К вопросу "О золоте Тимофея Шамрило" ч.2 (Очерк)

Казначей Киевского подполья В.И. Хохлов

       Из первой части вы уважаемый читатель ужe довольно много узнали о Киевском коммунистическом подполье 1941-1943 годов.
      Но вся эта информация, так или иначе была связана с нашим расследованием истории о «исчезновении» главного руководителя Киевского подполья Т.В. Шамрило.
     В этой же части, мы с вами углубимся в саму историю киевского коммунистического подполья, действовавшего до конца 1943 г.
     Но сама по себе тема «истории Киевского коммунистического подполья» не является нашим обязательным приоритетом. Ведь мы с вами уважаемый читатель ищем в силу ограниченности поставленной задачи, только следы «партийной кассы» этого подполья и всех лиц причастных к обеспечению ее хранения.
    И поэтому главным действующим лицом в нашем повествовании становится уже не Т. Шамрило или другие формальные руководители подполья, а В.И. Хохлов –как лично ответственный за сохранность и расходование подпольной «партийной кассы».
     Но, как оказалось у В.И. Хохлова была и еще другая как бы публичная «должность» и тоже заместителя, но уже у другого руководителя киевского подпольного горкома, о ней речь пойдет чуть дальше

     Считаю так же, что на сегодня, современный читатель, особенно из числа лиц, достигших совершеннолетия за последние 20-25 лет, совершено не готов к восприятию изучаемого нами материала о киевских подпольщиках.
    Он о них ничего не знает.
    Поколение же постарше, еще кое-что помнит, но увы только ту часть информации, которую пропускала в его сознание коммунистическая пропаганда в СССР.
   И поэтому я кратко всем напомню основные так сказать «вехи становления коммунистического подолья в Киеве в 1941 году», а затем перейду к изучению личности В.И. Хохлова и его подпольной деятельности.
И тут нам прежде всего надо дать каткий и точный ответ на вопрос:
«Что собой представляло киевское коммунистическое подполье в 1941-1942 годах»?

         И если, для ответа на этот вопрос, поискать информацию в разных энциклопедиях или воспоминания участников тех далеких событий и особенно в рассекреченных документах КГБ СССР, то в общем перед нами вырисовывается вот такая мрачная историческая картина.

        Уже в первые дни войны и особенно после публичного выступления 3 июля 1941 г. И. Сталина перед партийными и советскими органами была «поставлена задача» подготовки к борьбе с немецкой армией на оккупированной территориях.
        Так, на совещаниях при киевском ГК КП(б)У были утверждены первоначальный состав подпольных организаций, определены явочные и конспиративные квартиры, а также создан план деятельности подполья.
        Таким образом в Киеве для руководства подпольем создавались основной и запасной горкомы, 9 райкомов партии и 37 организаций в составе 646 человек.
       Это было так сказать руководящее и направляющее звено. А были еще и рядовые коммунисты, беспартийные и много комсомольцев…Задумка как говорится была широкая и вполне в духе того времени, что пыталось сделать сказку былью…
      Но вот как ни старались послевоенные советские историки, но очной их цифры киевских подпольщиков, так никто и никогда не установил. Есть только цифры общего количества, арестованных (и как бы казненных) немцами в Киеве коммунистов и комсомольцев.
       Общее же руководство всем этими инспирированными из вне процессами, под названием «движением сопротивления» осуществлял Центральный Комитет КП (б) У. После выхода из Киева он неоднократно менял местонахождение: Харьков, Воронеж, Луганск, Саратов. В октябре 1942г. органы Украины окончательно переведен в Москву (Тверской бульвар, 18), где они и работали до освобождения Киева. Аппарат возглавил секретарь ЦК КП (б) У Д.С. Коротченко.
        Задачу организации партизанской борьбы и подготовки подполья были определены постановлением ЦК КП (б) У от 5 июля 1941 p.
          И поэтому все исследователи киевского коммунистического подполья если они претендуют на научность их работы, вначале должны получить доступ к этим партийным архивам, чтобы опираясь на точные данные наконец начать разбираться во всех последующих событиях с выяснением роли каждого участника подполья во всем временном промежутке 1941-1943 года и особенно послевоенном периоде. Когда МГБ и «Смерш» усилено искали среди выживших в оккупации киевлян предателей и прочих коллаборационистов…
       Теперь по сути вопроса.
        По решению ГК КП(б)У в августе 1941 г. -Секретарем основного Подпольного горкома партии утвердили М. Г. Руденко (Рудешко-по некоторым документам-автор), который до войны работал в Ленинском райкоме КП (б) У Киева.
Биография:   Заместителем секретаря - В. Г. Хохлова, который до войны был начальником цеха и секретарем парткома завода "Большевик".
       И тут тоже никто из советских историков, писавших работы на тему киевского подполья не удосужился проверить эти данные!
      Но давайте запомним эту информацию о Хохлове потому, что это окажется полуправдой!
      Первым секретарем запасного подпольного горкома был утвержден секретаря Белоцерковского горкома КП (б) У С. Г. Брузен, а его заместителем - П. Т. Громыко, контрольного мастера авиазавода.
      Биография: Каких-либо данные по биографии Брунзена С.Г. автору найти не удалось

      Послевоенное расследования причин провала киевского коммунистического подполья показало, что в работе по формированию подполья и организации его деятельности изначально было допущено много безответственности.
     Существенные просчеты имели место и в подборе кадров подпольщиков, среди которых оказалось немало случайных людей, неспособных к выполнению возложенных на них задач.
     Были допущены просчеты в определении структуры организаций, методов их деятельности, мест базирования, средств конспирации.
     Недостаточно внимания уделялось устройству явок, назначению связных, изготовлению личных документов подпольщиков.
     Конспиративные квартиры (в Киеве их было 64) в основном были случайными, и непроверенными.
      В итоге так и не удалось обеспечить слаженное руководство развертывания борьбы на оккупированной немцами территории.
      И тут надо было говорить о преступной халатности или даже прямом вредительстве, но после войны, никого их лиц, принимавших решения, поскольку во главе этой «пирамиды» тогда стоял сам Н.С. Хрущев, не был выявлен. Все неудачи списали на самих подпольщиков и сразу о них самих (как погибших, так и чудом выживших) как бы на 20 лет забыли. А «вспомнили» только в 1965 г. когда впервые отмечали в СССР 20- летие Победы в ВОВ 1941-1945 годов.
      Ведь именно с 1965 года идеологический отдел ЦК КПСС начал развивать созданный им миф о «Великой победе» в Великой отечественной войне 1941-1945 годов и руководящей роли в ней коммунистов! И наконец «приоткрыл завесу тайны» (гебешной секретности) и одних из подпольщиков «прославили и наградили» их посмертно, а других «заклеймили как предателей».
      Но и надо признать, что сразу этот «источник информации» закрылся для историков.
      Ибо начали выплывать неприглядные факты прямой фальсификации истории той войны. В частности, правда о расстрелах в Бабьем Яру и да и предатели не совсем оказывались предателями, а герои-героями.
      
      Что же касается киевского коммунистического подполья, то эти выше названные недостатки в организации   подполья в целом по Украине, привели и тут к тому, что в течение короткого времени после оккупации города и Киевскому Гестапо, СБ и местной полиции удалось быстро разоблачить и уничтожить до 90% составов всех трех, последовательно сменявших друг друга подпольных горкомов и райкомов партии. Не говоря о ликвидации диверсионно-разведывательных групп НКВД СССР, действовавших в городе помимо коммунистического подполья.
      Так же хочу отметить, что никакой массовой поддержки, коммунистов в Киеве оставшимся тут населением за все время оккупации отмечено не было.
      Отдельные же акты диверсии, отмечаемые советскими историками как совершенные именно членами коммунистического подполья, во-первых, были незначительны и никак не могли поколебать опционный режим.
      Но эти факты являлись основанием для оккупационных властей по захвату и расстрелу сотен если не тысяч, мирных граждан в качестве заложников.
       А во-вторых в Киеве кроме коммунистического подполья активно действовало и националистическое подполье!
       Причем отдельные его члены проникли даже на руководящие должности в немецкой оккупационной администрации.
       Но их «диверсии» потом советскими историками были «приписаны» коммунистическому подполью.
    
       Так же хочу отметить, да и это сама коммунистическая пропаганда вынуждена под давлением неопровержимых фактов была признать, что среди руководящего состава киевских подпольщиков и было больше предателей чем героев!
       Так, в Киеве первым на такой путь стал первый секретарь Ленинского райкома КП (б) Иван Романенко.
Биография: Каких-либо биографических данных о этом человеке в открытой печати найти не удалось.
       Советские же историки утверждают, что он не только добровольно сдался оккупантам и во время допроса в гестапо 22 октября 1941, но и сообщил в Гестапо все ему лично известные сведения о киевском подполье первого состава. имена многих подпольщиков. Начались массовые аресты как подпольщиков, так и всех указанных Романенко коммунистов, и комсомольцев, оставшихся в оккупированном Киеве.
      Далее коммунистические историки писали:
      «Не выдержал пыток гестапо и Руденко. (Секретарь основного подпольного горкома партии)!»
       Но, кто спрашивается из советских историков читал документы Киевского гестапо, СБ или киевской немецкой полиции?
       А никто!
        А зря. Все они давно переведены на русский язык и хранятся в архивах СБУ.
        Ведь именно по данным материалам после 1945 года в Украине НКВД, а потом и КГБ СССР проводился до августа 1991 г. розыск предателей и коллаборационистов сотрудничавших с Германией во время войны.

       Поэтому и версия о том, что Руденко тоже стал предателем имеет место быть после того как это будет доказано документально.  Причем путем целенаправленного розыска и опубликования (открытия эл. копий этих документов на том же сайте СБУ) всех документов в этом его изобличающих.
    Тем более что те же коммунистические историки его обвиняют, что
   «При его участии в течение октября-ноября были задержаны секретарей шести подпольных райкомов.»
    И добавляют, что не одни Романеко и Руденко (Рудешко) стали предателями   были и много других:
     «Изменниками оказались бывший секретарь Киевского обкома и горкома комсомола Кучеренко, инструктор обкома ЛКСМУ Пустовойтов, связная подпольного горкома партии Аристархова».
     В итоге за короткое время (до конца 1941 г.) попали в руки сотрудников полиции и Киевского Гестапо попали   36 деятелей руководящего состава Киевского подполья первого состава.
     Так же тут особо хочу отметить, что советские историки объявив вышеназванных лиц в предательстве, в то же время ничего не сообщили о их дальнейшей судьбе.
      А ведь изменников и предателей в Киевском Гестапо не расстреливали и не душили газом в автомобилях-душегубках, а находили им новые занятия, пытаясь вписать их и даже всю их родню в «новый арийский порядок» установленный на Украине.
       Да и еще в трудах советских историков часто встречается штамп « Гестапо  арестовало, гестапо  расстреляло».
    Но при этом никто никогда не называет фамилий этих «гестаповских палачей» и не рассказывает о их послевоенной судьбе и о том, как все архивы киевского гестапо были захвачены Красной армии, переведены на русский язык и в копиях хранятся и до сегодня в закрытых архивах СБУ, а оригиналы в архивах ФСБ РФ.
   И это при всем том, что вся информация о Гестапо, в сознании современного нам человека жаждется только на карикатурном (в смысле изображении подлинных событий той войны) советском фильме «Семнадцать мгновений весны.» с «душкой» Шефом Гестапо-Мюллером-Броневым и нашим человеком в Гестапо фон Штирлицем-Тихоновым, мирно попивающим шнапс в Берлине!
       И тут уместным будет привести (в качестве и небольшой иллюстрации того что не один Штирлиц умел вербовать агентов в немецкой разведке. Были и другие спецы) один документ рассказывающий о специфике работы немецкой полиции в оккупированном Киеве и о том, как вели тогда себя жители Киева и на чьей стороне они были.

                                   ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА
арестованного ПОТАЛОВА Афанасия Федотовича,
1911г. рождения, уроженца Курской области, станция Канышевка, село Глазово,
допрошенного начальником 2-го отделения КРО
ст[аршим] лейтенантом госбезопасности ТЕХОВЫМ.
от 16 сентября 1942 года Допрос начат в 14 ч[асов] 20 мин


ВОПРОС: За что Вы были арестованы?
     ОТВЕТ: Настоящей причины моего ареста я не знал, арестовали меня часов в 9 вечера, когда я шел с работы, выпивши, так как по пути заходил на базар и купил самогону, уплатив за пол-литра 150 рублей. Я предполагаю, что причиной моего ареста послужил вывешенный немцами приказ, в котором гражданам предлагалось сообщать о скрывшихся в городе бывших работниках НКВД, партизанах, евреях, которых они именуют жидами, и саботажниках.
   Лицам, выдавшим кого-либо из этой категории по приказу, обещалась награда 1000 рублей деньгами или на эту сумму продуктов.
    Я был арестован вскоре после появившегося, приказа, вероятно по чьему-то доносу.
    Меня арестовали в воротах дома, где я проживал, в числе пришедших за мной 3 полицейских, одетых в гражданское, был один по имени Сергей, фамилии не знаю, который меня хорошо знает, другой полицейский, вернее агент полиции, был Галушка, имя и отчество которого мне неизвестно.
После моего ареста, я был направлен в Центральное управление полиции, а утром был доставлен в Гестапо.
ВОПРОС: Где расположены Управление полиции и Гестапо?
ОТВЕТ: Управление полиции помещается по ул. Короленко, дом № 15. Впоследствии в этом здании размещалось областное управление милиции и областная прокуратура.
Гестапо помещается в доме № 33 по ул. Короленко, дом Киевского Обкома КП(б)У.
ВОПРОС: О чем Вас допрашивали в Гестапо?
Назовите фамилию допрашивающего?
ОТВЕТ: Когда меня привели в Гестапо, то поставили в коридоре лицом к стенке, затем ввели в комнату № или 27, или 29, точно не помню.

