И не видел другого выхода, моя жизнь начал крошится как песочное печенье в крепко стиснутых руках. Я долго размышлял над способом, над тем «а что после?», над тем насколько больно это. И, конечно же, над тем как будет выглядеть моё тело.
Последние два дня я нечего ни ел, и не потому что не хотел, а потому что нужно было оставить кишечник пустым, что бы потом дерьмо не плавало в воде пропитанной моей венозной кровью и не ломало всю прекрасную картину смерти.
Было ли мне страшно? Ответ — да, очень. Когда смерть рядом её боятся всё без исключения.
Итак, как вы уже смогли догадаться, всё пошло не так как мне хотелось бы, даже не так как мог бы представить человек руководствующийся логикой.
***
Я увидел свет, яркий свет, пробивающийся желтоватым телесным оттенком через мои сомкнутые веки, будто вылитый на глаза мёд. Затем чьи-то грубые пальцы раздвинули мне их, и свет маленького фонарика врезался мне в глаза, будто единственный прожектор на темном стадионе.
Вдруг кто-то, стоя у меня за спиной произнес:
— даже не знаю, сколько он здесь пролежал. Судя по виду долго. Ладно, забираем его.
Дальше меня вынули из ванны с красной водой, пронесли по коридору. С моих мертвых пальчиков стекала всё та же вода, оставляя мокрую дорожку из капелек позади нас.
Веки снова смокнулись.
Помню, как меня бросали куда-то (по большей части было слышно звук, ощущения почти не присутствовали). Чувствовал себя мешком, набитым костями и желе из моих органов и мышц, перемешавшимися в теле от частых бросков на твердую поверхность.
Нервные окончания отмерли.
Помню в следующий раз, я раскрыл глаза, когда лежал в морге. Хотя могу ошибаться, не сильно это было место похоже на морг, скорей на место оборудование под морг.
Со стены свисали наполовину отвалившиеся от влаги обои, темные пятна ползли с потолка вниз. Люминесцентные лампы со странными желтыми пятнами в форме человеческих пальцев. Одно из глазных яблок перекосилось в правую сторону, потому я мог видеть других клиентов этого места.
На койках лежали трупы исключительно молодых людей, ни одного старика, может быть не одного, с правой стороны так и было, посмотреть влево я не мог, тело моё мертво.
Вскоре было ясно, почему там подобранные люди именно такого возраста и более приличного телосложения. Это место было что-то вроде борделя для некрофилов. Чаще здесь были мужчины.
Но и дамы здесь изредка бывали, я запомнил одну хорошо, — дама сорока лет, с плоскими формами дряблой кожей и болезненным видом лица, но всегда с хорошо ухоженной прической. Она любила забавляться со мной. Пока я не стал превращаться в кожаный черный распухший мешок, из-за тепла, которое пришло со временем, я стал похож на воздушный шар заполненный жиром.
Тогда меня и решили выпотрошить. Оставив лишь кожу кости и глаза.
Вскрытие проводили двое. Они заменяли имена друг друга словом «чувак».
— слушай чувак я вот не пойму. — сказал парень с длинными каштановыми волосами закинутыми за ухо. — какого чёрта у него с глазами?
Второй посмотрел мне прямо в глаза, и кончиком ножа он повернул моё правое глазное яблоко к себе — холодная сталь с давно высохшей кровью прикоснулась к моему белку.
Мои глаза ежу давно провалились в глазницы. Потому у него это получилось не сразу, пару раз лезвие на миллиметр ныряло в стекловидное тело.
— странно очень странно, они будто живые. — Сказал парень с небольшой бородой желтоватого оттенка. — А-а, пофигу, скоро все равно выбрасывать его.
У бородатого пятна пота под мышками на цветастой рубашке. У длинноволосого конопатое лицо и глупая улыбка.
— Мы оставляем ему зубы? — спросил волосатый.
— да пусть будут.
Следующий день. На койку рядом со мной кладу девушку — сухие волосы, сухое тело, бурый оттенок кожи, у неё вертикально зашит живот, также сшиты половые губы.
Со временем приходит толстый и волосатый мужик, у него потная кожа, которой со временем елозит по её коже. Черные волосы на его животе прикасаются к её швам. Он разорвал руками швы на половых губах, и теперь тыкает туда своим дряблым потным отростком с кустом черных волос, иногда капли пота или слюны падают на лицо девушки, и стекают по щекам словно слезы. Я жалею о том, что глазное яблоко перекосилось вновь на право.
По завершению процесса он испускает из отростка сперму прямо на её лицо, затем надев хирургические перчатки, он размазывает по её дряблой груди своё семя. И еще многими способами забавится с её телом.
Случайно в процессе он ломает её ребро, а затем усмехается.
