читай, вдвойне бледнее трупа,
стоял у кромки океанской
и пенка мирового супа
лизала ноги. Бонапартом
себе казался неслучайно
мальчишка из колхозной Спарты.
Он был изгоем, что не тайна,
из-за того, что коротышка
на тонких кривоватых ножках
и некрасив он, как мартышка,
и неуклюж, как неотложка
на этих улицах трясучих,
а с сердцем у него херово.
Он так бы вздул соседских сучек,
не будь он Иннокентьев Вова,
короче, крах во всём и сразу,
и Ленка - о. святой Елены.
Он полюбил её - заразу,
во время прошлой перемены.
А эта чёртова *лядюха
его послала и сослала
сюда, где пяткой лупит в ухо
норд-ост смертельного закала.
Он смотрит: волны. Видит: чайки.
Смеются чайки. Пляшут волны.
Ему служить бы в Чрезвычайке,
он показал бы всем по полной.