    В комнате в момент моего прихода находилось 4 человека, все - в немецкой военной форме, при оружии, из них 2 человека мне хорошо были знакомы, это - один Фриц Арнс, до захвата города Киева он работал кладовщиком на стадионе Киевского военного округа, хорошо знает меня как футболиста и, по всей вероятности, он тогда уже был агентом немецкой разведки.

Фриц Арнс, на вид лет 40-43, роста примерно 164 сантиметра, лицо в угрях - пьяница, нос с горбинкой, носит маленькие усики, имеет спереди в верхней челюсти два вставленных зуба из белого металла, в разговоре немного шепелявит.
Волосы зачесывает назад. Выполняет у немцев роль переводчика.

Второй из присутствующих - по имени Жан, фамилию не помню, бывший футболист, игравший в команде какого-то завода, не помню, мне кажется, он работал в милиции или заводской охране, на вид лет 26-27, тип спортсмена, высокий, стройный, лицо в веснушках, волосы ярко красные, нос прямой.

Третий из присутствующих, который как раз меня допрашивал, фамилия его мне неизвестна, имел, вероятно, какой-то офицерский чин.
Приметы его таковы: высокого роста, вернее, выше среднего, широкоплечий, волосы темно-русые, подстрижены под бокс, лицо чистое, на вид лет 36-38, круглолицый, нос прямой, Особых примет нет.
Тип чисто русского человека, был одет также в военной форме, но был расстегнут, без пилотки, ремня и револьвера.
Четвертый, находившийся в комнате, что-то печатал или подсчитывал на машинке и сидел к нам полубоком.
Хорошо к нему я не присмотрелся, так как он никакого отношения к нашей беседе не имел.

     Когда я был доставлен в комнату, рыжий, который был в комнате, указывая на меня сидящему за столом офицеру, сказал: «Вот и знаменитый Афонька», последний осмотрев меня заявил: «Да, фигура подходящая, солидная», при этом все трое стали ругать меня нецензурными словами, заявляя, - «ну рассказывай», на мои недоуменные вопросы, а что рассказывать, - офицер с руганью закричал: «рассказывай, сколько ты людей перестрелял, когда работал в НКВД?»
     Я стал отговариваться, что в НКВД я был лишь футболистом, меня с руганью переби¬вали. Допрашивал меня офицер, спросил адрес моей жены, причем записал его, больше, ничего при этом не записывалось.
     Расспросы, главным образом, касались того, кого знаю из жидов.
    Я ответил отрицательно, так как действительно никого из скрывающихся работников НКВД я не видел.
    Допрос происходил бегло, без записей и подробностей с точки зрения моего осмотра и ознакомления со мной.
     При этом же разговоре, перешедшим на более мирный тон, Арнс стал охарактеризовыватъ меня офицеру, сказав при этом: «Афонька - это такая фигура, которую можно забросить куда угодно, и он все равно вывернется».
    Офицер улыбнулся при этом и сказал мне: «Иди и подумай хорошенько, мы тебя еще вызовем».
Для меня стало ясным, что меня готовят к вербовке. После этого разговора, происходившего в течение получаса, меня снова увели в камеру, но уже при Гестапо.

ВОПРОС: Вас еще вызывали на допрос?
ОТВЕТ: До 13 июля 1942 года я содержался в камере и никаким избиениям не подвергался, хотя все другие сидящие в камере, часть из преступного мира, часть евреев, подвергались систематическим избиениям и пыткам.

Собственно, это была моя моральная обработка, чтобы я, насмотревшись ужасов, был сговорчивее, я это понял сразу. 13 июля вечером меня вызвали снова на допрос в эту же ночь в комнату к этому же офицеру. В комнате, кроме офицера, находился Жан, о котором мною было рассказано выше.
ВОПРОС: При вторичном допросе вы были завербованы?
ОТВЕТ: Да.
ВОПРОС: Расскажите, при каких обстоятельствах произошла эта вербовка.
ОТВЕТ: Когда меня доставили к офицеру, последний пригласив меня сесть, задал при этом такой вопрос:
«Ну, как Вы себя чувствуете, как Вам нравится состояние находящихся с Вами заключенных?»
Я промолчал.
Офицер продолжал говорить: «Ты заслуживаешь худшее, ты - энкаведист, но мы решили с тобой поговорить, ты нам нужен для работы в немецкой разведке. Учти, выбор у тебя один, в случае твоего отказа ты и вся твоя семья будете расстреляны».
Я изъявил желание быть агентом немецкой разведки, при чем [об этом] заявил офицеру.
Никакой подписки-обязательства о моем согласии быть агентом немецкой разведки при этом не бралось.
С меня лишь была взята подписка о невыезде из города Киева, после чего я был снова направлен в камеру.
На другой день - 14 июля, часа в 4 дня, меня в сопровождении Жана доставили на конспиративную квартиру, где производится вербовка и оформление агентуры немецкой разведки.

Что характерно, это то, что [по] распоряжению Жана должен был идти впереди него на 10 метров, не показывая виду, что мы знаем друг друга.
Не доходя несколько метров до квартиры, он догнал меня и, находясь сзади меня на расстоянии 1-2 метра, сказал мне вполголоса: «заходите в подъезд, направо в конце дома будет парадное, поднимитесь на 3-й этаж, комната № 43.
    С этими словами, повернув в подъезд, мы направились на 3-й этаж. Жан позвонил 3 раза, нажав пуговку электрического звонка.
    На звонки вышла женщина, лет 27-ми, выше среднего роста, круглолицая, полная, имеет темные волосы, фамилия ее мне не знакома, Жан обратился к ней с вопросом: «майор дома», она ответила: «майор у себя, занят с женщинами».
     После этих слов Жан приказал мне зайти в соседнюю комнату и обождать пока освободится майор.
    Когда я зашел в указанную мне комнату, там находилось 14-16 мужчин и подростков, в числе которых было 2 полицейских.
   Сначала я подумал, что полицейские здесь находятся в качестве охраны, но оказалось, что они были доставлены для вербовки.
    Комната окнами выходила во двор, соблюдалась полная предосторожность. В числе находящихся в комнате 2 человека мне были знакомы, это следующие лица:
     ТКАЧЕНКО Александр, 1911 года рождения, по профессии шофер, до оккупации немцами Киева работал шофером одного из гаражей. Приметы его: выше среднего роста, широкоплечий, круглолицый, глаза серые, волосы русые, носит прическу под бокс, одевался чисто, костюмы часто меняет, говорит громко, поэтому по-уличному его звали «Крикун», в верхней челюсти имеет вставные с зуба, с правой стороны - золотой, с левой стороны - 2 из белого металла.
ТКАЧЕНКО находится официально на службе у немецкой разведки, он поставляет и подбирает лиц для вербовки в качестве немецкой агентуры.
Второй - САМОТОЛКОВ Михаил Петрович, лет 30-32, до оккупации немцами гор. Киева, работал печником, проживал в г. Киеве, по улице Бульвар им. Шевченко, дом № 26, кв. 5.
  Его приметы: среднего роста, среднего телосло¬жения, лицо продолговатое, нос прямой, волосы темно-русые, зачесывает их на правую сторону.
    Особых примет нет.
    САМОТОЛКОВ находится также на службе в немецкой разведке и является доверенным лицом майора, ведающего разведкой.
    САМОТОЛКОВУ известны все агенты, проходящее через руки майора.
    Так как он ведает выдачей пайков семьям завербованных немецких агентов, выдает карточки, вернее записки от майора на получение пайков, ведет учет этих лиц. У него на квартире семьи агентов получают пайки.
    Семьи агентов не знают, что их мужья или родственники переброшены в тыл СССР, находятся на службе у немецкой разведки.
   Все агенты, перебрасываемые в тыл СССР, своим семьям должны говорить, что они направляются на оборонные работы, так о них знают семьи.
    Третий, по имени ЛЭСИК, фамилия неизвестна, впоследствии был со мной в школе разведчиков, носил кличку «Задувайло», - это была его лагерная фамилия.
    ЛЭСИК проживал в городе Киеве, по ул. Дмитриевской, дом № 1, кв. 3, его приметы: среднего роста, сложен хорошо, на вид 1920-1921 года рождения, русый, прическу носит назад, подстрижен под бокс, на руках татуировка выше локтя на левой стороне, выше кисти, я хорошо запомнил, у него была татуировка, изображающая 2 голубей.
   Из других, находящихся в комнате, я никого не знал, а познакомился с ними уже в Полтаве, в школе разведчиков, о чем укажу ниже.
    Всех находившихся в комнате, майор вызывал по одному и вербовал, никто в комнату уже не возвращался, а после вербовки по одному выходили, соблюдая меры предосторожности.
     Я был вызван последним к майору. В комнате последнего находились, кроме майора, ТКАЧЕНКО и САМОТОЛКОВ.
     Майор обратился ко мне с таким вопросом: «Вы знаете, зачем Вас сюда прислали?». Я ответил - «знаю».
      Майор, сказал - «подробности узнаете в Полтаве», при этом майор спросил обо мне ТКАЧЕНКО, что я из себя представляю, ТКАЧЕНКО стал заверять майора о моей надежности:
    «Это хороший футболист и надежный парень», - заявил ТКАЧЕНКО, это же подтвердил и САМОТОЛКОВ, после этого майор дал мне подписать заранее подготовленное обязательство, напечатанное на листе бумаги по-русски.
       Текст подписки был, примерно, такого содержания:
       «Я, ПОТАЛОВ, имя, отчество, обязуюсь работать в пользу немецкой разведки, о своей работе и связи с немецкими разведывательными органами никому не разглашать».
        Моя фамилия проставлялась чернилами при мне.
       Под этим обязательством я распи¬сался, после чего майор, чисто по-русски, записал все адреса моих родственников и взял от меня подписку о невыезде из города Киева без разрешения немецкой разведки. [И сказал:] «О различных подробностях и мелочах Вам дорогой расскажет ТКАЧЕНКО». После взятой от меня подписки о моем согласии работать для немецкой разведки, я вышел от майора и вместе с ТКАЧЕНКО направился домой.
     Дорогой ТКАЧЕНКО посвятил меня в детали и условия моей работы, он рассказал, что я после окончания школы разведчиков, буду выброшен на советскую территорию в один из прифронтовых районов, где буду заниматься сбором необходимых сведений. Моя выброска на советскую территорию может производиться различными путями, заявил он.
     При этом он рассказал, что я буду ежемесячно получать по 3750 рублей, семья будет обеспечена, а за удачно выполненные 2 задания, я получаю премию от 10 000 до 100 000 рублей.
    ВОПРОС: Опишите приметы вербовавшего Вас майора?
    ОТВЕТ: Фамилии майора я не знаю.
   Приметы его таковы: выше среднего роста, полный, на вид лет 50-55, волосы седые, стрижен под ежика, лицо красное, нос широкий, имеет вставные зубы (неточно), на правой руке носит на одном из пальцев два кольца. Когда на другой день, на биржевой карточке был поставлен штамп о нашем бронировании, чтобы нас не угнали в Германию, я запомнил № части, для которой я завербован, стоял № 000200, но что это означает, я не знаю.
ВОПРОС: Назовите точный адрес квартиры, где производилось оформление Вашей вербовки?
ОТВЕТ: Киев, Кузнечная, дом № 7, кв. 43, 3-й этаж, звонить 3 раза.
ВОПРОС: Когда Вы выбыли в разведывательную школу и куда?
ОТВЕТ: 17 июля 1942 года, я в числе 15 человек, завербованных агентов немецкой разведки, выехал в г. Полтава в школу разведчиков.
Показания на этом прерываются.
Вышеизложенное с моих слов записано верно, мною лично прочитано - ПОТАЛОВ Афанасий Федотович.
Допрос прерван в 14 часов 45 минут 17 сентября, перерыв с 23 часов 16 сентября до 10 часов утра 17 сентября.

