Сколько себя помню, всегда весной, накануне Пасхальных праздников, мы с родителями ездили на кладбище. Убирали мусор, красили старые железные надгробия и ограды и тщательно вымывали те, что сделаны из блестящего черного гранита - могилы наших родственников.
Когда я был маленький, мама мне рассказывала:
- Вот здесь лежит твой прадед, он был учителем, как и я. Здесь - прабабушка, она хорошо пела и была медицинской сестрой, а еще прекрасно вышивала гладью и крестиком, дома я покажу тебе ее вышивки. Здесь...
Теперь я уже хорошо знаю, где чья могила, хотя многих из них видел только на старых пожелтевших фотографиях в семейном альбоме в темно-синем бархатном переплете.
Раньше я никогда не задумывался о смерти. Просто ходил между надгробиями и рассматривал фотографии. А когда научился читать, не пропускал ни одной возможности потренироваться. Я составлял знакомые буквы в слова, читая надписи на рекламных щитах, в заголовках газетных статей и даже на кладбище. Со временем я повзрослел настолько, что мог уже не только читать, но и обдумывать прочитанное. Почему-то особенно меня привораживали не имена и фамилии умерших, а цифры под ними: четыре цифры потом длинное тире и еще четыре.
- А что это за цифры? - не выдержал я однажды и спросил у отца, указывая на них пальцем.
- Первая - это дата рождения человека, а вторая - это год смерти, - пояснил он.
- А тире? – не унимался я, как всегда пытаясь выяснить все вопросы, которые меня интересуют.
- А тире, - с грустью сказал отец, - это жизнь...
- Вся жизнь уместилась в одну маленькую черточку? - усомнился я.
- В маленькую черточку, - со вздохом сказал отец с удивлением констатировав, что подобные вопросы задавались старшеклассниками в каком-то старом фильме, - да ты акселерат, детеныш!
- А что это такое?
За серьезным разговором мы даже не заметили, как к нам подошла мама. Она строго посмотрела на отца и многозначительно пожала плечами, потом протянула веник:
- Пойди, подмети опавшие листья, акселерат, хватит болтать!
А когда я отошел, что-то недовольно зашептала отцу на ухо. «Тоже мне, конспираторы! - подумал я, - а еще учат, что в коллективе невоспитанно секретничать и надо обо всем говорить вслух».
С тех пор я начал задумываться о смерти. Этот вопрос меня так волновал, что однажды не выдержал и, когда вечером мама была занята проверкой тетрадей, а отец сидел у настольной лампы с книгой в руках, решительно подошел к нему:
- Мне нужно с тобой поговорить, - сказал я и сам удивился, как по-взрослому прозвучали мои слова.
Наверное, папа тоже почувствовал это, потому что сразу закрыл книгу и положил ее на полку.
- Я тебя слушаю, - сказал он, внимательно глядя на меня.
- Пошли в спальню, это мужской разговор, - я многозначительно кивнул в сторону стола, за которым сидела мама.
- Не дурак, понял! - попробовал пошутить отец, но напряжение, повисшее в комнате, не уменьшилось.
- Что, в какую-то девочку влюбился? - немного обидевшись, сказала мама.
- Меня такие глупости не интересуют! - возмутился я и направился в спальню.
А когда мы оказались одни, сразу же перешел к делу:
- Папа, а мы все умрем?
Мне показалось, что он сначала растерялся и, желая потянуть время, тоже спросил:
- Чего это тебя волнует? Много смотришь боевиков?
- Разве я не понимаю, что там все понарошку? При чем здесь боевики?
- А при том, что там только и делают, что убивают друг друга! Повымазываются красной краской, будто кровь течет, и травмируют впечатлительную детскую психику, - сказал он.
- Это здесь ни при чем, - объяснил я, - помнишь наш разговор на кладбище?
- Вот ты о чем! Конечно, помню! Да, сынок, мы все когда-нибудь умрем. Но это не должно тебя пугать.
