого Дракона! Если б он вспомнил, если бы смог! Но не мог, не мог позвать. И он забыл...

Олив заметил Шершня внизу. Среди иллюзорного пламени, на откосе соляных зубцов. После мрака над долиной прибрежные огоньки дроидов, перемигивались, перекликались, танцевали успокоительно и мирно. Приземлился, сматывая цепь, оставляя её натянутой, с опаской.
Сейчас опасаться ему было нечего. Пёс взмыл над отрогами, вырывая привязь, перелетел их и упал прямо в красное пламя. Под ноги демону моря. Мокрый с ног до головы, без сознания, в ознобе. Не медля, Шершень одной рукой отстегнул ошейник. Другой - воткнул острые, вызывавшие содрогание даже на вид, ледяные шипы рядом с Огненным Кругом. И утащил Пса в океан. Бросил Оливу:
- Завтра с этого побережья. Или нет. Как получится.
Олив проводил их взглядом. "Выживет, - подумал. - Интересно, согласится ли?" Он заметил под ногами один ледяной шип. Демон потерял в спешке. Не настолько был он силён, Олив, чтобы руками брать тени. Знал, не питал иллюзий. Но это лечебная тень... Или как? Тьма вокруг. Огоньки дроидов пылят тихим светом. Пёс пробежал Горькие Холмы меньше чем за половину ночи. Красное, прозрачное пламя, разбрасываемое Шершнем, исчезло вместе с его уходом. Шип лежал на земле. Олив протянул руку к его трёхгранному лезвию...
- Вы ведь не собираетесь лечить его второй раз, да? - прозвучал тихий голос Пта утвердительно, с горечью, без упрёка.
Олив вздрогнул от неожиданности, отдёрнул руку... И шип, так распрекрасно нацеленный в неё, уже летящий, промазал! Зудя, вибрируя, пролетел мимо! Упал. Пополз, извиваясь, не сминая угрожающих граней ледяных... Олив пятился. Шип подтянул основание к острию, как подбирающийся зверь, но не сделал броска, он ударился о солёную землю и распался на ней. С хохотом... Гудящим хохотом Шершня, демона моря.
- Охо-хо, - пробормотал Олив. - Спасибо, Пта, как же ты вовремя...
- Не собираетесь?
- Демон не собирается. А я не могу.
- Олив, всё как-то неправильно. Ужасающе неправильно.
От всего сердца Олив, молча, согласился с ним.

Следующая ночь клубилась над побережьем.
- Нет! Нет, это разные вещи! - Пта отступал назад, не отрывая взгляда от стремительного Огненного Круга в груди Морского Пса.
В сознании? Без? Веки распахнуты.
- Нет, Олив! Я готов рисковать своей жизнью, но не чужой! Не милостью дроидов!.. Я верю твоему слову, насколько возможно, но моя совесть остаётся в моём ведении! Нет!
- Приглядись к нему... Ка-акой жизнью, Пта?..
Олив и сам наблюдал неизбежное приближение агонии не с теми чувствами, которые выражало его бесстрастное лицо. И под его плотно запахнутой курткой Огненный Круг горел и бежал едва ли не быстрей, чем у собаки...

Что случилось? Что и должно было. Пёс пробежал Горькие Холмы во второй раз. Шершень отстегнул ошейник, прибрал к себе. Единственное, что теперь его интересовало в морской собаке. Ценная вещь, в хозяйстве пригодится. Хмыкнул. Насмешливо бросил под ноги Оливу пригоршню ледяных шипов со словами:
- Шутка была! Потрогай и убедишься. Смешные вы очень, пугливые жители материка!.. Ещё свидимся...
Выпростал жабо щупалец из-под плаща, словно устал притворяться человеком, потянулся ими... И пропал в Великом Море.  

Пёс остался на берегу. В начинавшем светиться теле зримо собирался вокруг сердца мутный яд теней. Какая-то из них со страшной силой выгнула его, подбросила, перевернула. Он остался к небу лицом, ртом дыша, с расширенными зрачками. Олив видел, что шансов нет. Почему-то решил досмотреть до конца, воочию убедиться. Иначе всю жизнь озираться что ли?.. Мести он не боялся, зависшие ситуации не любил. "Эми, Эми-лис, Эми... Странно, что моё сердце не остановилось тогда... Странно..." Он рассеянно поднимал и убирал торговую пирамидку. Бросил камешек на острие, подняв в очередной раз... Воззрился на него... И мысли его сделали некое сальто назад. Решение одного через другое! А он и не подозревал, насколько привязан к своему рынку, к своему земному дому. Что бы уйти, ему надо было перепоручить, не бросить! И одним махом отрезать. Так-так... Тени сейчас дожрут собаку... Но любые тени исчезают на пороге Собственного Мира. А Собственный Мир такое место, где нетрудно убедить тебя выслушать даже заклятого врага. Но как утащить его? Рядом лишь Пта. Время жизни утекает стремительно. На эту просьбу, вручить ему Пса, бросить на торговую подставку, Пта и ответил горячим отказом. Подкупить? Пригрозить? Олив достаточно знал его, чтобы не рассчитывать на это. Уходили последние минуты. Олив возразил флегматично, но быстро:
- Какой жизнью, Пта?.. Чем тут рисковать? Рискуешь только ты. Чёрным Дра-аконом.
Отвечая, Олив поднимал руки по сторонам, сомкнул над головой и торговый шатёр поднял призрачные своды до Собственного Мира, полузабытого мира Олива.
- Брось его на пирамидку. Не я и не Демон, ты можешь его спасти.
- Сделаем наоборот! В мой мир, ты бросаешь, я уношу. И никакого риска!
- Нет. Много хочешь. Он опасен для меня. И о-он нужен мне. Так или никак.
Пта решился. Он никогда, чистый хозяин не совершал ничего подобного. Поэтому понял Олива слишком буквально. Вместо того чтобы просто поднести бессильную руку раненого к камешку на острие, он, не глядя, отчаянно зажмурившись, поднял Пса с земли, качнул и бросил...
- Олив, я не хочу становиться хищником!..
Со спины дракона, призванного полупесней-полусвистом, Олив крикнул:
- Не станешь! Не появляйся на моём рынке! Птица, ты поступил правильно, хищником тебе не бывать!
Исчезли: Олив, похищенный, шатёр, пирамидка... Пта остался на побережье один... С Чёрным Драконом за плечом. Под ногами блестела россыпь ледяных шипов. Грустно. Осторожно Пта переступил их, полюбовался огоньками дроидов и позвал Белого Дракона.

Глава 28.
Область Сад в мире Олива была городом, песочного цвета каменные дома. Область Там - внутри них, Недоступная. За исключением центрального то ли дворца, то ли храма, это - Дом. Олив когда-то создал красивый мир. За крепостной стеной. Не озаботившись достоверностью деталей, в свободном полёте воображения. Благо, решающий, последний день Восходящего воплотит все накопленные и собранные им свои и чужие фантазии. Фиолетового, винно-красного, густых, пряных тонов петуньи, колокольчики, гроздьями цветущие вьюнки росли откуда ни попадя, едва не из воздуха, с балконов свешиваясь, со стен, с крылечек поднимаясь до крыш. Улочки узкие, весело-изгибистые. Количество и вариации балконов неисчислимы. Особенно часто два напротив, на высоте второго, третьего этажей, они образовывали мостик в воздухе над тротуаром. Цветы с одного перекидывались на другой. Если б и внутри открывалась область Сад, мир стал бы великолепным рынком, рассчитанный на многолюдность, как часто бывает с мирами хищников... В эскизах изгнанников. Они словно предчувствуют, что проведут жизнь среди большого количества людей. У чистых хозяев обычно - один дом в одну комнату и даже один стул у окна. Впрочем, кто их видел в достаточном для обобщений количестве, закрытые миры чистых хозяев?.. Улочки сбегались, расходились на перекрёстках миниатюрных площадей. Кариатиды. Сказочные твари, жуткие и смешные украшали углы домов, водостоки. Тонкая лепка изобильных букетов, фруктовых чаш, древних изречений над дверями, в которые не зайти. Синее небо. На солнечной стороне очень жарко, на теневой - вполне терпимо. Тремя расходясь от площади подле рамы, петляя, кружа, ветвясь, улочки объединяются ближе к средине мира в три такие же узкие, выводя на главную площадь Дома.
За рамой, на тёплых плитах Олив ослабевший разом, утративший тени бросил парня и упал сам. Яд клычков пропал, сами они остались. С трудом поднялся. Сел наблюдать. Нормально. Пёс глубоко вдохнул за несколько раз, не выдыхая, моргнул и попытался сесть.
- Лежать! И руки на земле! - прикрикнул Олив.
Только тогда Пёс заметил его. Осознал, где находится. Он сел, но ладони оставил на прогретых камнях.
- Что, говорить не разучился, Мо-орская Собака?
Пёс глянул исподлобья, ощерился. И его тени исчезли, и тоже остались круглые пятна от них над бровями, на плечах и ладонях.
Олив занёс руку:
- Рычи сколько угодно. Но не забывай, что я здесь хозяин. Испортишь, я тобою же исправлю. Или предпочитаешь стать бронзовой собакой?
Не глядя, Олив пошарил между стыками плит, откинул половинку битой, оказавшейся дверцей кладовки. Повеяло холодом. Так же на ощупь он достал за горлышки две тонкие, прозрачные бутылки. Старые. Видно, что древние очень, не объяснить как, не пыльные даже, а видно. Откупорил обе. Отпил одну.
- Что, собака, пить хочешь? Я хороший хозяин, гостеприимный. Они о-обе шикарные...
Протянул обе. Сделал паузу, чего распинаться зазря. Он до сих пор не понял, за последний день, применяя без разбора средства исцеления, в тепле подводных источников насколько Демон смог вернуть собаке память и рассудок. И возможно ли это вообще? И сколько осталось? Пёс протянул руку к его бутылке и осушил её. Закрыл глаза. На несколько мгновений Впечатление затмило всё. Оно катилось терпкой сладостью. Перед глазами в бархатной черноте вспыхивали фейерверки, рассыпались астрами, серпантином. Новые залпы, прежде полного угасания встречали падающие огоньки... Самый звук их был сладостен, взрывающийся, рокочущий... Да и Пёс зверски хотел пить.
- О, дроиды... – поперхнувшись, проговорил он. - О, какая прелесть...
И невзначай обернулся, где рама, куда вышвыривать хозяина, прежде чем догнать и загрызть? Олив распрекрасно понял этот мимолётный разворот. "Порядок!.. И с памятью и со здравым смыслом. Мы договоримся". Олив загадал, если собака прежде возьмёт его бутылку, сложится, как он задумал.
- Не-е спеши на выход, собака. Прогуляемся, переговорим.
Олив протянул ему вторую бутылку. Достал ещё две. Захлопнул подпол и жестом предложил подняться. Он уже почти расплавился под солнцем Собственного Мира. А Пёс только начал прогреваться после океанских глубин. Не спеша, поглядывая друг на друга, они направились по правой, кривой, причудливой улочке.

- Ничего, - тихо, с ударением сказал Пёс, - ни единой вещи я не перевоплощу здесь по твоему желанию... Будь я проклят дроидами навсегда.
Олив усмехнулся, ожидаемо.
- Ну что ты, Пёс... Тебя устраивает это имя? Ты пригодишься мне не здесь, снару-ужи.
Пёс не выдержал и рассмеялся:
- Только в одном случае! Если тебе жизнь опротивела.
- Да, близко к сути... И более того...
Его тон был так спокоен, что Пёс не нашёлся. Задумался. Всё-таки в голове у него до сих пор очень муторно. Там одни ритмы бега, прыжки, зигзаги... Бег, бег и бег... Насколько муторно, Пёс понял благодаря следующему вопросу Олива:
- Ты изгнанник или хозяин?
Растерянный взгляд пронёсся вокруг, по стенам, по вишнёвой петунье, ища у неё подсказки, у крупных, нежных граммофонов её цветов... Пёс болезненно сощурился. "Мир?.. Собственный Мир... Да что же со мной такое!.."
- Хозяин! - вспомнил он.
- И я, как видишь. Будем знако-омы, хищник, Морской Пёс...

Они пришли. После тесных улочек и скромных домишек центральное здание в области Дом потрясало размером. Восьмиугольное, со стрельчатыми окнами в четыре яруса, под круглым синим куполом. Огромным, перенасыщенного цвета. Если есть купол у мироздания, то - такой!.. Оно высилось посредине мира и широкой площади, мощёной белыми плитами. Не велика и не мала ему площадь, в самый раз. Олив сам залюбовался. И помрачнел... Давно не видел.
- Давай так. Я тебя не трогаю, а ты ничего не портишь, пока не перегово-орим.
Пёс кивнул.
Редкие полудроиды способны на самом деле именно портить чужие миры. Они либо мстят, либо хулиганят, возможно, хотят сделать что-то себе, по-своему... Но и тех хватило в исторической перспективе, чтобы настало время, когда никто не доверяет никому. Пёс к хулиганам не относился.
Двери не оказалось. Проём занавешен густыми слоями бус, шёлковых нитей, хрусталя... Эми! Эми-Лиски создала их в тот единственный раз, когда прежде рынка, побывала у Олива в гостях! Незабвенный раз. Когда он пожертвовал присущими тенями, долго колебался, создавать ли вновь... Потом размолвка на его, Оливковом рынке... Создал, ещё ядовитее прежних. Судьба непредсказуема, а сила Морского Чудовища должна быть под рукой... Под языком.
Они прошли блистательную, нежную преграду. Вошли и замерли... Оба, и гость и хозяин. Всё внутренне пространство дворца или храма, оранжереи, по сути, занимало раскидистое дерево. Не случайно Олив симпатизировал Пта, хоть вслух смеялся, родство душ! Капли влаги скатывались по остроконечным листьям. Солнечные зайчики с купола. Глянец зелени. Орхидеи довершали картину. Большей частью чёрные орхидеи. Пёс запрокинул голову, вдохнул сырой, тёплый до испарины воздух жизни, цветов, листвы... Перед лицом прекрасного не Морские Чудовища и не враги, они были просто люди, полудроиды. Пёс припомнил пыль Оливкового рынка, шатры, марево тени на выходе, куда пялился часами напролёт, грезя сбежать. Пыль, ветер, голые скалы...
- Дроиды!.. Почему ты не живёшь здесь?! - воскликнул он.
И Олив ответил:
- Потому что мне плохо здесь. Невыносимо.

Он размышлял вслух, чуть растягивая последние слога, стараясь отвлечься от пустоты, брезжащей за тактическими решениями, принципиальной стратегической ошибки...
- Ты, Пёс Морской, хочешь, чтобы меня не стало-о. Не было на свете. Но давай посмотрим шире. Где не было? В качестве кого не было? От Восходящего что остаётся в хозяине? Из возможностей его, например? А хозяин мира, тот ли внутри, за рамой, что и вовне? От него что остаётся в чу-удовище? От полудроида - что есть в них всех?..
Пёс слушал в пол уха, улёгшись греться на пятно солнечного света, покачивая бутылку в руке, вздрагивая от изредка срывавшейся на него тёплой капели.
- Слишком широко? Тогда по другому. Насколько долго-о не было?
- Навсегда, - живо ответил Пёс. - Насовсем.
- Хорошо. Ещё вопрос: это насовсем, оно прямо так началось и длится?.. Одной ли оно глубины? Или происходит частями? Произошло, прекратилось, началось снова, поменяв качество.
- Как изгибисто... Я не дам тебе отсрочки, - проворчал Пёс, лениво допивая вереницу чьих-то снов, запаха сена во Впечатлении. - Если выйду отсюда, не дальше от рамы, чем хвост моего дракона от его головы. Я Олив, буду тебя ждать...
- Ну, на материк-то, положим, я могу вернуться и через шатры, Пёс Морской, безмозглый. Я - могу... А что такое "я", лишь тело? Память, накопленные Впечатления?.. Или вместе с тем, чем владею?..
На последних словах голос его переменился, заставив насторожиться Пса.
- Валяй уже. Порассуждал, и хватит.
Пёс сел, выпрямился. И Олив сел перед ним, откинул чёлку. Выдохнул, губы в одну черту, словно часть его пыталась удержать слова, не выпустить.
- Мне нужен преемник. Ты подходишь. Не хочу бросать свой рынок на произвол грабителей... Вернее сказать, мародёров. Я отдам его тебе. Владей. Управляй. Ну, уничтожь, если совсем дурак. Главное, я про это не узнаю... Не стоит искать меня, можешь быть доволен, если через год не сам не вернусь, я либо-о мёртв... Либо в таких краях, в таких условиях, где разыскать меня ради отмщения, значит оказать услугу... А когда... А если - вернусь... Посмотрим, за кем останется Оливковый Рынок. Жди!.. Верну своё обратно, скажу тебе спасибо, если хорошо управлял! Вот тогда и попробуешь вручить мой Огненный Круг дроиду на чёрном тро-оне.
Такого Пёс не ожидал. Отвёл глаза от спокойного, устало-мутного взгляда Олива, потянулся... Развалился на спине под огромной, влажной кроной. По дальней мраморной стене сбегали ручейки, и отражалось пятно лица бледно-зелёного хищника. "В море... - прояснились мысли, - туда, откуда я чудом вышел живым, он уходит. В Великое Море..." Псу захотелось вслух спросить какую-то глупость: "Почему? Что случилось? Что ты забыл там, в глубинах сквозного холода, где даже Падающие Факелы обжигают?.. Ледяной холод... Знаешь ли ты, что такое адская стужа?.. И существа, мысль которых длиться две секунды, не больше... Три им не надо. Разорвал - поглотил. Сыт - отравлен. Жив - ... мёртв? Тут мысль всего на одну секунду..." Пёс фыркнул и сел обратно, странные мысли. Откупорил последнюю бутылку. Впечатление её оказалось ветром. Сначала он содрогнулся, ветер, озноб, но затем оценил, как велик и восхитителен контраст: из-под купола льётся солнце, на коже, на лбу тает, проходит сквозь веки, а под ними почти ураган... Он ничего не теряет, ровным счётом. Самое время сказать - да. Произносить неохота. Соглашаться. С тенями или без теней, он чудовище, Пёс Морской, а они честны. Да, значит - да. Неохота... Предложение хорошее...
- Рррр... - сказал Пёс. - Отдашь рынок, я ж тебя догоню...
- Не догонишь - раз, на свою голову - два, пообещаешь не догонять - три.
- Рррр... - проворчал опять, и все-таки сорвалось с языка, - От чего бежишь, а?
- Собака, - сказал Олив, - не твоё это дело. Твоё дело принять молча. На раз ты становишься главнейшим среди неморских чудовищ, вторым после Буро. Люди частенько попадаются теням, обитатели рынков, и они ищут спасения.
- Кто он, кого ты назвал?
- Бутон-биг-Надир. Южный рынок. Он очень богат. Не выходит почти. И в курсе притом, постоянно в курсе...
- Не улавливаю, почему вторым?
- Он стар и умён, Пёс, этот изгнанник.
Невесть откуда взявшийся, слабый порыв ветра качнул нижнюю разлапистую ветку, пролившуюся брызгами на них.
- Я, Олив, буду тебя ждать...
Тот оскалился холодной улыбкой, обнажившей клычки:
- Поднимайся, Морская Собака. Полетели хозяйство принимать. Но жда-ать, особо не жди...
Пёс очень-очень хотел задержаться хоть на день в тепле Собственного Мира. Он мог и потребовать, поставить условием. Но... Похвала миру - похвала хозяину. А он и так не удержался от одной.
Молча по белым плитам они пересекли площадь, вышли на центральную улочку. Тогда Пёс обернулся. Дворец... Правая сторона синяя от вечерних теней... Величественный, круглый купол... Под ним целое мироздание. "Как-то неправильно, - пробормотал Пёс, почти дословно повторяя слова Пта, - не соображу что, но очень неправильно..."
Олив усмехнулся, подтолкнул его и быстрым шагом покинул Собственный Мир, без оглядки.

Глава 29.
Такой контраст... Не следовало ему возвращаться.
Олив отстранил тень на входе. Для сильной Морской Собаки более существенный момент, как не испортить её, а не как отодвигать... Сказал пару слов про инструменты, еще пару про приходящих добровольно. Псу бы отдохнуть столетие в тепле своего, а лучше чужого Собственного Мира, поспать. Забыть недавнее, вспомнить давнишнее, изначальное. Но сложилось иначе, какой холод...
Пустой, холодный материк, продуваемый яростными ветрами окончания сухого сезона. Холод, повсюду холод. Для раненного, обожжённого им в Великом Море лёгкое дуновение сквозняка, даже прикосновение стекла или металла продирает кожу. Возвращение, выход из рамы чужого мира потрясло его больше, чем обнаружение себя там. Больше, чем злосчастный день, когда выпил оливку - простое впечатление с тенью, пригнувшей его к земле, толкавшей вперёд и приведшей в конце концов к Оливу. Его была ловушка, не случайно попавшая, нарочно вброшенная на Южный. И даже подводное преображение не так потрясло, утрата человеческих мыслей и получение непредставимых жителям неба и земли навыков. Выжить тогда он не надеялся. Остатки страха смерти, остатки упрямой злобы, вот всё двигавшее им в Великом Море, а после - сладость новой силы. И теперь, зачерпнув пригоршню с волны, он сделал наспех присущую тень-нож, отправил её в пальцы рук, кривые немного, испорченные звериным бегом. Как холодно... В голове практически единственная мысль, не нападать. Обещал. Не нападать... Всё будет, всё будет, не спеши, Морская Собака.
Олив забрал одну фляжку с Впечатлением и одно украшение, кулон. Пёс крутил чугунный обруч на указательном пальце, для него невесомый, ждал. Терпеливо. Обходя напоследок шатёр, Олив встал пред большим зеркалом, в рост. Простая, кажется, вещь, а на самом деле ценность и редкость. Мало кто может создать. Даже в скрытой механике самый несообразительный полудроид способен последовательно разобраться по чертежам и воплотить последовательно. Большое зеркало надо вообразить целиком. Потерять все мысли на время. Но не намерение. Его - усилить. В таком состоянии воплотить. И среди Восходящих, и среди хищников удавалось малому числу пытавшихся. Олив отвёл длинную чёлку с лица, усмехнулся. Пока шли рынком, он наблюдал с недоверием за, чересчур отрешённым, выражением Пса, учитывая складку между бровей и кулаки, которых, очевидно, тот не замечал, собака, зверь. Даже предупредил некоторых постоянных торговцев, повысунувших из шатров носы: власть поменялась, возьмите паузу, вернётесь, если порядок. Вняв предупреждению, они немедленно слиняли. А следом и многие другие, благоразумно решив, что нет дыма без огня, а перестраховаться лучше, чем вникать. Предупредил, а теперь в зеркале вплотную разглядел себя... "Уж если они меня не боялись... Куда тебе, Собака Морская, способная к страстной ненависти, до этого мертвенно-зелёного парня..."
- Прощай, собака.

Пёс остался один. С рабами. С шатрами, хозяева которых, то ли собирались возвращаться, то ли нет. Олив снял все свои пирамидки, так что количество шатров, где сидели рабы, резко сократилось, до материальных, шатров-артефактов. Но и под открытым небом никого не видать. Попрятались. Пёс обходил владения. Небольшая группа вышла к нему из наползающего тумана. Трое парней. Ещё двое поодаль. Узнал. С ними складывал из камней отдельное помещение, тайник над обрывом. Нет, Олив не заставил его, сам захотел, от скуки, к тому же, это было вне рынка, а Пёс каждую секунду надеялся сбежать, даже под тенью и в кандалах. Они тоже. Не вышло ни у кого. А построили хорошо и замаскировали! И саботаж не удался!.. Пёс кивнул старым знакомым: пошли. Без усилия, голыми руками разорвал кандалы. Чугунный обруч прошелся с головы до ног по каждому, освобождая. Пять выдохов облегчения, они едва устояли на ногах. Не говорили, ни с ним, ни между собой. Пёс открыл для них выход с рынка и немедленно закрыл его. "Пятеро захотели стать свободными, пятеро и стали... Справедливо". Холодно!
Несколько шатров Пёс поднял на обратном пути, а то совсем пусто стало. "Прячьтесь тут... От меня".
Пусто. И холодно. В главном шатре Олива, перешедшему Псу со всей коллекцией, под тентом сотканным из бессчётных профилей, тысяч лиц, в полумраке, роняя эту коллекцию, прочь от него ринулся кто-то. В кандалах, кувырком, так быстрее. Пёс преградил путь одним прыжком. Поднял за шкирку. Знакомое лицо. С этим белокурым, маленьким юношей Пёс делил угол забитого рабами шатра, было тесно какое-то время. И тошно. Тот - изгнанник, без тени, со свободной левой рукой, бежать некуда. Он служил чем-то вроде почтальона внутри рынка, на побегушках между приглашёнными торговцами и Оливом.
- Юлри?.. - тихо окликнул его белокурый юноша, разглядев в полумраке.
- Юлри? - переспросил Пёс.
- Юлри...
Содержательный разговор. Да, конечно, Юлри это он, но и Пёс Морской тоже он.
- Что происходит, Юлри? - спросил юноша быстрым шёпотом. - Олив уже не вернётся?
"Для тебя нет". Пёс разучился разговаривать. Но если хочет, а он хотел, присвоить и приумножить доставшееся ему, придётся учиться заново. Надо учиться. Не сейчас... Молча, пёс сорвал заклёпки на кандалах, снова проделал путь через рынок, продуваемый всеми ветрами, и вытолкал белокурого юношу прочь. Теперь точно всё. Личные счета закрыты. Как же холодно!.. "Я голоден..." Вслух подумал он. Привычка оставшаяся с ним надолго. "Голоден... Я хочу тёплой еды". Это говорили в нём морской, внутренний холод и морские же привычки, не его личные, но... Да и присущим теням нужна влага. Внешним тоже, которые носят с собой, но внешние не столь настойчивы... Они увядают медленно. Присущие - требуют.
Сквозь муаровую пелену в ближайшем шатре виднелись силуэты рабов, подсвеченные торговой пирамидкой. Пёс принюхался, не подходя. "Не ту тень сделал, не чую, есть в них что, нет?.. Есть наверняка, Олив не жадничал с водой связных Впечатлений". Пёс собирался взять без выбора, когда обратил внимание на маленький торговый шатёр. Хозяин в нём снимал ажурный веер с подставки. Уже складывал... Уже таяла пирамидка, и опускался Белый Дракон...
С четырёх лап Пёс прыгнул, сбил с ног, оглушил неосмотрительно припозднившегося торговца. Тот не успел понять, что происходит. Огненный Круг вспыхнул, яркий и тонкий, осветив и его и Пса, придавившего руками к земле. Лапами. "Я очень голоден..." - пробормотал Пёс. Уже ни шатра, ни дракона. Только он и обречённый хищник внизу. Пёс легонько, по своим меркам, ударил его костяшками пальцев в лоб. Глаза померкли. Тень-нож вибрировала в ладонях. "Голоден..." До запястий Пёс погрузил свои руки в грудь полудроида. И тогда учуял. Рядом с Огненным Кругом, живые, согретые его теплом, плескались Впечатления песен, перебора струн, смутные, отдалённые образы танцующих пар, окон и гор за окнами... И тепло. Уходящее. Огоньки дроидов засветились под кожей. Пёс зачерпнул Впечатления пригоршнями, выпил, пролил, умылся. И остальные допил уже зверем, чудовищем неморским, припав к Огненному Кругу. С тем особенным звуком, который знают немногие. Лишь те, кто знает. С тем, которым ругаются, когда хотят выругаться грязно. Или же грязно намекнуть, что вот этому недолго осталось... Ругаясь, не знают, о чём говорят. Это плохое слово.

Глава 30.
Качели, Качели без Выхода, Обгладывающие Качели... А скорее всего, Качели Пустых Надежд, так назвали бы океанские жители этот приём, если б имели склонность к многословию. Кто хоть пару лет умудрился прожить в Великом Море, освоил. Приём не требующий обучения, получающийся сам собой при спешке, открытие случайное. Зачастую последнее. Ошибка. Олив знал заранее о возможности такой уловки и воспользовался ей, как отсрочкой, последним шансом. Вдалеке белел каменный лес... Сквозь зелёную толщу. Мирно, умиротворяюще... Водяная змея из него, тень ничейная, гибельная любому, следила за ним немигающими глазами. И за теми, кто следил за ним. Будь у них глаза этой тени, они не стали бы ждать... Но того, кто на Качелях, бессильны различить и фасеточные глаза Демона.

Прежде окончательного ухода Олив на Мелоди-Рынке разыскал Пта. Передал через него две записки. Одну про Минта Густаву, с ремаркой, цена не меняется, карта с королём, через год или никогда. Передать наказал через Буро. Вторая для самого Бутон-биг-Надира, чтобы Пта как зашёл, так и вышел, Олив опасался подставить его. Напротив, чтобы за исполненное поручение получил награду, какую-нибудь лёгкую музыкальную штуку. Пта отказался от мысли строить гнёзда на ветвях, понял, звуков не хватает в Собственном Мире, музыки, после Мелоди осознал. И это правильно. Несколько раз Олив повторил:
- К самому Густаву не подходить, разговора не начинать и не поддерживать. Не знаешь, с кем имеешь дело, и не надо тебе знать. К Оливковому Рынку не приближаться ни-ког-да!
Вопросы проигнорировал. Кивнул, потрепал по щеке, сказал спасибо. И умчался на драконе навстречу одним только ошибкам, океану навстречу.

Главная ошибка сам уход. Вторая... Ну, не нужен он Шершню в океане! Даже Собакой Морской не нужен!.. Не тот материал. Ну, как можно было этого не видеть и не понять?.. Шершень именно тот, кто не должен бы знать об его уходе. Но Олив имел с ним последний разговор, завершившийся честным отказом, на обычном их месте, на отмели. С того момента Олив должен был передумать, иначе был обречён. Шершень, Демон морской, со вполне человеческим умом, со свитой теперь знал за кем следить ему. Хоть океан велик, знал кого вынюхивать. И общие правила тоже.
Такое, к примеру...
Из новичков единицы рискуют идти сразу на глубину. А зря! Идут как раз выжившие единицы, и не нарочно, а от отчаянья, случайно упавшие, в драке, отчаявшиеся победить, убежать. Остальным психологически это трудно, сменить небо и землю на бездну моря. Они полагают, что там, во мраке скрываются бесконечно далёкие от человеческого истока существа. Справедливо, и по форме и по размеру далёкие. Тем безопаснее. Людей там не ждут, охотиться на них не привыкли, питаются тенями с поверхности и друг другом.
Еще там течения широкие, плавные. Иногда и тёплые. А течение вообще это поток среди Свободных Впечатлений более-менее близких, защищающий от кусачей внешней среды тень, защищающий и связные Впечатления в существе, обладающем Огненным Кругом. Плохо, но защищает. То есть, оно должно быть плавно. А есть и другие течения, бешеные, рвущие в клочья любую тень и отбивающие даже память у человека, леденящие как ожог, состоящие из Свободных Впечатлений столь чуждых, что они яростно отторгают одно другое. Такие буйные течения начинаются ближе к поверхности и чаще всего там, где в Великое море попадает Чистая Вода забвения.

Шершень выследил Олива на второй день. Свита гоняла его, пока не доложила, что - так и так, нашли. Тут, завидев старого знакомого, он решился резко уйти на глубину. Чей-то Морской Гигант заслонил его. Олив попал в каменный лес, передохнул. Неспешно начал возвращаться к поверхности, пробираясь между ветвей, присматривая нору себе. Не выбрал, решился выйти, отдалиться от леса и наткнулся на засаду. Обошедшую его, не вернуться. И тогда применил Качели, ещё несколько минут жизни, и Впечатление, что дороже её. Он раздавил клыком стеклянное горлышко флакона, чтобы не потерять ни капли, и выпил...