Допросил: начальник 2-го отделения КРО УНКВД по Воронежской о[бласти]
ст[арший] лейтенант госбезопасности        ТЕХОВ

ВЕРНО: СЛЕДОВАТЕЛЬ СЛЕДЧАСТИ МГБ УССР
КАПИТАН ГОСБЕЗОПАСНОСТИ           Озерянко
ГА СБ Украины. - Ф.5.-Дело 47995.-т.5.-л.92-95, 154-159. Заверенная копия. Машинопись.

Возвращаясь же в канву нашего повествования надо отметить, что по после «большого провала в октябре 1941 года» первого состава киевского подполья ареста удалось избежать лишь трем руководящим подпольщикам - В. Г. Хохлову, В. И. Кудряшову и М. Пятак.
      Причем В.И. Кудряшов уцелел очевидно только потому, что прямо не входил в подпольный горком, а был назначен подпольем ГЛАВНЫМ СЛВЕТСКИМ ДИВЕРСАНТОМ и имел свои явки и свою группу боевиков. О Кудрящове и всех его подвигах будет далее представлен отдельный очерк.
    Что касается Хохлова и Пятак то на мой взгляд тут могли быть и совсем другие причины для их НЕ АРЕСТА, о которых будет рассказано далее.
     После октября 1941 г. события в киевском подполье развивались следующим образом.
     Из-за отсутствия связи с основным подпольным горкомом КП (б) У, (а он уже был весь арестован! но оставшиеся подпольщики об этом не знали!) формально считается, что к работе приступил запасной подпольный горком КП (б) в составе секретаря С. Г. Брузена, заместителя секретаря П. Т. Громыко, членов В. И. Артамонова и Г. С. Подшивалов, который с декабря 1941 года после установления связи с основным подпольным горкомом КП (б) активно помогал ему в работе.
   Но, это так только хотелось бы что бы было советским историкам.
  В действительности никакой запасной горком не действовал, ибо почти все его члены тоже были арестованы немецкой полицией.
    Далее в истории Киевского коммунистического подполья вплоть до начала 1942 года наступает период полной анархии (когда к примеру тот же Хохлов оставшись без руководства и связей находит в Киеве несовершеннолетнего беспризорника Г. Козака и отправляет его за линию фронта как своего связника!
    Г. Козак таки дошел (хоть с большим опозданием) и передал в «Штаб партизанского движения» письмо Хохлова о помощи), а затем тот же Козак   сумел вернутся обратно в Киев, но к тому времени В. Хохлов его пославший уже был убит своими же коммунистами).
     И   тут к «власти в киевском подполье приходит «самозваный секретарь» ( в том понятии что он  не был никем уполномочен на эти действия, к тому же  не имел ни опыта, ни элементарных знаний  по конспиративной деятельности и отличался  крайним авантюризмом в своих действиях) -   К.П. Ивкин  бывший  до войны  нач. отдела кадров ГК КП(б)У!
   И вот как это было и к чему это привело.
   В октябре 1941 года в г. Киев внезапно объявился не сумевший (или не захотевший, как и другие коммунисты???) эвакуироваться секретарь Киевского горкома КП (б) по кадрам тов. К. П. Ивкин.
     Он случайно встретив на улице В.И. Хохлова установил таким образом связь с киевским подпольем.
   Тогда же если верить советским историкам (примерно в конце октября 1941 года) на квартире В. Г. Хохлова состоялось одно из заседаний Киевского подпольного горкома партии, на котором присутствовали Хохлов, Кудрявцев и Пятак и где К.П. Ивкин как парт. чиновник более высокого ранга, чем вышеперечисленные, заявил о себе как о новом руководителе ком. Подполья. И по итогам голосования   был избран - Секретарем второго подпольного горкома партии.
      Сразу же за этим с собой в горком К.П. Ивкин «привел» и четверых «своих людей»: Д. Ф. Зубкова, Г. И. Кулика, С. А. Пащенко, Ф. Ф. Ревуцкого которые тоже вошли в состав горкома и обеспечили Ивкину большинство при принятии любых решений.
     И потом вот, так это все описывала советская пропаганда. –
   «В результате напряженной борьбы горкома течение ноября-декабря 1941 года было вновь создано 7 подпольных райкомов партии.
     Не прекращали своей деятельности Железнодорожный и Сталинский райкомы КП (б) У.»

     Как же обстояли дела в действительности в киевских подпольщиков под руководством Ивкина вы уважаемый читатель сами узнаете из публикуемых ниже нескольких рассекреченных документов из партийных архивов и КГБ СССР.
       А мы уважаемый читатель получив же таким образом общее преставление о первом и втором составе киевского подполья можем перейти к изучению личности В. Хохлова и его родной сестры А. Хохловой.
        И тут сразу бросается в глаза несколько вопиющих фактов.
        Оказывается, что сам В. И. Хохлов был нач. цеха на заводе «Большевик», но он же еще до начала войны был исключен из рядов коммунистической партии.
       Тогда такое «исключение» автоматически означала если уж и не арест и последующее осуждение и быстрым расстрелом на Берковцах (если дело было политическим), но и влекло однозначно снятие с руководящей должности.
      Но вот В. И. Хохлова почему-то «не сняли с должности» и мало того его потом выбрали и назначили заместителем «Секретаря основного подпольного горкома партии» !!!
     Это как бы получается, что сотрудники НКВД СССР (готовившие техническую сторону организации советского подполья) внедрили в подпольную организацию если не врага, то по крайней мере скомпрометировавшего себя человека, что прямо противоречило само по себе всем правилам конспирации.

     Но увы, ни один из украинских историков так и не пожелал ознакомится с личным делом коммуниста В. Хохлова и выяснить причины его исключения из партии. Поэтому и я тоже ничего не могу пояснить по данному вопросу. И как говорится этот вопрос еще ждет своего исследователя!

     Теперь несколько слов о еще одном важном лице в нашем историческом расследовании: сестре В. Хохлове – А.И. Хохловой.  
     Вот что писали о ней в свое время советские историки:
    «В этой опасной работе Виктору Игнатьевичу (Хохлову-автор) постоянно помогала родная сестра Александра.
     Ее знакомили со всеми делами подпольного горкома, хотя и оставили его связной.
     Но в то, что брата исключили из партии, она поверить не могла».
     Ну прямо-таки как почитаешь все это, так и хочется сказать-святая простота!
     Ей показали документы об исключении брата, а она тоже будучи членом партии все же не верит! Нонсенс…порождённый советской пропагандой.

    Но и с А. Хохловой, если попытаться разобраться в ее биографии, тоже все очень непросто!
    Мало того, что она была членом коммунистической партии так она еще оказывается была кадровым сотрудником НКВД СССР!  
   Но никто из советских историков об этом не пишет ни слова!
    И поэтому А. Хохлова как военнослужащая подлежала безусловной эвакуации вместе со своей организацией из оставляемого Красной армией Киева.
Но при отступлении она   была взята в плен и помещена в концентрационный лагерь для советских военнопленных в г. Яготине (тогда Полтавской области).
    Теперь я думаю бедует уместным и рассказать вам уважаемый читатель и невероятную историю «бегства А. И. Хохловой» из немецкого концентрационного лагеря.
      Этот лагерь действительно существовал. Причем сразу в двух отделениях. В самом Яготине на территории колхозного двора и в с. Крестовка. Там содержались советские бойцы и командиры из 37 армии общей численностью до 86 000 человек.
     И у нас есть и воспоминания узника этого лагеря Ф. Худякова оставленные нам в его книге «Прожитое и пережитое» где он описывает свое пребывание в этом лагере. Это нам важно выяснения вопроса – можно ли было сбежать с этого лагеря!

                                             «ПЛЕН.  В ОККУПАЦИИ
     «А лагерь размещался в Яготине где-то в центре села на колхозном дворе, ограниченном с улицы забором из нескольких рядов колючей проволоки, по бокам — длинными постройками, вероятно, фермами для скота.
      Задняя часть двора была открыта, но оканчивалась отвесным обрывом, высотой метров 50—60, с болотом внизу, подходящем к самому обрыву.
   Она никем не охранялась — спуститься вниз практически было невозможно.
   Внизу, на краю болота валялись сброшенные туда трупы лошадей, и из болота поднимался невыносимый смрад.
  На чердаках построек по бокам были проделаны отверстия и установлены пулеметы, направленные на территорию лагеря.
     Есть ничего не давали. Вернее — кормили.
   На улице стояла одна походная кухня, и что-то в ней варилось.
   Потом по 15—20 человек выпускали за колючую проволоку, и пленным давали по черпаку какой-то баланды.
    Но у меня не было даже котелка, и я решил использовать каску.
    Между прочим, один из немцев ударил меня по каске прикладом автомата, а стоявший рядом переводчик пояснил: каску носить нельзя.
   Пилотки у меня не было, и я остался с непокрытой головой.
   Я тогда вырвал в каске внутреннюю подкладку вместе с фетровым зубчатым околышком, водрузил на голову — получилось что-то вроде короны.
   Меня потом пленные называли «королем», но получить свой черпок баланды я уже не смог.
   Котел был исчерпан до дна, и больше его немцы не разжигали.
   А пленных все приводили и приводили.
   Их уже набралось около тысячи человек. Процедура с раздеванием не прекращалась, и людей в белье стало прибавляться.
   Примерно на третий или четвертый день на территории лагеря появился немецкий офицер, встал на кучу бревен, лежавших возле колючей проволоки. Рядом с ним переводчик в штатском. Немец что-то проговорил. Переводчик перевел:
— Господин немецкий офицер потерял на территории лагеря свою полевую сумку.
   Кто нашел — принесите сюда. Если через полчаса сумка не найдется, будут расстреляны 100 человек. Прошло полчаса. Сумка, конечно, не нашлась. Офицер дал команду, и с улицы через открытые ворота вбежало в лагерь человек 30 немецких солдат с автоматами.
   Половина из них, направив автоматы на толпу пленных, выстроилась цепочкой, отрезав один из углов территории.
   В этом углу, сбившись в кучу, находились пленные в одном белье, то есть пленные евреи или красноармейцы среднеазиатских национальностей.
   Другая половина немецких автоматчиков с криками «Аб! Аб!», ударяя автоматами по стоящим и сидящим людям, стала выгонять их на улицу.
   Было ли там 100 человек или 120, а может быть только 90 — не знаю.
   Я понял: их поведут на расстрел. Их куда-то повели, вероятно, за пределы села Яготина, и больше они не возвращались.
   На другой день, как только встало солнце, подняли криком «Аб!» и всех остальных пленных, вывели на улицу и выстроили в колонну. Нас было около тысячи человек. Вдоль колонны, с обеих сторон, через каждые 8—10 шагов встали немецкие автоматчики, и повели нас через село Яготин по какой-то дороге.»
    Теперь вы знаете какое было положение в Яготынском лагере для советских военнопленных и и были ли среди них женщины.
    А вот вам    дословный рассказ от советских историков о том, как же А.И. Хохлова бежала из плена и примкнула к киевскому подполью.
    Сравните что пишет Ф. Худяков и что рассказала А. Хохлова своему брату, а потом и всем остальным киевским подпольщикам.
:
    «Но она (А. Хохлова) и ее подруга Устина Пащенко (тоже сотрудник НКВД СССР) отстали от своих, попытались перейти линию фронта - и попали в плен».
    То есть две этих дамы как военнослужащие были взяты немцами в плен!»
    Иначе бы их не поместили в лагерь для военнопленных.    Но читаем что было с ними обоими дальше:
   «Фашисты содержали пленных в Яготине и держали на бывшей ферме, а вокруг временного лагеря толпились местные жители, надеясь найти родных или знакомых.
     Среди них девушки заметили какую-то женщину с ребенком на руках и к ней, незнакомой, обратились с просьбой помочь им бежать.
    Она согласилась - и это было все равно, что согласиться рисковать своей жизнью и жизнью своего ребенка (ради кого?
    Ради людей, которых она видела в первый и последний, даже не успели поблагодарить ее!).
    Женщина быстро подошла к ним и передала ребенка Саши Хохловой.
    Но накинула платок и пошла за ней, и (не возможно поверить!)
    Немцы не обратили на них никакого внимания. Так же была спасена и Устина Пащенко.»

     Я тоже пока в это не верю, но читаем дальше:

    «Подругам повезло невредимым дойти до Киева, где они встретились с Виктором Хохловым и вскоре начали работу как связные подпольного горкома.»
      Это без документов, без гражданской одежды, пройти почти всю Полтавскую и Киевскую области и к тому еще и пройти полицейские заставы в Киеве?  
     Все это кажется очень невероятной историей! Или легендой, рассчитанной на наивного слушателя, верящего в чудеса!
     Но эта «легенда» позволяет теперь нам (зная методы работы немецкой полиции и СБ) выдвинуть и первую рабочую версию о том, что А. Хохлова в Яготынском лагере могла   быть завербована Гестапо как «агент» и затем уже через брата В.И. Хохлова внедрившись в Киевский подпольный горком партии сообщила в Киевское Гестапо о нем, первые и важные сведения.

