зарница зажглась, начертив на снегах бесприютную руну,
в дорогу снимались кочевья буранов, коней белоглазых седлая,
задумчиво тренькал под пологом тьмы инструментик двухструнный.
Недавно гремела война в райских кущах, и ангелы смерти
летали, плевались огнём и носили железные каски.
О том, как горели река и паром, о расстрелянном лете
отец мне рассказывал страшные... думалось - сказки.
Беспечное детство скакало по сопкам, к востоку от рая:
степные походы, дворовый футбол и прогулки с собакой,
а если в районе чужом заставала нас местная стая,
то это обычно кончалось неравной безбашенной дракой.
Но стук барабанов судьбы задавал сердцу новые ритмы,
и юность рванулась на волю стрелой, заскучавшей в колчане.
И мы улетали попарно, как сшитые накрепко рифмы,
на запад - поближе к местам, где апостол с ключами.
Казалось - нам всё по плечу, и пьянящее счастье свободы
искрилось в крови, золотистым напитком играя,
пока не сошлись за спиной пограничные серые воды,
и встретила просто чужая земля - ни востока, ни рая.
Смотрело спокойно на наши мытарства пустое далёкое небо,
блаженство совсем не спешило наложницей встать в изголовье.
И вдосталь хватило мне грустного воздуха, кислого хлеба,
неангельской жизни, забот беспросветных и грешной любови...
А нынче, полынью пропитанный, мягок мне войлок вечерний,
коптящие факелы тихо шипят, у исхода страстей догорая,
и алая руна зовёт, и осёдланы кони. Последнее чуя кочевье,
к востоку от рая душа моя рвётся, к востоку от рая...