Уловка Обгладывающих Качелей представляет собой вот что... Незавершённую тень. Принципиально не завершаемую. Одно Впечатление для неё вблизи Огненного Круга сохраняется целым. Второе перемешивается с морской водой почти до полного растворения. После - ещё глоток морской воды, и начинают сплавлять. Не получается. И не должно получиться. Свободные Впечатления последнего глотка и они же во Впечатлении, перемешанном с ними, начинают гоняться вокруг единственного связного Впечатления, прибережённого для этой цели. Хаотично. Притягиваясь, отталкиваясь. Медленно размывая его. И раскачивая. Вместе с человеком. Или с Чудовищем Морским, с тем, кто выпил.
Себе он кажется взмывающим на качелях, крутящимся на них, кому как, в зависимости от содержания, сильно или размеренно. А снаружи для теней и чудовищ, кроме самых опытных, не виден. Да и опытным виден там, где был секунду назад, две, десять, где задержалось его внимание. Образ всё время отстаёт и не линейно, тоже хаотично. Бросится наобум? Но ведь Качели без Выхода используют и как приманку. Бросайся, велик шанс напороться, тебя-то прекрасно видят.
Сидящий на них смотрит своё последнее Впечатление в относительной безопасности до тех пор, пока морская вода не размоет его. Не сгрызёт до последнего. Обгладывающие Качели. Тогда они остановятся. Обнаружив зримо. С их помощью невозможно сбежать. И спрыгнуть нельзя. Качели Пустых Надежд. Если преследователь совсем глуп и неопытен, он прыгнет, промахнётся несколько раз и отправится восвояси. Но если сторожит... Ему надо только ждать.

Такая уловка... В случае Олива жест отчаянья. Самоубийственный выбор. Олив унёс тогда с рынка одно Впечатление, драгоценное для него. Хотел видеть. Долго-долго. Насколько позволят Качели. Остальные давно размыла морская вода. Пусть. Пусть Шершень сторожит. Ничего ему не достанется. Разве, в раскалённой чаше Огненного Круга самый корень Впечатления. Один глоток. "Сог-Цок!.. Забирай, торговый партнёр морской! Мне - избавление, тебе - корень, Впечатление настоящей, древней, зверо-дроида, драгоценной Лиски-намо!.."
Необычным было хранимое им Впечатление. Начало эпохи высших дроидов. Ещё человеческие дети. Без Огненного Круга. Маленькие, в школьном классе, за маленькими, не голографическими столами, обстановка ретро, такая мода была. Под присмотром дроида из Там и двух Чёрных Драконов. Дроид учит цифрам, начертанию их рукой на песчаных экранах. Одна девочка не слушает его. Она больна. Нет, она не страдает. Иначе устроена, больна от рождения, плохо воспринимает слова, не любит долго сидеть, думать о чём-то одном. Цифры не знает ещё, а уже невзлюбила!.. Улыбчивая, живая и усталая одновременно девочка с медно-рыжими волосами и бархатным взглядом. У неё единственной есть Лиси-намо и, конечно, Лиски ждёт за дверью, иначе никто в классе не смог бы учиться!.. У Олива была версия, что эти зверо-дроиды единственные в истории исчезли не потому, что отпала необходимость в них, а из-за ревности к ним высших дроидов. Версия вполне правдоподобная. Так или иначе, девочка сидит не слушая дроида. Водит пальцами по песку, рисует солнышки и улиток, это легко для неё. Стирает. Рисует солнечных улиток, лучащихся во все стороны, и думает о своей Лиски-намо. Вспоминает её. С Лиски ей прекрасно. Маленький ребёнок, она уже танцует, как божество. Она вырастет и станет известной в своей эпохе, знаменитой. И одинокой, как сейчас. С подружкой Лиски проведёт жизнь... Как сейчас. Во Впечатлении она не видна. Девочка думает про неё, и Олив думает. Девочка танцует в мыслях, и Лиски танцует с ней в её мыслях... И Олив. И на это Впечатление стоило потратить последние минуты жизни, да.
Шершень, демон морской принадлежал к числу прекрасно осведомлённых об уловке Качелей чудовищ. А ещё он знал, что если и собственными глазами минуту назад ты видел кого-то с Белого Дракона падающим в волны, обычного, тёплого, мягкого человечка, не смей бросаться вслепую! Это - Великое Море. Уловки его безграничны, ловушкой может оказаться всё. Совершенно всё! Шершень ждал. Не вмешивался. Сумрак зелёный, глубокий... Наверху гуляют волны с гребнями пены. Хищная тень который раз клацнула зубами мимо Качелей. Глупая тень, из одной башки состоит, да короткий хвост. Олив взлетал у Демона над головой, мгновения эти Демон угадывал с небольшой поправкой. И спокойствие Олива угадал. Не знал только, от чего оно. Обзавёлся тот новым оружием в первый же день или любуется напоследок?.. Он ждал, был заинтригован, что там такого, в корне Впечатления? Гадал, но мимо.
Качели замедлились... Амплитуда начала сокращаться. Фасеточные глаза мигнули со щелчком, прочищенные тонким, нижним веком, жёстким, как стекло. Скоро...

"А вот и приключение!.." Мурена подплыла ближе.
"Только бы Изумруд не догнал, хоть бы Селена подольше перебирала свой сундучок!.. Моё приключение! Должна я на чём-то тренироваться?.." Изумруд задержался, увы, ненадолго возле подводного тайника, но приключение она получила... А Шершень куда большее! Бывает...
Качели почти остановились. От Впечатления Лиски-намо осталось то, что и должно было - самый корень, щемящее чувство воспоминания о красоте, узоры на песчаном экране, и детские пальцы, рисующие их легко, без раздумья.
Если хотел сохранить и выжить, Олив должен спрыгнуть в первый момент остановки. Не раньше иначе, иначе тут же, под ними упадёт. И не позже, вообще спрыгнуть не успеет, как его поймают. В первый момент. И как можно дальше. Не поднимая век, Олив видел Шершня, свиту не видел, но подозревал. Он замёрз, мысль шла урывками... Наконец, холод охватил его равномерно. Свободные Впечатления взрывающимися короткими образами хлынули прямо к сердцу, к Огненному Кругу. Качели остановились. Олив прыгнул. Тройным, длинным кувырком уходя на поверхность... Он человек, он хочет увидеть свет дня! Напоследок, хотя бы напоследок!.. И скорость его под водой была не велика, но время угадано точно. Так что Демон с первой атакой промахнулся, и погоня возобновилась. Не долгая. Однако поверхности Олив успел достичь. Каменистая отмель, коса, на границе открытой воды и прибрежного моря дроидов. В начале сухого сезона показывается, захлёстываемая волнами, затягиваемая туманом.
Демон швырнул их из-под волны, россыпью, в два приёма, прямо в спину и так, чтобы упали с неба на беглеца острым дождём, багровые, ледяные шипы. Причём низко целился первый раз, в ноги, второй - по плечам, понятно, не в корпус. Хотел посмотреть, что там было за Впечатление, в живом посмотреть. Олив покатился по мокрым камням, стремительно теряя силы, ощущение тела. Парализующий яд, самый лучший, но требует аккуратного обращения, потому среди чудовищ мало у кого есть... Демон не поскупился.
- Олив... - с упрёком прогудел, наклоняясь над ним. - Я предупреждал тебя, когда ответил отказом. Там ты был кем-то. Здесь никто и ничто. Совсем неплохо изредка торговать с охотником суши. И тебе неплохо было торговать с Чудовищем Моря. Я напрасно обругал твой рынок. Шутя. Он был вполне, вполне...
- Ты ничего не потерял, - отозвался Олив из последних сил, губы немели, - торгуй с новым хозяином, передавай привет...
- Вот как?.. Кто же он?
- Собака...
- В смысле? Пёс?.. Он выжил?.. Я предупреждал тебя!
На это Олив уже не имел сил ответить. Судорога превратила его в неподвижный валун. Шершень расправил жабо щупалец. Лилово-зелёный, фасеточные, огромные, выпуклые глаза, волны моря, серые в пене, худые, смуглые руки со многими суставами всё ещё скрещены на груди... Довольно гнусное зрелище для последних мгновений... "Зачем?.. - подумал Олив. - Мало я накопил что ли злых теней, не сумел бы обойтись без чужого яда? Мог попрощаться с жизнью в покое и тепле, выпить Впечатление медленно-медленно, смотреть, как танцует Пта приветствие Эми-Лис... Как сердце останавливается при виде его, раньше, чем яд дойдёт до сердца... Так могло быть славно, тихо и хорошо... Буро, ты старый мудрец. Куда я шёл, на что надеялся?.."

За спиной у Демона, на фоне серых волн розовая, как рассвет, Мурена показалась Оливу галлюцинацией, мороком. Яд захватил глаза, они не двигались, не закрывались, помутившись. Мурена тем временем встала из воды, встряхнулась, звякнуло монисто... Шершень замер. «Не заметил?.. Я?..» Обернулся рывком. Чёрные волосы... "Женщина в Красном!.." - Первая паническая мысль! "Нет, всего лишь похожа... Зелёные глаза... Наглая улыбка. Обыкновенная юная хищница. Некстати... И похожа, похожа..." Мурена подходила, танцуя. "Наглая, вот ещё!.. Может, подружиться хочу?.."
- Посмотри, - Демон поднял сухие кисти рук тыльной стороной к ней, пальцы, просвечивая, били короткими молниями в небо, - видишь мои когти?
Мурена приподняла бровь, улыбнулась ещё шире:
- Отменные когти!.. Мне подойдут!
Демон в своей надменности совершил ошибку столь же большую, сколь глупую. Он указал именно на ту тень, которой собирался напасть. И без его слов монисто подсказало бы, но с некоторой паузой...
Тень, которой сейчас нападут, присущая или внешняя, незримо отдаляется от тела, от основных сил чудовища, и намерений. Пока говорил, произносил слова бахвальства, время вышло, не передумать, не перестроиться, Мурена не дала ему времени на это. "Ожерелье должно бросаться когда - ты - хочешь... Спасибо тебе, Змей! Учитель, повидаться бы!.." Демон был тысячекратно сильней, но какое это имеет значение, она - видела! Её монисто - видело! Предстоящий бросок, как на ладони, как случившееся уже! Мурена вскинула руки. Демон не успел перевернуть ладонями к ней. Её розовые прошли между его сухими пальцами, с хрустом рванули вниз... И белые, острые молнии метнулись по её предплечьям, плечам... - в золотые монетки! В ожерелье, посвежевшее мгновенно, удвоившее силу. Демон взвыл. Вырвался и отпрыгнул к воде. Низким, зловещим гудением заполнилось пространство... Проклятье!
Соотношение сил было понятно обоим. Но теперь и он заметил, она - видит. Следующую, выбранную им тень постигнет та же участь. Шипы, которые запустил в Олива, вот что пригодилось бы сейчас! Монетки блистали свежестью... Если б Шершень знал, каких усилий Мурене стоило контролировать их, он бы рассмеялся! Но не знал. Он чувствовал себя голым, совершенно открытым их золотому, живому блеску... Ей нет нужды быть сильнее Шершня как чудовища, достаточно быть сильней следующей его тени, и быстрей. А Мурена шустрая, поганка! Демон не интересовался уже, что за дело ей до Олива. Он счёл бы завидной удачей отнять монисто. И насущной необходимостью... Проклятье! Ну, не убегать же ему, в самом деле, от маленькой хищницы с единственной тенью!

Огромной чёрной тучей Изумруд поднялся из волн, представ перед двоими, игравшими в гляделки. "Насекомое?.. Знакомое что-то, пучеглазое..." Шершень моргнул и припал к земле.
- Брысь в море, - коротко сказал Изумруд.
Немыслимая удача! Возражений не последовало. А всё почему? Перламутровая Селена выглядывала из-за его плеча... На Олива смотрела, беднягу. Цветом зеленоватой кожи не внушавшего Изумруду доверия. Но Селена тут, с ним... Значит, всё как всегда... О, дроиды!..
Изумруд не отпускал её одну. Сопровождать, сопровождал... охотно. Да сколько угодно! Но имелся один нюанс, одно маленькое расхождение межу ними во взглядах, в подходе. Изумруд пытался объяснить Селене, что и в Великом Море, и среди чудовищ, населяющих его, есть более и менее зловредные. На конкретный момент. В перспективе. Есть те, кто не прав, кто ещё менее прав! В конкретной стычке, вообще, по жизни. При всей скоротечности конфликтов. При многообразии форм их, ситуаций. С учётом мнимого и реально сохранённого человекообразия. И обликов имитирующих его... Кто нападает первый? Как и где? Возле норы или на свободном пространстве? Возле чужой норы? И сколько от кого прежде было в океане беспокойства? Сколько вреда? Много чего стоит учитывать, вмешиваясь, избегая вмешательства. Селена соглашалась, кивала. Искренне соглашалась! Но это ровным счётом ничего не значило для неё. Селену не волновало, кто прав. Её волновало, кто слабей... Кто проигрывает, кто погибает на этот треклятый момент, когда она оказалась рядом!.. Случалось, по её просьбе, по её ошибке Изумруд спасал от хищников моря чьих-то теней!.. О, дроиды! Что поделать... Гулять с Селеной он и любил и опасался. Ради неё отгородил многими хитрыми способами половину каменного леса! Там Селена гуляла одна или с подругой. Так что, понятно, в лице возлюбленной Изумруда судьба Олива улыбнулась ему.

А Мурена чуть не зарыдала от разочарования:
- Изумруд!!! Это была - моя - игрушка!.. Какого чёрта?! Который раз! Проклятье дроидов на тот день, когда я решила разыскать тебя, Изумруд, какого уже дьявола?!
- Он мог ранить тебя, - спокойно ответил тот, и добавил бесхитростно. - Селена бы огорчилась.
- Ааа... Ну, раз так, раз Селена... Слушай, подруга, возрази что ли?..
Но Селена смотрела на Олива, заглянула в стеклянные глаза, потрогала лоб и отдёрнула руку. Весьма сильный яд.
- Зачем рисковать... - рассеяно проговорила она, обратилась к Изумруду. - Ухаха?
- Да, пожалуй. Так проще.
- Скорее.
- Время терпит. Сильный, но медленный яд.
Селена хлопнула ресницами с недоверчивой грустью. Изумруд вздохнул, поднял раненого, и все трое позвали драконов...
Изумруд подозревал, что загадка столь нервного отношения к существам в безысходности скрывается не только в характере Селены, но и в её прошлом. Так... Да зачем болтать?.. Мурена умела хранить тайны. Кроме неё, единственной подруги, Селена историю себя Восходящей, себя преданной, невольной, раскаявшейся хищницы в страшном сне не рассказала бы никому.

Распадающиеся тени медленного яда пришлись Ухаха в высшей степени по вкусу. Он и не привередничал отродясь. Обнюхал широким, мокрым носом раненого с головы до ног, облизал лицо, вытащил зубами те шипы, что ещё сохранили форму. Обнюхал снова. Улыбнулся... Пасть обдавала теплом, светилась... Судорога исчезла в ней, покинула тело. Олив вытянулся, расслабился, и его веки сомкнулись. Работа Ухаха закончена. Изумруд в свою очередь вылил на здоровенную, ведёрную чашу Чистой Воды забвения. Следом немного связных Впечатлений, долгих, летних, пасмурных дней и оставил спасённое, оливковое чудовище в покое. Тупое забытьё по мере упорядочения огоньков рядом с Огненным Кругом и шире, в руках и ногах, и до кончиков пальцев, сменилось глубоким сном.
Это гнездо для раненых, этот уголок в Архи-Саду служил не первый раз изгнанникам. Здесь особенно нравилось новичкам. Тем, кому не собраться с мыслями, и просто не по себе. Ну и напоровшимся на тень... Обжили уголок, обустроили. Мягкое, уютное гнездо. Шёлковый ковёр, обложенный валиками. Тонкие ветви кустарника перекидываются над ним, переплетаясь, усеянные по охристой, рыжей коре миниатюрными жёлтыми цветками. Два нижних лепестка длинные, три верхних - закрученные. Отцветая, они не теряли формы, бледнели через белый до светло-голубого и сухими опадали вниз. Амарант предположил однажды, сверившись с толстенным, рыхлым томом древнего определителя, что аромат их, возможно, целебен. Поверили охотно, как и во всё хорошее, изгнанникам хватает плохих известий. Поверили, постановили так и считать. К тому же, сухие цветки проявляли свой запах ещё сильней, их заваривать пить - удовольствие.

За Оливом присматривали. В полглаза. Нет, в целых четыре глаза! Считай, ни одного.
Очнувшись, вынырнув из томительной, тягучей и цепкой тяжести сна, Олив увидел сквозь гибкие ветки, сквозь жёлтые, разбавленные голубыми цветы, усыпанный ими же, Господина Сому. Невдалеке. К раскидистому дереву прислонясь, вытянув ноги, обнимая До-До, перед ним и собой он держал альбом или тонкую книжку. Между руками и книгой у него на груди лежала кудрявая голова и смотрела в разворот с видом умного попугая. Господин Сома то сдувал его кудряшки в сторону, то приглаживал. До-До учился читать. Не особо получалось... Судя по увиденному, можно предположить, что обоих процесс привлекал больше результата. Низкая, ровная трава полянки, кое-где колоски, метёлочки. Трава - новшество, до последнего времени на континенте была, помимо странных прибрежных цветов, только сухая, жёсткая, дикая...
Справедливости ради надо сказать, что некоторым полудроидам письменный язык даётся в самом деле с трудом. Их голоса напевны, восприятие цельно, а тут надо разделять на слога, на буквы... Не каждый, подобно Соль, имеет достаточно сообразительности и страстного желания, чтобы освоить скоропись за день. Во всяком случае, за неделю До-До и не приблизился к её рекорду!
Олив сел на ковре. Бледно-зелёной, слабой рукой погладил шёлкового тигра, ловящего жёлтую луну. Облокотился на валик и утонул в нём, мягкий очень. Не заметили. Куда там...
- Центр материка преобразился, Господин Сома... - негромко сказал он. - Я правильно определил где мы?
- Всё меняется! - Сома захлопнул альбом, кивнул, улыбнувшись. - Приветствую.
- Меняется, да... Кажется, с наивным грабителем вы имели некоторую неприязнь? Насколько помню, цену трёх похищений я назначил, а ты заплатил мне...
До-До потянулся и неохотно пересел, опережая с ответом:
- Господин Сома - человек крайностей!
- Да ну? Не был замечен. До сих, удивительных, времён мы с ним дожили благодаря иным свойствам характера... А юноша сердится на меня?
- Нет, - совершенно серьёзно ответил До-До в третьем лице про себя. - Юноше страшно подумать, что твоя, Олив, охота тогда не удалась бы, иначе обернулась...
- Хорошая новость. Количество моих врагов уже зашкаливает. Почему я здесь?
Сома вращал альбом на уголках, на подушечках пальцев, задумчиво...
- Нет, - ответил он сразу, как хищник хищнику, на подоплёку вопроса, - подвоха нет. Конкретной причины тоже. Отдыхай. Так сходу не объяснить...

Глава 31.
Ночь покидала Горькие Холмы вместе с последними обрывками тёмного тумана низин. Порыв ветра бросил в лицо Густаву из долины их знобкий, солоноватый холодок. Наготове. Как только тропа станет различимой, чтобы не потерять и минуты времени. Трусом он не был, но расчётлив был в высшей степени. Предстоящий путь лишал Густава главной страховки любого хозяина, возможности поставить пирамидку, шатёр и ускользнуть в Собственный Мир. Где скрываются под этой зыбкой, соляной, волнами ходящей почвой вершины скал, островки твёрдой земли, неведомо. Значит, с ним лишь Чёрный Дракон и удача. Хан-Марик, как телохранитель, был отвергнут. Зачем он тут? И как вернётся? А там, по удачном возвращении будет ещё полезен.
Перед тем, как в должной мере рассвело, облачные миры над долиной разделились слоями. Верхний отдалился. Слился, потемнел до синего. Пасмурное утро... Начал моросить мелкий дождь сквозь кучевые, светлый облачка. Дождь над континентом... Редкость. Не раньше, не позже. И без него земля скользкая, маслянисто-солёная, хорошенькое начало. Размытым, золотистым лучиком провело небо по Горьким Холмам у самого горизонта. Густав скатился по отрогу вниз и начал путь.
Земля дико скользкая, следы Пса едва видны. Вдалеке видны, запомнил где, туда идёшь. Правда, под ногой очевидны - хрустят по-другому. Порывы слабого ветра то в лицо, то в спину, не перестают. И Впечатления дождя под стать ветру, непостоянные, лёгкие: мост невообразимой длины, мост на остров. Мост-причал. Корабли и лодочки, и самолёты, садящиеся на воду. Слова на незнакомом языке, обрывки восклицаний, встреч и прощаний, прощаний и встреч... Много чаек, их крики. Образы отдалились, однообразные, Густав перестал обращать внимание на них. Дождь и не думал прекращаться.
Настолько быстро, насколько мог бежать, идти и скользить, не теряя тропу, Густав продвигался к цели. Соль похрустывала под ногами мелким скрипом, шаг в сторону, и слышен более грубый треск. Видел, где Пёс отталкивался перед прыжком, до туда бежал, не прислушиваясь к тропе под ногами. Покачивалась земля. Едва заметно, и так неприятно. Как тревога, которая только копится, но не отступает. Густав понял почему "горькие" холмы. Солёные они издали, первые часы пути. Затем в горле, в носу, в груди, в каждом вдохе, чистая, эталонная горечь. И как тревога от неверной земли, с каждым глотком воздуха прибывает. Спешка, помноженная на монотонность пейзажа, производила странный, гипнотический эффект. А может, горечь воздуха, испарения морских, Свободных Впечатлений сквозь маслянистую соль? Густав дремал на ходу. И ещё дождик... Кроме слуха и ног, он ушёл весь воспоминания. Причём не в "горькие", чего можно бы ожидать, не в отдалённые, важные для него, а обычные, последних дней, прожитых рассеяно, с понятной тревогой. Предыдущие сутки всплывали, как Впечатления, подробно, отчётливо.

Густав провёл их на рынке, шатаясь без цели. К вечеру игра. Гай продул, попавшись на пирамидку Злотого. Но Махараджа выкупил его. За дверной, гулкий колокол победителю, плюс угощение для всех. Махараджа добрый. Непредсказуемый слегка.
Но в данном случае, от Гая ему что-то надо, общие дела. Густав слышал обрывок их разговора. Гай отвечал, что быстрей по-любому не выйдет, пока он не сделает в Собственном Мире или не найдёт полный набор требуемого. А без Лала, не о чем говорить. Только пробы, прикидки... Интересно. Гай надолго, в отличие от других хищников Южного пропадал в Собственном Мире, не тяготился пребыванием там? И надолго же мог исчезать на рынках вроде Техно. Он занимался Механикой. Всякие измерительные штуки, соединительные, считывающие, расчленяющие на детали, на вещества. И просто - пилы, молоточки, отвёртки, увеличительные стёкла, книги про внутреннее устройство рукотворных, древних артефактов, это всё его. Гай держался холодно и просто, одевался небрежно. Но он был богат покровительством Махараджи.
Ведь почему так дороги механизмы, особенно скрытая механика? Их нельзя сотворить, если видел только снаружи. Необходимо разобрать или прочесть, узнать изнутри. А далеко не всякий чертёж прост и понятен, как последовательно раскрывающаяся голограмма. Чем дальше в прошлое, в эпохи до дроидов, тем сложней читать чертежи. И механика простая, а воспроизвести её трудней, чем скрытую. И в целый механизм не превратить похищенного. Частями из многих людей надо собирать в Собственном Мире... Как проклятую колоду.

Поскольку Марик увлёкся тем же, но лишь в качестве коллекционера, после игры они разговорились с Гаем. Хан-Марик спросил, что тот не смог разыскать. И одна вещь нашлась у него, тиски, считывающие и сообщающие. Предложил. Как всегда за серебро и золото. Гай так энергично закивал, что Махараджа пожал плечами и согласился. Вместе отправились в шатёр-тайник Марика, на задворках много таких. И грабежи случаются... Ну, и ловушки, конечно!.. За тиски Марику достался высокий гранёный цилиндр с хлопьями золота. Переворачиваешь, и они медленно планируют на дно. Махараджа и Гай ушли. Сделка ко взаимному удовольствию.
Хан-Марик немедленно разбил цилиндр над широкой миской. Полутёмный шатёр наполнился золотой взвесью... Густав отшагнул, сторонясь снегопада блёсток. Собирался идти, не понял, зачем Марик и звал его, глядеть на чужую сделку? Но тот остановил:
- Нет, нет, подожди! Оно быстро осядет. Хочу замутить одну штуку. Буро научил.
Из попавших в чашу блёсток, плеснув воды, добавив чего-то подозрительно летучего, стремительно испаряющегося с дымком в ультрамариново-синем флаконе, Хан-Марик живо смешал прозрачный, густой гель. Перелил и до крепости взбил в стеклянном тюльпане бокала. "Разбогател Марик... Живенько, молодец". Вот только присесть негде. Из-за кривобокой, ломаной ширмы Хан-Марик выволок чёрную шкуру, лохматую, длинная шерсть жёстче дикой травы сухого сезона. Себе налил связное Впечатление. Бросил в него одну ложку приготовленного. Остальное вместе с ложкой протянул Густаву. И ещё сверху припорошил серебром, от души так...
- Это тебе. Попробуй! Там тень, но она не ядовитая. То есть, не злая, распадается за день.
- Марик, - отозвался Густав, тронутый немного, - я человек и металла не ем.
- Попробуй! Биг-Буро научил меня. Тень съедает металл, а человек - тень...
Густав потрогал совсем несъедобный на вид гель серебряной ложечкой. Зачерпнул... Хан-Марик налил и для него связное простое Впечатление-фантазию, маленькие человечки в колпаках словно дрова складывают самоцветы. Сиреневые и голубые колокольчики склоняются над ними, лето, утренняя роса на былинках, на бархатном мху... Простое, но роскошное Впечатление. "Марик, Марик..." Густав поднял, разглядывая, горку невесомого золота на ложечке и положил в рот... Хитрая смесь Свободных, связных Впечатлений, золота, серебра и тени взорвалась кислыми пузырьками во рту! Мир стал очень яркий... И быстрый!.. Огненный Круг, ускорившийся, подскакивающий в груди, как волчок на щербатой столешнице... Яркий, понятный, пригодный для жизни мир, не как минуту назад... Тёмный шатёр, сияние пирамидки, серые, смеющиеся глаза Хан-Марика...  И так же резко замедлился. Стал тягучим, сладким и тоже пригодным: полумрак шатра, свет пирамидки, чистый, доверчивый взгляд Хан-Марика... Угощение было подобно аттракциону, катанию на горках, резкий взлёт и плавный спуск. С одной особенностью: ложка из любопытства, вторая для удивления, последующие - чистое вожделение. "Буро, говоришь, научил?.. Ну-ну..."
- Марик, здесь много!
- Не беспокойся, тень распадётся вся сразу. Я пробовал, проверял на себе.
- Всё равно, бери тоже.
Густав протянул ему ложку, но Хан-Марик наклонился и слизнул так, подцепив блёстку на нос. Усмехнулся. Запил Впечатлением...
Ночь промелькнула мимо них. Пошатнувшись, Густав вышел за полог. Пора.
- Ничего так штука? - спросил Марик.
- Спасибо, - ответил Густав. - Гут, гут...
Стёр блёстку с его носа, первый ласковый жест за многие годы, кивнул и скрылся в рядах. Светает. Надо время пересечь рынок, а там уж на Белом Драконе не далеко до Горьких Холмов.

Стемнело внезапно. Или он вдруг заметил, очнулся. Неужели так устал, он, полудроид? Возможно, снова проявляется действие Горьких Холмов. День воспоминаний о предыдущем дне не мог выпить из него все силы. Это солёная горечь воздуха, размеренный хруст шагов. Сумерки, пора следить за пейзажем. Искать пересекающий след. Теперь Густав шел медленно, тяжело, как по песку, по мелководью. "Не наступать на перекати-поле", - твёрдо запомнил он. "Внутри тени и ловушки, яд и механика. Наступишь - пеняй на себя..." Неужто уже туман? Гости из моря полезли уже на сушу там, за спиной? Да...
Чёрный Дракон время от времени начал проявляться, далеко от Густава. Но явно он не холмами любовался.
Как же трудно идти... Как тяжело. И темно. Наползающие хлопья тумана принесли огоньки дроидов, тоска чуть отступила. Всё-таки свет и человек, полудроид и огоньки дроидов имеют непреходящее сродство. Густав подумал, что должно быть и на океанском дне, уму невообразимое чудовище радуется светлячку, вспоминает хоть шкурой чешуйчатой, хоть на мгновение солнце в Собственном мире...

Грустный тонкий свист примешался к ветру. "Как же я разгляжу, и возможно ли разглядеть их, чужие следы в такой темноте? Пирамидку ещё может быть... Русло соляной реки там, или она, тропа Морской Собаки?" Густав спешил, а его ноги - нет. С досады он пнул шар перекати-поля... Чертыхнулся, схваченный за щиколотку... Похолодел... Обмер. И остался стоять на острие торговой пирамидки... "Кто знает, где тут островки твёрдой земли?.." Некоторые знают... Вот и всё. Финиш. Тьма. Туман.
- Просто, да?.. - спросила Мадлен.
На Белом Драконе она сидела по-дамски, боком. И тени с земли не нападали, не замечали, видимо, её... Да, Густав недооценил галло.
Мадлен облетела его кругом, пропала в тумане. "Низко, совсем низко летает, потому и не видят!.." Нет, Густав ошибся, ловушки увидели бы белизну крыльев, учуяли ветер взметаемый ими, ветер от дроида. Дракон Мадлен действительно с этой целью низко летел, но ещё был опутан серой накидкой. Как сбруей, какую делают для красоты, он был покрыт сливающейся со мраком накидкой, пеленой. Переменчивой, как туман, пахнущей туманом. Нет белизны, рассеивается ветер от крыльев. Начёт твёрдой земли... Мадлен, конечно, хитра, но не настолько, чтобы знать гиблый, непостоянный ландшафт и его подземные тайны. О таком осведомлены бывают только местные, только Чудовища Моря. С холодной ненавистью она оглядела грабителя, прежде чем покинуть на время. То была не её чёртова пирамидка...
По крайней мере, ловушка спасала от теней. Какие-то змеи с клювами... С пастью до середины туловища... Какие-то равные тряпки... С глазами... С бахромой вместо ног... Произносящие разными голосами обрывки фраз... Без смысла и связи... Имитирующие?.. Повторяющие?.. Густав содрогнулся, когда невинный, казалось бы, куст, хотя, откуда бы ему тут взяться, приблизился, с лязгом металла раскрыл багровые глаза... И уронил их на маслянисто-поблёскивающую землю! Глаза покатились, следом подобные же глаза... И те покатились, и число их возрастало лавиной, пока не запламенело вокруг, не залязгало, не пошло волнами!..
От тихого хлопка ладоней они взорвались разом. Опали брызгами чёрной слизи. Сгинули, как не бывало.