      Далее советские историки обычно пишут так: «После чего и начались массовые провали, среди подпольщиков», но все они (историки)совершено уклоняются от описания того, кто же проводил контрразведывательную деятельность против киевского подполья и кто совершал эти самые аресты подпольщиков!
      Поэтому я тут вынужден сделать небольшое отступление от канвы повествования и рассказать немного расскажу о этих немецких спец. службах и назвать лиц  возглавлявших их в Киеве.
              
               Полиция безопасности и СД генерального округа «Киев»

   Начальниками органа последовательно были: оберштурмбанфюрер СС Эрлингер,
   Биография
    В 1928-м Эрлингер окончил школу в Хайденхайме-на-Бренце после чего отправился изучать право в Тюбингене Киле и Берлине
В Берлине Эрлингер вступил в штурмовой отряд – после чего вернулся в Тюбинген. В то время в Университете Тюбингена царили национализм и ксенофобия – уже к 1931-му во всем университете не осталось ни одного профессора-еврея; это сильно помогло Эриху в его дальнейшей карьере. Эрлингер был активным общественным деятелем; работал он не только в Тюбингене – при необходимости он охотно оказывал услуги партии и в других регионах.
    В 1934-м Эрлингер окончил курс тренировок; к тому времени он уже забыл о юридической карьере и полностью сконцентрировался на деятельности штурмовых батальонов. Эрих возглавлял спортивную школу штурмовых батальонов в замке Ринек
       Уже в мае 1935-го Эрлингер перебрался в Службу безопасности. В сентябре 1935-го Эрих стал сотрудником главного офиса берлинской Службы безопасности; в рядах SD он числился в 1938-м, во время захвата нацистами Австрии (и в 1939-м – в том году ему довелось работать уже в Праге (
Во время вторжения нацистов в Польшу Эрлингер работал в штаб-квартире 4-й айнзатцгруппы (Einsatzgruppe IV).
В августе 1940-го Эриха перевели в Норвегию– там его услуги понадобились войскам СС (Waffen-SS); руководил его деятельностью Франц Вальтер Шталекер. В апреле 1941-го Эрлингер стал руководителем одной из зондеркоманд.
Вскоре после вторжения немецких войск в Советский Союз отряд Эрлингера был переведен в балтийский регион. Здесь Эрих, помимо прочего, организовывал массовые убийства евреев – в гетто Ковно (Kovno), Розиттена (Rositten) и Даугавпилса.
   Так, уже к 16-му июля 1941-го подразделением Эриха Эрлингера – по его собственным словам – было казнено более 1150 евреев. Эрлингер лично контролировал расстрелы.
   В декабре 1941-го Эрлингера перевели в Беларусь; там он продолжил деятельность, ему уже хорошо знакомую – организацию массовых казней. Известно, что Эрих не только руководил расстрелами - в тех случаях, когда стрелки работали недостаточно проворно, он брал оружие в руки сам.
    В сентябре 1943-го Эрлингер стал штандартенфюрером СС; его перевели в Минск в подразделение Эрнста Кальтенбруннера. Помимо прочего, Эрих руководил казнями тех немногих евреев, что на тот момент все еще оставались в Минске. Эрлингер активно поощрял своих офицеров на непосредственное участие в казнях – и даже заявлял, что СС возглавлять имеют право только те, кто сам, лично когда-то принимал участие в расстрелах.
      После войны Эрлингер некоторое время прятался в Шлезвиг-Гольштейне. В 1950-м он перебрался с семьей в Констанц где устроился в местное казино.
      В 1952-м Эрих женился второй раз; с этого момента он перестал пользоваться фальшивым именем. Арестовали Эрлингера лишь в декабре 1958-го; через два года Государственный суд Карлсруэ (State Court of Karlsruhe) приговорил его к 12 годам тюрьмы; впрочем, Эрих практически сразу подал апелляцию. На свободу Эрлингер вышел в 1965-м.
Скончался Эрих Эрлингер 31-го июля 2004-го; на момент смерти ему было 93 года.

штурмбанфюрер СС Эллерманн, (Биогравфических данных нет)

оберштурмфюрер СС Киртинг. (Биографических данных нет)

Штаб-квартира Гестапо располагалась в Киеве, на ул. Короленко, д. 33. (теперь это ул. Владимирская. В этом же здании после войны располагалась вначале КГБ УССР, а затем Служба Безопасности Украины)

               Структура управления была выстроена по общему образцу и включала 5 отделов.
Особенно активную работу вело киевское Гестапо, возглавляемое оберштурмфюрером СС Вагнером Эрихом.

4-й реферат органа проводил работу по выявлению и уничтожению всех противников оккупационного режима. Сотрудники отдела вели контрразведывательную агентурную работу, проводили следствие по делам и аресты.
Как правило, все арестованные рефератом лица расстреливались.
Начальник реферата — унтерштурмфюрер СС Геттезель Эмиль.

Реферат 4/2 — вел борьбу с партизанами. Начальник — оберштурмфюрер СС Хайнрихс.

Реферат 4/4 — выявлял агентов советской разведки и контрразведчиков.

Реферат 4/5 — вел уничтожение евреев. Эти два реферата возглавлял оберштурмфюрер СС Виснер. Реферату подчинялась и вела основную практическую работу украинская вспомогательная полиция порядка (OD). Реферат наблюдал за ее деятельностью и вел следствие по особо интересным для него делам.

Реферат 4/Н — осуществлял руководство наиболее опытной агентурой и вел ее внедрение в подполье и партизанские отряды. Начальник — гауптштурмфюрер СС Гуммер.

    Начальнику полиции безопасности и СД генерального округа подчинялись внешние отделы в окружных городах: Полтаве, Белой Церкви, Лубнах, Умани и Ивановке.

    Полиции безопасности и СД генерального округа был придан 23-й украинский добровольческий полицейский батальон, именовавшийся «Украинская защитная команда».
Командиром подразделения был немец гауптштурмфюрер СС Ригичник. Батальон вел борьбу с партизанами и нес охрану концлагерей.

     Ну это Киевское Гестапо, а как же киевская полиция?
    Представление же о структуре и задачах полицейской системы в Киеве дает нам письмо-инструкция городскому голове от 5 декабря 1941г. «Организация Украинской полиции г. Киева», подписанная уполномоченным по Киевскому округу обербюргермейстером Рогаушем.
     Она предусматривала, по согласованию с командующим «шуцполиции » (немецкая полиция г.Киева), следующее :
1. Полицейские органы: а) батальон Украинской полиции под руководством немецкой полиции (начальник-капитан Пфаль) ;
б) каждый район имеет районную охрану. В полицейскую охрану входили украинский начальник и соответствующее число полицейских. Надзор и контроль проводит участковый лейтенант или инструктор полиции вместе с полицейскими чинами;
в) общее руководство полицейскими (то есть отдельными постами) находится в руках начальника полиции в г. Киеве (ее возглавлял майор Штунде);
г) существовали также вспомогательные полицейские отряды при вооруженных силах, дислоцированных в Киеве.
2. Отношение городского головы и голов райуправ к полиции:
а) в дисциплинарном отношении Украинская полиция г. Киева подчиняется исключительно Немецкой полиции («шуцполицай»),
б) в деловых отношениях городской голова имеет право отдавать распоряжения руководителю полиции, а также начальникам полицейских отрядов. Головы районных управ имеют право давать указания только начальникам полиции своего района;
в) руководители полиции должны держать в курсе дел и получать указания от офицеров
Немецкой полиции («шуцполицай»).
В третьем пункте данной инструкции расписаны права полиции.
В документе подчеркивалось:
а) полицейский суд военного времени может покарать смертью или оправдать;
б) право Уполномоченного по г. Киеву относительно применения полицейского наказания:
1. Лишение свободы или принудительные работы на срок до 6 недель.
2. Штраф до 1000 марок… Уполномоченному будет предоставлено право на применение высшего наказания на основании распоряжения рейх комиссариата
Украины от 5.Х11. 1941г.

     То есть, право определять меру наказания вплоть до казни имели все звенья и структуры карательного аппарата оккупированного Киева начиная с гестапо, СС, армии и заканчивая местной полицией.
      В целом немецкая охранная полиция насчитывала до 1000 человек и столько же украинская полиция. Была еще водная полиция, которая охраняла мосты через Днепр (до 100 чел.), пожарная охрана (до 800 чел.).
       Всего по Киеву и области – до 6000 чел.
     Украинская полиция в Киеве действовала в тесном сотрудничестве и под наблюдением немецкой охранной полиции и участвовала в арестах, допросах, облавах, охране лагерей, расстрелах населения, депортации на принудительные работы в Германию и т.д. Газета оккупационной власти «Украинское слово» за 4 ноября 1941г.
напечатала приказ военного комиссара Киева генерала Еберхарда о расстреле 300 жителей города «за саботаж», а 2 декабря 1941г. сообщила о расстреле 400 киевлян «за преднамеренное повреждение средств связи».
   Всего за время оккупации жертвами преступлений карательных органов стали около 220 тысяч киевлян.
   Среди расстрелянных в Бабьем Яру не только евреи и члены большевистского подполья, но и сторонники независимой Украины.
     У феврале 1942 года были арестованы и расстреляны представитель руководства ОУН К. Гупало, редактор газеты «Українське слово” И. Рогач и его сестра Ганна, поэтесса О. Телига и её муж М. Телига, член союза украинских писателей И. Ирлявский и другие. Городской голова Л. Форостовский в своих воспоминаниях писал, что во время немецкой оккупации в Киеве «погибли десятки тысяч активно сознательных украинцев»

      Закончив и с этим отступлением, можно теперь и утверждать, что брата А.И. Хохловой - В.И. Хохлова в Гестапо тогда (1941-1942 года) не «тронули», так как это могло раскрыть  многих их агентов внедренных в киевское подполье, в том числе и А. Хохлову.
     За В.И. Хохловым   очевидно было установлено наблюдение с целью дальнейшего розыска остальных подпольщиков, выходивших на связь с ним.
     Но затем В.И. Хохлов «неожиданно» для Гестапо умирает, и оно теряет важную нить через которую контролировалось советское подполье.
     И тут у нас есть сразу две истории смерти В.И. Хохлова.
     Первая, была создана советскими историками, и вторая опирающаяся на рассекреченные после 1991 г.  архивы КГБ СССР.

      Коммунистическая версия смерти В.И. Хохлова:
     «Снова в Киеве среди подпольщиков начались аресты.  В марте (это 1942 г.-автор) арестовали многих рабочих, среди них В. Г. Хохлова.
    Все они прошли через застенок, но не изменили святого дела борьбы с захватчиками. Фашисты вынуждены были освободить их из-за недоказанности участия их в диверсиях.
     Но для Хохлова зверские пытки закончились трагически. Избитого до умопомрачения, с поломанными руками, его выбросили на снег возле трамвайной остановки на улице Полевой и придирчиво наблюдали: кто же придет забирать?
      Только на следующую ночь сестре Шуре удалось незаметно отвести его на санках в надежное место на Рейтарской.
     Но спасти Виктора уже было невозможно. В конце марта 1942 года он умер.
     Похороны проходил тайно, для покойного получили фальшивые документы, и за гробом шли только сестра Саша, Устина Пащенко, родная тетка Виктора Игнатьевича и еще несколько близких.
     Члены подпольного горкома и другие подпольщики не могли отдать последний долг своему товарищу, провожая его в последний путь, - это был бы слишком большой риск.

                                    Теперь рассказ о гибели А.И. Хохловой

      «После смерти брата Александра Хохлова часто меняла адрес, и в первых числах июня 1942 года, когда вследствие измены начались повальные аресты подпольщиков, она жила на квартире Андрея Терентийовича и Галины Александровны Тудоров.
       Настал день, когда в их квартиру ворвались гестаповцы и забрали всех.
       Как рассказывала Галина Александровна, в гестапо их держали три дня.
      Делали очные ставки с Хохловой. Но на допросах ни один из трех не изменил, не издал другой.  
      Не имея доказательств против супругов, фашисты были их отпустить.»
       В это нельзя поверить. Ибо с Киевского гестапо живыми выпускали только пере вербованных подпольщиков!
      Но поскольку вся эта дезинформация была сделана умышлено, то авторы коммунистической версии пишут даль:
     «Сашу Хохлову они видели последний раз - отважную подпольщицу замучили в застенках гестапо.
     Так оборвалась в расцвете лет жизни самоотверженных патриотов Виктора и Александры Хохловых.
       После 1965 г. за героизм и самоотверженность в борьбе против немецко-фашистских захватчиков В. Г. Хохлов был награжден посмертно орденом Ленина и медалью "Партизану Отечественной войны" I степени.
        Похороненные Виктор Игнатьевич и Александра Игнатьевна на Лукьяновском кладбище. Недалеко и улица, носит имя Семьи Хохловых.
         Сейчас на доме № 43, который расположен на проспекте Победы установлена мемориальная доска в честь Хохловой В. Г. (1912-1942 гг) и Хохловой О. Г. (1916 1942рр.) - Участников киевского подполья, которые жили в этом доме.
     Эта улица находится в Шевченковском районе, на Лукьяновци. Начинается от улицы Пархоменко и тянется до улицы Мельникова. Предыдущее название - Кагатная была изменена только в 1971 году».

