Небо синее близко и влажно.
Я бессонницу в обе глазницы налью,
прогоню стекловатную жажду.
Не дремота мешала. Дремота не то.
Скажем так, что дремота болотна.
Но бессонница ляжет на плечи крестом
и под ноги - страданием плотным.
Припаду на колено. Натурщик, а всё ж
убивает порою искусство.
И в глазах потемнеет от качества рож,
от лохматой гниющей капусты.
Рты раззявлены. Не клевещи, Ероним,
не бывает такого конвоя.
"Эй! - прикрикнет художник, - Работать! Не спим!
Слышим вой. Ужасаемся вою."
Но уже пробудился летучий Енох.
И пророку Кармеля не спится.
Тихий ветер - господень полуденный вздох
ураганным огнём разъярится.
И натурщик подымет глаза в синеву,
и лицо, что массовку бесило,
он увидит так близко и столь наяву
обожжётся он собственной силой.