Единственная подруга Женщины в Красном... Фаворитка Мадлен. Единственная, кого та разыскивала даже на дне морском, после катастрофы. О, как выгодно оказалось ей возобновлённое знакомство, дружба. Но искала не оттого... Восходящей помнила её. Помнила начатые и стёртые ею эскизы. Каждый. Свои, себя Восходящую Мадлен не любила вспоминать. А от тех, чужих эскизов веяло теплом дроида, весной надежд, полным букетом, без исключения вручаемым дроидами Восходящим. Мадлен любила в подруге будущее, вечное будущее, так и не наступившее для них. Ни для галло, ни для наводящей ужас хищницы моря. Подруги на драконах выплыли из тумана. Они не смотрели на Густава. И не говорили о нём. Мадлен повернулась в профиль, потом другой стороной. Блеснула, покачнулась капелька серьги.
- Видишь? Такую. Потеряла где-то...
Женщина в Красном кивнула. Она и не в красном вовсе. Многослойное, тонких, сетчатых тканей платье цвета прошлогодней листвы, тёмное, бурое, ржавое.
Густав видел перед собой легенду. Он смотрел на ту, которую, и не встречав, узнали бы... А большинство встречает один в жизни раз. Мурена действительно походила на неё острыми чертами. Но она эффектна, шустра и весела. У Женщины в Красном лицо суше, чеканней. Невыразительное и суровое, если бы не глаза... Странные для полудроида, с лучиками-стрелками, такие рисуют мимы на Мелоди... Сощуренные. Здесь что ли светло?.. Их холод освещался такой пронзительной грустью, такой безнадёжной, не скрывающейся, тысячелетней грустью... Они озаряли её лицо. Смягчали. Она была красива, попросту говоря, той именно, подлинной красотой, которая непонятно в чём... Во всём. Очень красива. И бурое, ржавое платье во многих складках при движении озарялось красным огнём. Возможно, и не платье, а плащ. Под ним шёлковое платье, алое. "Она похожа на догоревший костёр... - подумал Густав, - на красные угли под золой, которым уже не вспыхнуть. Как бы ветер ни дул..." Точно... Уловил самую суть.
Обсудив будущее Густава в виде утерянной серьги, они продолжали шептаться о чем-то, обнявшись, любуясь друг дружкой, виделись редко.
- Я должна, Мадлен, - сказала Женщина в Красном и отлетела в сторону на расстояние драконьего корпуса.
Белый Дракон её был призрачен, полупрозрачен и, никогда Густав не видел подобного, дроид пренебрегал двигать крыльями, летел, раскинув их, задумчиво наклонив скуластую голову ящера, плыл в тумане... Это не дракон. Всадница раскрыла ладони перед лицом, словно книгу, как делал и Бест. Заглянула в них. Да, она тоже, хищница, господствовала над первой расой... Она тоже создала когда-то новое, не существовавшее прежде. Что сотворила, кто знает?.. Давно. Это её тайна... Получив всё причитающееся. Благое и обуславливающее. Для кого как. Одно дело - для изгнанника, преисполненного беспокойства за обделённых судьбой, нежности к ним. Другое - для морской хищницы. Но нет пути назад. Не хочешь, не смотри в глаза первой расе, но тогда, и не удивляйся... Молча, она глядела в свои ладони. Затем подняла взгляд.
- Увы, - тихо сказала она Мадлен, Густав не слышал их. - Не отказываюсь!.. Милая, я сделаю, как хочешь, только вот после...
- Что ты!.. Пустяки, я совсем не настаиваю! Забудь и не огорчайся, Котиничка. А что там?..
- У маленького подонка есть покровитель... Знаешь, бывают такие линии Фортуны, что лишь разветвляются, не сходясь обратно. И если вступить на неё... Не надо вступать, подожди лучше! Маленький подонок удаляется по развилкам, нам не нужно туда. Я за тебя, собственно... О тебе! Прости...
Она вынула очень похожие на серьгу Мадлен капельки серёг из своих ушей и протянула:
- Возьми, если тебя утешит...
Мадлен весело и тепло рассмеялась.
- Милая Коти, дело, небо и море, не в серьгах!..
- Ты же скрытничаешь! Если он оскорбил или ограбил тебя, я отомщу. Любым способом! Сам по себе не впечатляет, всякой пакости полно на свете. Видала и покрупней...
- Не меня... Нас. Рынок Гала-Галло слегка ограбил... Линии Фортуны? Грабёж Галло - Гарольд - точно, точно... По одной линии до развилки он должен дойти. Пусть идёт! - соображала Мадлен деловито по контрасту с меланхолией подруги. - Котиничка, не печалься. Всё правильно, отпускай его.
Белые их Драконы удалились в туман, когда непарная серёжка Мадлен вылетела из него, брошенная рукой морской хищницы, в Густава, попала по щеке. Пирамидка динькнула. Он был свободен.

Тьма. Хищные тени возвращаются к месту, откуда улетела та, которой опасается даже безмозглая тень... Река тумана расползается надвое, встретившись с искомым, вторым следом Морской Собаки. Там, в ложбине, в двух шагах перед Густавом, на маслянистой, солёной земле разлит корень Впечатления Гарольда. Но надо ещё пройти их. Пробежать. Суметь.
Две коротких дистанции. В ложбину, зачерпнуть, влево на холм, к призрачному, едва различимому в тумане шатру. Тихий свист артефакта долетает оттуда. Или всё правда про Чарито, или охотник за Впечатлением пропал. О только что начавшейся и завершившейся встрече Густав не думал, времени нет. Ринулся вниз, поскользнувшись, катился по слону. Большой, мощный Чёрный Дракон скатился прежде него... Разворачиваясь, хвостом разбивая чьи-то кожистые крылья, многоязыкую пасть между ними. Густав летел вниз между шаров перекати-поля и чувствовал их холодное, напряжённое внимание. Вращение зрачка, луч пристального внимания по касательной к нему, устремлённый вверх. Старался не задеть, не раздавить. Точно, на Белом Дракон сбежать нельзя. И ведь все разные! Круглый оранжевый глаз светится, вращается под сплетением сухих ветвей и водорослей, падая, неизменно смотрит в небо. Проводит по нему веером луча, складывает, втягивает, чтобы выстрелом, тонкой стрелой пальнуть и раскрыть снова... Телохранитель безукоризненно выполнял свою работу. Густав как никогда оценил преимущество быть чистым хозяином. Ни раны, ни царапины, ни яда, ни единого ожога не оказалось на нём, когда поднялся на ноги.
Он стоял на хрустящих пиках, столбиках соли. В основании их плескалась вода, поблёскивала. Осторожно, в данный момент не спеша, он взял припасённую двустворчатую раковину-медальон за крышку, нижней частью зачерпнул воды Впечатления и захлопнул. Ещё одно... Притянутые к нему клубки... Самый маленький и самый твёрдый на вид из клубков перекати-поля он сунул в карман, для Шершня. Теперь всё. Теперь наверх...

Дракон вился кругами. Кого отгоняет, сколько разбивает в слизь, Густав не видел. Дважды соскользнул на дно ложбины по скользкому склону холма... Никак. Ноги не чувствуют. От соли? От усталости? Рукам не во что вцепиться. На третий раз дополз. Выпрямился. Тонкое марево шатра. Пирамидка освещает поющий, из трубок сложенный кубик на ней... "О небо и море... Чего жду?.. Хорошее место встать и стоять столбом!" Густав скрипнул зубами. Не ожидал от себя... Насколько же это было против его природы, спасаться, бежать таким способом, схватившись за невидимую руку! Хуже чем образины извращённых тварей в тумане! Даже если риска нет... Он предпочёл бы ждать до утра и уйти своими ногами! Из последних сил, из которых, уже нет, но самому... Хриплый рёв дроида за спиной подтолкнул к единственно правильному решению.
Серебрящаяся при движении, желтобрюхая змея, выползая по склону из тумана была так длинна, что его Чёрный Дракон, обвитый её кольцами, боролся далеко внизу, а её плоская голова кобры, с крестовыми прорезями зрачков в янтарных глазах покачивалась на уровне лица... Облизнулась. Вместо раздувающегося капюшона подняла две белые, человеческие руки... Они оторвались и в тумане поплыли, расширяя и расширяя ладони... Густав тронул кубик Чарито.
Недолго пришлось ему ждать.
Умная кобра, фыркнув, исчезла. Дроид тоже пропал. Кубик продолжал петь, упав на землю, тонким, протяжным свистом... Свет от распахнутых крыльев Белого Дракона пролился над головой. Неодолимая сила хозяина оторвала его от пирамидки, увлекла за запястье в коротком, спасительном полёте.

Чужой Собственный Мир...
В любом случае испытание для гостя. Некоторый переворот. Откровение. Для Густава - первое. Он гостил в мирах лишь Восходящим. С тех пор переродился.
Ненависть имеет огромную силу. Направленную против преисполненного ею. Ненависть, как звезда наоборот, лучи собираются в сердце ненавидящего, всё ему чуждо, враждебно, всё его ранит. Ну ладно, бывает холодная ненависть. Тогда - заслоняет, застит глаза. Не только, что перед ней, но и что совершает сама, ненависть не желает видеть, не различает. А облачный мир изнутри... Творение другого, творение друга... Он, как улыбка, обращённая к гостю. Тут не обойтись без движения души: ответить на неё или отвернуться. Придётся выбрать. Придётся сделать усилие, ответить. Предательством, ложью, лживой улыбкой... Легко. Густав не новичок. И всё же... На краткий миг он был ранен. Этим сладким воздухом, без горечи и соли... Этим полукружием восходящего солнца над широкой, плавной рекой, за каскадами ивовых листьев...
Занесённая рука Чарито вернула Густава в привычные ему обстоятельства. Он обнаружил себя стоящим по колено в воде на округлых валунах, опираясь на них руками, как пёс пред прыжком. Хотел выпрямиться, когда заметил угрожающий жест хозяина мира.
- Рук не поднимать, - произнёс тот и дёрнул подбородком. - Ясно?
- Вполне.
- Переговорим для начала так. Хорошим людям ни к чему Впечатление Гарольда.
В этот момент Густав заметил, что свет, бегущий по водной глади, текущий от восхода, и в самом деле - течёт... Светлым золотом пропитались рукава. Оно промочило ткань и немедленно высыхало кругами, разводами... "Кое-кто был бы счастлив здесь..." Настоящий галло, Густав брезгливо дёрнулся: сам в воде, рукава в золоте, как у Хан-Марика, это золото прямо преследует его!.. Солнце поднялось над горизонтом, блеснули тёмные валуны под водой, насквозь вместе с нею просвеченные... Черепа!.. Стеклянные, хрустальные, из драгоценных и обычных камней, прозрачные, полосатые, слоистые, совсем не прозрачные... Густав опирался на два: цвета жжёного сахара, тёмно-янтарный и на бесцветный, прозрачный, большой. Янтарно-коричневый смотрел на него пустыми глазницами. Стеклянный - на восход. Примечательная речка... Не вдруг забудешь.

Закутанный от стоп до глаз по обычаю первого, до катастрофы процветавшего, Южного Рынка, хозяин мира разглядывал гостя полулёжа на объёмном, корявом стволе ивы, склонившейся низко над течением.
- Из скольких ты сотворил такое стильное дно? - спросил Густав, без рук, кивая на черепа.
Глаза Чарито сузились:
- Стольким, - процедил хозяин, - хватило ума вылить здесь Впечатление, добытое среди Горьких Холмов... Склянки из-под него они превратили в черепа. Мне на память.
- Можно встать? - спросил Густав. - У меня лично ума хватит, на то чтобы не пытаться испортить твой мир.
- Валяй, медленно. Куда уж его дальше портить... Но запомни, я не люблю резких движений.
Густав выпрямился. Заметил на дне, среди крупных, один с кулак размером малахитовый череп, скалящийся яркими белыми зубами. Поднял...
- Весёлый какой...
- Они всё тут у меня весёлые. Они приняли верное решение, нет причины грустить! Интуиция подсказывает, ты не из их числа.
Рука указала на гнёзда в ветвях, сплетённые в виде капель, выше и ниже над водой:
- Забирайся. Ты не выйдешь раньше полудня. Течение не позволит. Потом река поменяет направление. На рассвете она течёт от солнца, вечером к закату, там и выход.
Течение стало сильное, да. Густав добрёл к ближайшему гнезду. Подтянулся.
Мягкая подстилка на круглом, плоском дне. Одной трети стены нет. Сквозь переплетенье веток отлично видно всё снаружи. Уютно. Даже слишком. "Не спать!.." - Приказал себе Густав. "Лучше разговори его. Никогда не знаешь, что на охоте пригодится".
Его самого тоже надеялись разговорить:
- Ты галло? Пытаешься заслужить право стать им?
- Нет.
- Нет? Я же вижу, ты - галло. Либо идиот, если тебе лично понадобился Гарольд.
Густав не стал спорить. Перевёл тему:
- Хозяин мира, если ты по ведомым лишь тебе причинам, столь негативно относишься к Впечатлению древнего чудовища, почему не отнимешь силой? Как владыка, под угрозой превращения? И зачем вообще помогать таким, вроде меня, приходящим на Горькие Холмы?
- Ты не ответил.
- Я собираю проклятую колоду, - признался Густав, глядя, как хозяин с тоской закатывает глаза и хмурится больше прежнего.
- Твоё имя?..
- Гутка, - назвался он первым прозвищем, не облагороженным ещё до Густава.
- Чарито. Я помогаю вам, искупая свою вину. Обещание дроидам. Это запретное Впечатление. Они желали уничтожить его. Вышел промах. А не отнимаю угрозами, галло, от того, что нельзя недроидскими методами исполнять намерения дроидов. И не должно лгать в благом. Я не причиню вреда гостю. Нет настолько запретных Впечатлений, до абсурда... Так что... Ты можешь безбоязненно портить этот мир дальше!.. Самое большее, я смогу дотащить тебя за шкирку до рамы! - Хозяин засмеялся, но сразу перестал, сел ровно на покачнувшемся стволе. - Прислушайся! Я честно говорю тебе, сообщаю честно!.. То что, вижу, набрано у тебя в красивом, бронзовом медальоне, приносит несчастье. Это - запретное Впечатление! Неодобряемое дроидами. Остался только корень, но свойств оно не утратило! Так даже опасней. Корень без ствола и ветвей. Но они вырастут из него! Вырастают в любом заглянувшем! Прояви здравомыслие, вылей его. И сотвори для себя, как гость, что тебе угодно в моём Собственном Мире!.. Сказано. Ты слышал.
- Слышал. Не вылью. Спасибо за совет. Может быть, я могу гостем превратить что-нибудь для тебя, в благодарность...
- Предсказуемо. Тихо посиди до полудня, лучшая благодарность.
- Возьми...
Густав вытащил из внутреннего кармана куртки помятый шёлковый цветок, доставшийся ему в Гала-Галло. Опустил, поднял над ним ладонь, и лепестки расправились, как живые. Без задней мысли. Думал, произвольный, маленький жест.
- Сури!.. - воскликнул хозяин мира, принимая обеими руками, словно драгоценность. - Сури... Как давно не слыхала... Гость, откуда лотос у тебя?!
- По случаю достался, в облачном рынке...
"Ага, - подумал Густав, гут, неплохо. Я знаю ваши имена. Не назначить ли вам встречу, раз так давно вы не виделись, к примеру, на Южном, в общем, к примеру, шатре?.."
- Чарито, - вкрадчиво обратился Густав к закутанной фигуре, к посветлевшим, рассеянным глазам, - извини, если мой вопрос неуместен. По твоему восклицанию... Ты хозяин или хозяйка?
- Я хозяйка.

Чарито убрала ткань с лица. Спрыгнула вниз, поток едва не сносил, и умылась. Вскарабкалась обратно, ловчее гостя, привыкла. Тонкой паутинкой белый рисунок от плеча поднимался на шею: лотос с листьями, ужасно похожий на тот, что держала в руке. Мельком взглянув, Густав отметил предположительно, однако точно, рисунок начинали убирать, но передумали. Очень уж необычен. И видно, дорог хозяйке. Дороже безопасности. Как нанесён? Почему кожа полудроида не заживляет его, подобно ранам и шрамам?.. Чарито усмехнулась Густаву:
- Ненавижу кутаться...
- Так зачем, особенно здесь?
- Мир тесен. Порой на удивление тесен.
- Пожалуй... Насколько я знаю Сури, не коротко, он вряд ли навестит тебя, если знает вход только с Горьких Холмов...
- Гутка, - брови Чарито сошлись к переносице, - конечно, твой шатёр, хищник, лучшее место для встречи старых друзей!..
- Мимо, - Густав не смутился. - Я тоже чистый хозяин.
- Ты хищник либо галло!
- Чарито, не знаю почему, но последнее слышать мне оскорбительно. Если можно, объясни, а ты из-за чего используешь вместо ругательства название этого облачного рынка? Отвечу за себя - один визит... И непреодолимое отвращение.
- Аналогично.

Позднее утро наполнилось птичьим щебетом. Мало-помалу осталась песня единственной птицы, сложная, повторяющаяся не полностью, стрекочущие переливы. Заслушались. Когда смолкла, и близился полдень, разговорились вновь. Об утешении, об утратах...
- Ну и что, - возразила Чарито, - этот мир тоже испорчен, но мне неплохо здесь живётся.
Густав высунулся из плетёного гнезда, огляделся ещё раз. С искренним удивлением. Чарито повела рукой, указывая на купы, полусферы великолепных ив, густые, кружевные. Вокруг плакучие ивы, серебряные, с вытянутыми листами. Вдали зелёные, раскинувшиеся широко, вольготно, до неба.
- Примечаешь, насколько ровные кроны? Это был сад. Для сада задуманные деревья.
Густав возразил:
- Над водой они смотрятся лучше.
- Верно, - засмеялась Чарито, - не комплимент мне, как создателю! Даже коварный гость смог усовершенствовать! А у тебя, что за беда? Похожая или другая?
- Песок.
- Ну да, - кивнула она, - два самых распространённых способа: песок и вода. На них что угодно распадается, рассыпается. Обратно никак. Но знаешь, в твоём случае надежда, хоть условная, есть. Не обязательно уничтожать каждую песчинку. Если вся пустыня завязана на одной. Держится на ней, из неё излучается. Если узнать на какой именно - можно превратить обратно! Если не безумно сделал Множество. В случае с каплями воды - невозможно, они слились, перемешались. Я не смеюсь, конечно, призрачная надежда... Кто вычислит её? Дроид? А тебе тоже сложно выходить через раму?
- Не особенно... - Густав задумался, второй раз удивлённый. - А тебе?
- Ночью свободно, и во второй половине дня. А утром против течения, будь оно посильней, я бы не вышла.
- Ого...
Облачный мир, как ловушка, не приходил ему в голову. Интересная мысль, если мир можно потерять, то почему нельзя в нём и потеряться...
- Ты злой, - неожиданно и бесстрастно сказала Чарито, наблюдавшая за переменами его лица. - Ты здорово злой...
- Если и так, - улыбнулся Густав, - стоит ли убеждать меня избавиться от Впечатления, навлекающего беду?
- ... и здорово глупый, - добавила она.

Солнце встало над их головами.
Густав разглядывал течение. На несколько минут река стала зеркальным озером. Черепа, лежавшие лицами вверх, уставились на него провалами глазниц. Скалились ровными рядами зубов. Казалось, сейчас подмигнут ему. Спросить, а почему именно черепа на память? Не ответит. Как-то само собой разумеется, да и здорово получилось. Густава ждал прощальный сюрприз, ещё менее ожидаемый, чем такие улыбчивые симпатяги. Но сначала - неприятность.
Наклоняясь, свешиваясь над течением, он услышал хруст в своём кармане. Перекати-поле рассыпалось. Коричневые веточки рассыпались в труху, лишившись за порогом Собственного Мира тысячелетней, поддерживавшей их тени. А подглядывать ему было нельзя, часть уговора. Второстепенная, но все же... Шершень не тот, с кем охота ссориться. Достал из мусора содержимое...
- Осторожней, не на солнце! - воскликнула Чарито, бросив один только взгляд.
Без возражений, Густав повернулся, заслонил плечом от солнечных пятен кулон в виде ящерицы. Тонкой работы, реалистичная до ноготка зелёная ящерица огибала светлый рубин. И то и другое в трещинку, словно битое.
- Не твой? - угадала Чарито и утешила его. - Не бойся, не испортил. Эта штука, чтоб поджигать, вариант искры. Нельзя на солнце, даже под лучом из рамы нельзя разглядывать, обожжёшься.
Густав, признательный за объяснение, кивнул и внимательно разглядел артефакт. По свежему Впечатлению делали, детали безупречны. Жадность, несвойственная ему, поднялась, но не успел Густав сам на себя удивиться, как понял, что это не жадность, а тоскливая злость. На необходимость отдать, снова видеть этих уродов, Чудовищ Морских... Да нет же, и не на это! Уходить надо, - вот на что!.. Просить задержаться?..
Густав открутил пуговицу с внутреннего кармана куртки. Опустил руку над ней, поднял, вспоминая самое изысканное украшение, виденное им. У Махараджи. Кулон того же сочетания цветов, что и этот, с ящерицей. Эмаль. Розовая и яблочно-зелёная листва летит, вихрь листвы на серебряном диске. Причём, неуловимым образом создавалась иллюзия: ветер кружит зелёную листву вправо, розовую - влево... По краю диск тонким ободком огибают капли. Крохотные, ровные, ювелирная точность. Нико считала, дождь, дождинки. Махараджа говорил, слёзы. Он считал этот кулон символом их игры "Против Секундной Стрелки". И символом горя, общей гибели, урагана, срывающего и осеннюю и первую, молодую листву. Обожал, носил попеременно на коротком, по горлу шнурке, и на браслете. Густав воспроизвёл украшение со всей доступной точность, а на память он не жаловался. Вышло хорошо. И протянул Чарито:
- Разреши остаться до вечера. Отдохнуть.
Его вкус был оценён. Чарито приняла подарок.
- Это лишнее. Я обещала дроидам. Оставайся сколько хочешь. Может, передумаешь. Каждая минута шанс.
- Я не передумаю. Извини. Но мне нравится здесь...

Остаток дня промелькнул быстрей, чем хотелось. На том же самом месте, где поднималось из вод, сияло красное полукружие уходящего солнца. И течение, рябь речная убегала в его свет.
- Оставайся сколько желаешь, - повторила Чарито. - Я одиночка, и не в восторге следить за гостями. Но ты не понимаешь, во что впутался.
- Мне пора, - сказал Густав.
И вот второй сюрприз. Никто, ни хищник, ни изгнанник, ни даже Чудовище Морское не забудет совсем, бесповоротно своего дроида. Салон... Холодный дроид второй расы 2-2, глава крупного семейства, объединившего более мелкие, разнообразные весьма. Салон был дроидом Густава Восходящего. И его манок походил на салонный танец. На вальс.
Ускорившееся течение реки, журчание и плеск её приобрели слаженность, ритм, ритмический рисунок: раз-два-три... Густав прислушался: "Дроиды!.. Вальс..."
- Танцуешь его? - спросила Чарито.
- Редко. На Мелоди предпочитают барабаны. А у себя не успел устроить... светский приём.
- Салон? - угадала Чарито.
- Да.
- Потанцуем? Возле рамы чистый песок. Пока течение не ускорилось.
Следуя за хозяйкой мира по мелководью, между валунами радостно скалящихся черепов, Густав оказался у рамы, с трудом различимой за красным, уходящим светом, по щиколотку в стремительной, чистой воде. Раз-два-три, раз-два-три... журчала вода между мраморных шаров при входе, выбегая из-за стволов бездомного мира, целиком ставшего Садом... Раз-два-три... Пока вальсировали, Чарито третий раз повторила:
- Вылей его, глупый гость.
Густав не ответил.

Старинные, древние, парные танцы полудроидами танцуются несколько иначе. И тоже с древних времён. Они вообще-то редки, как редкие артефакты, как цельные Впечатления. Непопулярны. На Мелоди придумывают вольготные, с прыжками, переворотами, одиночные или в большом кругу. А медленные, парные... У полудроидов принято так, без объятий: один кладёт руку визави себе на грудь, напротив Огненного Круга и накрывает ладонью. И второй. Правую правой, левую левой. Густав холодный и педантичный уважал историю, точность в обычаях, подлинность. Он обнимал визави, как делали в танце люди эпохи до дроидов. Хорошо танцевал, не разучился.
Чарито мысленно усмехнулась, вспомнив ясно слышимый ей из-под купола шатра разговор двух подруг в тумане Горьких Холмов. "Нет, - подумала она, - ты не права, Котиничка. Он не мелкий подонок, крупный. У него совсем нет сердца". А между тем, лучший охотник Южного, Густав заметил её отрешённость. Расценил, как нежелание указать на ошибку. Переменил положение рук на дроидское. Заставив Чарито ещё раз усмехнуться.
- Не так? - спросил Густав. - Я долгое время провёл в компании хищников. А вот теперь пошла другая полоса, встречаю сплошь хищниц и чистых хозяек.
- Не удивительно, - откликнулась Чарито, - с твоими-то интересами... Проклятая колода связана с запретными Впечатлениями, редкими, а великие редкости хранятся в Гала-Галло. Галло же по происхождению женский клуб, рынок восьми хозяек. Ты не знал?
- Нет. Это кое-что объясняет. Но я там встретил не меньшее число господ.
- Так не суть важно кто - там, важно чьё оно, это там... Время идёт. Не принципиальный момент, кого приглашать. В главном давно разошлись. Я здесь, Мадлен с остальными, Котиничке не повезло...
Течение реки усилилось, шумное.
- Чарито... - поклонился Густав, прощаясь.
- Глупый гость, - наклонила голову Чарито.
Густав ступил на медную раму, позвал дракона из темноты и канул в неё. "Рукава, проклятье! Куртку не мог переделать, точно - глупый гость! Ладно, к чёрту, пусть Марик смеётся. Решит, что я чокнулся, это точно!" Это - завтра. Густав летел в Собственный Мир.

Песок. Мучительный голос дроида. Фонтан за барханами перед домом в них же. Пустое здание. Гулкие комнаты. Густав нашёл угол, где не ощущалось сквозняка. Для верности сел лицом к стене и очень осторожно открыл бронзовый медальон, верхнюю створку раковины. Мизинцем коснулся влаги... И едва не утратил результат своих рисков и усилий! Решил - яд! Тень, не исчезнувшая по пересечении двух рам!.. "Так не бывает, не должно быть!.. Дроиды, у Олива мы же пили запретные Впечатления, ничего подобного!.. Пальцем притронулся, всего-то!.."
Настолько резко, оглушительно и реалистично Корень Впечатления раскрылся перед ним. Невыносимой явью. Гутав задохнулся, сумел не закрыть глаза, не дёрнуться. Осторожно, как не своей рукой, он захлопнул бронзовую крышку... Гарольд... Один только Гарольд. На то и Корень... Громадный, с ног до головы в звериной, чёрной шерсти. Шкура дыбом стояла на загривке, щетинилась на застивших небо плечах... В стекающих потоках воды, в хлопьях пены. Во тьме ночной видимый, словно днём. Чьи глаза сохранили это Впечатление?.. Из океанской тьмы, из прибоя, перебрасывающегося через скалы, Гарольд поднимался на материк... Разъярённый. С бешенством в оскале, в хрипе, клокотании горла... В кровавых белках глаз. В клыках разинутой до предела пасти. Морда гориллы, разрываемая воем, рычанием... Гориллы... Но длинные бивни, загибаясь, торчали наружу... Это - Гарольд. В малейших подробностях, здорово, да?.. Он выходит на берег. Он вырастает, волной идёт прямо на смотрящего... Если бы только это! Гарольд - впивается бешеными глазами. И если бы только это! Чудовище великих глубин, гудящим, океанским воем оглушительно, страшно... - он зовёт, призывает! С угрозой, с лютой ненавистью... Ветер относит, эхо повторяет клокочущий рёв. Проклиная, он зовёт... Его зовёт! Его видит и его зовёт!!! "Саль-аль-ва-а-до-о-р!.."
Густав походил, сел на паркет, потом лёг. И до утра не мог ни заснуть, ни отдышаться.

Глава 32.
Карту Юбиса Густав получил.
Они расположились на плавучем острове, на мысе его, сбившегося из махагоновых, розоватых, вылинявших снизу, в подводной части, ветвей. Деревья были, кустарники? Кто и почему вышвырнул из Собственного Мира? Не сразу найдёшь, где примоститься, ветки усажены кольцами шипов. Наверное, за то и выброшены. Буруны Великого Моря трепали две одинаковые коричневые куртки, прицепленные между корявых ветвей, выбивая из ткани золото. Ребята стирались, короче. Хан-Марик придумал, Густаву и в голову не приходило.
- А почему ты не сделал карты самостоятельно? Сразу в мире Чарито?
"Вот те раз... А действительно?.."
- Ситуация не располагала. Атмосфера. Давай письмо, Марик. Перечитаю.
С педантичной честностью Морского Чудовища Олив сообщал ему, что, похоже, не стал исключением в ряду собиравших проклятую колоду. Что оставляет эти планы, по крайней мере, на время. Далее Олив писал, как и через кого найти Впечатление Минта. И в чём с ним загвоздка... Густав перечёл вторую часть, покачал головой и спросил задумчиво:
- Скоро играете?
- Сегодня. Когда я приду!.. Присоединишься?
- Почему нет... Надо смотаться за артефактом. Город в Зрачке подойдёт? Фантазийный. Монохромный.
Что-либо "в Зрачке", это тип голограммы, выбрасываемый из основы, рукоятки, "Зрачка". Особенно живо смотрится, если на воду. Выбрасывается залпом, втягивается последовательно, открывая внутренние слои. Бывают исторические, учебные. Бывают в смысле оружия, яркие, чтобы ослепить. Высокой ценности артефакт, сделать его трудно.
- Ставки условлены высокие. Но такое завсегда подойдёт! Покажи до начала.
Густав кивнул.
- Не жаль, потеряешь? - спросил Хан-Марик.
- Не, - качнул головой Густав. - А тебе? Я-то не коллекционер. А ты ставишь, если он не клюнет, невоспроизводимую штуку. Уверен, что этот хитрый инструмент поможет разговорить Гая?
- Если этот не поможет, другой поможет. Велика важность, рисовалка не лучший, а просто самый дорогой артефакт в коллекции. Лучший - шкатулка!..
"Музыкальная шкатулка!.. Конечно: открывается, поёт!.. Марик, Марик..." Густав глянул на него сочувственно:
- Если мне повезёт, выигрыш - твой.
- А если мне... О! Вспомнил!..
Хан-Марик ринулся навстречу волне, окатившей его, и вытащил из кармана куртки престранную для них, полудроидов, вещь... Большие, прямо-таки огромные, ярко-жёлтые очки.
- Смотри! Тоже механика...
Густав на основе Впечатлений весьма смутно помнил что-то подобное. Как обращаться с ним? Марик надел и продемонстрировал ему, покрутив головой, крючки, зацепленные за уши. Заметил гримасу на лице Густава и расхохотался как дроид, заразительным, солнечным смехом. Прокомментировал не менее забавно:
- Телескоп!
Густав только хмыкнул:
- Нет, о, профессор эпохи дроидов! У тебя на ушах совершенно точно не телескоп!
- Густав! Прицепи на свои уши, а потом обзови, как захочешь!
Он повертел очки в руках. Дешёвка, примитивно воссоздано из нечёткого, или слишком быстрого Впечатления. Толстая оправа, гибкая, погнутая, пластик... Жёлтые стёкла, пластиковые тоже, пробиты концентрическими кругами восьмигранных отверстий. Брезгливо Густав одел их, мокрые. Светлей, веселее. Море позеленело перед глазами. Ну, и что? Глянул на небо... И воспарил... То ли от запрокидывания головы срабатывала механика, то ли от продолжительности взгляда, фокусировки его... Небо преобразилось, перевернулось в цвете. Белые купы облачных миров предстали горами скомканной тёмной ваты, малахитовой, иссиня-чёрной, обведённые яркой безграничностью неба за ними, вокруг них. Но шутка в другом.
Они расступались, раздвигались, и свет непрерывно рос. Создавал сладкое предвкушение, что нахлынет, заполонит всё-всё! Что еще немного и вылетишь на простор!.. Само по себе переживание такого мнимого полёта ставило неприглядный артефакт в высшую ценовую категорию. Марик толкнул его в плечо:
- Слышь, глазами не двигай...
Густав послушался и нарастающий свет остановился. Купы туч пребывали. Даже сблизились, сомкнулись. Но они, они... Сквозь них... Плыли созвездия. Дотягивались лучами, проводили по векам... Перевёл взгляд - и полёт начинается снова. Густав сосредоточился и попытался смотреть ровно в центр. Лучи закрывают веки... Они тёплые. В самом деле!.. "А дальше?.." правильно предположил. Ещё грань, последняя. Сквозь сомкнутые веки, сквозь груды тёмных облаков, между ними и созвездиями, кружились Белые Драконы... Кувыркались без всадников. Ещё бессмертные, ещё ничейные, между звёздами и судьбой... Густав снял очки:
- Ух!..
- Телескоп?!
- Только не говори мне, что это - реальность!
- Не говорю. Это механика, в них, не снаружи. Но выглядит здорово!
- И откуда?
- А, один из этих поганцев, надеялся умаслить Махараджу, ха! Я выкупил у него. Предатель ждёт сейчас. Нас с тобой. Достаю куртки?
Морские волны освободили от золота рукава полностью и совершенно. Марик вздохнул, разглядывая. Густав остался доволен.
В полёте, сначала к Собственному Миру Густава, затем обратно на континент ветер высушил одежду. В шатре начиналась безнадёжная для одного, злая игра Против Секундной Стрелки. Никто не рисковал, помимо него, собой, лишь ставками. Вариант казни, если прямо сказать. Обидчик, враг всей группы или предатель служил волчком подобной рулетки. Предатель, как сейчас. Тот, кто устроил охоту не снаружи для своих и не внутри группы, а изнутри вовне, в пользу чужих. Обречённый. Не имел права решить его судьбу в лучшую сторону и победитель. Такая игра. И Густав принимал в ней участие.