                                      Правда о смерти В.И. Хохлова

     Казалось бы, ну все понятно.  Виктор Хохлов - молодой подпольщик, активист, герой-«замучен в застенках гестапо».
   Но так, то оно так. Но не так все было!!!
   Вот подлинный документ из рассекреченных ныне архивов КГБ СССР, который показывает определенных деятелей киевского подполья первого и второго состава в новом свете и рассказывает подлинную причину и обстоятельства смерти В.И.Хохлова:

Выдержка из подробной записки
Секретарю ЦК КП (б) У товарища Коротченко Р. С,
О Киевское подполье
Подготовлено инструктором оргинструкторного отдела ЦК КП (б) У Мироновым
22.05.1943 года

      «В конце октября 1941 года, когда оставленного при уходе подполья был арестован гестапо секретарь горкома ЦК КП (б) товарищ Руденко, а затем последовали массовые аресты и преследования районных подпольных работников, в результате чего было много арестованных и расстрелянных, а часть, боялась ареста покинула город Киев.
   Тогда на начало ноября 1941 года был созван Ивакиным, им же созданный горком КП (б), с участием представителей подпольных районных оргбюро, на котором Ивакин заявил:    
  "Оставленный по городу Киеву партийное и комсомольское подполье не успеет ничего сделать предательское разгромлено и рассеянное.
   Сейчас в Киеве осталось единственное подполье - это подполье, созданное нами. Хохлов, который остался в Киевском горкоме никакой деятельности не проявляет. Поэтому с сегодняшнего дня наше подполье является единственным и основным в Киеве, и мы начинаем активно развивать свою деятельность.

       В январе или в начале февраля 1942 года по заданию Ивакина был отравлен тов. Хохлов якобы за то, что он отказался отдавать ценности, оставленные ему для подпольной деятельности.
      Сначала на заседании горкома КП (б) У было поручено Ревуцкому и Кучеренко убить Хохлова, но когда они отказались, Ивакин поручил другим, во время выпивки на Сырце отравили Хохлова.
     После отравления Хохлова у него особых ценностей не нашли.
     Как далее сообщил тов. Скляренко, что Хохлов якобы будто был связан с Шамрыло - секретарем Киевского горкома КП (б), который не выбравшись из киевского окружения, вернулся и усилился в одном из сел под Киевом.
    Якобы Хохлов, когда от него Ивакин требовал ценности, заявил, что он без разрешения Шамрыло никому ничего не даст и отказался указать Ивкин место нахождения Шамрыло.»

    Другим, безусловно, не менее интересным, является документ, который раскрывает все обстоятельства смерти Виктора Хохлова:

       Новый документ:
       Справка о состоянии Киевской городской подпольной партийной организации на 25 апреля 1943 года.
    «Для руководства подпольной партийной работы в Киеве были оставлены: секретарем горкома тов. Руденко и его заместителем тов. Хохлов; дублером секретаря горкома оставлено тов. Бруз.

     Непосредственная связь с оставленными руководителями городской подпольной организации тов. Руденко, Бруз, Хохловым не установлено, а также точно не установлено, а также точно не выяснено их судьбы.
       По материалам, которые есть в ЦК КП (б) до настоящего времени об оставленных для руководства городской подпольной организации города Киева тов. Хохлов известно следующее:

         «5 мая 1942 в городе Ворошиловград от заместителя секретаря подпольного горкома партии тов. Хохлова прибыл связной тов. Козак (несовершеннолетний подросток! -автор), который выехал из Киева 13 февраля).
     Козак сообщил, что товарищ Хохлов проводит подпольную работу, в которой принимают участие Кудряшов, Пащенко и другие.
      И он просил оказать материальную помощь подпольной организации.
      Посланная в город Киев связная ЦК КП (б) У тов. Шейко при посещении явочной квартиры товарища Хохлова 12 июня 1942 выяснила, что Хохлов умер.
     Связная ЦК тов. Шейко сообщила:
      "Я интересовалась в результате чего умер Хохлов. Виктор Игнатьевич болел, но кроме того он был сильно избит полицией на заводе и это окончательно подорвало его здоровье. "
       Связной ЦК КП (б) товарищ Козак (присланный Виктором Хохловым), который находился в Киеве в сентябре 1942 года подтвердил смерть Хохлова в апреле 1942 года и сообщил:
   "Мне Владимир сказал, что в Хохлова был менингит. Умер он в Бинявського на квартире. Видимо ускорила смерть Хохлова обстоятельство, что забрали печатную машину, и Виктор Игнатьевич очень волновался. ".

        В третьем документе, -«Подробной записке о состоянии работы Киевской подпольной и комсомольской организации на 1 апреля 1943 года», представленной Кучеренко и Скляренко сообщается:

        "На этой почве без решения ЦК КП (б)У, участь товарища Хохлова, как оставленного заместителя секретаря МК ВКП (б) была решена, он был отправлен на смерть Ивкиным и Кудряшовым. "
       И тут у нас возникает ряд новых вопросов:
- Между секретарем подпольного горкома К.П. Ивкиным и В. Кудряшовым (начальником истребительно-диверсионной группы) с одной стороны и В.И. Хохловым произошли острые разногласия по поводу распоряжения золотовалютными ценностями, находящимися в партийной кассе.
- В связи с чем было принято решение «на ликвидацию В.И. Хохлова как предателя». Покушение сразу не удалось и В. Хохлов умер между мартом-апрелем 1942 г. и не на свой квартире. Но до этого он успел отослать за линию фронта своего единственного связного о котором не было известно Ивкину.
- Сами же К.П. Ивкины и В. Кудряшов после «ликвидации» Хохлова в его квартире сразу провели тщательный обыск, но никаких ценностей ими не было найдено.
- В связи с чем В. Кудряшов и перешел вместе с членами своей подпольной диверсионной группы к осуществлению операций по ограблению нескольких киевских банков и при этом им удалось завладеть 500 000 советских рублей, что в пересчета на немецкие деньги составляло 50 000 марок.
- Поскольку В.И. Хохлов умер не у себя дома, а на явочной квартире подпольщика Бинявского куда его очевидно доставила его сестра А. Хохлова (а это февраль-апрель 1942 г.) то там он возможно и перед своей смертью и сообщил толи самому Бинявскому, толи своей родной сестре А.И. Хохловой все данные о месте нахождения «партийной кассы» и дал агентурную связь с находившимся в подполье Т. В. Шамрило.
    (Каких-либо данных о подпольщике (хозяине явочной квартиры) Бинявском- автору найти в отрытых источниках не удалось)
-  И вот это обстоятельство, очень хорошо вписывается в дату ареста 9 марта 1942 г. Т.В. Шамрило на явочной квартире в г. Киеве.
       Которого так долго и безуспешно разыскивала Киевская полиция и Гестапо.

       А вот документ составленный по результатам проверки киевского подполья в 1943г. Он кк бы ставит большую точку в этой истории, но в то же время и порождает массу других вопросов. О киевском подполье 1941-1943 годов.
И тут поневоле мне вспомнились слова одного советского диссидента П. Григоренка, говорившего в подобных случаях «В подполье можно встретить только крыс…»
       И там есть много интересной информации о В.И. Хохлове.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА ИНСТРУКТОРА ОРГИНС-ТРУКТОРСКОГО ОТДЕЛА ЦК КП/Б/У И. МИРОНОВА СЕКРЕТАРЮ ЦК КП/Б/У Д. КОРОТЧЕНКО О СОСТОЯНИИ РЯДА УКРАИНСКИХ ПАРТИЗАНСКИХ ОТРЯДОВ И КИЕВСКОГО ПОДПОЛЬЯ

22 мая 1943 г.
Сов. Секретно СЕКРЕТАРЮ ЦК КП(б)У
Тов. КОРОТЧЕНКО Д.С. ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

О киевском подполье

      Связавшись с секретарем подпольного партийного комитета Петровского района гор. Киева т. Скляренко, который в это время прибыл из Киева в отряд т. Науменко (т. Скляренко бывший инструктор отдела кадров Петровского PK КП(б)У г. Киева, попав в окружение в сентябре 1941 года, не выбравшись из этого окружения, возвратился в Киев, где и находился до мая 1913 года). Тов. Скляренно сообщил мне следующее:

   С возвращением в Киев секретаря Киевского горкома КП(б)У по кадрам Ивкина, который не выбравшись из киевского окружения, 15 октября 1941 года параллельно с подпольными партийными организациями, оставленными при отходе из Киева частей Красной Армии, был создан подпольный горком КП(б)У во главе с Ивкиным и девять районных Оргбюро.
В состав горкома КП(б)У входили:
1. Ивкин - секретарь горкома КП(б)У,
2. Ревуцкий - член горкома (бывш. инструктор отдела кадров горкома КП(Б)У,
3. Кучеренко - член горкома, он же секретарь горкома ЛКСМУ,
4. Пащенко - член горкома (с завода "Большевик").
5. Мартынов - член горкома. Районные оргбюро создавались в количестве трех человек, главным образов, из товарищей, не выбравшихся из киевского окружения. В районные оргбюро подбирались из товарищей по принципу прежней работа в данном районе.

Так, например, по Петровскому району гор. Киева оргбюро было создано в составе:
КРАСНЫЕ ПАРТИЗАНЫ УКРАИНЫ
1. Скляренко - секретарь (бывш. инструктор Петровского райкома КП(б)У,
2. Морозова - член оргбюро (бывш. секретарь Петровского райкома КП(б)У по кадрам),
3. Супрунович - член оргбюро (во время войны работал шофером райкома КП(б)У).

    Также был создан Киевский горком комсомола во главе с Кучеренко.
   Вначале - подпольные организации, созданные Ивкиным, своей деятельности не проявляли, за исключением сбора средств и выявления оставленных при отходе материальных ценностей и продуктовых баз.
   В конце октября 1941 года, когда из оставленного при отходе подполья был арестован гестапо секретарь горкома т. Рудешко, а затем последовали массовые аресты и преследования районных подпольных работников, в результате чего многие были арестованы и расстреляны и часть боясь арестов покинули гор. Киев, тогда в начале ноября 1941 года был созван Ивкиным им созданный горком КП(б)У с участием представителей подпольных районных оргбюро, на котором Ивкин заявил: "оставленное по городу Киеву партийное и комсомольское подполье, не успевшее ничего сделать предательски разгромлено и рассеяно.

    Сейчас в Киеве осталось единственное подполье - это подполье, созданное нами. Оставшийся из Киевского горкома т. Хохлов никакой деятельности не проявляет.

   Поэтому с сегодняшнего дня наше подполье является единственным и основным в Киеве, и мы начинаем активно развивать свою деятельность", (это заявление Ивкина воспроизведено по памяти).

   В январе или в начале февраля 1942 г. по заданию Ивкина был отравлен т. Хохлов якобы за то, что он отказался отдать ценности, оставленные ему для подпольной работы.

    «Сначала на заседании горкома КП(б)У было поручено Ревуцкому и Кучеренко убить Хохлова. но когда эти отказались, Ивкин поручил другим, которые во время выпивки на Сырце отравили т. Хохлова.

     После отравления Хохлова у него особых ценностей не оказалось. Как далее сообщил т. Скляренко, что Хохлов якобы был связан с Шамрыло -секретарем Киевского горкома КП(б)У, который не выбравшись из киевского окружения, возвратился и поселился в одном из сел около Киева.

     Якобы Хохлов, когда от него Ивкин требовал ценности, заявлял, что он без разрешения Шамрыло никому ничего не даст и отказался указать Ивкину местонахождение Шамрыло.

     (Вот первый достоверный след существования «ЗОЛОТА ПАРТИИ» под которым следует понимать партийную кассу Киевского коммунистического подполья!
    И первое доказательство что Т. В. Шамрило не вывозил ее с Киева и не присваивал! -автор)
    Но читаем докладную записку дальше:

   «Особо видной работы подпольные организации, созданные Ивкиным, провести не успели, за исключением издания трех листовок:  
1) Ко дню РККА,
2) обращение к населению г. Киева с воззванием против поездки на кабалу в Германию,
3) общая листовка, призывающая население к борьбе с немецкими оккупантами.
    Кроме этого было экспроприировано 10 банков, где изъято свыше 500 тысяч рублей и по заданию горкома КП(б)У был убит проф. Ревуцкий за то, что выступил в киевской газете с клеветнической статьей на советскую культуру.
  (Сумма 500 000 руб.  могло бы было хорошим подспорьем для подпольщиков если бы подполье в реальности функционировало как о том писала послевоенная советская пропаганда!) Ведь советские дензнаки имели легальное хождение на оккупированной территории одновременно с немецкими оккупационными марками: за 10 рублей давали 1 марку
  Но мы продолжаем вновь читать Докладную записку:

  «Также ничего особенного не сделали и подпольные районные оргбюро.»