- А как это - умереть? - продолжал допытываться я, не обратив внимания на его последние слова.
- Не знаю, - честно признался отец и пошутил, - я еще не умирал.
Затем посерьезнел и добавил:
- Мне кажется, что естественная смерть от старости - обычное дело. Все, что рождается, рано или поздно должно умереть.
- А разве это не страшно? - я не мог прекратить наш разговор, не получив исчерпывающего ответа на вопрос, который в последнее время поглотил все мое внимание.
- Ну, как тебе объяснить? - задумался отец, то ли подбирая слова, то ли придумывая какой-то пример. - Вот, представь свой обычный день, - начал он медленно, - ты проснулся утром. У тебя много сил и планов. В течение дня ты ел, играл, работал, общался с родными и товарищами, делал еще много дел интересных и не очень. Наконец пришел вечер. Ты устал, поэтому нуждаешься в отдыхе. Твои глаза сами закрываются, и ты погружаешься в сон. Так и жизнь. Только она значительно дольше, чем день. Просто, когда долго живешь на свете, наверное, тоже устаешь. С годами сил становится меньше, досаждают болезни, поэтому человек даже рад смерти и принимает ее как награду, как возможность отдохнуть и избавиться от боли в больном старом теле.
- Так смерть - это как сон? А если я однажды вечером усну, а утром не проснусь? - от такой мысли у меня даже мурашки по спине побежали.
- Ну что ты, дурашка?! Это бывает тогда, когда человек прожил много лет и состарился. А у тебя вся жизнь впереди! - успокаивал папа.
- А как же те дети, маленькие надгробия которых ми видели на кладбище? - не унимался я.
- Бывает и такое. Но очень редко. Это случается, когда ребенок рождается больным или попадает в какую-нибудь историю. Именно поэтому мы с мамой тебя всегда предупреждаем: дорогу надо переходить только на зеленый свет и по пешеходному переходу, осторожно относиться к качелям и вообще быть внимательным. Поэтому, тут, мой дорогой, все будет зависеть от тебя самого.
Я облегченно вздохнул: с вопросом смерти мы немного разобрались, но у меня возник встречный вопрос, который я, долго не думая, и озвучил:
- Не понимаю, если мы все умрем, зачем тогда жить? Я имею в виду к чему-то стремиться, много работать? От нас все равно останется только маленькая черточка между датами рождения и смерти?
- Ну, ты даешь! - воскликнул отец. - Как это - только черточка? Ты, брат, не прав. Вот после меня, например, останешься ты, твои дети и внуки. Останутся добрые дела и поступки, мои знания, которые я передам тебе, доброе имя, надеюсь, что светлая память. Разве этого мало? Вот меня не будет, а ты придешь летом на дачу со своим сыном или дочкой, протянешь руку к абрикосине или яблоне, сорвешь сочный плод и вспомнишь, как мы вместе сажали маленькие саженцы и ухаживали за ними, а значит, вспомнишь обо мне. А ты говоришь: ничего не останется! Будешь хорошим человеком, и даже чужие люди станут вспоминать о тебе. Делай добро, и оно всегда к тебе вернется.
- Я не хочу, чтобы ты умирал! - прошептал я, почувствовав, как сжалось горло, когда представил, что отца не станет, и крепче прижался к нему.
- Успокойся, - он взъерошил мои волосы, - будем надеяться, что это произойдет очень не скоро. Ты еще успеешь вырасти и стать уважаемым самостоятельным человеком. А сейчас не будем о грустном. Пошли лучше поиграем в какую-нибудь игру!
И мы весь остаток вечера играли в шахматы, шашки, в «Чапаева». Мы так громко смеялись, что мама, в конце концов, не выдержала и присоединилась к нам.
С тех пор меня больше не волновал вопрос смерти. Я понял, что короткая черточка между двумя цифрами на надгробии содержит много счастливых и долгих лет.