Глава 33.
Махараджа сделался хищником пять тысячелетий назад в результате банальной драки.
Существует много раскаявшихся хищников, невольных, случайных. Он оказался другой породы. Пренебрегавший кулачными драками, безопасными, популярными тогда, он был силён в борьбе, развлечении опасном и серьёзном. Причём и в шатрах силён и, впоследствии, на драконах. Кулачные поединки как правило дружеские, не на силу, а на скорость и ловкость, с символическими призами. В них даже не всегда вмешивались Чёрные Драконы, зная своих подопечных. Борцы же соревновались за дорогие вещи, специфическим кругом, в присутствии арбитра или двоих друзей, помимо зрителей. Ни слабых, ни бедных среди них не было. Хищники с хищниками - где угодно. Если участвовал чистый хозяин, то в торговых шатрах, чтобы без телохранителя.
Так Махараджа и приобрёл своё прозвище, став баснословно богат, присоединив к сокровищам Собственного Мира плоды борцовских побед, силы и удачи.
А тот парень... Он не желал поединка с ним. Не заинтересован. Он был из другой компании, лидер в ней, хищник уже, Озария - таким именем его называли, от молнии, зарницы, он был стремителен и одевался в светлое. Всё в нём бесило Махараджу. Особенно отказ от поединка, нежелание делать призом за него хоть один Лал. Артефакт, драгоценность и инструмент, рубин непревзойдённого красного цвета, и совершенно определённой огранки. А имел несколько. Из тайника Бутон-биг-Надира, распроданного им и купленного Озарией целиком, за исключением оливок, теней во Впечатлениях, они разошлись по рынку. Не опасные, морочащие, как та, которой угощал Густава Хан-Марик. Лалы ходили тогда в цену: за штуку - полная тематическая коллекция скрытой механики без чертежей, невоспроизводимой. Ну, как ходили... Не ходили, считались. Ими, как и живыми артефактами никто в открытую не торговал. Махараджа давно охотился за таким. У него были малиновые, мелкие, один бледно-розовый, крупный. Но они и называются обыкновенно, рубинами. Не то...
Раджа добивался этого поединка, и повышая ставку со своей стороны, и провоцируя, а добился драки без приза, без арбитра, в небе. Озария не тот, кого можно было задирать.
По факту... Махараджа был трижды не прав: он первый напал - раз, против хищника, лишённого телохранителя - два, из жадности и неприязни - три. Закономерно превратившись в хищника. Тогда уже формировались борцовские школы с ограничениями и принципами. Конечно, он не рассчитывал задушить. Его Чёрный Дракон давно исчез уже, он мог обратить внимание и отпустить парня. Ослабить захват. Он ждал предложения откупа. Не дождался. Озария выскользнул из кольца его рук внезапно, сквозь белую спину ездового дракона. Но такого не может быть... Он начал падать. И дроид, Белый Дракон не ловил его... Проклятье! Огромная белая морда величиной с небо смотрела на Махараджу и в зрачках её он видел себя. Пикирующим, поймать! Напрасно. Поздно. Тело растаяло в полёте, распалось на огоньки дроидов, так и не коснувшись волн, вместе с белыми, шёлковыми одеждами, ужасающе прекрасное. Там же в полёте, в небесах глава Дом забрал его Огненный Круг...

Махараджу на годы вперёд, на тысячелетия ранило это зрелище. Он испугался. Возненавидел сияющего владыку на непроглядном троне. Обратил на него ужас безвозвратной ошибки, гнев, который долен был обратить на себя. И страх. Страх смерти, понимание неизбежности того дня, когда и его Огненный Круг заберёт этот дроид, страшный дроид, неотвратимыми сияющими руками... Тогда бы уж бы бросил борьбу!.. Но нет, тут гордость, а то - иррациональный страх.
Про дроидов, про жизнь и смерть, что причина, что следствие, в общем, всё, что можно понять превратно, так именно Махараджа и понял. Если бы вскоре не встретил Нико, любимую, долго бы не протянул. Просто, внутри это страх, а снаружи - тяготение к ужасающему и неизбежному. Встретил, утихомирился, остепенился. Мысли о самоубийстве, о несовершенстве мира, и облачных миров, и тел полудроидов не оставляли его. Но, по крайней мере, теперь они стали только рассуждениями и мечтами. И спонсированием Гая, покровительством этому технарю.

Нико, чистая хозяйка... Благодаря статусу чистой хозяйки несправедливое, ничем более не подтверждаемое подозрение пало на неё в их компании, игроков Против Секундной стрелки. Среди хищников такое подозрение - не упрёк. Они считали, не просто так она проводит дни на Южном и на игровых рынках. Что, возможно, не Махараджа, но кто-то из них, потеряв бдительность, согласится по доброй воле зайти в её Собственный Мир и станет живым артефактом. Считали, она хочет не продешевить за Чёрного Дракона, остаётся чистой хозяйкой потому что ждёт, караулит. Нико знала об их подозрениях. Смеялась. Дразнила. Зазывала к себе. Но правда состояла в том, что хищники не ходят в гости... И Махараджа. И он... Нет, он не подозревал её в коварстве. И не объяснял. По тому - что!.. Тысячу раз безрезультатно Нико напрашивалась гостьей к нему. Тоже мимо. Не мог решиться, тут есть некоторая неизбежная зеркальность. Нет. Что ж, они проводили время на Южном, на драконах, на Мелоди-Рынке.

С давнего времени Махараджа был одержим идеей создания вручную, самостоятельно, без помощи дроидов какой-то замены Огненного Круга. Эволюция наоборот. Где жизнь поддерживает дроид, должен быть поставлен артефакт, неодушевлённый источник энергии. Бессмертный, проклятие! Да - неисчерпаемый, бессмертный! Люди всех эпох не того же хотят?! Махараджа - борец, лучший среди хищников, первый среди равных, - так понимал, так чувствовал. И при этом - ничто, один из миллиардов - для дроидов, совершеннейшее ничто, так чувствовал. Он желал полной независимости. Мечтал уничтожить, не дожидаясь срока, опору жизни в груди и заменить на нейтральную, принадлежащую лишь ему. Или погибнуть, но попробовать.
Незадача, технарём-то, ни в каком смысле Махараджа не был. Ни мыслителем, ни ловким, памятливым сборщиком чертежей. В любых, близких к тому, областях он был бездарен на удивление. Прочесть страницу текста почитал за тяжёлую работу. И тут появился Гай...

Махараджа за последние тысячелетия, после встречи с Нико, сохранив вспыльчивость, стал щедрым и, в общем, добрым.
Гай... Он никогда, ни разу не отпустил и одного человека с торговой подставки, не позволил откупиться, даже не обсуждал. Махараджа одевался по-восточному ярко. Несмотря на внутренние терзания, был любознателен, поверхностен и весел, азартен, непостоянен, отходчив. Гай одевался во что ни попадя, лишь бы тёмное. Его улыбка не означала ничего хорошего. Притом, он был красивей остальных, красотой строгой, аристократичной, отталкивающе-холодной, без интриги. Возможно, это в глазах, а не в чертах. Он не нравился людям. Сколько прожил лет? Сколько хищником из них?.. Гая не спрашивали, а он не говорил. Приносил, бывало, из Собственного Мира механику сделанную руками, без участия дроидов, то есть даже детали руками. Превращал похищенных в субстанции для них, в материал. Дорабатывал - инструментами. Разминка, развлечение для него. Разок Биг-Буро артефакт сделал. Другой раз для Махараджи, только показать. С тех пор Раджа, поверив в его талант, отдавал Гаю своих пленников, должников без ходатаев, выкупал для него инструменты и книги, Вирту, Впечатления близкие по тематике, голографические атласы внутреннего устройства механики и человеческих тел эпохи до дроидов. Выкупал и его самого. Отличаясь тем от большинства хищников, Гай по многу дней подряд проводил в Собственном Мире. Недель... Тогда, соскучившись, интересуясь успехами, Махараджа появлялся на его пороге. Теперь он понадобился и Густаву, технарь. Впечатление Минта не разглядеть человеческими глазами, оставшись после в живых.

Гай отвлёкся от бумажного чертежа, локтями прижал страницы, готовые разлететься от сквозняка, перевёл взгляд в распахнутое окно. И сразу обратно. К портрету на столе. Единственной вещи, не напоминающей о Рынке-Техно. Далёкий аромат жасмина. Дует. Окно во всю стену, не поймёшь, комната или веранда. Такой же ширины стол. И Гай за ним, в Собственном Мире. Белые, прямые волосы до плеч, этим отличался, полудроиды любят быть длинноволосы. Узкие губы. Тёмные глаза, пытливые за работой, никакие в кругу приятелей. Серые.
Ничегошеньки не получалось. И уже давно. А как окрыляли первые успехи…
Накануне он демонстрировал Махарадже плоды своих неудач. Развлекал патрона. Отчитывался. Чего скрывать? Система работает. Принципиально правильная, рабочая система. Просто всего не хватает. С обеих сторон: редких материалов и усложнённой, утончённой многократно сетки преобразования, схемы экрана. Второе, положим, его проблемы, его работа. А Лал?

Встретились в просторном и светлом шатре Махараджи, отгороженном в дальней, северо-восточной части Южного Рынка его же обыкновенными шатрами от торговых рядов, дальше начинаются тайники, кладовки.
Нико сидела в кресле. Полосатый оникс. Высокая спинка резная, тигры, идущие по облакам вправо и влево, одни над другими. Холодное кресло, подлокотников нет. Высокое, Махараджа под ноги ей поставил каменный же пуфик, имитирующий мягкую, стёганую подушку - оникс молочно-белый. Нико позировала. Для удовольствия и для дела.
Весёлая, украшенная бусами из рябины… Честная мена с изгнанниками Архи-Сада, они регулярно приносят на Южный плоды. И разные! От чистых хозяев не дождёшься, слишком дешёвый товар, стоит ли рисковать, приходя. Забранный в конский хвост по обыкновению, водопад шикарных волос спадал с плеча. Красавица. И пацанка. Одной ниткой бус Нико обмотала руку как браслетом и теперь обрывала её. Ягодку за ягодкой. Горькие, отдающие постепенно Впечатление бревенчатого домика, светящихся, тёплых окон в ранних сумерках, светящихся тоже... Над крышей, не угасшее, очень холодное, бледное небо. Односложное Впечатление. Упоительно... Яркая вспышка алого света отвлекла её, заставила сощуриться, замереть без движения, как условлено.
Краснота убавилась, жёлтые, оранжевые вспышки начались, перестали. Между Нико и экспериментатором задымилось пространство.
Гай бросил пригоршню пыли. Еще. С досадой. Видел уже, что не получается. Источник света за рубином погас, сетка перед ним остывала, дымилась. А перед ней Нико наблюдала, уплотнился дымок.
Пыльная взвесь расслоилась. Инеем опала на подстеленную ткань, дорогую, плотную до хруста. Соответственно сетке преломления конденсат образовал на ткани квадрат. Гай чикнул ножом, отрезая его от неиспользованного куска, сощурился, скривился и подал Махарадже. Белый лист издали казался пустым. Вблизи можно различить изображение. Бесцветное, словно выдавленное. К Нико оно, увы, имело самое отдалённое отношение. Не говоря, что не скульптура, а в идеале - так!.. Беспорядочные лучистые точки на приблизительно угадывающихся очертаниях кресла. Нико соскочила взглянуть:
- А мне нравится! Улётный портрет, человек-созвездие!.. Подари! Раджа, купи для меня...
- Бери, - сказал Гай и повернулся к Махарадже. - Видел? Так вот, когда будет настоящий Лал, без желтушных дрожаний света, чистый пурпур, тогда и не раньше будут детали. Остальные камешки не видят их, ни мощи, ни нужной огранки. Если бы хоть чертёж огранки! Цвет ускользает, не воспроизвести, ладно, но тонкость преломления... Я попытался бы за счёт неё... Фракталы решётки рано или поздно я рассчитаю, даже если Южному суждено обезлюдеть! Осаждение, поправка на кривизну - дело техники... Она ведь уже не врёт, осаждает, просто грубо очень.
Махараджа рассматривал "портрет" с двойственным чувством. Его изумляло, что это возможно в принципе. Артефакт создал артефакт у него на глазах, вне Собственного Мира. В то же время, промежуточный результат так далёк от желаемого...
Гай снова чиркнул ножом, забрал не сгоревшую часть ленты из-за рубина. Десятка три вспышек пригодятся ещё. Сам рубин, крупный, розовый протянул Махарадже, убирая с треноги:
- Спасибо, но не то. Камни я не собираю.
Экран, сквозь который озарил Нико алый свет, который разбивает его, отразившийся собирает обратно сквозь пыль, "пластилиновую" пыль, свернул трубочкой и забрал. Гай хранил промежуточные варианты. И называл для себя промежуточными. По тому судя, в успехе не сомневался. Однажды. А пока так...

Гай снова взглянул на чертежи, но устало выдохнул и собрал их в стопку. Завтра.
Относительно решётки преломления одно понимал точно: из центра к краям должны расходиться ячейки, уменьшаясь, захватывая площадь до предельной плотности. Какой формы? И с каким шагом уменьшения? Вот две нерешённых проблемы. С разными для разных объектов? Сам по себе, Гай несомненно решил бы, что да. Шутка в том, что как раз это он встретил, но не в атласе, атлас оказался утерян, а в сопроводительной книге к нему. Ясно сказано: универсальные. Два типа экранов. Делающие из формы форму, из формы плоское изображение. И это всё. Вдохновляет. И озадачивает. Последний вариант походил на пентаграмму коралловых веток. С неё и делал. Раньше были спирали, астры, всяческая геометрия... Варианты листвы... Первые. Забыл почти... Листва и прожилки листвы, умножаясь, утончаясь, до рамки экрана. Старательно чертил, надеялся с первого раза, смех.

Гай не был чудовищем, он был технарь и одержимый. С целью. Некоторые хищники ведут счёт пойманным, превращённым. Бахвальства ради или рефлекторно. Гай не считал. Он не видел людей. Кого считать?.. Поскольку не интересовался ими, поскольку не видел, поскольку они не интересовали его... - и так, подобно фракталам, до бесконечности, захватывая всё большее количество жертв, расходного материала для опытов. В начале - трагедия. Но об этом чуть позже.
Хищником Гай сделался походя. На тот момент ему было абсолютно всё равно, в каком качестве продолжать жизнь. Важно - до какого момента.
И первый похищенный был ему хоть не друг, но знакомый, из соседнего ряда. Имя забыл... Кипрей. Точно - Кипрей, торговец благовониями. Гай, естественно, не считал превращение гостей, похищенных, быстрым и выгодным способом продолжать эксперименты. Не менее естественно, что Кипрей успел воскликнуть, обнаружив себя в чужом Собственном Мире то же, что и все остальные, имеющие несколько секунд на восклицание, пойманные не из мести:
- Что тебе надо?! Ради милости дроидов, скажи что, гостем я это сделаю!
И Гай показал ему схему, поверх неё тонкий чертёж...
Но дело в чём... Гай не мог объяснить ему точности! Он сам, он один знал промежутки, знал их величины, знал взглядом, умом и рукой, державшей стило. То, что сотворил гость, оказалось изящным и милым рисунком листвы в прямоугольной раме... Можно повесить на стену. Перспективы сотрудничества с другими людьми враз стали Гаю ясны...
- Нет, - сказал он мягко, заходя со спины, через плечо указывая в бумаги, - не совсем так...
И пока Кипрей смотрел на чертёж, на указующую правую руку... Левую Гай, в тот же чертёж сосредоточенно глядя, опустил вниз ладонью и поднял ладонью вверх у него за спиной... А затем поднял с пола идеально точную, ошибочную, увы, первую сетку преломления. Присмотрелся к ритму фракталов, к краям... Чёткая. Пока сверял, забыл, из кого сделано.

И про настоящий Лал Гай знал точно: не зря это цвет императоров, пурпур царей. Иной не даёт нужную густоту, ту самую плотность, что необходима экрану чтобы считать, для преломления, для охватывания объекта, для обратного потока лучей. Горящий пурпур воплотит даже скрытую механику, для которой нет чертежей, благо, она в том узком смысле называется скрытой, что нет у неё глубины, шестерёнок внутри. Она работает за счёт свойств материалов, сложно перемешанных в её составе. Густой пурпурный цвет преображает вне Собственного Мира любой достаточно мелкий порошок в нужное вещество, в то, из чего должен состоять артефакт. Огранка Лала воплощает нижнюю структуру. И структуру скрытой механики, видимую дроидам и красному Лалу. Гай задумался... "Всегда говорят – красный, Пурпурный - Лал... Но в чём смысл этого уточнения? Остальные камешки имеют отдельные названия, если и скажут про них: Лал, - только чтобы похвалить..."

Перспективы? Вдруг сегодня будет закончен экран, завтра вернётся Гай на континент, а Махараджа нашёл требуемое?.. Что копировать? Огненный Круг практически умершего полудроида за последние секунды жизни? Что получится? Эксперимент в чистом виде... Определённо получится то, что их с Раджой, как тумана Великого Моря, станут боятся на Южном, если не выгонят с него!.. Или самим придумывать кругу замену? Наращивать по чертежам древние батарейки слой за слоем, вещество за веществом, пока не получится источник... Источник чего? Медленно исходящего тепла и только? Чего там, в дроиде Огненный Круг помимо тепла?!
Не то, чтоб это были чисто фантазии... Гай многократно и подробно изучал атласы тел полудроидов. Не нашёл в них ничего сложного. Люди эпохи высших дроидов просты. Кости и мышцы, обвитые, проникнутые сосудами, в которых огоньки дроидов и вода преобразуются, усваиваются, передают импульсы. Тела, способные пить ртом и носом, кожей и лёгкими - воду и пар, любую влагу. Усваивают, мельчат её до степени произвольного испарения перекрёстки сосудов и Огненный Круг. Он же испаряет целое связное Впечатление, что подольше задержано возле него. Тела, преисполненные Впечатлений на разной стадии поглощения, мыслей и чувств больше телесных.
Полудроиды мыслили всем существом, податливым, крепким, быстро восстанавливающимся после физических ран. С ранеными холодом и тенями, суть упорядоченной разновидностью холода, иначе. Простая система, зависящая от воды и тепла... Заменить источник тепла - программа максимум. Программа Махараджи. Минимум - копировать скрытую механику. На основании немногих Вирту, запечатлевших структуру и взаимодействие материалов, создавать новую, самим. Дорого. Увлекательно. Ерунда.

Такая проблема: Лалы - это подлинные артефакты. Не из миров! Если спустится на континент чистый хозяин, создавший мир только из красных камней, и предложит все на выбор, - ни один не подойдёт! Не бывает во Впечатлениях такого накала! Вообще! Хищники ведь создавали, пытались! Смотришь Впечатление - рубин, глаза слепит, грани неразличимы, тонут в сиянии. Превратил... Камень и камень, разбавленный розовый, пошлый алый. Чем разбавлен? Холодом бытия? Разочаровывающей неизбежно материальностью? Да нет, проще. То, что пылает, не видно вполне, потому и не воплотить. Не странно ли, что Махараджа стал хищником из-за них. Их искал и теперь...

По сравнению с планами мецената, интерес Гая представлялся узким. Частным, личным. То есть, огромным, как небеса. И Гай был непреклонен, как Великое Море, бросающееся волнами к небесам. День за днём, год за годом. Увидеть. Только увидеть. Извлечь информацию из некоторого артефакта. Узнать. Через столько лет... Всё равно, через сколько. Лал нужен!
Цель, сокровище, надежда и шип в сердце. В его Собственном мире хранился альбом. "Зеркальный Альбом" с прозрачными, пустыми для постороннего взгляда страницами. Кто дохнул на него пустой, того и слушается, открывается его только взгляду. Хочешь передать другому, очисти, потом передавай. Тогда лишь его будет слушаться. Синяя рамка на вид. Подобная Вирту, но проще, и очищаемая, можно стирать, запечатлевать новое. Когда-то на них была мода. Механика двух-функциональная: запечатлеть, воспроизвести. Они не держат изображения, ряд страниц промелькнёт стремительно, как выпитое Впечатление, зато можно повторить, сколько угодно листать. Короткая сценка выходит, или ряд разрозненных картин, мало страниц.
Этот Зеркальный Альбом принадлежал не Гаю. Не ему, Юлии-Альбе...

Чистая хозяйка Собственного Мира... Она и дала ему имя - Гай, с улыбкой, задумавшись о чём-то, половину раковины-гребешка покачивая в руке, то поднося к губам, то держа на отлёте, из второй пил он, вслушивался, как она повторяет: "Гай... Тебе нравится? Это древнее, человеческое имя, Гай..." Ему нравилось. Ему всё нравилось в ней.
Для него Юлия-Альба значила больше, чем дроид, чем  манок дроида. Восходящим, на заре жизни Гай встретил её и любил больше жизни, больше мыслей о завтрашнем дне. Он ждал, ждал, нетерпеливей чем кто-либо, времени завершить эскиз, войти в Собственный Мир, но не заботился об его украшении. Успеется... Юлия гостьей сделает лучше и красивее, чем он. Главное - она - сделает, она... Были бы небо и земля. Дом, ладно, дом... Стол и стул, ладно... Пока же, гость и возлюбленный Юлии-Альбы, счастливейший из людей, он бродяжничал под ливнями между её миром и Мелоди. Высоко. Слишком высоко в беспечности.

Прислонённый к Зеркальному Альбому, как к синей раме, на столе каждодневно встречал Гая, несколькими штрихами обозначенный, её автопортрет. Воплощённая нежность. Каждый раз, вглядевшись, прошептав дорогому лицу несколько слов, Гай очень досадовал, что профиль, что рисовано с отражения. Глаз не поднимает она, не посмотрит на него даже нарисованными глазами. А за хрупким, уже пожелтевшим листом, прозрачные страницы в лазуритовой раме скрывали последний день её, Гай знал это! Что ещё там могло быть?! Ради чего ещё передан ему альбом?! Там место её исчезновения! И лицо её похитителя! И Гай не в силах открыть Зеркальный Альбом!..
"Машина, - так решил он однажды, вынырнув со дна горя, - если я не могу, то механика сможет увидеть содержание этих проклятых листов! Покажет мне хищника..."
Человек передавший, бросивший Гаю его, летел не с земли. Появился из облаков, в них же скрылся. На второй день, когда Гай уже потерял её, когда Белый Дракон не приносил его к раме её Собственного Мира. Как Гай гнался за ним, как просил его, крича: "Лицо или имя!.. Месть не коснётся тебя! Гостем сделай мне изображение, его лицо!.." Кто поверит в такое? Упустил. Словно тот растаял. Вот и всё, светлая полоса жизни кончилась, белый свет померк.
Гай наметил себе план действий и придерживался его. Столетие за столетием. Войдя в компанию хищников, играя Против Секундной Стрелки в глубине души он каждый раз надеялся погибнуть, надеялся так же бесстрастно, как делал всё остальное, как проживал день за днём. Возвращаясь в пустой, безмолвный Собственный Мир, он досадовал слегка, что небрежно стал хищником, не заманил никого, не создал живой артефакт, хоть птичку в клетке, певчую. Чирикала бы. Скакала. А впрочем, и глухим молчанием мира без дроида Гай не тяготился. Всё всё равно.

Глава 34.
Начавшееся указанием отдать артефакт Шершню через Буро, и через него же искать доступ к последней карте, письмо Олива во второй части сообщало Густаву поразительные сведения. Относительно Чудовищ Моря. Ему оставалось верить на слово, ничего по сути не зная о них.
Олив писал: "Если сейчас ты жив, то значит, стал единственным из пытавшихся, кто дошёл до последнего короля, собирая проклятую колоду. Пусть тебя это не обнадёживает. Остался Минт, верно? Он погиб закономерно, учитывая его ненасытность. И при том, непостижимо, учитывая его тактику и силу, характер его преображения. Избранный способ защиты и нападения Впечатления сохранили вполне. Вот что сказал мне Шершень... Почему призрак морской прозвали Минтом? Он становился видим жертве только в предсмертном холоде. Заледеневшим, неподвижным глазам. Да, ты правильно понимаешь, Впечатление тоже. Вот так. Холодным было и его оружие, но сейчас не об этом. Важно не как он охотился, будучи живым, а как поймать его умерший облик. Тёплому человеку в нормальном состоянии потрогать, выпить его Впечатление ничем не грозит, Минт покажется в нём призрачной дымкой. Вот. Я выполнил обещание. Могу добавить. Подобное свойство не было случайным, побочным эффектом преображения. Открытые глаза человека так же слепы, как и закрытые. Видит, струящееся из них, желание увидеть. Разглядеть. Дважды сильное, правомочное желание. Как тревожное стремление распознать опасность, и как обычное жадное любопытство, ищущее новизны. Тем и пользовался. Минт вовсе не прятался. Голосом, атрибутами угрожающими и заманчивыми он привлекал внимание, старался предстать перед врагом или жертвой. Показать им свой облик. Но не взгляд, а зубы Юбиса последнее, что увидел сам Минт..." Меланхолично, философски закончил Олив письмо.
Весело... Ну и как быть?..

- Минт, Минт?.. - проворчал Буро, забирая искру и отдавая карту. - Пена морская, морозная?.. Не знаю, не знаю, может и есть где, среди старых чашек. Если не высохла. Да там ничего не видать...
- Я осведомлён, Биг-Буро, - чинно настаивал Густав. - Пожалуйста, Биг-Буро, твои условия, твоя цена?
- Какие условия, какая цена?.. - бормотал Буро, по-королевски угощая его, разливая и смешивая музыку и голоса отдельных Впечатлений, как один он умел. - Поговори-ка ты с Гаем. Да, так будет хорошо. А дальше видно будет... Дальше по ходу...
«Поговори!.. Кого он и навещает, кроме Раджи, на континенте? На Техно можно поискать... И что я скажу? Гай-технарь, а не покажешь ли ты мне тварь морскую, которую не увидеть, и сам не посмотришь, не сделаешь ли?.. А то мне карточного короля не хватает... Относительно Гая, какой-то нереальный бред, вообще». И к шатру-то с его пирамидкой Густав приводил похищенных в отсутствие хозяина, самого не дожидаясь. Чего ждать? Когда под тентом Белый Дракон просияет крыльями, и вот уже нет его? В рядах, устремляясь куда-то в торговой пыли, не то чтобы Гай не отвечал на приветствия... Если отсутствовала интересная механика у встречного в руках... Но встречный сам редко горел желанием останавливать, не запасшись предлогом для разговора... У Хан-Марика нашёлся такой предлог.

В общем, большом шатре игроков Против Секундной Стрелки царило азартное оживление. Не ожидаемая публичная казнь была тому причиной, напротив, полудроидам не свойственна симпатия к неизбежному, безвыходному. Они живут столь долго, и неопределённо долго, вольно... Зрелище чьего-то тупика озадачивает и отвращает их. В частности, плена, одержимости местью или единственной страстью. Такое принято скрывать. Ещё минус Густаву: какая-то суеверная, проклятая колода...
Атмосферу создавала непривычная теснота, толпа хищников в одном шатре, много гостей, не принадлежавших к группе, пришедших на открытую игру, подразумевавшую ставки без личного участия, без риска. От посторонних - тройные ставки, что не уменьшило число желающих. Которые незнакомы, получили возможность завязать связи, иные - возобновить знакомства. Иные же предпочли бы, не пресекаться, но любопытство победило опасения. Припозднившихся, Марика - ждали не скучая. Просторный тент цвета пыли стал рынком внутри рынка. Всем хотелось разглядеть чужие ставки. Махнуться без церемоний прежде начала игры. Публика собралась опытная, разных артефактов захватили с собой на всякий случай.
Как обычно в интересах лидировала механика, скрытая механика.
Можно объяснить ценность подобного на чём-то простом. К примеру, небывалой на Мелоди, но ценимой в Собственных Мирах, арфе. Вот кто-либо желает создать Восходящим или из похищенных. В чертеже механики много деталей, у арфы много струн. И то и другое, расположение условных шестерёнок, тон, натяжение струн надо знать, изучить прежде. Идеальный технарь, тренированный, вроде Гая, может, сосредоточившись, удержать все струны или шестерёнки в уме одномоментно, опуская и поднимая руку над похищенным. Ему достаточно одной жертвы, чтобы создать артефакт целиком. Но подобных мастеров очень мало! И они нередко... с причудами. Все прочие создают артефакт послойно, по деталям. Долго. Да ещё надо сообразить что куда. Полудроиды восхищаются сложными задачами, но склонности не имеют к долгим проектам и сосредоточению не на минуты, а на годы... Арфа в облачном мире, это здорово. Ещё лучше, если сделал кто-то другой! Струнам разные свойства можно придать, от ветра поют... От приближения танцора... Вон Густав до сих пор не забыл потерю.
Ещё интересовали народ такие вещи, как Сомбреро Собирающее Дожди. Достояние Биг-Джуна, оно разворачивалось с первыми каплями из невзрачной тюбетейки и впитывало столько воды, что хватало на десяток средних бутылей. Бродяжничество, поиск редкостей в ливнях и грозах, единственное, чем занимался изредка Джун, кроме игр и грабежей. Охотник он был никчёмный, заметный очень, хулиган, вроде Марика.

В шатре становилось даже тесновато. Знакомые знакомых появляясь в обязательных двух шагах перед откинутым пологом, приветствовали Злотого, наблюдавшего рыночные ряды. Интересовались условиями игры. Большей частью присоединялись. Тесновато... Обрезанная вершина общего шатра ждёт, чтобы продлиться ввысь призрачным шатром победителя, достигающим его Собственного Мира. Пространство под тентом освещали Пузырьки-Минутки, развешенные по стенам раковины, испускавшие струйки пузырьков, быстро улетающих, но очень светлых. Пирамидки договорились ставить в последний момент, а то чёрт знает, во что эта толкучка может вылиться. Дорогие артефакты, рисковые хищники.

Бутон-биг-Надир играл. Почтил присутствием...
Он заявился не рано. С тремя вещичками: змейка-браслет, рыхлый сноп идеально ровной соломы, если поджечь такую, пламя встаёт два человеческих роста, если дунуть, наклоняется, поражая тени в тумане, и нитка разноцветных, разнокалиберных жемчужин. Что поставить, что выиграть, проиграть, без разницы... "Сойдёт?.." - бросил он Злотому. Биг-Буро шёл послушать и посмотреть. Махараджей было предложено ему кресло на стороне противоположной входу, рядом со своим. Утопающий в складках лилового шёлка, браслет на браслете звенит, с непременной короной на голове, шестью дугами расходящейся от венца, высоченной, тяжёлой, Биг-Буро протопал к креслу, приветствуя знакомых.
- Раёк! Надеюсь, ты ставишь не скворца? Не то, из-за чего твой мир называется твоим именем? Я надеюсь заполучить его, учти!..
Раёк в ответ взмахнул раскрывающейся Кистью Ста Миражей, и Буро укоризненно покачал головой. Дороговато. Раёк пижон и хвастун, и Кисть Буро не отказался бы сам выкупить.
- Биг-Рамон, моё предложение в силе.
- Гратия, ужас! Сними диадему немедленно, на фоне твоей красоты она кажется дешёвкой. Тебя не допустят к игре, королева!
- Симург?..
Буро остановился.

Симург, хищник в стальных доспехах. Шатров не ставил. На рынке появлялся редко. Крайне редко. Всегда одним и тем же манером: приведя пленника из облаков. Охотник небес, как и Густав. Менее активный на посторонний взгляд. Либо, менее везучий. Наверное, полная ему противоположность.
И даже в самом стиле возвращения на Южный с добычей проявлялась громадная разница. Лукавый, непроницаемый, тысячеликий Густав до двух последних шагов, до Хан-Марика вёл жертву под локоток. Мурлыкая или споря. Успокаивая, задирая, беря на слабо. Интригуя, просто отвлекая байками. Шутя. Симург же шёл впереди. Направляясь к Бутон-биг-Надиру, он пересекал Южный Рынок стремительным шагом, так что пленник, не связанный, свободный едва поспевал за ним... Густав дорого бы дал за возможность увидеть самою охоту.

- Симург, - удивлённо повторил Буро.
Несмотря на высокие ставки, забава представлялась мелочной для такого охотника. К тому же, он-то знал, что любит Симург...
- Биг-Буро, - поклонился хищник в латах, - отвечаю на незаданный вопрос: я не нашёл тебя, где обычно. Отвечаю на второй: он оставлен ждать подле. Кто тронет, пожалеет об этом. Окажется на его месте.
- Другой вкус, Симург... Это испортит вкус... Возле моего шатра? Никто не тронет.
Буро кивнул в сторону устроителя, Махараджи.
- Раз уж ты здесь, сыграй? Раджа, изложи правила, а я поставлю, отдам за него.
Махараджа, равно как другие завсегдатаи Южного, исключая Хан-Марика, - Марик не оглядывался вообще ни на кого, - побаивался Симурга. Имел кто из местных ущерб от него или угрозу? Нет. Изредка Симург приводил человека, всегда незнакомца, иным манером, силой, с закрытым лицом, чтобы переменить или починить доспех, обычно к Гаю. Вторым похищенным расплачивался. На рынке не охотился, замечен не был. Не влияет. Боялись.