     На этом и прекратилась деятельность подпольных организаций, созданных Ивкиным.
     5 мая 1942 г. был арестован В. Кучеренко,
     15 мая 1942 г. К.П.Ивкин, 25 мая 1942 г. Ревуцкий и он был расстрелян с опубликованием в газете якобы за то, что убил проф.Ревуцкого.
    Также был арестован и расстрелян член горкома Пащенко.
     Член горкома Мартынов был убит в марте 1942 года по заданию горкома Кучеренко, как провокатор.
    После ареста Кучеренко, Ивкина, Ревуцкого, Пащенко были разгромлены и рассеяны подпольные организации и районов, кроме Петровского райкома.
     С арестом членов Киевского горкома КП(б)У, как заявляет т. Скляренко, по Киеву было арестовано и расстреляно около 6.000 коммунистов.
    Разгром второго киевского подполья, как сообщает т. Скляренко, произошел в силу беспечности со стороны Ивкина.
    Ивкин был окружен темными лицами как женщин, так и мужчин, с которыми вел разгульную жизнь.
    Ивкин не придерживался самих элементарных правил конспирации.
     Были случаи, когда Ивкин созывал совещание секретарей райкомов КП(б)У днем в скверике около Лукьяновского базара и при прохожих давал секретарям райкомов те или иные поручения.
   Кроме этого, Ивкин был связан с неким Медведевым, который представлялся как личный порученец И.С. Хрущева и что якобы он был оставлен для подпольной работы в Киеве.
   Ивкин неоднократно от Медведева получал определенные суммы денег и ценности.
    По сути Медведев работал в гестапо и не малую роль сыграл в разгроме киевского подполья.
    Как далее сообщил т. Скляренко - 2 сентября 1942 года к нему на квартиру вечером явился Кучеренко и со слезами на глазах, невнятно стал просить прощенье.
    Скляренко, опасаясь провокаций со стороны Кучеренко, в этот вечер не стал с ним разговаривать и назначил с ним свидание на следующий день и в другом месте.
    При встрече Кучеренко рассказал т. Скляренко следующее: что 5 мая 1942 г. он на Евбазе во время встречи со связной, которая якобы должна была принести ему листовки, был схвачен пятью гестаповцами и доставлен в гестапо на ул. Короленко, в бывшее помещение НКВД УССР.

   В гестапо подвергся сильным пыткам, в результате которых он якобы был вынужден выдать несколько человек из комсомольского подполья и то только технического персонала и что он освобожден под расписку с тем, что поможет гестапо разыскать Шамрыло - секретаря Киевского горкома. КП(б)У и Черкасова - коменданта г. Киева.

      Для этого ему была отведена специальная квартира, куда к нему ежедневно должен был являться агент гестапо, а также были выданы соответствующие документы на право жительства в Киеве.
      И далее Кучеренко заявил, что он для гестапо делать ничего не будет и просил т. Скляренко включить его в подпольную партийную работу.
      Тов. Скляренко согласился подключить его в подпольную работу и стал давать ему отдельные поручения.
     Сначала ему было дано задание организовать подпольную типографию, что и было выполнено. Затем было дано задание отпечатать и распространить листовки, что также было сделано. Позже Кучеренко поселился вместе с т. Скляренко и жили вместе -Скляренко, Морозова и Кучеренко.

     Позже Кучеренко был введен в курс дела о готовившемся взрыве Дарницкого железнодорожного моста и о людях, готовивших взрыв. (Мост был взорван 22.04.1943 года).
    Кучеренко также было известно о работе диверсионной группы НКВД УССР во главе с т. Дудкиным, которых он не разоблачил и не выдал.
      И наконец Кучеренко ходил для связи в партизанский отряд т. Науменко, оттуда Смирновым был возвращен с группой участников взрыва моста в Киев. Как сообщил Смирнов, Кучеренко после взрыва моста, вместе с Морозовой должны были прибыть в партизанский отряд для постоянной работы.
      Из всего этого следует, что Кучеренко будучи арестованным, под определенным физическим воздействием полностью разоблачил киевское подполье комсомола, а также известное ему партийное подполье и дал подписку работать в гестапо, т. е. завербован.

      Поэтому пока Кучеренко продолжает оставаться в Киеве, к нему со стороны наших товарищей должно быть довольно осторожное отношение.
    Лучше, при возможности изъять Кучеренко из Киева, перебросить на большую землю и более детально разобраться в его делах.
     Далее Кучеренко сообщил т. Скляренко, что у него с Ивкиным в гестапо была очная ставка, и когда Кучеренко был введен в кабине следователя, то в кабинете уже сидел Ивкиным хорошо одетым, курил сигару и перед ними на столе стоял недопитый бокал вина.

       Как только был введен Кучеренко, Ивкин, не дожидаясь вопроса следователя, заявил:
     "Вот это Кучеренко - секретарь Киевского горкома комсомола в прошлом и в настоящем".
      После чего якобы Кучеренко был вынужден признаться, что он Кучеренко и секретарь горкома комсомола.
     Также у Кучеренко была очная ставка с Медведевым, который подтвердил тоже самое, что и Ивкин.
    Далее Кучеренко видел в гестапо Кулика - бывшего работника Киевского обкома КП(б)У, говорил с ним и который сообщил ему, что он в августе 1942 года был арестован в Курской области.
    По неточным данным Кулик якобы из-под ареста освобожден. Кучеренко также видел в гестапо арестованного Шевцова - председателя Киевского горсовета, встретились в коридоре, с Шевцовым не разговаривали. Шевцов был плохо одет и сильно заросшим.
    Кучеренко, будучи арестованным, неоднократно вместе с гестаповцами ходил на операции по аресту партийных и комсомольских работников.

      Как объясняет это Кучеренко, он и другие арестованные ходили только и указывали местожительство подлежащих аресту. Кучеренко признался т. Скляренко, что он ходил и к нему два раза, но не застал дома.»

    Тут я прерву цитирование «Докладной записки» и приведу информацию о К.П. Ивкине собранную или вернее будет сказать сфальсифицированную советскими историками и опубликованной в выше упоминавшийся мною научной статье «СОЛДАТЫ КИЕВСКОГО ПОДПОЛЬЯ» она того стоит:

     «Разъяренные действиями подпольщиков, фашисты мобилизовали все свои силы на поиски подпольных организаций.
       В начале июля 1942 года им удалось заслать в ряд организаций провокаторов. Наступила тяжелая пора в деятельности киевского подполья.
        2 июля погиб секретарь запасного горкома партии С. Г. Бруз. Окруженный гестаповцами, он выстрелил в провокатора, а вторым выстрелом смертельно ранил себя в грудь. С. Г. Бруз посмертно награждён орденом Ленина.
       Гестапо удалось выследить и арестовать хозяина явочной квартиры Д. Ф. Якименко, его жену и дочь Maрию - связных запасного горкома партии.
    Подвергнув их пыткам и не добившись никаких сведений о подпольщиках, гитлеровцы расстреляли патриотов.
      Вскоре были арестованы член запасного горкома партии Г. С. Подшивалова и связная М. С. Васильева.
         7 июня 1942 года был арестован секретарь основного горкома партии К. П. Ивкин и его связная Т. О. Рогозинская.
        Во время перестрелки К. П. Ивкин был ранен и в тяжелом состоянии доставлен в гестапо, где вскоре умер».

       Продолжение «Докладной записки от 22 мая 1943 г:

      «Далее сообщил т. Скляренко, что Романченко - бывший секретарь Ленинского райкома КП(б)У гор. Киева и Листовничий - бывший зам. зав. отделом кадров Киевского горкома КП(б)У оказались предателями - работали в областной полиции следователями по политическим делам.
    По неточным данным Романченко переведен в Уманскую полицию, а Ластовничий расстрелян.
      Оставляемая ЦК ЛКСМУ для подпольной работы некая Джимми Александра оказалась немкой и на второй день прихода немцев явилась в гестапо, сдала ценности, оставленные ей для подпольной работы, разоблачила известное ей комсомольское подполье и стала работать в гестапо.
      В настоящее время в Киеве проживает бывший секретарь Киевского горкома КП(б)У по оборонной промышленности т. Беземчук, который никакой деятельности не проявляет.
      Тов. Скляренко предлагал Беземчуку пойти в партизанский отряд, но Беземчук заявил: "Я еще немного побуду здесь".
     Из всего этого можно сделать следующий вывод, что по городу Киеву в настоящее время цельной подпольной партийной и комсомольской организации не существует.
     Существуют отдельные, небольшие разрозненные диверсионные группы и отдельные лица, которые в силу жестокой реакции, ни с кем не связаны и не проявляют должной активной деятельности.

ИНСТРУКТОР ОРГИНСТРУКТОРСКОГО ОТДЕЛА ЦК КП(б)У –
(МИРОНОВ) 22 мая 1943 г.
с. Мухоеды, Наровнянского района, БССР.
Партизанское соединение т. Ковпака. мт-2
ЦДАГО Украгни. -Ф.1.- Оп.22. - Спр. 8. - Арк. 29-48.
Копия. Машинопись.
    Продолжение этой истории в следующий части….
                                              (конец ч.2)

     Теперь когда читатель уже подготовлен для дальнейшего восприятия новой правдивой информации о киевском коммунистическом подполье (а ведь тут было еще и националистическое подполье!) я хочу предложить отрывки из работы современного российского писателя Льва  Симкина -«Два капитана» -По материалам одного уголовного дела опубликованной «Новый Мир» 2013, №10
      Полный текст работы находится тут: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2013/10/8s.html

      «Разгром первого подполья
«История киевского подполья — это, как можно понять из немногих о нем публикаций, история цепи предательств.
Особенно часто мне попадалась в связи с этим фамилия бывшего секретаря Ленинского райкома партии Романченко.
Из текста в текст переходит рассказ о том, как тот, встречая на улице знакомого, здоровался с ним за руку, для идущих за ним полицейских в штатском это был знак — и его арестовывали.
Познакомившись с опубликованными документами, я понял, что в этом рассказе, возможно, есть некоторое преувеличение, во всяком случае, для изобличения большинства коллег-партаппаратчиков в участии высокопоставленного предателя просто не было необходимости.

В первых числах октября 1941 года по городу распространили приказ фельдкоменданта об обязательной регистрации в течение 24 часов в помещении украинской полиции всех членов и кандидатов в члены партии, а также работников НКВД.
В свою очередь, управдомам было предложено сдать в полицию списки указанных в приказе лиц, проживающих в их домах.
В определенное приказом время к месту регистрации собралась толпа, образовалась очередь.
Тут на глазах у изумленной публики из помещения полиции вышел Романченко, причем он был хорошо одет и, главное, держал себя непринужденно.
Так, во всяком случае, сообщалось в сов. Секретной «Информации о состоянии работы Киевской подпольной организации КП(б)У от 26 березня 1943 р.», основанной на отчетах подпольщиков.
Постепенно стоявших в очереди коммунистов зарегистрировали и отпустили домой.
Мои представления о преследовании коммунистов в немецком тылу вообще оказались несколько преувеличенными.
Во многих городах от членов партии требовалось лишь зарегистрироваться в комендатуре, и их вполне могли оставить в покое.
По подсчетам историка Бориса Ковалева, в каждом райцентре Калининской, Курской, Орловской, Смоленской областей добровольно пришли на регистрацию в немецкие комендатуры в среднем от 80 до 150 коммунистов.
Большинство из них до войны были на ответственных должностях и в период оккупации продолжали работать на немцев.
Десять лет назад в Киеве опубликованы рассекреченные документы и в их числе показания некоего Ивана Шахова, допрошенного следователем госбезопасности 24 августа 1943 года.
Согласно протоколу допроса, в начале октября 1941 года его завербовало гестапо и направило под видом арестованного в камеру к другим заключенным.
Там он узнал, что среди них был секретарь райкома партии Иван Михайлович Романченко.
Тот «напевал веселые песенки, рассказывал, что до войны прекрасно жил, любил выпить и хорошо покушать, хотя и немного зарабатывал, но благодаря широким знакомствам умел хорошо устраиваться и мог все достать».
К немалому удивлению Шахова, немедленно доложившего о том, какая птица залетела в темницу, 7 октября высокопоставленного коммуниста выпустили на волю.
После своего освобождения он вновь встретился с ним, Романченко к тому моменту «получил новую квартиру» и «охотно рассказывал о себе, о том, как попал в окружение, как возвратился в Киев, как соседи по его дому были удивлены, что он жив, тогда как до его появления были слухи, что он якобы был убит немцами».