Время идет, к ней приходят еще мужчины, ком не одна и та же женщина. Как-то к девушке справа приходит молодой парень и просто целует, не подозревая, что когда-то по лицу стекло семья и потного, толстого и наверни-ка вонючего мужика.
Он обнимает её и начинает рыдать, беззвучно рыдать. Он прижимается сильнеё к девушке. Плачет. Похоже, они были знакомы при жизни, я думаю, о том: как он её нашел, по собственной воле или он один из посетителей.
На следующий день я узнаю ответ, когда тот же парень приходит, расстреляв всех живых. Он приходит с еще одной девушкой. Она в шапке, и из-под которой свисают золотистые волосы с красивыми полу кудрями. В руках у них револьверы.
Они вытаскивают оттуда тела всех, кто там лежал на койках. И решают похоронить нас.
Выкапывают яму посреди поля зеленой травы, покосившейся от ветра. По дороге я смотрю как, тусклое небо затаило в себе капли дождя. Они забрасывают нас в царство твердой земли и вечной темноты.
Когда сверху с лопаты на нас летит земля. Внезапно у меня начинают, двигается зрачки, наконец-то я могу ими управлять, но ничем другим.
Я смотрю на неё лежащую рядом, и вижу, что её глаза тоже обрели внезапную жизнь. Но черный песок падает и падает сверху.
Мы погружаемся во тьму. Потом идет дождь это чувствуется во влажной земле.
***
Странно он бесконечность спустя. Я ощущаю свой язык, правда шершавый и сухой, но язык, которым могу шевелить. Еще немного времени спустя, у меня снова есть работоспособные сухожилья, но понять каким образом я не могу. Я могу шевелить языком могу шевелить руками и ногами, правда неуклюже. Но достаточно, что выкопать себя из ямы.
У меня даже нет мышц, я не понимаю, как это всё работает, и как я думаю без своего мозга. И как мои глаза могут видеть. Но я есть.
Вытащив себя наружу, я вижу её. Кожа бледная и прозрачная, она колыхается на её костях как пиджак на вешалке. Дождь слепил вместе её серые волосы, когда-то сухие и похоже на старый веник.
Долгое время стоим и смотрим на друг друга, затем мило беседуем, знакомимся. Её зовут Джулия. Она тоже покончила жизнь самоубийством. В скорее мы узнаем, что все кто похож на нас, умерли, убив себя.
Мы смотрим на порезы на руках, и смеемся. Мы бы хотели понять кто мы. Но можем только скитаться по миру, наблюдая за живыми, иногда раздирая их плоть как кусочки тряпки, дабы питать свою плоть. Как-то Джулия говорит «забавно, но даже после смерти мы ищем смысл, и гадаем, кто нас создал, похоже на, то, что это и есть наше предназначение — размышлять».
Мне хватило силы и скорости, чтоб поймать птицу выдернуть перо, и писать её кровью. Мы могли бы стать супер-героями и помогать добрым и слабым людям. Но как нам понять кто плохой, а кто злой если, когда каждый делает и то — и другое.
Мы жутко воняем, и наши сухожилья иногда скрипят. Потому мы не можем прятаться часто рядом с живыми. Я смотрел, на знакомых, они часто обсуждают меня, особенно меня не хватает Джо. Моей собаке, ныне живущей на помойке, где в неё кидают камни, а иногда бьют ногами. Я б забрал её с нами, но боюсь, что Джулия не выдержит и убьёт её, и сиест.
Вскоре я узнаю, что её сожрали другие такие же как мы
Я смотрю на всех тех, с кем общался при жизни и понимаю. Мы нитки одной большой веревки, держащей груз этой отвратительной жизни, и, стоит порваться одной, немного тяжелей стает всем.
Джулия часто думает, свесив свои костлявые ноги с края крыши. Однажды она говорит «на некоторые вопросы нет ответа, нам нужно придумать их самим и только для себя»
Я пишу черным пером ворона, и кровью словленных сегодня птиц. Я пишу рукой, а кожа на ней похожа на перчатку немного большую размером моей кости.
Не пугайтесь когда смотрим вам в окна, мы хотим тоже смотреть телевизор, не пугайтесь, когда мы танцуем в другой комнате, слушая вашу музыку, когда без спроса берем ваши предметы, мы просто хотим чувствовать себя живыми.
Мы следим за вами, и иногда Джулия любит повторять: «в мире так много красоты, что не знаешь как любить всё и сразу, но стоит оглянуться или присмотреться, то в нем так много мерзости, что не хочется существовать вовсе».
Мы скитаемся по земле, едим и убиваем больных животных и иногда людей, мы стукаем по крышам своими костями. Мы танцуем в темноте под вашу музыку.