Лаконично Махараджа изложил суть предстоящего. На центральной подставке с шариком стоит отказ. При этой игре она не похищает, крутит Секундной Стрелкой со вторым шариком на конце цепи. Дико быстро.
В захватываемом ею кругу, где им угодно, играющие поднимают пирамидки одинаковой высоты с чем-нибудь маленьким на острие, уравнивая шансы. Собралось уже больше тридцати человек. Значит, по их числу, больше тридцати кругов должен пробежать, перепрыгивая через, уворачиваясь от Секундной Стрелки - этот... Махараджа указал на парня поодаль в рваной одежде, с двух сторон от него Биг-Рамон и Биг-Джун. Ну, реально пробежит два-три, предатель. На чью пирамидку рухнет, того все ставки и он сам.
- А если тридцать пробежит? - спросил Симург.
- Невозможно. Тогда уходит.
То был Пассия, приведённый когда-то Эспаньёлом, не охотившийся, но игравший с группой. Предавший другой группе, охотников в небе с цепями, новоявленной, быстро истреблённой, и Эспаньёла и Тарана. Расплата для него справедливая.
Наверное, только чистую хозяйку, Нико, и Господина Сому, он играл тоже, подспудно терзало недопонимание, несоответствие... А почему Пасс? Пасс, Пассия, барабанщик с Мелоди-Рынка, и вдруг... Эспаньёл - барабанщик и танцор, друг ему, действительно старый друг... Странно. Пасс не прокомментировал ни словом. Попался и сидел молча. Бежать согласился кивком. Общая ненависть, увы, спешила. Вопреки обыкновению Махарадже пришлось отказать Нико, в отсрочке для жертвы. Не тот случай. И для разбирательств тоже.
- Какая нам разница, - ответил Раджа, - о чём он думал? Личные его мысли остаются при нём. Пассия платит за то, что он сделал, а не за то, о чём думал.
Господин Сома спросил:
- Раджа, а если выиграешь ты?
- Отдам Гаю, - без раздумий бросил Махараджа.
Гай улыбнулся. Он поставил фейерверк. Самодельный. Должны же его побочные успехи приносить какую-то пользу.

Оживление было в самом разгаре, Марика с Густавом не сразу бы и заметили, но Гай, движимый каким-то сверхъестественным чутьём, следил за входом именно в эти минуты. Интуиция не подвела его. С глухим, нарастающим гневом он наблюдал, как Хан-Марик выставляет на всеобщее обозрение, в круг ставок, так называемую им "рисовалку", однонаправленный усилитель, скрытую механику. Калейдоскоп, Брызги Мнимого, Мнимый Умножитель - по разному называют подобные штуки. Цилиндр матового, дымного стекла, расширяющийся к краям. Нижняя плоскость на трёх ножках, стилизованных изящно под лапки с когтями. На верхней плоскости отдельное кольцо и ручка в виде такой же лапки. Калейдоскоп можно класть и набок, но сейчас он стоял подобно зверьку на лапках, верхнюю протягивая тому, кто захочет поздороваться, пожать её. Гаю протягивал, его дразня. «Паршивый Марик, знал ведь! Таких совпадений не бывает!..»
В сам цилиндр заливалась морская вода, которая и производила недолгий, несложный, но очень полезный в силу безукоризненной точности, а для непосвящённых просто весьма симпатичный эффект.
Марик предусмотрительно набрал внутрь воды и даже подложил внизу, чудом не обгрызенную до сих пор, золотую пряжку: паутина в шипастых побегах розы, паука нет, есть розочка с краю, бутон. Вдруг народ пожелает смотреть, как оно работает?.. Непременно пожелает! Демонстрировать функцию Калейдоскопа проще и красивее всего распылением вверх, в открытое пространство. Вещь или изображение, помещённое под ним, проецируется, выстреливается упорядоченным и подсвеченным туманом морской воды, как только покрутят его верхний обод за лапку. Причём, сколько кругов повернуть, с какой скоростью, от этого зависит число проявившихся точных подобий, объёмных, если снизу объёмный предмет. На какое количество распадётся первое изображение, на каком расстоянии, перекрываясь соседними или нет... От угла наклона другие вещи зависели.
Марик не вникал, так любовался. Но для Гая калейдоскоп был не игрушкой, а в высшей степени годным, ускоряющим дело инструментом! Направленный на рыхлую ткань, либо покрытую пластилиновой пылью бумагу, цилиндр отпечатывал на ней недолговечный, однако чрезвычайно точный рисунок. Махараджа торговался с Мариком за калейдоскоп, ясно ради кого! Получил отказ. Теперь же демонстративная готовность утратить артефакт в азартной игре, за который не пожелал взять хорошую цену, Гаем была воспринята, как личное оскорбление.
Почти... Это была личная, целенаправленная провокация. Или без пафоса - встречное предложение.
- Хан-Марик, - приблизился к нему мрачный Гай. - Ну, говори. Какого чёрта, как прикажешь тебя понимать?
Марик ухмыльнулся и посторонился немного. Густав приветствовал Гая кивком.
- А... - протянул тот. - Ясно... Охота внутри стаи? Нет, Хан, и за такую штуку с Гусом не связываюсь.
- Нет, нет, Гай, - удержал его Густов, протискиваясь между гостей, - погоди!.. Что за глупости, разве похож я на него, на волчок сегодняшней рулетки? Разве предавал своих чужим?
Гай холодно и криво усмехнулся:
- Нет, конечно!.. Только своих своим!..
- Гай, за артефакт, за эту вещицу мне нужно твоё искусство. И совет. Возможно, один лишь совет.
- Подозреваю, то, относительно чего он должен быть дан, пребывает в удалённом, трудно доступном краю? На облачном рынке, притворившемся Собственным Миром? В Собственном Мире, притворившемся облачным рынком? Страшно представить какие там заказчики... На берегу морском или на Оливковом Рынке?
- У меня в кармане. Нет уже Оливкового Рынка, если откроется, не знаю, как его назовут. А письмо Олива лежит у меня в кармане. И я готов платить только за то, что ты прочтёшь его, скажешь слово. Я не понимаю, как обойти преграды, указанные в нём.

Столь интригующее предисловие оказалось не менее результативным ходом, чем соблазнительный артефакт. Мимо сложной задачи, мимо загадки невозможно пройти полудроиду. Особенно технарю, вроде Гая. Это память, рефлекс, остающийся с начала жизни, со времён, когда вторая раса, холодные дроиды 2-2 помогают Восходящему. Вместе с ним собирают, складывают, дополняют и выверяют облачный эскиз. Инстинкт: соотнести, угадать, переложить, переставить, найти недостающую часть, приложить и удостовериться - как здесь было! Если бы пришла из эпохи до дроидов традиция всяких кроссвордов-сканвордов, на их эсперанто она приняла бы характер эпидемии! Сопутствовала бы резкому повышению грамотности!.. Возможно, через какое-нибудь Впечатление, цельное, отчётливое, она ещё и воскреснет.
Гай пробежал глазами бисерные строчки Олива. Хмыкнул раз, второй, дочитав до конца, рассеянно уставившись в пространство.
- И это сложно? - спросил он, наконец. - Густав, навскидку, твою проблему можно решить двумя прямо противоположными путями. То есть в обе стороны путь открыт... И приспособления не нужны. Хоть, в первом случае не помешают... Ты сам что ли непременно желаешь разглядеть лицо чудовища? Его мог бы увидеть только тот, кто превратит в карту. Я... Не доверяешь?
"Разумеется, нет..." - раздражённо подумал Густав. Вслух сказал:
- Не в доверии дело. Я должен вживую, бишь, во Впечатлении видеть персонажей своей колоды. Чтоб они знали меня. А я их. Иначе работать не будет. Как надо...
- Ай, Гус!.. Ведь суеверия это всё! Обычная, небо и море, коллекция... Как угодно. Пусть Марик отдаёт Калейдоскоп. Не позже, чем через неделю, я приготовлю требующееся... Чтобы не быть голословным. И не объяснять на пальцах.
- Заранее благодарю.

Хан-Марик заменил ставку на украшение. Браслет, соединённый цепочками с четырьмя крупными перстнями. Из металла "да-нет", пёстрого, ценимого за неповторимость узора. Шершавого в светлых местах, зеркального в тёмных. Словно массу размешали небрежно, воплощали не глядя. Единственный камень на браслете бросил алый отблеск на своды шатра, и Гай вздрогнул.
- Что? - заметил Марик. - И эта вещичка приглянулась?
Гай рассмотрел браслет.
- Фу, ты!.. Показалось. Тоже светящаяся механика. Для чего?
- А я знаю?
- У кого отнял, так поставим вопрос?
- Не помню... На входе.
- Хан-Марик!.. - Гай хлопнул его по плечу и с добычей отошёл к Махарадже.
Померещился Гаю снова пурпурный, подлинный Лал. Горящий, так что грани неразличимы. Ошибся, огоньком подсвеченная безделушка. Бывает.

Перемена ставки не прошла незамеченной.
- Ну, конечно, - громко сказал Злотый, - если Гай что утащит к себе, на континенте тому вовек не бывать! Что-то там за техно... Похвастай друзьям!
"Угу, друзьям..." Избегая без нужды быть в центре внимания, Гай оценивающе глянул вокруг. Шоу ждали. Самое оно, перед началом. По завершении тоже забацают чего-нибудь. «Развлеку, так и быть…»
Повидав, поразобрав и собрав немало механики на своём веку, он уловил принцип конкретной модификации сразу. Гай установил Калейдоскоп по центру шатра. Пряжку из-под него Марик не забрал, не стал мелочиться. Крутанув ручку, Гай едва не поранился о коготки, острые... Или они чуть сжались?.. Злотый погасил Минутки.

На весь шатёр над головами людей раскинулась рисованная в воздухе тонкими, светящимися линиями паутина. Шипы побегов шире её... И розочка... Раскинулся паутинный узор - тут же начал дробиться на пряжки…Три - девять - восемьдесят одну... Они не считали. Отчётливо. Различимо в малейших деталях до размера ногтя. Розочка в каждой видна.
Кто-то, с Мелоди, видно, гость, вспомнил про двойной барабанчик, пробежался пальцами по круглым, гулким полям, по сторонам его, и чутьё полудроида сопроводило танец воздушных узоров. Словно, тем занимался всю жизнь.

Гай наклонил Калейдоскоп, и роза пропала. Шипы наложились на паутину, шипы на шипы... Лица, одежды, пол и своды покрылись ими, как трещинами. Тонкие, тончайшие они умножались ещё и ещё, пока не слились в мерцание.
Продолжая, медленно на сей раз поворачивать ручку, - определённо Калейдоскоп держал его палец!.. - Гай наклонил цилиндр в другую сторону. Здорово! Он уважал такую механику, которая сама подсказывает, что с нею делать. А бывает вредная: читаешь три дня, потом три дня настраиваешь... Мерцание поблёкло. Паутина расширилась, проступила ясней. Чтобы раствориться тоже. Розы, одни только розочки летели снизу вверх...

- Вот, что я думаю, Гай, - шёпотом сказал Махараджа, сидевший рядом на корточках, - если победитель, получивший твой фейерверк, не станет жадничать, не прибережёт для Собственного Мира, одолжи эту штуку ещё раз?
Гай кивнул:
- Должно получиться неплохо. Кстати, снаружи можно, ночь.
- Ага-ага!
Подходящая ночь сухого сезона.
Угасающий, спиралью под купол уходящий свет, то шипы, то звёзды бутонов проступали в нём, тихий рокот барабана сопровождал, прерывался… Ещё тише начинался ради последних витков..

"Что должен - он - чувствовать, глядя туда?! - подумал Господин Сома. - Туда, под купол, где тают они, где растает вскорости и он сам?.. Меня одного интересует это?.."
В азартных играх не удачливый, и не азартный, пришедший для очистки совести. Господин Сома смотрел как расплываются и меркнут отсветы на лбу, на лице приговорённого, как щурится от них Пассия... Стемнело. Вместо Минуток пора поднимать пирамидки торга.
"Дроиды! - в сердцах, едва вслух не воскликнул Сома. - Хищники, вы не должны! Решайте, как вам угодно, но прежде узнайте, в чём суть! Тут что-то нечисто, весьма странно. И то, как Пасс молчит. Молчать можно по-разному. А что касается его - странно в любом случае! Когда своей болтовнёй он портил вам очередную охоту, вы не злились?.. Сейчас не удивляетесь молчанию. Вам всё равно! Это и скверно. Просто - вам всё равно... Дроиды светлые, если от шквала везения, от водопада везения, от цунами везения, обрушившегося на меня за последнее время, остались хоть клочья пены, пускай долетят сюда! Дроиды, помогите мне выиграть этого хищника! Не хочу больше оставаться на рынках, не могу так. Весь выигрыш оставлю на общее пользование в Архи-Саду!.." Взгляд его упал на ставку Нико, сбрую, которую в шутку и для красоты набрасывают на Белого Дракона в полёте, сбрую шёлковую, с кисточками и колокольчиками, и уточнил: "А это отдам До-До..." И рассмеялся, поймав себя на мысли, беззвучно.

Махараджа пересчитал участников.
- Тридцать четыре круга, - объявил он громко, едва повернув голову в сторону Пассия.
Перешагивая зубцы подставок с прибрежной галькой и осколками ракушек на остриях, поднял центральную пирамидку и раскрутил шарик.
Запущенный привычной рукой он начал плясать, взлетая на человеческий рост, внизу проносясь точно над условным товаром игроков. Биг-Рамон и Биг-Джун разошлись в стороны, пропуская Пасса к центру шатра. Усталый от жажды, от продолжительного бездействия, что для полудроида хуже, чем долгий, к примеру, полёт, или погружение в глубины Великого Моря, он всё-таки был музыкант Мелоди, барабанщик.
Пассия потратил время последних неспешных шагов на то, чтобы уловить ритм стремительного шарика, Секундной Стрелки. Через сколько пирамидок вверх-вниз. Если б не стояли хаотично, если бы и ритм дыхания мог синхронизировать, тогда три десятка кругов - лишь расстояние, короткая дистанция, хоть и для быстрого бега. Но он знал, что собьётся, дыхания не хватит. Запрокинул голову, сделал глубокий вдох... И встретился взглядом, отрешённым до безнадёжности, с Господином Сомой. Не скажешь, нарочно, случайно ли?.. Господина Сому осенило.
Никакой дряни в карманах для пирамидки он не нашёл, одолжить не озаботился. А потому, положил запонку из металла "да-нет". Чёрно-белая, она немного выделяла его пирамидку среди других. В такой же точно самородок у него под расстёгнутым воротом батистовой рубашки продёрнут шнурок, вместо галстука. Господин Сома не водил знакомства с Пассия лично, но приятелей на Мелоди-Рынке проводивших сутки напролёт имел в количестве. Звали иногда... Нравы того мирного рынка, привычки, фишки он знал. На мгновение Господин Сома удержал пресечение взглядов, на миг, во время которого, запахивая рубашку, прикрыл одну ладонь другой, напротив Огненного Круга, и пальцы указывали на чёрно-белый самородок. Так приглашают на Мелоди-Рынке, если издалека, так зовут танцевать...
Пассия не отреагировал. Несколько раз он ритмично щёлкнул пальцами и прыгнул в круг Секундной Стрелки... "Почему он должен понять меня?.. Тем более поверить мне? А если, если вдруг всё получится, но кто-то заметил? Нам обоим не жить, это точно!.."

Первые два круга Пасс прошёл высокими прыжками, отталкиваясь от земли, когда гудение шарика уходило вниз, следя больше за подставками. На третьем круге начал уставать. Перекувырнулся под цепочкой ближе к центру, распластался, дал себе несколько мгновений покоя... Перепрыгнул её...
Следующие два круга, практически шагом. Увиливать стало легче, чем спешить. Едва не попался за шею, под ноги смотрел, а прямо забыл.
На исходе шестого опять растянулся внизу, отчитал восемь ударов сердца: два и два, два и два... и ещё... и ещё... И теперь вставай. Так запрещено, да не всё ли равно сейчас. Пронесло, резко перепрыгнул. Плохо, на одной ноге покачнулся между двух пирамидок. Переступил, время позволило, и ещё раз выпрыгнул, перелетая зловещее гудение, высоко... В последний раз. Силы кончились, внимание иссякло. Всё сливалось перед глазами.
На следующем пролёте Секундной Стрелки, отклонился, но недостаточно. Цепочка обвила его, подбросила через центральную пирамидку. Стремясь раскрутиться, протащила волчком. Пассия взлетел уже не по своей воле и...
Чёрно-белый самородок "да-нет" упал с подставки Господина Сомы!
А парень остался на ней. Ниц, не видно лица. Никто, никто ни в жизнь не заподозрил бы расчёта!.. Включая победителя, Господина Сому…
Выдох, стон разочарования прокатился по шатру. Биг-Буро с кресла, словно дирижируя, в соответствии с предыдущей договорённостью сделал лёгкий, забирающий жест руками, и хищники, ворча, сняли свои пирамидки торга.

Махараджа подошёл к Господину Соме:
- Ну что, по-прежнему будешь называть себя неудачником? Редко, но метко тебе везёт! Требуем угощение!..
- Что?.. Да, само собой... - пробормотал Господин Сома и замолчал. - Я... Немного растерян... Так зашёл, без надежд особо. Что ты сказал?
- Общее шоу с тебя! Гай устроил до, ты после.
- О, да, какое хотите?
- Из добычи твоей хотим фейерверк! - отозвалось много звонких голосов сразу.
Не слишком удачно. Ему нужно радоваться и вместе со всеми смотреть. А Сома хотел смыться немедленно, срочно... "Ничего, им не до меня будет". Гай, Гратия, Хан-Марик, Нико уже кучковались с Калейдоскопом у выхода.
- Берите, нет проблем. Небо и море, я и не следил, что за ставки...
Махараджа недоумённо переспросил счастливчика:
- Что-то не так? Нет желания нас порадовать?
- Вздор, Раджа! Извини. Я действительно растерян, не ожидал... Сейчас дни для твоей пирамидки тут? Не против, я оставлю выигрыш на денёк?
- Я-то не против...
- Понял, тогда одолжи мешок.
- Слева под стенкой. Если к твоей сокровищнице эта вся груда мало что прибавляет, и ты готов рискнуть... Кое-кто может на неё и попасться... Если оставишь так. Демонстративно.
Только этого Господину Соме не хватало. Он потряс головой и ушёл за мешком.

Хищники высыпали из шатра под непроглядное ночное небо.
Гай, словно видел в нём что-то глазам других недоступное, размышлял о россыпи лучей, как расположить, с каким охватом, как повторять узоры, как растворять их... Охотно. Он чувствовал расположение к любой сложной задаче. Для кого, для чего, безразлично. Уходил в неё, как в полёт, в гонки на драконах. Даже и лучше, если задача была совершенно пустой и посторонней. Чем меньше в мыслях у Гая оставалось самого Гая, тем легче дышалось.
Пять минут, соображал он быстро. Решил не мудрить с самим фейерверком, а дополнить его. Расположил под тремя лапками Калейдоскопа старенькую, почти израсходовавшую заряд искру с бегающей по лицевой стороне многоножкой, остроумная подсветка. И представление началось...
Один в полумраке шатра, лишь его торговой подставкой освещённого, Господин Сома, не глядя, кидал выигрыш в сетчатый мешок. Выпрямился, вскинул руки по сторонам. Призрачное марево его личного шатра устремилось вершиной к Собственному Миру в круглый, вспышками фейерверка освещённый просвет.
Пасс не шевелился, никакого притворства, действительно без сознания. Так подумал Господин Сома, подумал и всё-таки не поверил. Почему? Интуиция. "Нормальный человек связал бы ему руки..." Ага, нормальная предусмотрительность, ничего больше.
Однако с тех минут, когда вслух читал Конвенцию в Архи-Саду, одиноких, отчёркивающих предыдущую жизнь, - то есть, всю жизнь, - минут... Он позволил себе разлюбить то, что всегда в душе ненавидел, предусмотрительность в том числе, и перед собой впредь не притворяться. А между тем, последний из похищенных не успел быть им формально освобождён, сбежал, устроив между собой и хозяином мира нехилую стену. До-До исправлял потом.
"Не буду. Не настолько Пасс дурак, чтобы рвануть на Южный обратно. А мир?.. Пускай портит". Белый Дракон озарил их, увлёк хозяина в Собственный Мир с огромным мешком сокровищ и гостем, схваченным за запястье.

- Только не беги! - воскликнул Сома, едва Пассия открыл глаза. - Нет причины! Зато есть разговор. На сегодня набегался, хватит.
Убегать? Пасс между садовых стульев, на клумбе с незабудками приземлившийся, клумбы жалко, хлопал глазами... Тепло Собственного Мира целительно. Но он ещё не пришёл в себя. Осознал последние события, но не предшествовавшие им. Зато голос, болтливость вернулись сразу!..
- О, блеск!.. О, Сома, ты хитрый нереально! Скольких провели, ты - мне, я - тебе!.. Поделим поровну? Слушай, можно повторить!..

Повторить... С какого момента? Парень прекратил тараторить... Хлопнул глазами, припоминая, и резко сменил тон:
- Сома... Как я попался... Как же я попал...
Пассия водил рукой по горлу, и этот жест утвердил Господина Сому в его подозрениях: на пороге тень растаяла, на континенте говорить парень не мог. Не мог оправдаться. "Дроиды, - подумал он, - а кто, помимо Гая, - Нико, не в счёт, - кто из вас хищников нашёл время несколько слов научиться писать? Пригодиться ведь может!.."
- Господин Сома... Ты, правда же, не нуждаешься ещё в одном артефакте из человека, нет?
- Нет, - ответил Сома. - Пассия, у меня две просьбы. Никаких рынков! Ради двух наших жизней, мы такое учудили сейчас!.. Сам понимаешь. А вторая - рассказывай. Всё и по-порядку...

В то время, пока толпа хищников, то замирая, то взрываясь криками удивления и восторга наблюдала узоры, охватившие небо, Симург и Бутон-биг-Надир удалялись быстрым шагом ко владениям последнего. Молча. Топ-топ... Буро не был так уж медлителен, когда надо. Возле задёрнутого многослойной занавесью полога его шатра на корточках сидела человеческая фигура.
- Заходи, - бросил Симург, не останавливаясь.
Трое нырнули во тьму, и полог задёрнут снова.
Двое поутру вышли на рыночные ряды. Артефактов в шатре Бутон-биг-Надира не прибавилось.

Глава 35.
В тот день Нико занималась мирным искусством. Не доставляла беспокойства Махарадже участием в рисковых гонках, исчезновениями на облачных рынках, ради игр, длящихся пророй сутки и больше.
Она оккупировала жилой, самый просторный из его шатров, с цельным куполом лазоревого цвета, не предназначенный для торговли. Плела и украшала новую драконью сбрую взамен проигранной. Серебрились, для ревизии разложенные на земле: цепочки, колокольчики-бубенчики, бусины крошечные, средние и большие, круглые, вытянутые, сплюснутые, гранёные, зеркальца с монетку величиной, однако в оправе. Белый шёлк - верёвки, ленты, шнурки сложного плетения, короче, всё потенциально пригодное к делу. Нико долго ходила среди них, переступая, но не приступая к работе. Во второй половине дня определилась, выбрала нужное, остальное запинала за ширмы в углу.
К этому времени Махараджа вернулся с поединка. Победителем. В поясе проигравшего из глухо звякающих при движении пластин. Танцевальный пояс, мужской. Проигравший боец - мим, известный на Мелоди. Махараджа не отнял его у партнёров и радостей Мелоди-Рынка. Боролись за трофеи, не за жизнь.
Гай и Густав были свидетелями его успеха. Что приятно. Но звал собственно ради того, что бой уже был назначен, а Махараджа не хотел пропустить ни его, ни их беседу. Фокус, который, - Раджа не сомневался, - будет в процессе маленькой лекции, платы за Калейдоскоп. Густав не возражал, больше народа, больше расспросов, надёжнее. А то с Гая станется… Процедить несколько заумных слов с таким видом, что, слушая, поклянёшься себе - ближайшая охота только на него! И исчезнуть на год… При свидетелях можно заспорить.
Артефакты нужные Гаю, на что потратил последние дни, оказались обычнейшими листами плотной бумаги. Извлечённые из цилиндра стальной тубы, теперь они скручивались, не желали ровно лежать на столе. Стол чудный у Махараджи, восьмигранный, восьминогий, яшмовая, наборная столешница... Какой-то изгнанник на континенте делал, из Собственного Мира такое не принесёшь... Кисть. Приземистая, с широким основанием непрозрачная баночка. Чернильница с тушью?
- Раджа, - спросил его Гай, - ты хотел про невидимый мир? Вот случай и представился...
Не присели даже. Без предисловий Гай рассказывал им...

- Люди эпохи до дроидов знали и изучали его. Особенно на излёте эпохи. Наблюдали сквозь приборы, примитивную механику. И прежде создания таковой, логически выводили его законы. Зачастую правильно. Но появились высшие дроиды… И мир в совокупности своего многообразия, видимый, невидимый, оказался неизмеримо шире, богаче сложней...
Гай отпил из фляжки и продолжил:
- Под дроидским взглядом. В изложении дроидов... Мир на девяносто девять процентов недоступный органам человеческого восприятия. Первые высшие дроиды абсолютно открыто делились увиденным с людьми. Придумывали термины, механику, перекодирующую в знакомые образы то, что образа не имело. Даже писали книги! Точней, дополняли энциклопедии. Голографические и обычные. Тогда появились и Вирту. Основного пункта преодолеть они не могли, принципиального: то, что для них, дроидов было несомненной реальностью, для людей - идеями, не больше. Образами. И обратное верно…
Ещё отпил, долго говорить…
- Это бы и ладно. Но люди уже давно были полудроидами… Усовершенствования продолжались. И проблема возникла на стыке воспринимаемого с трудом и не воспринимаемого вовсе. Фронт, граница. Опасность. Дроиды смогли подвести людей туда, где человек видит больше... Но он уже не совсем человек... И видит не совсем он... Пока одна часть смотрит, другая разрушается... Стоп. Табу. Против дроидских правил... Где же, а главное кто проведёт грань между запретным и дозволенным? Что беспечность и личное дело, а что провокация и предупреждаемый риск. То есть, неоправданный? Вам скучно, понимаю. Перехожу к конкретике.
Гай вышагивал вдоль разложенных на земле лент и на слушателей не смотрел. Остановился:
- Сколько основных цветов? Пять. Шире - семь. Количество оттенков, суть условное множество, ограниченное лишь величиной поэтического дара их именователей. Хоть миллиард придумай, не удлиняет шкалу!.. Утончает…
Махараджа играл с густыми, нежнее шёлка, волосами Нико и делал очень-очень умное, сосредоточенное лицо, несколько тушуясь перед Гаем. Так было всегда. Нико забыла своё рукоделие, слушала внимательно. Она соображала, куда ведёт речь...
- Эти бесчисленные цвета, Нико, - обратился к ней Гай, в упрёк Махарадже, - дабы не усложнять, скажем так, делятся на тёплые и холодные. Хотя среди тех и других есть в свою очередь тёплые и холодные, и так далее... Что открывает вход в ещё одно пространство... Я отвлёкся. Ну, раз уж отвлёкся, хотите узнать, как выглядит центральный между всеми, не тёплый и не холодный, посредине спектра, для невооружённых человеческих глаз? Вы сочли бы его тёплым, невыразительным цветом. Двумя. Потому что вещь может двигаться или стоять... Вещь, окрашенная им. Состоящая из него… Не стоять... Как трудно короткими словами!.. Не стоять на месте, а разворачиваться, изменять форму... Направление. Приобретать направление в одной фазе… Терять в другой… Иначе - кристаллизацию переменять на распад, но распад - имеющий вектор... Зависший миг между ними...
Отпил из фляжки:
- Да, на примере времени будет ясней. В динамике это очень бледный жёлтый цвет, тон листа весной, первого, ещё не набравшего зелени. И он же - тон обесцвеченного при увядании... А между этими двумя направлениями – он же тёмный, никакой, цвет прошлогодней листвы. Тот же самый, но ни туда, ни сюда. Вот он-то, как ни странно, имеет направление!.. Они - движимые. Он - избирающее. Поэтому, сам не сдвинется никогда... Он - разворачивает шкалу... Что Раджа, давно ты встречал цельные, подлинные Впечатления в ливнях, где ничего, а только листва, к примеру, садовник с граблями? И я давно. Мы всё отборные, рафинированные покупаем...
- Я встречал... - произнёс Густав. - Когда твоя очередь ставить торговый шатёр в общем? Я приведу тебе двух человек, вместе... Ты из второго сделай мне такой бурый листок в стекле, лады? Хочу сувенир. Ты потрясный рассказчик.
- Похоже на то, - рассмеялся Гай, - раз сумел продать сухой прошлогодний лист! Никогда не знаешь, кого что зацепит. Тебе с конкретного дерева, какой-то породы?
- Осиновый.
- Истлевший до прожилок?
- Точно.
- Ишь ты... Длинное было Впечатление? С сюжетом?
- Я в книге видел, Гай. Засушенным в книге по этикету. Дроид нашёл её для одной Восходящей... И между страниц был листок осенний, он ещё сохранял цвета.
- Ясно. Не вопрос.

Нико прервала их, уклонившуюся к ботанике, беседу:
- Значит, Гай, ты имел в виду не эти два выхода в незримый мир, не через тепло и холод?
- Именно. В обе стороны нет выхода, лишь смещение точки отсчёта. Из линейки спектра выход - в бок, в сторону из любой точки. Чтоб снаружи взглянуть. Так, о чём я… Для нас цвета тёплые и холодные, для дроидов их куда больше. Однако при изучении, открывая для себя и людей, названия им и группам их давали по аналогии. Незримые - горячие и ледяные. Возникали и такие названия: пятна и вектора, ветра. Периметры и расширения. Но они не прижились. Да и прижившиеся-то я один знаю, судя по вашим лицам! Ага, оживление!.. Сейчас будете просить меня показать вам невидимые цвета?..
- Гай, - серьёзно, даже резко спросил Густав, - откуда ты знаешь про них? Как это можно узнать?!
- Книжку читал!.. Смотрел. Первое, где наткнулся, голографический атлас.
- И в атласах, исключительно в них видны незримые цвета... Ой, как здорово!..
- Нет. В них запечатлены вещи сделанные дроидами для себя. Вещи этих цветов. Дроиды тоже нуждаются в инструментах. В общей шкале измерений, переводчиках и прочем.
- Объяснил! Маленькое упущение: как же ты идентифицировал эти цвета? Если в атласе они открыты человеческому взгляду, то, как обычные. Или нет? Тогда как увидел голограммы? Как очертания? Но и они должны иметь цвет, хоть какой-то!..
- Почти угадал! Доступным взгляду, заиндевелым. Вот, как марево торгового шатра. Оно ведь видно сбоку, да? Но не зайти сбоку. Там было пространство листа, над ним. Лакуна не оставляла сомнения, что чертёж пребывает там, что атлас не испорчен...
Слушатели переглянулись.
- Но как?! - с гневом воскликнул Густав. - Если ты увидел, то как?!
- А вот это, - раздельно, акцентировано спокойно проговорил Гай, - тебе предстоит узнать самому. Не ожидал, Гус, что столь академическая тема способна тебя так взволновать...
- А вот это, - вернул Густав его слова и тон, - я вполне ожидал...
- Ну, разумеется. Ты же сам и просил об этом. Я спрашивал, Гус? Я спрашивал... Непременно ли сам желаешь видеть чудовище? Что ты ответил?..