В другом опубликованном документе — докладной записке инструктора оргинструкторского отдела ЦК КП(б)У И. Миронова секретарю ЦК КП(б)У  Д. Коротченко от 22 мая 1943 года
«О киевском подполье» — приводится свидетельство Скляренко, бывшего инструктора Петровского райкома партии, попавшего в окружение в сентябре 1941 года и возвратившегося в Киев, о службе Романченко в областной полиции следователем по политическим делам.
Вероятно, он и в самом деле сыграл свою подлую роль, однако вряд ли можно поверить тому, что исключительно «в результате предательства проходимца Романченко, знавшего в лицо многих подпольщиков, в октябре 1941 года гитлеровцы провели в городе массовые облавы и аресты. Были схвачены почти все члены подпольного горкома партии».
В советское время его имя было едва ли не единственным именем из числа коллаборационистов, которое было дозволено упоминать, и потому, скорее всего, историки тех лет просто повесили на эту фигуру все провалы подполья.
Немало партработников вернулось в Киев из окружения, позже к ним присоединились освобожденные военнопленные из числа тех, кому посчастливилось быть украинцами. Все они в самом прямом смысле уходили на фронт из одной страны, а вернулись в другую.
   Это ведь был целый слой людей, принадлежащих к партноменклатуре.
По идее, все они, как честные коммунисты, должны были немедленно включиться в борьбу с оккупантами.
На деле же одни решили, что советская власть больше не вернется, и после легализации так или иначе приспособились к существующему положению вещей, другие — не поверили обещаниям немцев и прятались от них, то и дело меняя место жительства, третьи — заняли выжидательную позицию.
Словом, немногие из вернувшихся пополнили партийное подполье.
Правда, подпольным группам, со слов того же Скляренко, трудно было установить связь между собой.
Кто-то из оставленных для подпольной работы просто испугался за свою судьбу и за близких. Был случай, когда жена одного из подпольщиков спустила в унитаз несколько килограммов тола, предназначенного для взрыва водокачки.
Возникли проблемы с оставленными на явочных квартирах запасами продуктов, предназначенных для подпольщиков, — оставленных, разумеется, на первое время, никто ведь не думал, что оккупация продлится долго, — так называемые базы питания, некоторые из их владельцев просто присвоили продовольствие.

Была еще одна причина провала подполья первого призыва, для меня совершенно неожиданная.  
«Тов. Калмыков встретился на бульваре Шевченко с работником обкома т. Куликом...
Он сказал, что „с подпольной организацией связаться нельзя, что на этой работе были оставлены евреи, которые почти все арестованы”».
Поначалу я просто не мог поверить в достоверность этой информации, покуда не узнал, что руководителем запасного, дублирующего горкома партии был назначен Семен Бруз.
( Это тот самый  Бруз о котором писал  Тронько в работе « Солдаты  киевского подполья»
(2 июля погиб секретарь запасного горкома партии С. Г. Бруз.
Окруженный гестаповцами, он выстрелил в провокатора, а вторым выстрелом смертельно ранил себя в грудь. С. Г. Бруз посмертно награждён орденом Ленина.)

Он обладал столь ярко выраженной еврейской внешностью, что просто не мог на улице появиться.
Хозяин конспиративной квартиры на Александровской Слободке, где тот должен был скрываться, выгнал его из дому, хорошо, не донес.
Как так вышло, понять не могу.
Неужели, зная об отношении немцев к евреям, органы пошли на сознательную провокацию? Впрочем, возможно, что при формировании партийного подполья (в отличие от оставленных агентов НКВД) власти просто забыли об этом.
Да и кто мог предположить, что через десять дней после оккупации Киева, 29 октября 1941 года немцы расстреляют в Бабьем Яре 33 тысячи киевских евреев?
То, что случилось с киевскими евреями, ныне всем известно.
Менее известно то, что Бабий Яр был ответом немцев (пусть и, так сказать, асимметричным) на уничтожение Крещатика.
Нацистская пропаганда, в свою очередь, приписала эти взрывы евреям.
24 сентября 1941 года в два часа дня произошел мощный взрыв в магазине «Детский мир», от детонации сработало взрывное устройство в соседнем здании, где размещалась немецкая комендатура.
Взрывы продолжались в других домах, начался пожар, быстро распространившийся из-за сильного ветра. Пожар длился несколько дней, и от большей части Крещатика — одной из красивейших улиц предвоенной Восточной Европы — остались руины.
Груда кирпичей на месте «Детского мира», построенного в начале века как доходный дом одного из страховых обществ, одни стены от символа старого Крещатика — здания Городской думы со шпилем, увенчанным скульптурным изображением покровителя Киева — архистратига Михаила (в советское время в думском здании располагался обком партии, а скульптуру заменили пятиконечной звездой).
До сих пор остается загадкой, кто именно и как заложил в дома взрывчатку и привел ее в действие?

(Тут я как автор этой статьи не соглашусь с мнением Ситкина и в последующих частях этой работы расскажу кто, как и зачем взорвал Крещатик и Киево-Печерскую Лавру! А пока маленький документ на эту тему:
ИЗ СПРАВКИ БЫВШЕГО НАЧАЛЬНИКА ИНЖЕНЕРНОЙ СЛУЖБЫ ШТАБА ОБОРОНЫ Г. КИЕВА МАЙОРА М. ЧУКАРЕ-ВА ОБ ИНЖЕНЕРНОМ ОБЕСПЕЧЕНИЕ ОБОРОНЫ КИЕВА В 1941 г Август 1942 г. "Инженерное обеспечение обороны Киева в 1941 г.», Июль-август 1942 г.  (Подпись неразб.)[...]  
На инженерный отдел штаба обороны города инженерным отделом 37 армии была возложена задача на минирование важнейших объектов города, могущих быть использованных противником в своих целях.
Эта работа была выполнена в масштабах, позволяющих обстановке того времени. Сотни мин взрывалось с приходом частей немецкой армии в город Киев.
Стены и целые здания обрушивались на головы немецко-фашистских захватчиков. 18 сентября были взорваны мосты через р. Днепр.
В 14.40 того же числа был взорван последний цепной мост "Евгений Бош". Этим была отрезана возможность продвижения войск противника на восток через Киев.
В течение длительного времени немцы вынуждены были искать пути отхода через р. Днепр, что растягивало его коммуникации
ЦДАГО Украгни. - Ф. 166. - On. 3. - Спр. 372. - Арк. 22.
Копия. Машинопись.)

«Загадки нет лишь в том, что это не имело никакого отношения к оставшимся в Киеве евреям, старикам, женщинам и детям, которым нацистская пропаганда немедленно приписала взрывы.
И конечно, взрывали не немцы, на которых советская пропаганда позже свалила происшедшее, изобразив его как очередное варварство фашистов.
Взрывы, жертвами которых оказались, помимо немцев, и многочисленные мирные жители, — дело рук оставленных в тылу агентов НКВД, имена которых до сих пор не названы (только в период «хрущевской оттепели» впервые проговорились о причастности киевского подполья к взрывам).

«Взорвав Крещатик вместе с немцами, они так злорадно потирали руки, что даже не догадались придать этому патриотическую окраску, а немедленно свалили вину на врагов, — писал Анатолий Кузнецов в романе „Бабий Яр”.
— <…> Но был еще один, самый зловещий аспект Крещатика: обозлить немцев для того, чтобы, озверев, они сняли чистые перчатки в обращении с народом. <…>
И немцы на это клюнули. Свой ответ на Крещатик они обнародовали тоже спустя пять дней, а именно — 29 сентября 1941 года».

                                        «Отправлены в Могилев» (судьба второго подполья)

«Петрович и Семен Бруз отправлены в Могилев», — сообщалось в письме, полученном подпольщиками по почте в июне 1942 года (докладная записка Миронова).
Напомню, что Бруз — председатель дублирующего подпольного горкома, Петровичем же звали бывшего секретаря Киевского горкома КП(б)У по кадрам Константина Ивкина, вернувшегося в Киев из окружения в октябре 1941 года и создавшего новый подпольный горком партии вместо разгромленного.
Что же касается выражения «отправить в Могилев», то оно вошло в поговорку во время Гражданской войны (в Могилеве располагалась ставка царя, где он был взят под арест в 1917 году) и означало расстрел.
Но обо всем по порядку.
«Оставленное по городу Киеву партийное и комсомольское подполье, не успевшее ничего сделать, предательски разгромлено и рассеяно, — заявил Ивкин на созванном им в ноябре 41-го собрании представителей подпольных районных оргбюро.
— Сейчас в Киеве осталось единственное подполье — это подполье, созданное нами. Оставшийся из Киевского горкома т. Хохлов никакой деятельности не проявляет» (докладная записка Миронова).
Правда, по другим источникам, Хохлов такую деятельность как раз проявлял, за что его именем после войны назвали одну из киевских улиц.
Он, в довоенное время начальник цеха на заводе «Большевик», был оставлен заместителем секретаря Киевского подпольного городского комитета КП(б)У для работы в тылу врага; руководил боевыми диверсионными группами, организовал партизанский отряд, замучен в гестапо в марте 1942 года.
Между тем в цитированной выше чекистской сводке сообщается, что в начале 1942 года по заданию Ивкина подпольщики «во время выпивки на Сырце отравили т. Хохлова» за то, что он «отказался отдавать ценности, оставленные ему для подпольной деятельности».
Якобы Хохлов, когда от него Ивкин требовал ценности, заявлял, что «он без разрешения Шамрыло никому ничего не даст, и отказался указать местонахождение Шамрыло».

Украинские историки, к помощи которых я обращался, не имеют точных данных по этому поводу и высказывают сомнения в том, что Ивкин отдал такой приказ, хотя подозрения такого рода были.
По другим данным, Хохлов умер от болезни, а по третьим — расстрелян немцами.
Где тут правда, трудно сказать, опубликованные документы противоречат друг другу.
Известно лишь, что в городе действительно был оставлен для нужд подполья большой запас золота и ювелирных изделий.
Держателем «золота партии» считался секретарь горкома Тимофей Шамрыло, погибший в августе 1941 года, а судьба самого золота, которое активно разыскивали и подпольщики, и немцы, до сих пор неизвестна.
О нужде подполья в деньгах говорится во все той же мироновской докладной записке, согласно которой «было экспроприировано 10 банков, где изъято свыше 500 тысяч рублей».
По мнению украинского историка и автора готовящейся к изданию книги о киевском подполье Николая Слободянюка, вряд ли это и в самом деле были нападения на банки, скорее всего — на кассы предприятий.  
В связи с этим часто упоминается подпольщик Жорж (Георгий) Левицкий, на которого были возложены подобные «эксы». Николай Слободянюк выискал в архиве комиссии Академии наук Украины, где хранятся записи бесед с выжившими подпольщиками, свидетельство одного из них:

«Жорж Левицкий по натуре хвастун... Он являлся активным в разговорах, у него всегда были такие слова — я сделаю, я сообщу, доложу, но конкретного ничего не было.
У него были разговоры — кому бы голову сорвать.
Его сильно интересовала материальная сторона. Когда я ему дал возможность продать бочку каустика за 30 тысяч, то у него сразу появился новый костюм, новая шляпа, а курил он не махорку, а сигареты...
Причем Жоржа Левицкого я знаю по немецкой прессе, что он и еще четыре его товарища расстреляны за кражу и убийство композитора Ревуцкого».

Деньги нужны были в том числе для выкупа арестованных (иногда удавалось «выкупить» их из полиции).
Но правда и то, что далеко не все члены подполья были бессребрениками.
Что же касается убийства Ревуцкого, тому есть и другие свидетельства.
«По заданию горкома КП(б)У был убит проф. Ревуцкий за то, что выступил в киевской газете с клеветнической статьей на советскую культуру», — сообщается в мироновской докладной записке.
Кто такой профессор Ревуцкий?
В документах его называют то профессором, то композитором.
Скорее всего, речь идет о Дмитрии Ревуцком, согласно «Музыкальной энциклопедии», «одном из основоположников советского украинского музыковедения» дата и место смерти которого — декабрь 1941 года в Киеве — дают возможность для предположения, что он был убит террористической группой советского подполья, в которую входил племянник профессора Федор Ревуцкий.
Пришли домой к профессору, его застрелили, жену задушили, квартиру ограбили.

Незадолго до этого подпольный горком партии создал штаб диверсионно-подрывной деятельности во главе с членом горкома Владимиром Кудряшовым.

Почему в качестве одной из жертв выбрали автора «клеветнической статьи на советскую культуру», трудно сказать.
Возможно, с учетом того, что за убийство немца могли взять и расстрелять заложников, а ликвидация «для острастки других» украинского националиста могла остаться без реакции со стороны властей, а резонанс — большой.
Профессор был, очевидно, более легкой жертвой, чем тот же Романченко, хотя в уже цитировавшейся мною «Информации» со слов Нади Мишениной, бывшего обкомовского бухгалтера, ставшей официанткой в немецкой столовой, сообщалось «об охоте наших ребят за изменником Романченко, однако осуществлению этой задачи мешают постоянно охраняющие его гестаповцы».