Нико не вмешивалась в перепалку, наблюдая за Гаем одним. И наблюдая как-то странно. Другими глазами. Густав оказался первым на её памяти, кому удалось разговорить скрытного, нелюдимого хищника. Хан-Марик пожертвовал артефактом не зря...
Пока двое парней пытались уследить за мыслью технаря, Махараджа с непосредственным любопытством дилетанта, Густав с растущим, подспудным раздражением, Нико разглядывала ещё один вход в незримый мир. Опасный, как всё тайное.
Украшение, постоянно носимое не украшавшимся Гаем, привлекло её внимание. С любыми рубахами, куртками какими попало, всегда по шее чёрный шнурок с чёрной же гранёной бусиной. И сейчас Нико поняла, в чём странность. Толстый шнурок обвивал шею волнистой змейкой, не натянутый, под тяжестью бусины не лёг на ключицы. Как будто он состоит из перевитых двух, но второй выдернули, а первый так жёсток, что сохранил форму. Второй выдернут?.. Или невидим?.. И грани на бусине. Несколько граней под небом или в шатрах, днём, в сумерках ли, всегда так ярко блестят, с одной стороны... Блестят так, что невидимы?..
Нико задумалась, какие ещё секреты есть у хищника? А вдруг он читает мысли, вдруг они явственны в незримых цветах... И сейчас, на кого он смотрит, белая чёлка ровно до ресниц, до тёмно-серых глаз... Нарочно? Теперь всё ей будет казаться нарочно!.. "Вздор и мнительность!.." - одёрнула себя Нико. «Иначе он был бы удачливый охотник в каком-то своём стиле. А он - худший, наверное».
Внешне - полная противоположность мягкой неопределённости Густава, где надо - невнятной, где надо - до панибратства простой. Красивый без сомнения, прямой в манерах, Гай отталкивал. Как будто на лбу написано: не подходи, приятель. Стоп - опасность.
«Или на бусине написано, кроме того? На единственном украшении? Нарочно? Опять - нарочно!.. Просто это - Гай! Технарь. Почему, кому он должен нравиться, а?..» Несправедливое возражение, технари бывают разные, ну, да ладно…

- Перехожу к методике, Густав... Слушаешь, нет? Повторять не стану. Тебе нужно увидеть Впечатление "холодными" глазами. Игра слов... Каламбур. Ладно. Понял? Холодное Впечатление - холодными глазами. Ледяными. Потому оно и смертельно, да? Принцип не обойти хитростью, на то он и принцип. Но где нет обходных путей, есть каверны, углубление и утончение. Где не спасает бегство, спасает окаменелый покой. Знаешь, Гус, древние сказки до дроидов? Когда кто-то бежит, но убежать не может. И превращается в дерево. Или скала скрывает его... Похоже... Обнаруженные дроидами ледяные и горячие цвета подчиняются общим, естественным законам. Что такое жар? Ускорение. На первый взгляд именно жаркие горячие цвета должны бы называться векторами, расширениями, направлениями. Ветрами, разгоняющимися невообразимо. Ан, нет. Разгоняются они в определённых границах. А вот сжимаются до бесконечности… Области. Пятна. Материя за счёт внутренней скорости уплотнившаяся до того, что притягивает даже внимание, эфемерную как бы вещь. И не отпускает. Притягивает, но не раскрывается перед взглядом. Перед взглядом дроидов - да. Горячие цвета благодаря этому свойству и попали целиком в запретные артефакты...
Гай допил и вытряхнул фляжку:
- Знаешь, Раджа, что я слышал однажды про дроидов?.. Телохранители появились случайно, как должность. Дроиды не считали ни нужным, ни возможным регулировать взаимоотношения людей. Чёрные Драконы, будто, пришли к высшим дроидам, а все функции уже заняты. Преобразуя людей, дроиды трепетно сохраняли форму, органы чувств и желания, соответственно функции распределились по поддержанию и удовлетворению чувств, потребностей. Памяти о былом. Личных телохранителей добавили так, до кучи. Поэтому они, будучи столь сильны, - драконы очень сильны! - могут мало чего, прав у них мало. А основной конфликт был изначально один: чего люди имеют право знать, про мир и самих себя, а какое знание столь опасно, что необходимо закрыть. Главный аргумент: ведь будучи людьми в изначальных телах, а не полудроидами, они не узнали бы этого. Горячие, насмерть завораживающие цвета они бы не увидели!.. Мы сделали их полудроидами, мы в праве кое-что закрыть, запретить. В это верю, что дроиды спорят так и по сию пору. Отслеживание запретного и есть основная функция Чёрных Драконов. Но вот запретные Впечатления тут причём? Они чисто человеческие... Ладно.
Ему явно требовалось что-то вертеть в руках, ленту с пола…
- Горячие цвета попали в запретные артефакты не из-за технарей, долго любовавшихся на них, едва не до погибели… Технарей дроиды вытащили и вылечили, и научили, как оперировать, а прямо не смотреть… Запретили когда… От формы, от размера зависит характер воздействия... Запретили, когда люди в очередной раз начали слишком увлекаться оружием. Там от площади, от объёма зависит угроза. Рубеж управляемости. Предел контроля. Условно говоря: чем меньше покрашенная область, тем слабей, безвредней действие горячего цвета. Обратимей последствия. Но люди ж меры не знают. Ни в злости, ни в любопытстве... Жаркие цвета превосходны в создании оружия! Единственное, Махараджа, что не было отнято, и теперь существует на континенте и в мирах, горячего, легчайшего света, не губительного, но преображающего, слышишь меня, Раджа?.. Это Лал. Пурпурный Лал...

- По логике, - пробормотала Нико, - должен быть и... Послушай, Гай, это глупо, но тема вечная... Когда ты упомянул оружие, подразумевалось, против людей? Или дроидов?.. Они не себя защищают запретами?
- Вечная, да. Не себя, точно могу сказать. По истории.
- Касательно пурпура и горячих цветов. А холодные?
- Ледяные. А ледяные цвета, Нико, не попали в запретные! И не могли, абсурд!.. Они просто невидимы. Не воспринимаемы. Очень медленны. Повсеместны. Горячие - это изобретение, концентрат. Ледяные - нетронутая природа. Из них, из лучей этих цветов состоит пространство... Пространство - не пустота, а сети, поля, монолиты волн и спорящие течения, лучи... Многих цветов. Ледяных... Хотите услышать их названия? Несколько таковы: Близкий, Возвратный, Открывающийся Извне... - интересный цвет и любопытное действие, кувырок такой, без точки возврата... - Чистый, Наичистейший...
- А из запретных, горячих?.. - перебила Нико просительно.
- Могу назвать два. Кстати, существующие до сих пор в артефактах, слабые за счёт малой площади. Блистательный Чёрный и Бархатный Чёрный Близкий. Хозяин, создавший живой артефакт, - Густав помнишь, видели возле Марика?.. - Лиски-намо, воспользовался ими. Близким для зрачка, Блистательным для радужки глаза. Потому она так привлекательна. Притягательна. И, несмотря на крошечный объём цвета, если бы не вертелась, не танцевала всё время, тоже попала бы в запретные артефакты.
"Опа!.. - подумал Густав. - А ведь он дело говорит. У Лиски глаза не чёрные... Они... Даже слова не подобрать, какие!.."

- А эта бусина, Гай, у тебя на шее... - начала девушка.
Гай поднял руку:
- Давай не будем, Нико... Не будем совсем отвлекаться. Густав, тебе надо стать настолько холодным, чтобы разглядеть очень холодное Впечатление, чудовище, остудившее себя миллионы лет назад до ледяных цветов. И ты считаешь, наверняка, что нельзя из крайнего холода вернуться обратно. Что пребывать таковым возможно лишь для чудовищ в глубинах Великого Моря. Но это вздор, Густав! Это - вздор!.. И то и другое. Ты доверился мнению тупых выродившихся существ с извращёнными телами. Опыт Морских Чудовищ для них - достоверный опыт. Для них!.. Интересно задуматься, как вообще соотносятся ограниченность и достоверность?.. Я снова отвлекаюсь. Холод суть - замедление, Густав... Так замедлись! Пройди маленькими, замедляющимися шагами путь до нужных тебе пределов холода. Разглядев Впечатление, пройди обратно! Со своих глаз начиная, раз тебе надо именно видеть, с покоя в глазах твоих. Усмирения. Утончения. Самостоятельно, без внешнего холода, без глубин морских пройдя его в одну сторону, какую проблему ты можешь иметь с возвращением тем же путём?..

Время для фокуса? Густав открыл, было, рот, но Гай прервал его:
- Доказываю. Возможно. Видишь лист бумаги? Тебе достанется.
Гай обмакнул кисть с длинным мягким ворсом в чернильницу. Вынул намокшей, но совершенно пустой, как в воде, которая не смачивала и не скатывалась, когда рисовал. Внимательно, не абы-как прорисовал на оставшемся девственно чистом листе и подписал. Скатал обратно в трубочку:
- Забирай. Тренируйся. А это тебе, Нико, на память. Остальным в доказательство. Возьми кисточку, Нико. Напиши или нарисуй что хочешь, когда я отвернусь. И скажи, что. На ухо Густаву.
Нико поболтала кистью в флаконе, заглянула, понюхала... Что-то булькает!.. Не видать ничего. Слабый аромат... Старой бумаги?.. Отвернувшись ото всех, придерживая непослушный угол заворачивающегося листа, быстро нарисовала что-то. Куда дольше дополняла размашистыми штрихами и подписала внизу. Прошептала Густаву: "Цветок лохматый. И слово - пион". Протянула свиток Гаю.
- Пион, - сказал он, едва взглянув, - и подписано - пион. Красивый. Оставь себе, Нико.
- Ого... Ни следа... Ни капель влаги... - разглядывал пустой лист Махараджа.

Густав между тем вспомнил кое-что...
- Гай, в самом деле, потрясающе. Впечатляет. Признателен... Сделка состоялась, счёт оплачен. Но скажи мне одну вещь... Тогда, перед игрой, прочитав письмо, ты упомянул два способа. Противоположных. Не прошу подробно... Но укажи, в каком направлении? Что за второй способ?..
- Я погорячился, - после некоторого раздумья ответил Гай. - Второй не подходит для тебя, ты чистый хозяин.
- И всё-таки?
- Да ведь просто! Если не умеешь или боишься остывать, - нагрей Впечатление! И смотри его. Каким способом сравняться в скорости бытия, в температуре, что за беда?..
Нико поняла. Густав нет. Минуту назад весёлая, она отставила чернильницу и отвела взгляд. Махараджа тоже не понял. Это мало кто знает. Из людей.
- Гай, - повторил Густав просьбу, - пожалуйста. Ты говоришь загадками. Нагреть можно только воду Впечатления... Ничего не даёт...
- Да, - тоном завершающим утомительную беседу ответил Гай, - огнём можно нагреть воду, а Впечатление - жаром Огненного Круга...
- Раджа, - воскликнула Нико, - пока не стемнело, ненавижу летать в темноте, я хочу на Мелоди!
- Полетели! - немедленно согласился тот.
Покидая шатёр, Густав был задумчив. Нико бросила короткий взгляд на Гая, с упрёком. Он усмехнулся, пожал плечами.

Глава 36.
Невыносимо поёт дроид. Так красиво, не оставляя ни секунды покоя. В любом уголке преподносит хозяину мир, где песок и ничего кроме песка. Где заносит и не может занести одноэтажный дом в низине, шикарный и пустой, с несколькими подъездами, с центральной залой... Песок в каждом уголке... Густав на нём и разложил, на паркете прямо у стены, не захваченной солнцем, бумажный свиток. Прижал его верх и низ грузиками на цепочках, вынув из рукавов куртки. И уселся тупо смотреть... На чистый лист бумаги.
Ненависть к Гаю раздирала его. Нет, Густав не сомневался в практической осуществимости данного совета. Готов был допустить искренность Гая в том, что он предложил простейший, лучший вариант... Публично брошенное: "Тренируйся!.." Он даже сознавал - это обычный стиль нелюдимого технаря, любого напутствовал бы подобным образом... Не к чему придраться... Бешенство душило! А между тем, Гай сделал ему большое одолжение, при расставании добавив: "В Собственном Мире, Густав... Там пробуй. Снаружи такое занятие безопасно лишь для полных бездарей. А облачный мир защитит тебя от твоих первых серьёзных успехов!" Гай не отмахнулся и от вопроса, как научился сам. Правда, ответ ясности не добавил. "От природы, - сказал он, - в один момент я увидел - где, и следом - что... А дальше сутки выныривал!.."
Эксклюзивность темы, и та заслуживала более высокой оплаты, нежели один артефакт, за неё даденный!..
А Густав сидел над, завернувшим вверх четыре уголка, листом и представлял на его фоне, как становиться Гай живым артефактом по мановению его руки... На этом самом, скрипящем песком, паркете... Красавец, белобрысый Гай - жабой на кривых лапках, которые не держат её, жабой-кофейным-столиком, переползающей с сервизом на спине от гостя к хозяину... Цаплей, лишённой ног, не могущей приземлиться, носящей в клюве по кругу тяжёлую люстру над игровым столом... Когда Густав отнимет другой мир для себя, этот сделает облачным рынком, он будет под люстрой, под цаплей сдавать гостям рынка проклятую колоду...
"Баста! Вернулся к реальности!.." Густав выдохнул и выпрямился. "Выбираю стратегию. Любую. Сделаю так... Одна фраза или слово. Я произношу её в уме всё медленней и медленней. И смотрю". Не мудрствуя, они вертелись на языке, "ледяные цвета", Густав начал повторять это словосочетание. Сперва быстро, в разговорном темпе, пока не отпустил его нерациональный гнев. Вернулась сосредоточенность и послушность ума полудроида. Замедлился. Рассудил так: между словами, слогами не должно образовываться пауз разного размера. Пусть перетекают звуки в уме без перерыва, как журчание воды...
И правильно, и не очень... Какой-то незадействованный, второй слой ума мешал ему. Блуждал, сбивал, вторгался. Оценочный что ли?.. Слой желаний и намерений?.. К двум выбранным словам не липло внимание. Они безразличны ему, да. Но Густав не стал менять на другие. Так можно вечно менять... Поступил иначе. Слушал журчанье в уме: "...ледяные цвета... ледяные... цвета...", а слышал за ними: "...мне безразлично..." Цвета - мне. Ледяные - безразлично. Наименования и чувства перемешались. Слова поменялись местами, отчего-то стало удобней: "...цвета ледяные..." Да, так удобней... Надо ли говорить, что глаза его начали закрываться?.. Густав отметил это. Поборол. Он представил себя статуей с открытыми глазами. И остался сидеть, не позволяя взгляду блуждать ни снаружи, ни внутри, по Впечатлениям и воспоминаниям. Он - пустотелая статуя, сквозняки проходят в пустые глазницы...

На тот момент Густав не обратил внимания, что затих, отдалился голос дроида. Почти перестал досаждать ему. При отсутствии признаков ожидаемых каких-то, Густав ощущал, что на верном пути. "Да!.." - констатировал он и уставился на бумагу. Надпись не проявилась. К тому же этим "да!.." он мгновенно испортил достигнутое, скатился в исходную точку. Успел отметить нюанс: некоторое время он видел... не глядя. Зал целиком, массивный стол, свет, льющийся в дом, дюны снаружи. В высшей степени отчётливо. Как и слышал шуршащий песчинками сквозняк, отдалённый плеск фонтана, каждую струйку фонтана... Каждую песчинку на полу... Ещё не те успехи, из-за которых Гай советовал экспериментировать дома, но уже кое-что...
Густав уделил не один день закреплению достигнутого.

Спустя трое суток и "цвета ледяные", и "мне безразлично", и целый мир, подробный, смотрящий в его пустые глаза, объединились. Они тянулись, текли неразрывно со вдохом и выдохом, замедлившись в несколько раз. "Цвета?.. Ледяные?.." Словосочетание начало нравиться ему. Пришло время следующей ступени. Скользкой. И следующего падения к подножию.
Густав не спал. Однако плеск фонтана ощутил внезапно на руках. Ощутил скатывающимся по голове, по плечам, до кистей рук. Так отчётливо, что вздрогнул. Подумал, вода испортит бумагу. Глюк. Причуда сознания. Густав встал, всё равно уж отвлёкся, спустился к нему умыться. И начал заново. "Они там есть, - сказал он себе прежде, - линии и буквы, виньетки, наверное. Я вижу то, на что не смотрю, комнату. Она отражается в моих глазах, в моём уме. Значит, и они отразятся".
Достигнув прежнего результата, ощутив ещё раз холодок мнимых капель, струек воды, но уже всей поверхностью кожи, Густав понял, что до того был сконцентрирован больше на руках, так и вышло. Отпустил внимание, исправил ошибку. "Я слышал - рукой! А теперь - собой. Вот, что происходит. Не знаю, какой в этом смысл, но определённо, не фантазии, а наблюдение. Тело - универсальный уловитель. Не обязательно слушать ушами". Нет отдельного смысла у данного этапа. Он скрывался в следующей ступени.

Смотреть и слушать любым пальцем, не суть главное. Густав понял, что он и думает ими. Думает всем телом. Сразу. Оно и размышляет, и о чём размышлять диктует оно... Подчиняется и обуславливает. "Я-то где?! - мелькнуло вдруг. - Хорошо, но я же решил заняться всем этим сейчас, так где - я?!" Отличный вопрос. Пока разбирался с ним, снаружи всё перепуталось: ускользание песчинок сквозь пальцы приобрело вкус, фонтан бил в небо словами "цвета ледяные"... Хаос! На самом деле, Густав был очень спокоен, медленно наблюдая отражение мира в своём теле, неразделённом уже на органы чувств, перепутавшееся слегка.

Следующее предположение было ошибочным. Однако попытка развить его швырнула уже не вниз, а на дальнейшую ступень. Густав решил, что раз так, то и вне облачного мира окружающее пространство должно отражаться в нём, высвечиваться в уме, согласно намерению неуловимого, повелевающего "я". Замечтался о ясновидении... Но предыдущее вовсе не было ясновидением. Он просто воспринимал и был спокоен. Порыв ума из достигнутого состояния направиться за пределы Собственного Мира принёс результат... Ошеломительный. С той самой, желанной ему ясностью он забросил Густава в другое пространство. Но не внешнее, а в пространство его памяти. Снаружи облачного мира оказалась память его хозяина. За рамой стояло прошлое.
Дыхание его ускорилось, чтобы замедлиться в несколько раз. Похолодеть. Вступить в ту фазу, где невозможны или губительны быстрые, - то есть, по человеческим меркам, любые - движения тела и ума. Начинались предсказанные Гаем успехи...

Впрочем, окунувшись туда, Густав забыл и Гая и цель своего эксперимента. Память швырнула его, как всегда, в подзамочное, невыносимое. Главное. Опять фонтан виноват, плеск воды...
Густав в своём уме увидел Соловья, но не здесь, не у окна. Задолго до того.
Трещоткой, которая лежала сейчас в ящике дубового стола, он отбивает начало мелодии. На заре знакомства. Интересуется: "Ты знаешь её, друг мой?"  Он едва не в первый день, сразу же начал звать его другом... Дроиды, почему?! А у Густава свирель в руке. И он знает эту мелодию. Но отвечает: "Нет". Он лжёт. Уже начал охоту. И присматривается к следующим за ней. Отвечает "нет", потому что настоящий музыкант не сможет не поделиться. Сейчас Соловей пригласит его на Мелоди. Там будут играть её, песенку: "Роса... - дроиду на ресницы..." Не один Густав придёт, с Восходящим. И по его просьбе глупую, до невозможности сентиментальную песенку будут играть нарочно для них специально те, кто придумал её. Этим простым способом Густав сблизится через Соловья с несколькими ещё наивными, как эта песенка, завсегдатаями Мелоди-Рынка. На нём не охотятся, не принято. Густав никогда и не сглупил бы так, с открытым лицом. Но однажды за чем-нибудь они появятся на Южном... Они будут рады знакомому лицу в лабиринте рядов, каждый из которых опасен по-своему. Так и случилось...
Что же такого? Чем мучит Густава воспоминание? Успешность, предусмотрительность, мягкость в охоте и крючки, заброшенные на перспективу, всегда радовали его... Что так саднит?.. О, сущий пустяк!.. Густав смотрит на певучую, шуструю трещотку в руке Соловья и помнит: "Теперь произнесу - не знаю этой мелодии..." А хочет воскликнуть: "Да, конечно!" И продолжить, подыграть... И останавливает себя. Без труда. Без размышления. И лжёт. Неужели из-за этого?.. Из-за такой ерунды каждая мелочь воспоминания холодит до дрожи?.. Или "цвета ледяные"? Или всё-таки ничтожная, маленькая ложь? Пресечённая песня... "Нельзя... - в дроиде усомниться..."
Последовали и другие эпизоды.
В каждом из них, вспоминая, как скрежет железа по стеклу, Густав слышал свою ложь. В каждом играл чужую партию, против себя играл. Фантазировал, вспоминая. И ему удавалось изобличить себя во лжи, чтобы выиграл другой. Мог спастись. Его жертвы выигрывали у него в воображении. И так и так он выходил победителем, Густав. А представить, что не солгал, он не мог. Не получалось. И первый эпизод всё время всплывал промеж остальными... Очень хотелось продолжить незатейливую мелодию... "Дроид в туманном море, думал ли ты обо мне?.."
То картина внутреннего состояния. Что до внешнего, Густав не в силах был пошевелиться. Точнее, ему недоставало решимости проверить, поднять руку. Статуя? С пустыми глазницами? Похоже, оно и получилось. Густав осознавал себя монументом изо льда. Из чего-то ещё более хрупкого, прессованного снега. Множество швов и трещин отзывались зловещим хрустом при попытке направить усилием воли куда-то свою мысль. Что уж говорить о попытке пошевелить пальцем. Он просто кренился в бездну, распадался на куски. Исправляясь, уходил в одно лишь дыхание, всё замедлявшееся и замедлявшееся. Тихо начинали высвечиваться иные картинки и звуки... Цветов Ледяных?.. Густав определил, но не сразу: именно мысли, не воспоминания, заставляют скрежетать холодом свежие сколы на только что ровном зеркале памяти. На зеркале, которым стало его неподвижное тело. Ранило то, что пытался переиграть. Тогда Густав, "цвета ледяные", замедлил свой ум ещё против прежнего, расслабился и позволил ему только лишь отражать...

Последний этап.
Верхняя ступень, не отмеченная особыми признаками. Он уже некоторое время стоял на ней, соскальзывал, не мог не скользить.
Теперь смог. Его прошлое лежало перед Густавом как на ладони, открыто. Устойчивый оборот прежних времён всплыл: "Вся жизнь промелькнула перед глазами." Не случайный, значит, оборот. "Значит, и людям до дроидов представал этот холод в моменты крайней опасности, замедления до предела". Целая жизнь?.. Конечно, он, несравненный охотник Южного, ещё молод... Но какая же она короткая!.. Маленькая... Однообразная... На удивление. Странно видеть всё сразу... Отрезвляет, показывает масштаб. А масштаба-то и нету... На фоне пустоты до и пустоты после. Зёрнышко, песчинка. "Интересно, для кого-то не так, иначе выглядит панорама?.."
В наступившей ясной пустоте прошлое больше не диктовало ему направления взгляда.
Густав смотрел, как из подбрюшья Великого Моря валит, кружится, сыплет снег на белую, беспредельную степь. Отдаляясь. Как подобное северному сиянию чьё-то охватывающее внимание переливается над ним, вознося, поднимая к другим всполохом и переплетениям. Он не спешил, не любопытствовал, не забегал вперёд, глядя. Он достиг, погружаясь в "цвета ледяные" минут безупречных и правильных... Нечего исправлять. Спешить некуда.
"Цвета ледяные" под взглядом, которому совершенно всё равно...
Так медленно Густав дышал, что не сумел бы ответить, спроси его, вдох или выдох сейчас течёт, движет огоньками дроидов в его теле? Сквозь отдалившийся снегопад первого в жизни, последнего в эксперименте воспоминания, он видел свою комнату, большой зал, стол морёного дуба, песок волнами на шашечках паркета... И развёрнутый на них свиток бумаги, прижатый гирьками его оружия, прямо перед собой. Несколько строчек, обрамлённых виньетками, переливались на листе, отражая не потолок, а направление противоположное взгляду, Густава, молочно-белую кожу его плеч, штукатурку стены. Размашистый и элегантный почерк Гая сообщал ему: "Густав, Бутон-биг-Надир приглашает тебя стать четвёртым оракулом в поворотный день сезона туманов. Уверен, к этому времени приглашение ты прочтёшь. Награда за услугу - Впечатление Минта. Постскриптум. Ты понял правильно, ледяные цвета зеркальны. И они отразят... Даже части от частей тела!.. Память исчерпалась, да? Переставай отражать и начинай действовать, Густав... Или прощай!.. Собственный Мир не панацея!"

Густав долго смотрел на строки. Не мог прочитать, осознать. Они были безразличны ему, как и всё перед глазами, абсолютно. Забыл про что это, зачем? Не удивился им, не заинтересовался.
Дошло. Постепенно. Шевельнул мизинцем... Нет, не так, вначале подумал о нём. Снаружи Собственного Мира то, что ощутил, наверное, называлось бы "больно", за рамой его... - ошеломительно! Зримое, мыслимое, чувства и память, колосс его спокойствия пошёл трещинами! Хрустнул! Взорвался до пыли!.. Но поскольку Густав замер, из ледяной, зеркальной пыли собрался, как ни в чём не бывало. Иллюзорный колосс иллюзорного спокойствия, без тепла в сердце, без намерений и предпочтений, внимательное облако холодного ума. Единственное намерение опять оказалось снаружи, между строчками и глазами, заново доносящее их смысл. Осмыслив во второй раз, постепенно Густав начал ускорять дыхание. Сообразил, что удобней сделать его поверхностным. Выдержка и ум не изменили Густаву. Он быстро пресекал моменты паники после внезапных мыслей, непроизвольного следования им, микроскопических движений тела, когда рушилось всё...
Выход его из цветов ледяных, подробный, нелёгкий выход долго рассказывать в деталях.

По итогу. Он понял, что Гай имел право сказать "от природы". Ясно увидел и проделал несколько раз: на полное замедление не требуется больше одного выдоха. И на выход больше чем один вдох не нужно. Гай очень вырос в его глазах при завершении эксперимента. Густав допустил даже возможность пересмотреть, уготованное этому технарю, будущее в облике прямоходячего енота, окуривающего благовонными палочками гостей... Он очень устал. И задумался: "А что если заснуть, подремать так, в промежуточном состоянии?"
Густав замедлил дыхание. Немного. Прикрыл глаза и от света нового дня заслонил рукой... Не избегая и не вслушиваясь в пение дроида, полулёжа, прислонился к стене. Пнул свиток, вытянул ноги... Почти тихо... Почти хорошо...
Впечатление Гарольда бросилось ему в лицо!.. Вместе с пеной шипящих, бешеных волн, ветром, рёвом и яростью! Покрытый густой, чёрной шерстью, Гарольд, гора с разинутой пастью гориллы, с бивнями и клыками, шёл на него, вздымался над берегом... В бурю ли вышел?.. Или гнал её перед собой?! Прямо в лицо Густаву впивалось Чудовище Моря кровожадными глазами. Он не мимо смотрел, нет! Гарольд смотрел и видел! Словно наяву, словно живой! А ведь Густав даже не выпил это чёртово Впечатление, до горечи солёный корень его!.. Набегающий, ежесекундно растущий вал угрозы, ненависти, прицельный, зрячий, ждущий обрушиться... И рёв, оглушительный рёв!.. С лютой ненавистью Гарольд рычал, вырастая, кренясь, раздирая его бешеными глазами... "Са-аль-ва-а-до-ор!.." Густав подскочил, позабыв всё на свете. "Только не закрывать глаза! Тихо-тихо отдышаться... О, проклятие дроидов!.. Чарито, ты говорила - об этом?.. Или будут ещё сюрпризы?.. Чарито, ты знала!.."
Густав был шокирован, раздосадован, оскорблён. Конечно, не сразу, но попробовал снова. С тем же результатом. Кошмар. Лютый кошмар. "Чарито!.. Ты знала!.." - передразнил его внутренний голос. -Чарито разве скрывала, что знает?.. Мадлен!.. Так восклицай, Густав... - Ты знала, Мадлен!.."

Глава 37.
Случившееся с барабанщиком Мелоди, Пассия, постепенно прояснялось для Господина Сомы из его сбивчивой речи. Перемежавшейся нравственными сентенциями и горячими проклятиями.
Раскаявшийся хищник, даже не грабитель как До-До, изводивший Господина Сому, хозяином мира он был бедным. Своего торгового шатра в общем их шатре-артефакте не ставил, раскаявшийся ведь, соответственно группа не охотилась для него. На рынках не любил и не умел торговать. Скучал на них. Торгуют и охотятся завсегдатаи точно пауки в засаде. Долго, непредсказуемо долго, да ну. Зато в игре, рисковый и ловкий он часто срывал банк. Уносил множество вещичек, делавших его пребывание на Мелоди-Рынке куда веселей. Музыкант и танцор, выступая на этом мирном рынке, он хотел не только получать за своё искусство, но и дарить. Пускай, награды там чаще символические, не важно. Хотел покупать иногда, такое у них практикуется и уже за весомую цену, редких, необычных партнёров в танец. Покупка танца на Мелоди, это, кстати говоря, один из ритуалов примирения, подходящее место и подходящий способ. Не обязательно состоявшегося примирения, но если оно удалось, цену принято возвращать...
На краю гибели, с обрыва Пассу открылся такой простор, столько пиков и граней, пропастей и вершин бытия... Столько новых вопросов, что осмысление их растянется на годы. Тогда же в Собственном Мире лишь Господин Сома с его терпением и опытом мог разобраться в потоке восклицаний, запоздалых, простирающихся до последнего вздоха клятв: "Никогда, никогда впредь!... Всегда, всегда перед тем как!.." И сквозной нитью: "О, кто бы мог такое вообразить!.."
Кто? Бутон-биг-Надир, к примеру...
Канва же произошедшего с Пассия выглядит так...

Исключительно в сумерках, на закате или рассвете в слоистом тумане, низко стелящемся над землёй, перемешанном с огоньками дроидов, и неопасном на вид, в областях континента, удалённых от моря, можно увидеть не совсем обычную фигуру человека. Увидеть и услышать... А чаще наоборот, в обратном порядке: услышать и разглядеть...
Верхом на Белом Драконе, стоящем посреди тумана, неясно, но различимым в покое на земле, мерцающем, но не тающем драконе. Неподвижном, расплывчатых очертаний. Он не преступает с лапы на лапу. Не косится на всадника. Дракон смотрит вниз перед собой, опустив голову, как пьющая лошадь. Он кажется неживым. И это не дракон.
"Сразу, сразу же, Сома, он насторожил меня!.. Дроидом там и не пахло!.." Сидящего верхом человека, плащом спускаясь до земли, покрывают его прямые, чёрные волосы. Возможно, до этого тебя привела к нему музыка, негромкий, вкрадчивый, ритмический рокот... Если и нет, услышишь, что он тихо, неразборчиво напевает что-то, потом заговаривает с тобой... Интонации не меняя, не обращаясь прямо, а словно в пространство... Предлагает пойти с ним в подземный, маленький Мелоди...  Мелоди для гурманов, для посвящённых... На этом этапе обычно сбегают. Подземный, ага-ага... Человек из тумана не преследует, ни за кем не гонится. На следующий день его уже забывают. О чём тут говорить? Ну, повстречали глупого хищника, не умеющего охотится. Так скажут слушавшие его голос, только голос и видевшие, как он удаляется в тумане. Единицы. А сколькие ничего уже не скажут? Слушавшие музыку в тумане. Последовавшие за ним, за уходящим рокотом, за гипнотическим ритмом... Он уходит... Ещё несколько шагов следом... Ещё взмах крыльев драконьих... Чуть-чуть ещё послушать... Совсем чуть-чуть...
Настоящего Морского Чудовища в редком тумане глупо опасаться так далеко от океана. Разве наступишь на заблудившуюся бестолковую тень... Верно, в долину не заходили Морские Чудовища. И уже давно... Не из-за сухого воздуха. Из-за того, кто обитал в пустотах подземного гнезда. Можно сказать, что сумеречный музыкант знает лакуны земли как собственное тело, но только... Они и были его телом. Вроде как грибница - тело гриба, где-то похоже... Нечасто и ненадолго он появлялся на поверхности.

После бурных танцев дневных, соревновательных, отдыхая от Мелоди, Пассия не спеша курсировал низко над континентом, решив подремать до утра на спине, в полёте. Он порядочно удалился от рынка, коснувшиеся слуха звуки удивили его, разбудили. Черноволосый, незнакомый силуэт маячил в тумане. На сбруе мнимого дракона, подобной тем, что плела Нико, закреплены два барабана и пять маленьких барабанчиков. "Небо и море, Сома, я подумал, что же натянуто на них?! Столь глубокие, так близкие к человеческим голосам, к дыханию дроида, когда он отвечает тебе, не отвечая, а ты понимаешь всё... Из чего они сделаны, из каких Впечатлений воплощены?.." Черноволосый некто пробегал по ним пальцами, небрежно, бесстрастно играл на них...
О, со времён пребывания Восходящим любимое, избранное им занятие, столетиями культивируемое своё мастерство показалось Пассия жалкой пародией в сравнении с тем, что он услышал!.. Долина откликалась неведомому музыканту. Глухой основной ритм охватывал её - и его - до дрожи, до растворения в нём. Переливы, перестуки маленьких барабанчиков и ещё каких-то, не видимых издалека, совсем крошечных, звонких... Они заставляли думать, что у игравшего больше двух рук!.. Слоями колыхался, плавал туман над долиной, тишина не покинула её, вобрав эти барабаны, приняв как своё сердце, она слушала их, их стук, она вторила, и дышала... "Сколько же рук у него?! Десять? Сто?.." Пасс почти угадал - сто тысяч...
Там, под землёй были пустоты, как и во многих местах на материке, как под Южным. Не интересующие людей, они много значили для Морских Чудовищ, и неморских тем более. Игре Дзонга они резонировали, повторяли, преображали звуки. Удар кончиков пальцев запускал гулять каскад эха, то угасающего, то возвращающегося с новой силой... И наоборот, звуки капели на стенах в полной тишине на поверхности земли становились слышны...
Его гнездо, его подземный рынок, - имел право называть так в непродолжительное присутствие гостей, - образовался, когда огромная волна накрыла континент. Количество морской воды превысило во много раз застоявшееся в земных пустотах количество Читой Воды забвения. Разбавило, вытеснило, вобрало в себя. Чудовищу Моря стало возможно жить там. Создавать теней. Подниматься на поверхность в испарениях, ведь это морские туманы.
Одно из чудовищ не преминуло воспользоваться удобным, уединённым местом. Хотя называть одним из… Говорить, как про обычного демона моря, про Беспятого Дзонга-Ача... Про древнего, как Женщина в Красном... Оскорбительно. Неправильно даже.
Беспятым помнили его Морские Чудовища. Ача называли неморские. Немногие, осведомлённые о его существовании. Просто Ача… Ругательство. И в облачном рынке Гала-Галло звали так... На континенте тройное имя знал Биг-Буро.
Его полное имя стоит объяснить подробнее. Так как, оно наглядно демонстрирует три основных периода долгой, трагически страшной жизни.

Последнее имя - Ача. "Ач-чааа..." - Придыхание. Междометие.
Его выкрикивали, метаясь по стриженому, мокрому, вечернему саду обитатели Гала-Галло, когда Густав уже покинул рынок. Вопили: "Ача нашёл нас!.. Он выследил нас, мы погибли!.." Это и взбесило Мадлен, упоминание вслух. Плюс собственный страх. Она вовсе не думала, что выследил, и, тем не менее, паника заразна. Хуже нет, чем даже один паникёр!.. Как яд во Впечатлении, как оливка... "Чего орут, дураки?! Выследил бы, уже бы не орали!.. Кого Дзонг пошлёт впереди себя, маленького подонка, охотника с континента?! Дзонг не пошлёт перед собой даже смерть во плоти, потому что не смирился, не забыл и знает - он страшнее, чем смерть!.. Истеричные дураки, чего ждёте, разлетайтесь по мирам тогда..." Мадлен была гордой и злой, не подавала виду.
А по происхождению слова... "А-ча..." - это придыхание, звук на вдохе, с которым неморское чудовище, человек или некто сохранивший его обличье пожирает Впечатления из погибающего тела... Порядочные, опытные ача, аккуратные пользуются столовыми приборами. С целью, пусть и негромкого, но узнаваемого, компрометирующего звука избежать...
Беспятым прозвали его в океане сторонние наблюдатели, демоны моря наподобие Шершня. Прозвали за манеру долго ходить по дну, чуть что, поднимаясь на носки, вытягиваясь струной.
Он и года не пожил так, уродом. Боролся с присущими тенями и победил. Начал преобразовывать в другие, какие никто до него не мыслил. Внешние, его облик образующие. Полностью. Изнутри и снаружи. Кости, сосуды. Движение влаги... Усвоение Впечатлений... Они нестабильны, они  ужасающе сильны в движении, в непрестанном движении, поглощая, и порождая, меняясь в пределах заданных Дзонгом, в облике его человеческого тела. Небывалое явление... Тысячи создал, тысячи тысяч сохраняющихся в непрерывном противоборстве теней. Когда растекаются - без облика, почти и без размера. Серый туман. Галки, мельтешащие в тумане…
А Дзонг, человеческое, настоящее его имя. Чистого хозяина, музыканта. Тогда он носил с собой звонкие, с монету размером медные тарелки, те, что надевают на пальцы... Звонкая музыка, звонкое имя...

"Дзонг-Ача!.." - в страшных снах, срывающийся крик свой слышала Кроха, чистая хозяйка в надёжном, уединённом Гала-Галло, одна из его основательниц. - "Дзонг, не приходи!.. Забудь же! О, забудь про нас!.. Стань настолько удачлив, настолько счастлив в безднах морских, чтобы не помнить про нас!.. Дзонг, я не виновна!.."
Гала-Галло кружил среди облачных миров, неведомый, недосягаемый... А в нём, пробудившись от тусклого, повторяющегося кошмара, Мадлен шептала, закрывая рот рукой: "Забудь, навеки забудь, Ача!.. Стань, призрак, факелом на океанском дне, ненавистный... Забудь нас, Ача! Пусть хищные тени моря червями проникнут в твои глазницы и выгрызут память... Пускай хищники земли превратят тебя в чашку и разобьют, смеясь... Забудь про Гала-Галло, Ача, забудь про Галло!.."
Кровно заинтересованный в сохранении равновесия сил на рынках материка, Бутон-биг-Надир тоже не мог избавиться от мыслей об Ача. Особенно припоминая глобальную катастрофу, экспансию Архитектора, уничтожившую родной для Буро Центральный Рынок. Думал и под нос себе бормотал: "Ах, знать бы какие угрозы ты прячешь, пестуешь в мыслях, там, где и свою ненависть, Дзонг-Ача!.. Куда направляешься, на что рассчитываешь?.. Как бы выследить тебя, как приблизиться к тебе, состоящему из ненависти?.." В самом деле, как? А ведь Буро оставался один лишь шаг от Сомы до Дзонга! Не сделанный шаг.

Его жизнь как чудовища протекала однообразно. Сурово. Поистине внутренняя, в земле и в размышлениях об охоте и о Гала-Галло. Сохранивших ему рассудок очень острым. И очень узким. Стратег, тактик, чудовище. Как если б у Дзонга была одна головоломка на все времена и он всё пытался её разгадать.
Потоки его нестабильных подземных теней улавливали, различали малейшие вибрации земли, шум редчайших на континенте ливней, порывы ветра в тумане и днём различные, следы драконьих лап, тающих на тверди, чьих-то шагов навстречу своей гибели, лёгких человеческих шагов. Большую часть времени пребывая ниже поверхности земли, Дзонг освоил её качества и свои новые возможности в совершенстве. Надо ли говорить, что развив подобную чуткость, он - цвета ледяные?.. Вот кто не подозревал об их именовании!.. - мог замедлять свой ум и течение дыхания, настолько, что рукой коснувшись земли, по вибрациям видел, без преувеличения - видел происходящее вокруг, на порядочном расстоянии. Да что от земли!.. С закрытыми глазами он раскрывал ладонь навстречу ветру и знал кто стоит перед ним...
Подземные стабильные тени... В реках тоже имели форму, облик, как же без этого... Как если бы нескончаемый червь способный распадаться на сочленения в любых местах, имел по бокам чередующиеся тонкие, заострённые лапки и овальные, полупрозрачные крылья... Лапки кончались острыми пиками, овалы крыльев шипами. И то и другое казалось невообразимо острым, а было липким. Чпокая, растекалось при соприкосновении, приклеивалось намертво, поглощалось другими частями червя, возвращалось в него с добычей. Уносило... Трудно разобрать, текла там, в пустотах земных морская вода?.. Или всю её вобрало это змеящееся, непостоянное, липкое, бегающее и летучее?.. Головой которого в прямом и переносном смысле являлся Дзонг. Он, в общем-то, и не придумывал их нарочно... Осколки его ненависти... Они получились сами. Удались.
Часть теней на поверхности земли складывалась в стабильные. Угластые... Как галочкой рисуют чайку над морем, так выглядели их головы. Глаза – две яркие точки на самом углу, на носу. Нос острый, загнут вверх. Пасть открывается во всю галку... Алая, орущая, будто птенец в гнезде, изнутри усаженная шипами. Нет туловища, волочится сзади шлейф, как раздавленный... Липкие, шустрые, чуткие, жадные, лишённые мысли. Они могли напугать до смерти, без преувеличения. Вынюхивали. Загоняли. Ловил и пойманными распоряжался Дзонг-Ача, приняв человеческий облик. Из-за повторявшейся многократно, невыносимой процедуры освобождения от присущих теней зелёная кожа его стала вновь казаться белой, множество шрамов, трещин слились в паутину, затем в сплошную пелену. Дзонг стал белый, как битое до предела стекло, раскрошенное в пыль.
Были у Дзонга и другие формы. Тень-дракон, например... Дзонг садился на него, располагал настоящие барабаны и отправлялся на охоту. Исходно он гулял барабанщиком в тумане не ради охоты. Опомнившись, отойдя от холода и ужаса преображений морских, обретя иное тело, он начал делать то, что умел хорошо и любил когда-то... Он играл. Барабаны нашёл, разорив чей-то тайник, они артефакты, не иллюзия. Наверное, и охота начала удаваться потому... Потому что гулкие и напевные повторы барабанных ритмов, отражали глубокую грусть, бездонную, глубже гнева... Скорбь. Не агрессивная ничуть, мягче танцевальных пассажей Мелоди-Рынка звучала музыка горя, человека, не чудовища, последнее человеческое, что сохранил в себе Дзонг-Ача. Или оно сохранилось в нём. Или - оно сохранило его... Как сказать.
"Дзонг-Ача, забудь про нас!.. Забудь своё горе! Свой Гала-Галло!.."

Большинство из людей, неосторожно посетив его пустошь, ступив на землю, или же не ступив, покружив над нею, не становились пищей. Вообще не видели его, и не догадывались о том, насколько ранеными улетали оттуда. Заподозрив неладное, дискомфорт в груди, в голове, помутившееся зрение, они списывали на ядовитую тень, не требующую лечения, распавшуюся быстро. Отнюдь... С единственной тенью вокруг зрачка Дзонг отпускал их. И тенью как раз-таки не ядовитой до тех пор, пока...
В глазах тающих Белых Драконов Дзонг надеялся увидеть его - рынок... Если повезёт ещё кого-то, теперешних обитателей, способных указать дорогу. Если раненый услышит "Галло... Гала-Галло...", тень распадётся и отравит носителя, точно позволив Дзонгу разглядеть черты и местонахождение откликнувшегося в прощальном взгляде драконьем, в небесах. И такового пока не случилось. Один шаг оставался и ему до Господина Сомы!

Парни, переловленные и истреблённые группой игроков Против Секундной Стрелки, промышлявшие неблагородной, недроидской охотой в небе толпой и с верёвками, должны были стать пробным проектом Дзонга, новой стратегией. Его глазами на рынках, клешнями над рынками... А им он представлялся неморским демоном, отшельником. Очень странным и очень могущественным. Представлялось, смешно сказать, что добровольно они спускались в лакуны, на берега гулких рек... И реки для начала прятали на короткое время острые лапки, приглушали зудящий вой миллиардов крылышек, притворялись тёмными реками, морской водой. Хищников опьянила сырая атмосфера вдыхаемых и выдыхаемых хозяином теней... Они не только шли, куда он хочет, они и думали, что он прикажет! По крайней мере, там, внизу.
На поверхности место опьянения занимал тупой страх. Грозную власть Дзонг сполна продемонстрировал им! На одном из них же. Невозможно забыть, как оживают земля и река... Как приподнимается над своим руслом... Как начинает бежать по нему, стуча остриями клешней... Лететь, зудя синими крылышками, без конца и края, без хвоста и головы, взбрыкивая петлями, выскакивая ими... И унося того, кто мгновенье назад стоял рядом с тобой... Дзонг выбрал место, где крик вдвое громче, где повторяет эхо, разносит, искажает, гремит... И заканчивается оглушительной тишиной... Они вышли молчаливыми охотниками, возвратными, прикованными к нему.
Не вышло. Он слишком по-морскому, как чудовище мыслил. Таких, лазутчиков его, отвергают рынки, вольные, суетные, свободные.
Кроме теней, Дзонг, видя неблагородную их сущность, решил привязать к себе их и другим путём. Чтобы держались своими руками. Показал и научил их тому, что делает людей и полулюдей, демонов, чудовищами худшими, чем Чудовища Моря. То продемонстрировал, чему и Биг-Буро отдавал дань, но распространению чего был, ха-ха, категорическим противником. Но сам умел, сам умел...
В Великом Море, там всё просто и быстро. Стремительно. И обосновано. Ливней Впечатлений там не бывает. Еда - это еда. Полудоид - это еда. Связные Впечатления - пища и материал для теней. Тепло - это тепло, пустое, но ценимое удовольствие. А немногие, вернувшиеся на сушу, чудовища имеют время поразмышлять, разобраться... Но не во благо они зачастую обращают свой новый опыт и проницательность, увы...

Раскаявшийся хищник, Пассия не предавал тех двоих. Он собирался продемонстрировать им монстра. Показать на кого охотятся эти, над Южным, с верёвками. В глубине души, хотел увидеть и услышать его ещё раз! А один лететь боялся! Полудроидская ребячливость.
Потрясающая барабанная музыка была грубо нарушена появлением их, с добычей. Пассия стал свидетелем. Много чему… И его заметили, сбежал. Родился план. Они будут преследовать его, он сделает вид, что хочет присоединиться к их компании. Притворится, и пусть за ним проследят... Друзья. Пусть одного он якобы поймает, а другой проследит. Сбежит. Приведёт помощь. Устроят крупное сражение немедленно, над долиной. Либо же расскажут всем своим, игроками против Секундной Стрелки, что к чему…
План как план, нормальный план. Ну, по факту подставил. Но не намеренно! Предположить не мог, за какие пределы простирается сила Ача. На какой высоте над землёй заканчивается…
Оба пропали. Пасс второй раз сбежал.
Он был ранен и тенью молчания... Возвратной. Типичной морской, чтоб не позвал дроида... Ранен уже на драконе верхом. Из-за неё-то Пассия и не отказался играть, бежать против стрелки безнадёжное количество кругов. Потому что так лучше, гораздо лучше, чем плен! Как сказал бы Олив: «Свободный по-природе и судьбе». Не сложилось у Дзонга. Пассия ускользнул.

Глава 38.
Беспятый Дзонг-Ача... Машина демонической охоты. Вирус, из затерянной на востоке пустоши, распространяющийся на весь континент, метящий в облачные рынки. По сию пору неведомый никому, кроме галло и Бутон-биг-Надира... Вирус медлительный, бессловесный. Барабаны горя в тумане.
Понятно, ни тягчайшее оскорбление, ни любая утрата, помимо одной невосполнимой, породить ненависть такой силы не могут. Утрата Собственного Мира, порча, полное разрушение его оставляют всё-таки надежду... Их Дзонг пережил. И утрату и надежду. Пренебрёг, не заметил... Что же остаётся? Конечно. Утрата друга... Возлюбленного. И какого!.. О да, любовь не торговля, полудроиды не выбирают, дроиды тоже, Фортуна стоит наверху, благоволит и смеётся, и отворачивается, чтобы скрыть слёзы, они не выбирают... Но какого! Каков он был!.. Он был прекрасен.
Безупречно счастливый чистый хозяин, тогда ещё просто Дзонг, любил, и взаимно, и пребывал в наилучшем положении из всех возможных. Горизонты, будущие сады, возможности завтрашнего дня… Дзонг недавно стал хозяином, его друг был Восходящим, нельзя посетить эскиз, владения Дзонга они условились тоже не посещать до тех пор, пока не сравняются в статусе. Всё-всё впереди!.. С вершины счастья до самого дна, в прямом смысле слова, океанского дна... Он пал в мгновение ока.
Да, Гала-Галло, облачный рынок восьми хозяек был его Собственным Миром, а название придумал Вайолет...

Вайолет…
Стоит рассказать про это удивительное существо. Хоть история Дзонга, личная, не относящаяся к другим, заканчивается с его исчезновением, а история захватившая изгнанников, хищников и охотников Южного, тёмная история Беспятого Ача начинается, нельзя не упомянуть о нём.
За недолгие годы Восходящего Вайолет успел стать кем-то вроде Беста для своего времени и определённого круга людей. Людей весёлых, сведённых вместе не безысходностью изгнанничества, а тягой к искусству и потребностью делится им. Такому искусству, от которого уединение отнимает главную часть. Музыки. Песен.
Сейчас они обосновались бы на Мелоди-Рынке. В те времена он только-только образовался, в качестве торгового рынка музыкальных инструментов. Для Мелоди расцвет начался с приходом танцоров. Собственно, танцевальные ритмы на нём и возобладали. Музыканты же собирались в нескольких неторговых, облачных рынках, соответственно своим предпочтениям, весьма многообразным. В те времена, про которые речь, самым крупным из песенных был облачный Рынок Веретено. Он и выглядел подобающе, длинное, неяркое облако.
Плюс ещё забавное свойство... С какой стороны ни подлетаешь к нему, оказывается что рама на противоположной стороне и с другого конца. Приходится облетать, словно ты нитка, оборачивающаяся вокруг! Некоторые видели в этом тайный заговор Белых Драконов, желающих лишний раз покувыркаться в небе! Ведь наездники пропадали на площадках Веретено многие дни напролёт...
Изнутри простой и чудесный, мир сообщающихся озёр, между которыми обнаруживались и зелёные, тенистые уголки, и беседки, и большие портики. Имелась и главная площадь, окружённая стеной. Ажурной, проёмы скруглённых арок образовывали её. Выложенная плитами разной высоты, мраморными полумесяцами скамеек, как разбегающимися от сердцевины, от сцены, лепестками густо-махровой розы. Чайной розы или увядающей, каменные скамьи тёплого коричневого цвета, охристого, где ярче, где бледней... Вайолет предпочитал это открытое место рынка самым пленительным его уголкам. Особенно ночью. Когда скрытая механика из-под арочных сводов посылала гулять по площади неторопливые языки сияния. Плавные, в человеческий рост, меняющиеся от лунных до бордовых тонов, винных, тёмно-бордовых. Плывущие, огибающие людей, способные танцевать, покачиваясь, изгибаясь под музыку и пение... И дни там превосходны, ночи ещё лучше дней...
На Рынке Веретено не торговали. И не охотились. По крайней мере, тогда.

Касательно его имени, сущностный момент. Вайолет - прозвище. Но не по цвету куртки, как Чёрным Драконом был назван Индиго. Не по цвету вообще. Вайолетом назывался стиль, песенное течение, принципиально отличавшееся от остальных. И Вайолет стал звездой, отразившейся на его глади, из глубокой древности несущей свою красоту, широкой реки. Вбирающей многое. Утешающей многих. Прекрасной.
Вайолет развивал стиль, искал примеры его во Впечатлениях. Повторял, насколько уместно это слово в связи с глубинной сущностью стиля, темы особо любимые другими в традиционном вайолет. Прививал, переносил новые темы. Приглашал в него, в вайолет простой и сложный, волшебный, предельно открытый.
Приглашал... И это - главное, что он делал. Из любого стиля, музыкантов и танцоров, с любого рынка, людей в руках у которых до той поры пели только их барабаны или дудочки... И слушателей, случайных гостей, торговцев, небесных бродяжек... Кого повстречает в небе и на земле, ненавязчиво, скорее спросив, чем расписывая традиции Веретено. Спросив об интересах и радостях жизни, припомнив сходную тему, людей с похожими склонностями, он приглашал в вайолет. Потому что каждого считал сокровищем. Для развития стиля, для мелодий, сюжетов, невысказанных, не проговорённых ещё... Бесконечных ночей, волшебных ночей вайолет… И для себя лично.

Что же это за стиль… Это пение акапелла, без сопровождения, вдвоём. И оно бывает столь разнообразно в мелодическом и содержательном плане, сколь можно и невозможно вообразить.
Если угодно - без слов совсем. Если угодно - дробным речитативом. Можно изображать голоса инструментов, перекличку в Туманном Море дроидов, перезвон, да что угодно. С ещё одним непременным условием: импровизация, разговор. Любой. Развитие темы или отстранённый взгляд на неё, перебивки комментариями на другую тему, о происходящем сейчас вокруг. Да просто шутками!.. Когда подхватывают другие голоса, это ай-вайолет, разновидность популярная тоже. Им обычно и завершается пение двоих на площади, красиво завершается...
В новой песне могут вспоминаться множество песен старых, любимых, забытых... Песня может сочиняться с нуля. Когда через год или больше вернётся небесный бродяжка на Рынок Веретено, а все ему: "Расскажи! Рассказывай, чего видел!.. Какие рамы, что за прихожие в них?.. Кого встретил в небе? Расскажи нам несколько связных Впечатлений, длинных, на всю ночь!.." А он ответит: "Кто же будет расспрашивать меня?" Склонит голову вопросительно и взглянет на того, о ком скучал больше, чем об остальных: "Вайолет?.." И они поют... С долгими повествовательными промежутками, с припевами и быстрым речитативом, с вопросами обратно: "А что у вас новенького здесь?.."
Стиль одно время почти утраченный, красивый невероятно. Образ выступления дуэта бывал и по-настоящему древним, когда двое сидят лицом к лицу, взявшись за руки, рассказ переходит от одного к другому. Бывал темпераментной перебранкой танцоров, кружащих по площади, подначивая, пытаясь привлечь публику на свою сторону, начать ай-вайолет!.. Бывал согласованным речитативом, с прыжками, ужимками, переменой костюмов и масок, театр практически. А бывал перепевом бессмертных, всем известных "пяти прощаний" на два голоса, что придавало им перчинку абсурда и новую глубину, странную сладость и новую горечь, весьма скоро увлекая слушателей в общий танец и пятикратный для каждой темы припев, всё восходящий к надежде и никогда не достигающей её...
Песни годами и тысячелетиями кочующие среди полудроидов, не забываемые, избранные, они практически все печальны. За исключением нескольких сентиментальных, коротких, предельной простоты песенок. Остальные грустны, почему так?..

Радостно и искусно Вайолет поддерживал виды и разновидности стиля без разбора. Петь и танцевать с ним почитали за счастье. Но прославился он изначальным вайолет: тихим, напевным разговором рука к руке, глаза в глаза. Восходящий, он словно впитал через это мудрость, терпеливый, поступательный ход тысячелетий, смены эпох, их героев, их откровений, и основополагающей какой-то неизменности. Он помнил великое множество саг эпохи до дроидов. Начинал любую, а визави продолжал, если знает тоже, или спрашивал, или фантазировал, как заблагорассудится, на радость ему и слушателям, уходя в далёкие дали от первоисточника.
О Вайолете самом ходила легенда, что таким пением он заворожил чудовище, упав в Великое Море. Будто, он не только спасся, но и позвал морского демона за собой. На расспросы Вайолет смеялся. Он имел эту привычку, внезапно замолкать, отвечать на вопрос улыбкой или смехом, поцелуем иногда. Легенда, мало ли о ком ходят байки. Однако же, в пик сезона туманов, когда непостоянны ветра, и Рынок Веретено опускался к поверхности океана, случалось, несколько ночей подряд приходил петь с Вайолетом нелюдимый, смуглый юноша, чья кожа с зеленоватым оттенком чуть серебрилась, чей голос был необычайно глубок. А затем исчезал надолго...
Вот такого человека отняло у Дзонга коварство будущих галло.

Познакомился с любимым он в подобную же ночь, слушая сольную его простую песню, в ознаменование начала сухого сезона, уносящего рынок выше от моря, кружить среди облачных миров. Там, на площади. Услышал, взглянул и пропал. И родился заново.
Несмотря на то, что полудроидам суждена одна на всю жизнь сердечная привязанность, если суждена, в сближениях они медлительны, даже непоследовательны. Всецело свойственное им непостоянство проявляется и в дружбе, и разгорающейся любви.
Эпоха высших дроидов... Вокруг столько красивого, столько желанного... Чистые хозяева обожают свои миры. Хищники - собственноручное превращение человека в артефакт, волшебное злое творчество. Охотники - азарт. Коллекционеры, торговцы всех мастей увлечены артефактами. Борцы, музыканты... И все без исключения, даже трусишки-хозяева любят гоняться среди грозовых туч и ливней, небесный бродяжка скрыт в каждом из них. При стольких отвлекающих моментах двое могут годами приглядываться, пересекаясь реже, чем с приятелями, имея разные сферы интересов. Плюс, полудроиды так долго живут, куда им спешить? Неторопливо сближаются орбиты. Пока не обнаружится, что они идентичны по форме и размеру, что это одна орбита. С тех пор не расстаются. И треугольников не бывает. Но перед тем долгое время всё так неопределённо, необязательно... Только не в их случае. Не в этот раз.
Лавируя между людьми и компаниями, перешагивая пустые скамьи, Дзонг успел пересечь площадь, пока длилась песня начала сухого сезона. Закончилась. Певец широко улыбнулся ему, озарённому и провожаемому от самой арки танцующим всполохом света, словно камердинером ночной площади, поклонился слегка... И сказал:
- Вайолет?..
То ли представляясь, то ли приглашая. Дзонг отдал ему левую руку. Его руку накрыл своей на груди, как танцуют. Но они не танцевали. Только пели. Вайолет... О чём пели?.. Он так и не вспомнил! А для Вайолета ответить весёлым смехом на вопрос, обычное дело, как для дроида. Дзонг не добился с него толку:
- Слушай, о чём мы пели тогда?.. Ну, скажи, если помнишь!..
Смеётся... Вот всегда же - всегда!.. Не только с ним. На Вайолета никто в жизни не злился и не обижался.

Глава 39.
- И не надо на меня так смотреть! А тем более поглядывать!.. Унесу! Да, я жадный. Потому что, кольцо это с лапы он скоро сорвёт напрочь, и улетит. Если никто не сопрёт их раньше! - Ра обвёл компанию требовательным пристальным взглядом, насмешливым. - Ладно, попозже. Сейчас ухожу, любуйтесь до вечера. Хочу кое-что перепроверить, кому как, а мне любое слово древности дорого... Оставляю их под твою ответственность, Дзонг!..
И прыгнул сквозь пятигранную раму в полу. Педантичный, дотошный в коллекционируемых повестях, Ра покинул маленький, облачный Рынок Файф, Мерцающий Пятый, Мерцающий Пятистенок, так называли его, желая объяснить точнее, мало ли необычных форм, для завсегдатаев - Файф.
Уютный, камерный рынок-дом, четыре широких стены сходятся к пятой узкой, с окном во всю ширину.
Перед этим-то окном на жёрдочке и пребывало чудо порученное заботе Дзонга, к превеликой его радости, до конца дня!.. - Два попугая. Слева, крупный, яркий, словно райская птица, как и у неё из хвоста изящными дугами расходятся отдельные пёрышки, завершаясь треугольниками атласного, сине-зелёного перелива. На голове журавлиный хохолок такого же цвета. Но клюв, тело и лапы вполне попугайские. Блистательный! Крылья цвета фуксии с несколькими желтыми перьями, грудка пёстрая как неспелый лимон в вишнёвую крапинку, туловище лосниться густым, вишнёвым цветом. Сделанная на основе фантазийного Впечатления, сложная и дорогая механика, предназначенная для чтения вслух на изрядном количестве языков. Правда, на эсперанто полудроидов переводить он не мог.
Шикарная вещь сама по себе. Однако, полудроиды, они ведь как дети... Когда только есть возможность повеселиться... Кому первому в голову пришла эта идея? Тайна покрытая мраком. Но с давних пор богатыми людьми Попка-Чтец укомплектовывался для полного шика книгой и живым артефактом самого шкодного характера. Иногда обезьянкой. В данном случае на цепочке, на одной жёрдочке рядом с Чтецом вертелся, клевал его, хлопал крыльями, переворачивался вниз головой ещё один попугай. Серый. Вдвое меньше его. Хулиганистый даже сверх требуемого. Разговорчивый!.. А Чтец - тонкая, деликатная машина... По счастью - крепкая.
Смотреть, как один попугай изводит другого, механического, передразнивает, уже неплохое развлечение, но в данном случае не основная часть программы. Основная зависела от свойств артефакта, книги лежавшей непосредственно перед жёрдочкой.
Бумажные страницы серый попугай рвал за милую душу. Но Рынок Файф к счастью завсегдатаям, к досаде грабителей был заполнен неукрадаемыми артефактами, огромными как диваны томами Вирту. Энциклопедий.
Раскрытые произвольно они и использовались как диваны! Не испортить, а мягкие!.. И листать их одно удовольствие. Запускаешь руку со стороны имитирующий золочёный обрез настоящего книжного тома, рука утопает в не проявленных страницах, бессчётных поистине, словно в шелковистой шерсти, и громадный том с лёгкостью раскрывается. Но вот поднять его невозможно!.. Можно перетащить, с трудом перетолкать в другое место. Созданы, будто сразу в расчёте на открытость облачного рынка, а не на Собственный Мир.
Да и картины, плотно закрывшие стены Файф тоже. Неотделимы от них. Гравюры, рисунки чёрно-белые и приглушённых, разбавленных тонов. Порой в монохром добавлен единственный цвет, расплёснутый пятном. Идеально попавший... В венчик осеннего цветка… В горную цепь на заднем плане. В кайму на широком подоле платья танцовщицы ушедших веков... Непростые картины, приближаешься - проявляют детали, отдаляешься или отводишь взгляд - меркнут. От них и получил название "Мерцающий" Пятистенок.
С энциклопедиями же, с томами Вирту, если, конечно, использовать их не в качестве диванов, а по прямому назначению, существует одна проблема. Во многих случаях, не во всех. Отсутствие оглавления и возможности делать закладки. Чему посвящён каждый том, указано на его обложке.
Поболе двух дюжин Вирту разбросано во всём пятистенке, включая веранду. Примерно половина, стихи и песни. Половина от оставшегося, короткие истории на всякие темы по отдельности: войны, любовь... Ещё смешная тема, сквозная должна бы быть, а выделена толстенным томом: "я так и знал!.." Тема предчувствий, предвидений, судьбы... Есть другая отдельная тема: "возвращение". Меланхоличный Ра часто листал именно этот том...
Так вот, их можно листать вперёд и назад с любого места, но если захлопнул - финиш. Даже и не пытайся найти ту же страницу в следующий раз. Свойство, имевшее непосредственное отношение к Оракулу, на который Густав будет зван миллионы лет спустя после описываемых событий... Наверняка тот, кто создал, умел управляться с ними или имел дополнительную для этой цели штуку. Оглавление. Но секрет унёс с собой. Чьим облачным миром был Рынок Файф неведомо его весёлым, беззаботным гостям...

Зачем он перед птичками, раскрытый том Вирту? Перед Попкой-Чтецом ясно, а второй? Страницы листаются что рукой, что клювом и лапой легко... Чинный, серьёзный и яркий Чтец озвучивал строки с того место на которое указало что-либо очутившееся поверх страницы... Понятно?
Ещё в нём, Чтеце, заложен некоторый инстинкт самосохранения. Но не бегства, что же за механика, норовящая сбежать от владельца!.. Он может распушиться, клевать, хватать и отпихивать лапами, истошно попугайским криком орать! А может и человеческими словами, предпочитая те, что прочёл в недавнее время. Орать, кстати, смех смехом, для чужой собственности лучшая защита, и шухер поднимает, и отпугивает. Резкие дисгармоничные звуки плохо переносимы для полудроидов.

Как же Серенький его изводил! И устроили они это намеренно!..
Живой артефакт всегда создаётся с некоторой доминантой в характере. Позитивной, реже негативной. Для Серенького такой доминантой было всё блестящее и круглое, размером с орех, что можно украсть и спрятать, на большие предметы он не реагировал.
Дзонг открутил с защёлки тома шарик с насечками, имитация шишки, и сунул между страниц, в недра его. Вирту замечательно подходит на роль шкатулки для вещей, которые необходимо потерять навсегда!.. Возможно, копилки, из которой достанешь, только её разрушив. А прежде Дзонг подразнил Серенького, покатал шишечку на ладони перед его клювом...
Что тут началось! Как он листал, вскочив на них лапами эти шёлковые, за миг возникающие, страницы! Как бегал по ним туда-сюда, вынюхивая, словно собака! Приглядываясь то одним глазом, то другим!.. Надеялся углядеть?! Чтец сходил с ума, серьёзная механика, начиная одну фразу, а заканчивая другой либо музыкальным курлыканьем, ноты встречались, а их он тоже умел читать!..
- Что ты наделал, Дзонг, - жалея о защёлке, воскликнула Мадлен, - потом не найдёшь!
- А надо?! - смеялся Дзонг. - Зачем?..
И все смеялись, устали смеяться. Уносили Серенького прочь, он прилетал обратно... Так развлекались.