Наиболее заметными членами этого штаба были упомянутый выше Жорж (Георгий) Левицкий и его боевая подруга Татьяна Маркус.
Вероятно, их тесная дружба началась в кишиневском трамвайно-троллейбусном парке, директором которого был Георгий Исаевич Левицкий, а Татьяна Иосифовна Маркус, 1921 года рождения, в 1940 году была откомандирована туда из Киева руководством Юго-Западной железной дороги, где она трудилась секретарем отдела кадров пассажирской службы.
Что за командировки могли быть у девятнадцатилетней секретарши, мне не понятно, но таковы факты.
В начале войны они оба оказались в Киеве, где по подложным документам ее прописали в частном доме (у бывшей тещи Левицкого) под фамилией Маркусидзе: была придумана легенда, что она дочь грузинского князя, расстрелянного большевиками.
То, что опубликовано о Татьяне Маркус, тоже напоминает легенду.
Будто бы 19 сентября 1941 года они с Левицким поднялись на балкон третьего этажа почтамта на Крещатике, под которым под звуки духового оркестра браво маршировали немецкие солдаты, и красавица бросила в колонну букет астр вместе с ручной гранатой.
Пишут еще о том, что, устроившись работать в офицерскую столовую официанткой, Таня подсыпала отраву в еду, и несколько офицеров погибли.
Приведу эпизод, подкрепленный доказательствами, — убийство директора пивзавода в Киеве Мироновича, как считалось, «крупного агента гестапо».
Существует как минимум два описания этого эпизода, различающиеся в деталях.
Первое — широко известное и переходящее из издания в издание, второе — пока не опубликованное свидетельство Брониславы Петрушко, недавно обнаруженное Николаем Слободянюком в одном из украинских архивов.
«Директор пивзавода приходил делать маникюр к маникюрше Жене.
Женя познакомилась с ним ближе, составила план его квартиры с указанием живущих рядом. Затем она знакомит его с Таней...
Таню красиво одели и дали ей маленький браунинг. Была договоренность — когда дело будет завершено, Таня должна подойти к окну и два раза чиркнуть спичкой, чтобы подпольщики помогли ей уйти.
Таня пришла к Мироновичу на квартиру раньше назначенного времени. На столе уже было много вина и еды.
Миронович начал нарезать хлеб, попросил ему помочь. Она подошла к нему и, когда он наклонился, выстрелила ему в затылок.
Потом Таня подала условный сигнал. Пришли подпольщики, забрали ее и документы»
«Таня Маркус была очень красивой 19-летней девушкой.
Хотя она и еврейка, но на еврейку не похожа.
Мы дали ей задание познакомиться с ним во что бы то ни стало… Мы решили, что в то время, когда он придет с работы, Таня пройдет мимо его дома и заговорит с ним или что-нибудь попросит и таким образом познакомится…
Через 5 — 10 минут после того, как он приехал домой, она пошла к нему, позвонила… и начала спрашивать другую фамилию. Он ответил, что такого здесь нет.
Как же, сказала она, у меня ведь адрес, в общем, поговорили, она начала ему глазки строить, и они познакомились.
Ну, в первый вечер ничего не вышло, а на второй она попала к нему в дом. Она была у него, кажется, два вечера, переночевала...
Переночевав у него, она… опять пришла, любезничала, они целовались, обнимались, наконец она сказала: „Что ты все играться, да играться, я кушать хочу” …
Он ответил — сию минутку.
Пошел во вторую комнату и начал готовить к столу. Она достала из сумочки пистолет, подошла к нему, он в это время резал хлеб, обняла его одной рукой, второй вынула пистолет, поднесла к нему и выстрелила прямо в висок».

Мне представляется более достоверной последняя версия событий, поскольку изложена руководителем подполья, да еще спустя недолгое время после описываемого эпизода.
Первая же приведена мною для того, чтобы увидеть, какие важные детали теряются в ходе неизбежной мифологизации истории.

Маркус знакомилась с высокопоставленными немцами, и те, натурально, начинали за нею ухаживать, тогда красавица приглашала их на свидание в места, где уже ждали подпольщики.
Приглашенных убивали, забирали оружие, форму.
Историк Илья Левитас уверяет, что благодаря Тане Маркус было уничтожено 33 фашиста, шестерых она убила лично.
В кителе последнего убитого ею немецкого офицера была оставлена записка: «Смерть немецким оккупантам! Таня Маркусидзе».
После этого девушка уже не могла оставаться в Киеве. Александр Фалько, собиравшийся вывезти Таню из города в партизанский отряд «За Родину», о своем маршруте и способе передвижения — на лодке по Днепру — написал записку.
Связную схватили, Таню арестовали.
Ей был 21 год, она выдержала пять месяцев пыток, никого не выдала и была расстреляна 29 января 1943 года, почти на полтора года пережив остальных евреев города Киева.
В 2006 году ей поставили памятник в Бабьем Яре.
Отношение подпольщиков к вопросам конспирации было довольно легкомысленным.
Были случаи, когда Ивкин созывал совещание секретарей подпольных райкомов днем в скверике около Лукьяновского базара и на виду у прохожих давал подпольщикам те или иные поручения.
Так, во всяком случае, излагается история второго киевского подполья в упомянутой мироновской докладной записке, общий вывод которой гласит: «Особо видной работы подпольные организации, созданные Ивкиным, провести не успели….
…………….
Аресты начались в мае 1942 года — таким образом, второе подполье просуществовало несколько дольше первого.
«38 дней непрерывно издевались гестаповцы над арестованными руководителями киевского подполья. <…>
Гордо, с непоколебимой верой в победу перенесли герои-коммунисты неимоверные истязания. Гитлеровцам так и не удалось выпытать у них что-либо об оставшихся на свободе подпольщиках».
Так писали советские историки.
На самом деле все обстояло не совсем так. «
Меня ожидает смерть, — писал родителям после ареста уже упоминавшийся на этих страницах член подпольного горкома Владимир Кудряшов.
— Ее я не боюсь принять, но жаль, что смерть должна поразить меня через предательство русского человека, тот, кому доверили сотни молодых сердец отдаться за народное дело.
Он оказался предателем, который предал меня и еще много товарищей, с которыми ему пришлось сталкиваться во время работы. Пусть это имя будет ненавистно вам и всем тем, кому дорога родина. Имя его Кучеренко Иван, бывший секретарь киевского обкома комсомола»

«При угрозах со стороны следователя гестапо расстрелом Кучеренко заявил следователю, что он еще не потерянный человек, молод, хочет жить и готов доказать преданность немцам.
Он в этом признался на очной ставке с Евгенией Логиновой, его связной, которая присутствовала при его допросе.
Его освободили, он потом принимал участие в засадах и арестах партийных и комсомольских работников»
В устах самого Кучеренко это выглядело следующим образом (со слов Скляренко, к которому он явился однажды вечером и «со слезами на глазах, невнятно стал просить прощенье»):
«…Он на Евбазе во время встречи со связной, которая якобы должна была принести ему листовки, был схвачен пятью гестаповцами и доставлен в гестапо на ул. Короленко, в бывшее помещение НКВД УССР.
В гестапо подвергся сильным пыткам, в результате которых он якобы был вынужден выдать несколько человек из комсомольского подполья и то только технического персонала и что он освобожден под расписку с тем, что поможет гестапо разыскать Шамрыло» (того самого, хранителя «золота партии» — еще не было известно, что он к тому моменту погиб. — Л. С.)[25]
Нет, вовсе не «технический персонал» был выдан предателем (как будто «технический» — не жалко).
Согласно справке оргинструкторского отдела ЦК КПб (У), «в мае — июне 1942 года были арестованы руководство горкома и трех райкомов партии».
Кучеренко привезли для опознания подпольщиков «при попытке ареста секретаря запасного горкома т. Бруз последний пытался застрелить предателя Кучеренко, ранив его, а затем застрелился сам».
Ивкин при аресте отстреливался, был ранен.
С тюрьмой у подполья была какая-то связь, во всяком случае, между узниками и подпольщиками шла активная переписка.
Кудряшов просил «дорогую Броню» (Брониславу Петрушко), чтобы та «со своими ребятами произвела налет на гестапо и освободила бы 3000 человек — политзаключенных и весь состав горкома партии и комсомола.
Охрана 12 человек. Налет произвести утром часа в 3 — 4».
Ивкин никаких иллюзий насчет своего будущего не испытывал и, не желая переносить пытки, просил товарищей передать ему яд.
Налета не вышло, а яд товарищи достали, но передать не успели: Ивкин умер в тюрьме (по другим сведениям — расстрелян).

     http://vashe-put.ru/semj_hohlovyh_v_kievskom_podpole.html

                                                       Второй состав киевского коммунистического подполья

Секретарем подпольного горкома КП (б) был избран тов. К. П. Ивкина.

В условиях преследований, жестокого террора, отсутствие материально-технической базы подпольный горком КП (б) под руководством товарищей Ивкина и Хохлова с ноября 1941 года развернул подпольную работу, создал актив подпольных работников при горкоме в количестве 126 человек, из них коммунистов 47 беспартийных 66, комсомольцев 13, организовал новые подпольные райкомы КП (б) - Печерский, Московский, Шевченковский, Советский, Ленинский, Дарницкий и подпольные райкомы ЛКСМУ, создал 18 подпольных партийных организаций и групп, которым систематически руководил и практическая помогал в работе.

     Подпольный горком КП (б) установил 40 конспиративных и явочных квартир, организовал подпольные примитивные типографии.

      Подпольный горком КП (б) выпустил большим тиражом антифашистские листовки и сводки Совинформбюро, которые распространялись через подпольные райкомы, а также через актив рабочих.
        При подпольном горкоме ВКП (б) под руководством тов. Кудряшова действовала истребительно-подрывной организация, производившего диверсии на железнодорожном транспорте, предприятиях, уничтожала немецких солдат, офицеров, немецко-украинских националистов.
      Активное участие в этой организации принимали товарищи Ревуцкий (член подпольного горкома), Левицкий, Сикорский, Пащенко (член Железнодорожного подпольного райкома КП (б)) и комсомолка Таня Маркус.
     Подпольным горкомом были четыре раза направлены связисты через линию фронта в ЦК КП (б) У с материалами о состоянии работы Киевской подпольной организации.
     Связисты товарищи Козак Александр и Гурская Мария выполнили задачу - перешли линию фронта и доставили материалы секретарю ЦК КП (б) У тов. Коротченко, а потом вернулись с указаниями ЦК КП (б) У.
     В свою очередь ЦК КП (б) У были направлены в подпольного горкома КП (б) У связисты товарищи Майоров, Левченко, Шейко, Сыромятникова, Родина. Таким образом, был установлен постоянную связь с ЦК КП (б) У.

В это время немецкими властями был издан приказ: «всем гражданам г. Киева, не имеющим документов, явиться в лагерь военнопленных, расположенный по ул. Керосинной (пригород). И получить документы военнопленных». Я пошел туда и получил документы военнопленного, как украинец, а не как еврей, это было примерно, 22–23 октября 1941 г.

86. І3 ДОПОВІДНОЇ ОСОБЛИВОГО ВІДДІЛУ НКВС ПІВДЕННОГО ФРОНТУ ПРО РУЙНУВАННЯ КИЄВА ПІСЛЯ ЗАЙНЯТТЯ ЙОГО НІМЦЯМИ*
19 вересня 1941 р.

“22 сентября дома на Крещатике г. Киева были заминированы, очевидно, при отступлении Красной Армии и начали взрываться. Первым взорвался дом, где расположилась военная комендатура немецкая. При взрыве было убито и ранено человек 70 немцев. Кроме комендатуры пошли взрывы по правой и левой стороне Крещатика. Были взрывы мин на Печерской школе ФЗО и взорвано колокольню в Лавре. Во время встречи вступления немцев в г. Киев 19 сентября при взрыве колокольни присутствовало много офицеров немецких из числа которых ранено и убито человек 30.

С 22 сентября начали производить повальные аресты коммунистов, чекистов, евреев без разделения. Устанавливали вышеуказанных или через свою агентуру и привлекая к этому дезертиров-украинцев...24.09.41 года было взорвано здание, где помещался магазин “Детский мир”. В этом здании разместилась немецкая комендатура. После этого было взорвано здание гостиницы “Грандотель”, где размещалось высшее немецкое командование. В течение четырех дней были взорваны здания Крещатика. Здесь немцы понесли огромные потери в высшем и старшем командном составе.
*Орфографія оригіналу збережена.
Центральний державний архівгромадських організацій України,
ф. 62, оп. 8, спр. 66, арк. 37; оп. 9, спр. 4, арк. 151 (оригінал);
Король В.Втрачене та незабуте
(Доля пам'яток церковної архітектури Київщини). —
К., 1998. - С. 75.
1. 7Петро Григоренко. В подполье можно встретить только крыс...