В окне за жёрдочкой, за двумя шумными птицами нет солнца, Файф же рынок. Свет менялся, проходил по недоступным пределам вечнозелёного, вечно цветущего где-то на вершинах бело-жёлтыми, жёлтыми гроздьями соцветий. Пушистые шарики кружась, опадая, танцевали на лету, звёзды и целые соцветия...
Когда стало вечереть, они отвлекли серенького попугая другими блестящими штуками, дешёвыми бусами, разорвав, вручив ему перебирать и запрятывать в складках тяжелых, подобранных в обе стороны штор. Перед Чтецом захлопнули книгу…
И стали думать, что петь сегодня, Файф музыкальный рынок. Рынок не плясовых, повествовательных речитативов.
Восемь чистых хозяек Гала-Галло, ещё не сделавшиеся таковыми, обитали чаще на Файф. Они коллекционеры. Для всех. Кой для кого - охотницы континента, для заказчиков и особо наблюдательных людей. Не так давно присоединилась Кроха, полная их противоположность. Робкая, дикая, непоследовательная. Как охотница она превзошла всех семерых, а главное их, двух подружек!.. Была принята в компанию. Оценили. И надеялись выведать секрет...
Они собирательницы повествований времён до дроидов... Они так внимательны к аутентичности, так мелодичны... Безупречно помнят слова... С полувзгляда понимают друг дружку... Они собирают круг ай-вайолет, человек двадцать-тридцать и ведут его, направляя героя саги, указывая куда свернёт сюжет, предоставляя включившимся в пение фантазировать страны, дома, красоты, диалоги... Из восьми будущих галло четыре хозяйки предпочитают музыку слов, четыре - музыку голоса, сопровождения. Они искусно, порой забавно, смешно имитируют обыкновенные звуки внутри повествования.

Вернулся Ра. Прилетел Вайолет, Дзонг вмиг забыл про своих ненаглядных птичек.
И они начали сагу. Из тома "Возвращение", с того места, где раскрылась, во второй половине. Она практически беспредельная, с главы "Эльдорадо". Хватило до утра. На удивление, ничего прискорбного не случилось с героем, со львом тоже, они подружились в пустыне. Хотя, конечно, Эльдорадо так никто и не достиг...
Мадлен, то повышая, то понижая голос, вела основной ритм, становясь шорохом песчинок, движением барханов, ходом созвездий над головами путников, рыком и мурлыканьем льва, стуком сердца главного героя, ностальгическим шумом прибоя, когда посреди пустыни он находит раковину, и слушает гул её, глядя в ночное небо, вспоминая море, море...
Пела Мадлен и думала… Как хорошо, как чудесно иметь такой мир, такой рынок, как этот, закрытым, в единоличном владении, только для своих... С фавориткой, Котиничкой, поохотившись для заказчика, потом на заказчика, ха-ха, вернуться домой, в место подобное Файф, укромное, закрытое... Подобно Густаву, в Собственных Мирах охотницы проводили время изредка, невыносимо.
Глава саги подошла к концу. Дзонг подскочил к Ра со словами:
- Пять минуток!..
Хотел продемонстрировать Вайолету прелестное сочетание живого артефакта с механикой. Компания с удовольствием ещё повеселилась, выпила принесённых Ра Впечатлений, незнакомой им музыки, объединённой с игрой разноцветных лучей... Сделано примитивно, а идея отличная!.. Другое ещё лучше, дроидских времён, явно: чаша заполненная на треть, мелодия начиналась от волн на ней, развивалась от бликов на полированных стенках... Они смаковали, глядели на попугаев, смеялись. И Дзонг воскликнул несколько раз:
- Здорово иметь такое в Собственном Мире!..
Вайолет, к артефактам равнодушный, взъерошил его чёрные волосы, короткие в те времена, и пожал плечами. А Мадлен присмотрелась к Дзонгу и задумалась ещё глубже, сощурив холодные глаза. Как озёра подо льдом.

Глава 40.
Дроидов Я-Владыка, как и чистых хозяев, как и Собственных Миров, неисчислимое множество. И у каждого свой голос. Неповторимый. Для слуха людей. Интересно бы узнать с точки зрения остальных дроидов и их самих, в чём заключается различие? Ведь оно не в функции, функция одна и та же, именно в голосе, песне. Произвольно выбирают они местопребывание или по приказу второй расы 2-2? Или подобно тому, как Белых Драконов направляет к Восходящим Царь-на-Троне, их направляет он же в облачный эскиз?..
Мало кто задавался такими вопросами. Зря. Но не удивительно. На протяжении всей истории человечества, прежних её эпох и последней эпохи высших дроидов вопросами мироустройства интересовалось ничтожное меньшинство. Воспроизводя непрерывно один и тот же парадокс: активно и свободно люди пользовались созданным другими для них и прежде них. Пользовались тем, устройства чего в упор не понимали!.. Естественно, и высшие дроиды попали в этот порочный круг! Оттого в каждом поколении заново, не передаваясь от предыдущих, независимо возникают страхи про их деспотию и некий заговор...
Есть обратная сторона: по той же причине в самом простом изложении недалёкими людьми Огненный Круг стал восприниматься чем-то вроде батарейки, шикарного, но конечного источника питания для тела, получалось, что дроиды определили его величину, запас времени. А всё совершенно не так!.. И гений Гелиотропа состоял не в увеличении ёмкости аккумулятора, но в том, что он создал дроида Огненный Круг, способного опираться на человеческое. На умственное, эмоциональное в существе полудроида, так же, в той же мере, что этот живой, мыслящий организм опирается на него! Совокупным, взаимным их действием определяется продолжительность жизни!.. Как сердце у древних людей могло, увы, внезапно и бесповоротно остановиться, так и Огненный Круг. Многие, очень многие причины к тому устранены, но есть ещё личное: воля к жизни, воля к победе, усталость и отчаянье, страсть к познанию, любовь и утраты... Не считая того, непостижимого, что и в эпоху дроидов называют - судьба...
Просвещённость обитателей миров и континента оставляла желать лучшего. А ведь дроиды вовсе не ограничивали распространяемое на людей могущество обслуживанием их нужд и прихотей. Как прежде они могли предоставлять Восходящим доступ к упорядоченным и вполне практическим знаниям.
От механики, принципов работы, состава материалов, природы энергий, до устройства организма полудроида. Расположение сосудов, потоков жизненной силы, дифференциации их… Усвоение влаги разных видов, через кожу, при питье связных Впечатлений… Усвоение через дыхание, как общего фона, основной поддерживающего субстрата. И до устройства самих дроидов.
Надо только научиться говорить с ними, правильно ставить вопросы. А это являлось искусством во все времена! И главным залогом успеха!.. Важно ещё находить нужных собеседников. Для Восходящих не проблема, но их время так быстро проходит... Затем сложней. Десять тысяч первых неотвеченных вопросов! Факт, что за редкими исключениями, ответят нарушители, и ими будут дроиды принадлежащие в первой расе к теплу.
А Восходящим нет преград в сотворении и познании. Практически же никто не шёл дальше собирания обширных и вычурных миров...
Дроиды Я-Владыка неповторимы, личны, индивидуальны их голоса. От мира чистого хозяина они неотторжимы. Затворники его. Если музыкант на Мелоди, или хищник возле шатра, или небесный бродяжка, забывшись, мурлыкает, напевает что-то себе под нос, будь уверен, одно из двух: мелодию незабвенного манка своего дроида или дроида Я-Владыка.

Музыканты, коллекционеры музыки и певцы имели специфическую, время не сохранило имени родоначальника её, традицию. Жест любви, уважения или благодарности за что-то, в артефактах невыразимый. Заключался он в следующем…
Если уйти в Туманное Море дроидов 2-1, напевая мотив Я-Владыка или манка личного дроида не своего, но того, кому хочешь сделать подарок, то в проявившемся мире услышишь отклик... Развитие, продолжение. Специальное...
Не один дроид откликнется тебе. Будут разные, близкие этой мелодии. Охотно станут говорить с тобой. А вот если напеваешь свой манок - не будут!.. Надо знать чужой!.. Но это так, отступление.
Со многими дроидами сможешь поболтать. Но тебе нужен тот, что молчит. Проявляется и молчит. На три вопроса он не ответит. На три следующих нахмурится. На три последних рассмеётся. А десятым должен стать вопрос: "Кто ты?" И для единственной "сердечной", сердцевинной песни-дара таким способом найдёшь слова. Потому что на десятый вопрос он ответит, начнёт перечислять, от тщательно подбираемых, весомых слов, от самоназвания переходя к ритмическому речитативу, к песенке со всё большим подъёмом, вдохновением, экстатической до гимна, а затем тихо, задумчиво, как начинал... Очень долго будет перечислять вслух, кто он.
Песня-дар так и называется: "Кто я?.." Меньше всего она отвечает на этот вопрос!.. Она состоит из вещей, о которых твоему любимому, другу или покровителю радостно слышать, хотя, до первых звуков он мог об этом и не подозревать! Эта песня, "Кто я?.." для людей молодых бывает и указанием, и пророчеством, направляющим в счастливое русло их жизнь.

На том же самом Рынке Файф в другой раз Мадлен наблюдала за Дзонгом холодными глазами, пока Сантана, вернувшийся из Туманного Моря дроидов пел сердечный дар очаровательной Арабеске, пребывавшей в распахнутых небесах изумления, не подозревавшей о подобном.
Совсем недавно она стала хозяйкой, заскучала в первые же дни, в которые и появляется большинство гуляк на континенте. Из чистых хозяев они получаются, ещё не умеющих обращаться с Собственным Миром, с покоем, углублением покоя, стремящихся обратно к деятельной, стремительной жизни Восходящего. С Мелоди она попала на Рынок Веретено и там повстречала свою судьбу.
Возможно, Арабеска имела не только в лице нечто общее с Дзонгом, но и в голосах их дроидов, раз он так слушал... Почти как она сама.
И Мадлен видела это. И то, что Вайолет видит. Казалось, она читала чьи-то мысли, одного или второго: "Небо и море, почему я до сих пор не подарил ему этой песни?!" Охотница...
"Дзонг нетерпеливей, темпераментней, - думала Мадлен. - Он скоро уйдёт в туманное море на какое-то время. И непременно один. Непременно..." Мадлен задумалась о предстоящих событиях. Особого времени для предварительных маневров нет. Через трое суток Рынок Веретено достигнет нижней точки над океаном. Чтобы за следующие три дня неторопливо развернуться и начать движение вверх, вращаясь, проходя краткую фазу, когда он встаёт вертикально, подобно настоящему веретену. Изнутри рынка незаметно, снаружи эффектно.
Традиционно на этот период приходятся ночи Арочных Представлений. Положение рынка оповещает о них музыкантов, не следящих за временем, привлекает новых гостей, небесных бродяжек, случайно пролетавших мимо. "Представления" в данном случае означает "знакомства", а не сценки с речитативом. Ночь, следующая за праздником им как раз-таки посвящена, комическим и многолюдным. Но главное событие - приход на общую сцену всех, желающих, новичков и покидавших рынок надолго ради специальных поисков, ради этого дня. Ещё - для людей прежде довольствовавшихся по разным причинам узким кругом слушателей.
"Арочное" - по форме представления. Они не выходили в центр, а занимали каждый арку. Зрители, слушатели же оставались на площади.
"Дзонг не уйдёт в эти дни... А до них? Ради эффектного возвращения?.." На эти дни нет, конечно. Вайолет - распорядитель праздника. Он встречал выступавших, размышлял над последовательностью их появления перед публикой... Обнимал, ободрял и советовал!.. Подсказывал и хвалил!.. Да, за непринуждённой красотой целого чаще всего стоит пристальное внимание одной заботливой любви.
Справедливости ради и  для полноты картины нужно отметить, что играючи, легко и свободно Вайолету удавалось в одну симфонию соединить множество личностей, амбиций, талантов, актёрских стилей, голосов... Каждый - особенный. А он обожал новое. И чуть-чуть новое, привнесённое тембром, темпераментом незнакомца в перепевы старинных вещей. И подлинные открытия, ждавшие своего часа в ливнях Впечатлений, затем в Собственном Мире хранимые тысячелетиями, и только сейчас вынесенные на всеобщее обозрение. Золотое для Вайолета время, желанное. И до наступления его, если Дзонг уйдёт, исчезнет, Мадлен со своей командой должна отрепетировать такую легенду, в которую поверят безоговорочно. Потому что дальнейшее должно проходить на скорости, как по маслу... И поодаль. Не портя праздника, не привлекая лишнего внимания ни к достоверности легенды, ни к участникам заговора. Всё тайное становиться явным. Но пускай впоследствии говорят, как о свершившемся факте, прискорбном, но не удивительном, рядом, но не здесь... Пусть загодя сплетничают, ахают о чём-то подобном. Надо забросить идею, не как идею...

В компании не большой, не маленькой, днём, под мраморными сводами портика между озером Завиток и озером Бабочка, образованным двумя сообщающимися озёрами округлых крыльев, нанятый Мадлен человек начал её охоту.
Упомянул среди новостей с континента о недавнем несчастье, прося другого так же неслучайного человека, должника Мадлен, певца повторить целиком новинку, припев от которой слышал. То отказался, сославшись на то, что нехорошо делать сюжетом недавние драмы. Трагедии. Народ заинтересовался. Знакомое имя в припеве. Оно и должно быть знакомым. А человек носивший его - замолкнувшим навсегда. Однако совсем не так замолкнувшим, как они намерены представить...
Собственно, задавшему провокационный вопрос и продала его гипнотически-убедительная Кроха. Хищница коротких дистанций. Способная сказать тихим, как метроном ровным, но грудным, близким голосом что-то вроде: "Сегодня штиль... огоньки... значит... ты получишь... налево и в этом шатре... океан спокоен... очень быстро... спокоен... - и вдруг закончить обыкновеннейшим тоном, вопросом, - Согласен? Идёшь?" И это работало! Но только в её исполнении. Пока говорила, не сводя глаз или не отпуская руки, не то чтоб ей верили, а терялись в отсутствии соответствия между выражением глаз её, голосом, смыслом слов, и ещё чем-то, чем-то требовательно-интригующим... Не объяснить, охотница и есть охотница!.. Подобным же манером Темпа она заморочила и продала в тайне. Заказ между двумя, сама охота в облаках, финал на рынке.  Теперь заказчик оплачивал его ложью. Остальные имена из его рассказа выдуманы Мадлен. Суть легенды проста, нетривиальна и эмоциональна: Темп стал живым артефактом сделанным не ради своей алчности, а из страсти. Ради подруги чистым хозяином, потерявшим статус, дракона вот так. Будто она давно мечтала о подобном и он согласился.
Выслушали, ахали. Поудивлялись, поужасались. "Всплывёт ли сейчас пара беспокойных, чудесных попугаев в памяти Дзонга?.. И что сам восклицал?.. Не важно, когда надо, вспомнит".
А Вайолет ничего не сказал. Ох, зря в этот раз... По обыкновению, лишь рассмеялся. Он не поверил. Но Вайолет одной из привычек имел - вслух не разоблачать лжецов, публично. Черта характера. Милая, как и всё в нём, однако на этот раз, лучше бы он сказал хоть что-то!..

Предварительная, показательная часть плана тем самым была выполнена Мадлен. Оставалось караулить уход и возвращение Дзонга из Туманного Моря дроидов. Оставалось среди самых артистичных охотниц распределить роли. Пусть они кричат, спорят, ругаются между собой... Пусть смысл их тревоги будет понятен, но не до конца... Дзонг должен уловить лишь основное: будто пока его не было, Вайолет закончил облачный эскиз. Это необходимо, Дзонг должен отправиться к себе, а не сразу в объятия друга, ведь самостоятельно облачный мир, где никогда не бывал, не найти. И пусть поймёт, что Вайолет там не совсем в порядке, что-то начудил или в чём-то заподозрен... Дальше... Решить, кому отдать самую главную роль, напроситься в гости к Дзонгу, зайти в его Собственный Мир под предлогом сделать что-нибудь, без разницы что. Не сложно, он с лёгкостью приглашал к себе... Кому-то, кто там изложит суть, будто Вайолет сделал ему в подарок живой артефакт... Или люди так думают... Короче, друг его пропал и одновременно пропал ещё человек. Смысл в том, что когда Дзонг с гостьей будут стоять в прихожей его мира, Вайолет на горизонте должен появиться в толпе, в окружении настолько недружественном, что бы Дзонг вышел, вылетел! Забыв обо всём. О гостье за спиной, остающейся в облачном мире.
Интуитивно Мадлен понимала, что Вайолета нипочём запутать ей не удастся, поэтому в отношении его главное внешний эффект толпы. Озвучить, хоть и без веры ей, ту же самую версию, только создатель живого артефакта - Дзонг. И немаловажно - предполагаемый! Легенда в обе стороны только в виде версий! Слухов, чьей-то выдумки, ложной тревоги... Мосты не сжигать... Могут пригодиться...
Пригодились. Для галло они стали мостами в их персональный ад.
Главную роль... Кроха, конечно же, Кроха!.. Как младшая, за новенького!..
Котиничка и Мадлен лежали поперёк белых спин медлительно кружащих драконов, брызгались водой связного Впечатления, из прыскалок, нарочных таких, купленных только что. Впечатление быстрой, как туча огромной птичьей стаи - с рябины на рябину, трепет крыльев и гомон, галдёж... Брызгали в небо над собой, устраивая дождик... И Крохе досталось, когда прилетела. Она выслушала свою предполагаемую роль, всплеснула руками... И согласилась. По ней работка, стремительная, простая. В их персональный ад...

Дальнейшее разворачивалось для Дзонга, как в сумбурном, тягостном сне, а вернее сказать – сворачивалось. Без возврата, стремительно, насквозь ошибочно в большом и малом.
Туманное Море дроидов 2-1, где провёл Дзонг день и ночь, охраняемый незримо Чёрным Драконом, отвечало ему на мелодию Вайолета. Но совсем не так, как должно бы. Откликалось сразу, охотно. В том и проблема, ни вслушивания, ни напряжённой тишины. Дроиды второй расы выходили к нему, каждый, присваивая на время дремучий, шелестящий лес. Называли себя, имена нескольких содержали слова «сад» и «отражение».  - Над-Рыбкой-Кои,  - В-Быстрой-Воде, - Повторённое-Отражение-До... Они вели мелодию нежными голосами. Но тот, безмолвный, неразговорчивый дроид не вышел. Дзонг так долго блуждал, что обогнул мыс Морской Звезды и перешёл незаметно в соседнее, Туманное Море дроидов 2-2, лес не кончился...
Как интересно!.. Кончилось его путешествие, как процесс, напевая, переставляя ноги, он оставался на том же месте тропинки. Ближний пейзаж менялся медленно, отдалённый быстрей, и тем быстрее, чем живей он "шёл"!.. И там, на округлых холмах, где то крыши, то кроны, то силуэты замков, тоже показывались дроиды, уже не поодиночке, и тоже пели с ним, и, по-видимому, обсуждали его, удивительное для них вторжение.
Сколько можно настаивать... Дзонг вынырнул из тумана. Он возвращался без добычи, слегка раздосадованный, опьянённый свежестью, пленительной чистотой их лепетов, перезвонов, напевов, множеством голосов. Сбитый с толку. Едва поднялся на Белом Драконе в облачные купы, клубок незадач закрутился, приплетая коварство будущих галло.

Сначала из облаков вынырнула Кроха, следом трое незнакомцев и Мадлен. Они яростно спорили, требовали от неё чего-то, спросить, узнать?.. Кроха не притворялась, что случайно встретила Дзонга, она ждала его. Когда подлетела, другие отстали, только Мадлен крикнула:
- Пускай спросит, только спросит! Когда появится Вайолет!..
И улетела. Дзонг, понятно, стал допытываться, в чём дело.
- У тебя!.. - отвечала Кроха. - Если можно, у тебя! Мне нужно немножко, кое-что собрать, я задолжала... На самом деле, я не верю, не верю сама! Я всё расскажу тебе... Но ведь он и правда пропал, куда же он делся?.. Куда они оба делись?! Но я не верю всё равно!..

Дзонг был смущён и растерян. Он спрыгнул за раму, пригласил Кроху, и там уже получил оставшуюся порцию лжи. Предполагаемой жертвой Вайолета... - бредово звучит вообще: его Вайолета жертвой!.. - заочно назначили Антику. Неприметная, сладкоголосая, о которой все знали – охотница. Ради того и выбрано её имя, как-то оправдать... Антика, неискусно лживая, неразборчивая в заказах и средствах, стоила того. Кроха говорила-говорила, и из рассыпанного браслета, превращая бусину за бусиной, собирала ксилофон по частям долго, переборчиво, тщательно... То рассуждая, то захлёбываясь словами, то отвлекаясь на работу, то вскидывая на Дзонга гипнотические глаза, ища своим версиям подтверждения. Около входа... Чтоб видели её. И она видела...
Толпа с Вайолетом показалась среди облаков.
Шум, гомон, споры и крики, и ужас в глазах гипнотически-убедительной Крохи, всё привело, к чему и стремилась Мадлен. Едва завидев друга, Дзонг птичкой вылетел из Собственного Мира навстречу ему. Кроха осталась внутри, хищницей уже, уже хозяйкой... На том бы закончить охотникам... Разбежаться, признавшись тем самым во лжи, но рынок заполучив, регулярный, с беседками, с крытыми галереями парк...
Вайолет тормознул дракона у самой рамы, разворачивающегося в кувырке, и поймал Дзонга на его белую спину:
- Потеряшка!.. Где ты был? И о чём они вообще болтают?..
Окружившие их охотницы и несколько хищников, приглашённых ради силового сопровождения акции, не прекратили споров. Они начали выяснять местонахождение кого-то, кто пустил ложный слух, зачем... Великолепный спектакль, достойный будущих галло. И посматривали на Мадлен, не теряли из виду. Она дирижировала ими в прямом смысле слова... Отлетела, поправила волосы, уложенные, перевитые узкой чёрной лентой, убедилась, что и Кроха видит её, и выдернула ленту... Как-то невзначай стихли голоса, образовалась пауза, в которой ясно прозвучал голос Крохи:
- Дзонг, я должна вернуть тебе мир!.. Вайолет? Кто-нибудь из вас заходит?

С этого момента происходившее, находившееся вокруг, лица, люди и дроиды, купы очерченных сиянием облаков, голоса... - отпечатались и всплывали в памяти Дзонга медленными, почти застывшими, столь же отчётливыми, сколь нереальными... "Нарочно ли ты назвала его имя?.. Зачем? И имело ли это значение?.. Ваша толпа собрана, чтобы зашвырнуть и второго, правда? Скрыть похищение? Любопытно, Мадлен, сколько дней или минут жизни вы отпустили нанятым, рядом парящим хищникам по завершении дела?.. Кроха, произнеси ты моё, только моё имя, я благословил бы тебя из небытия!.."
Может быть, Вайолет не был отвлечён в должной мере их шумом, враньём и сумбуром. Возможно, обратил внимание, как простёртая приглашающим жестом рука Крохи не опустилась, на пояс не легла, осталась напряжённой. Даже лучшая охотница не уследит за всем, не учтёт такие нюансы, в азарте, волнении. Вайолет никогда не был гостем его... И правда ли закончил эскиз, Дзонг спросить не успел...
"...вернуть тебе мир!.. вернуть мир!.. мир!.." Безостановочными раскатами грома, тысячелетие за тысячелетием прокатывался сладкий голос Крохи в ушах Дзонга-Ача... Тогда же мимолётно поцеловав его пальцы, с драконьей спины Вайолет соскользнул за раму, навстречу уже поднимающейся, угрожающей руке... Наступила тишина. Кроха и остальные больше не притворялись...
Дзонг замер на полуслове, что-то хотел сказать вдогонку... Он понял и не понял... Поздно... Он был во сне, в страшном сне, который растянется на миллион с лишним лет...
Кроха опустила руку. И подняла ладонью вверх. Секунду, случилось за секунду... На месте беспредельно любимого облика, на танцевальном плаще, на месте вышитых крыльев, распахнулись белые настоящие крылья, дрогнули и пропали... Лишь крылья...
Дзонг падал в море.

Глава 41.
Тонкая рама отдалилась, стала точкой, он смотрел на неё пока пенные, ватные груды облаков не заслонили.
Почему падал? Благодаря чему не был заброшен в мир, пойман, превращён?.. Подхвачен Белым Драконом?.. Он не был полудроидом на тот момент. Перестал им быть. Связь тела и Огненного Круга разорвана. Полностью. Круг даже не остановился. Прекратили движение огоньки дроидов в теле, в потоках Впечатлений... Дзонг был неживой человек. Неспособный ни умереть, ни жить. Ни мыслить. Руки нападавших не удержали его каменной, ледяной тяжести. Хищники разлетелись, испугались. Его Чёрный Дракон и их драконы, готовые к схватке, растаяли. Дроид не мог нести его в небе. Дзонг был камень, настоящий камень. Он должен был умереть, но не умер. И стал тем, чем стал, придя в сознание.
Дзонг падал сквозь Собственные Миры, насквозь, а не мимо, и не видел их. Он стал тяжелее этого мира, тяжелее волн Свободных Впечатлений, Великое Море не остановило его, и не замедлило, он не нырял, а по-прежнему падал.
Неосторожные, глупые тени и хищники, вставшие на пути, были разбиты, поглощены этим камнем горя, не заметившим их. Что другие создают, учатся создавать долго и с великим трудом, Дзонг обрёл, того не заметив. Только горе и горечь притягивал, сплавлял его Огненный Круг, порождая самые страшные облики, самые лютые тени, без его участия, без намерения, когда начинал взаимодействие с телом. Присущие? Внешние? Он не знал, не смог бы ответить. Чудовищные, ядовитые тени окружали его, дёргались, но уже не могли оторваться. Шипя, льнули к пламени сердца, исчезали от жара, исторгались преображёнными, усиленными, переполненными ядом гнева и отчаянья, похожие на демонов, непохожие ни на что...
Глубоководные чудовища бежали от него, как бегут от водоворота размером с само море - напрасно. Их ум становился его умом, добытое ими - его добычей. На какое-то время Дзонг абсолютно забыл, что значит иметь облик... Вспомнил и образовал его. Увидел тени и отторг их. Отторг и присвоил, и привык так делать. Сложно?.. Тяжело?.. Что значит сложно и тяжело?.. Горечь и горе, других слов он не знал. Всё легко, всё просто, всё бессмысленно.
Дзонг распадался на легионы теней и собирался из них. Пульсация. Дыхание новой жизни. Ещё не ради мести, он так пытался отвлечься, не вспоминать. Глубокие воды тогда опустели. Дзонг был даже не чудовищем, он был явлением, врагов у него не случилось. И там же, в глубоких водах, настал момент, когда он вернулся в полностью человеческое тело, огляделся человеческими глазами в зелёном, густом сумраке и подумал: "Я умер..." - это первая мысль. "Я погиб, - и это была вторая, уже практическая мысль, - погиб, и вы не опасаетесь меня. На Файф я взойду..."
Точно, всё верно, Дзонг погиб, охотницы не ждали его.

Тогда на Файф собралось много народа. Виновного, невинного, случайного. Дзонгу, Чудовищу Моря ни к чему разбирать, сколько и кто. А не так уж и низко облачный рынок кружил над волнами в тот вечер кошмара, не так высоко поднимались тёмные, тяжкие морские туманы. Когда нежданный ветер погнал валы, буря сталкивала их, воздушная толчея, перебрасывала пену над пропастями между волн.
Дзонг стоял на них, как стоят на земле, дышал, отвыкнув от того, не водой, воздухом, умывался брызгами, прислушивался к полёту драконов, голосам, дыханию заходящих на Файф. Нечеловечески чуткий, невообразимо. Волны подбрасывали выше и выше тонкую, напоминавшую вертикально воткнутый кинжал фигуру морского демона. Вход же в пятистенок снизу, рама - внизу... Дзонг прицелился, не глядя, прикрыв глаза... И шквал вознёс его... Вместе со всеми, бушевавшими снизу тенями, его тенями, его горем порождёнными, неотделимыми от него... Дзонг взмыл и встал посредине зала, прямо на раме, исторгавшей монстров из-под его ног в их уютный, небесный мир, маленький рынок... Огляделся, глубоководным манером голову лениво прокатив по плечам, люди так не делают!.. Как же они закричали!
Файф потонул в крике. Тени своей ненависти Дзонг остановить бы не смог. Отпустил на свободу, не сдерживал, ни себя, не их...
Люди бросились к окнам, к недостижимой области Там, на веранду, прыгали в Вирту, пытаясь захлопнуть их за собой и скрыться, словно в шкатулке, нет, невозможно! Им некуда было бежать. Дзонг-Ача - средоточье голода и гнева - канул в скопленье теней, вобрал и распался на них, из одной в другую ныряя. Безумные глаза ача из тени в тень переходили, и зубы смыкались, не важно, на чём и на ком, не разбирая, где... Ача распадался на стоглавых донных змей, на удильщиков, чья голова болтается как крючок на леске, а падает, как зимородок, без промаха. Собирал свою волю, человеком вставал и снова прокатывал голову по плечам, озирая хаос, облизываясь языком-лезвием, кто имел силы взглянуть на него, предпочёл бы сойти с ума, но не помнить... Апокалиптический хаос расправы. Что говорить, понятно...

Восемь хозяек Гала-Галло, хищница Кроха отсутствовала на рынке, это она и те семь, которые спаслись. Выходом стало то же, что самым ужасом. Под тяжестью теней Файф начал погружаться в Великое Море. Стал проницаемым внутрь и наружу. Путь к бегству не ограничивался теперь рамой, однако открылся он в бурное море. Потому и спаслись хозяйки, что дроидов не утратили, телохранители защитили их во время попыток позвать Белых Драконов, не с первого и не со второго раза, но удавшихся. Котиничка, ныне Женщина в Красном, инфернальный ужас глубин, в отличие от Изумруда, Злого Владыки, ужаса простого и понятного, стала таковой...
Про неё?..
Во время расправы она догадалась, успела поднять пирамидку... Взмыла вверх... Файф погружался. Остальных Дзонг считал погибшими, он, что крайне сложно для чудовища, позвал дракона и стал преследовать её. И тут случилось невероятное. Ёе Чёрный Дракон проигрывал чудовищу, отрезавшему его от неба, прижимающего к волнам... Тогда её Белый, ездовой Дракон вступил в схватку!.. Против всех правил и законов!.. Дракон Дзонга - тоже!.. Телохранитель Котинички, дроид погиб, был прекращён. Недолго и она удерживалась на белой спине сильнейшего в мире существа, сцепившегося с таким же!.. Она упала в море и достигла наполовину затонувшего Файф, заново достигла своей пирамидки. Из драконов никто не победил, взаимное харакири. Так и получилось, что, на ком ездили в тумане и она и Дзонг, это драконы-тени, просто тени. Горе для Дзонга, достичь Гала-Галло, он мог лишь попутчиком с кем-то...
Оказавшись рядом с пирамидкой, по колено в воде, Котиничка надеялась ускользнуть в Собственный Мир. Но на тот момент, Файф уже погрузился, Белый Дракон между жизнью и смертью... Она не улетела... Собственный Мир опустился к ней, в Великое Море... Абсурд следовал за абсурдом... Так и остался, мир - в море, начало легенды... Так и жила там... Редко летала вместе с Мадлен в Галло. Она тоже до безумия боялась Дзонга. Не знала, что он на материке. Никто не знал. Котиничка окружила свой мир тенями алых всполохов, лабиринтом, не выпускавшим попавших в него, к стенам, подвижным, изгибающимся стенам которого нельзя прикасаться... Стала хищницей, чего терять.
А Дзонга ждал удар... Открытие: мир - не рынок. Но Гала-Галло - это рынок теперь... И если Дзонг поймает, принудит, уговорит отнести его домой, человека, Белый Дракон которого помнил в Гала-Галло дорогу, тот не сможет выполнить требуемого. У облачных рынков другие траектории, как мир Галло пропал, исчез для прежних знакомых и дроидов... Дзонг выл и рычал, долина выла, рушились подземные пустоты, грохотал камнепад... Путь в его бывший мир знают только теперешние обитатели, похитительницы, восемь хозяек Гала-Галло.