Дождливое утро, я сплю крепким сном.
Вдруг слышу стук в дверь, видать сапогом.
Открываю дверь, стоит Иринин чувак.
Я ему: «Заходи, коль пришел ко мне так».
Мы сели за стол, друг на друга глядя,
Со злостью в душе, беседу ведя.
Он мне говорит: «Илья, ты не прав».
Головою я киваю, ответом солгав.
После сна голова не все понимала,
И на каждую фразу наивно кивала.
Он:
«Илья, ты к девчонке моей приставал!».
Я:
«Я лишь под музыку с ней танцевал».
Он:
«Ты в темном углу с нею ласкался!».
Я:
«Это не я был, ты обознался!».
Он:
«Ты знаешь, Илья, я унижен судьбой!».
Я:
«Но не я же, Роман, тому стал виной.
Ты в девку влюбился, ошибся, пойми!
Она же язва, падаль земли.
Тварь неземная, сучья дыра!
Забудь все, что было у тебя с ней вчера.
И если обидел тебя я, прости,
Если этого мало, готовь кулаки!».
Он:
«Я затем и пришел, чтоб тебе объяснить,
Чтоб кулаками злость всю излить».
Я:
«Ну что ж, я готов! пойдем в коридор,
Надеюсь, ты выдержишь Борцовский напор?
Но так как я зла на тебя не держу,
Ударить первым тебе разрешу».
Мы вышли вдвоем проблему решить,
За стерву одну друг друга побить.
Я дал ему слово, его не тронет никто,
Может мне смело первым вдарить в лицо.
Широкую грудь, и лицо подставляю,
На первый удар ему намекаю.
Безмолвно стоял он, не спокойно дыша.
Ревностью, гневом покрыта душа.
Гвоздь ревности в жопу вонзился ему,
Вот и не сидится ему потому.
Хочет сойтись он с Иринкой опять,
Такого глупца мне трудно понять.
Рома готов был уже первым бить,
Но стали ребята мои проходить,
Я поздоровался, им руки пожал,
И каждого взглядом в институт провожал.
И как скрылся последний за белой стеной
Роман свой удар нанес мне рукой.
Из-под тишка, как подлый еврей,
Пока я смотрел на уходящих парней.
Трусливый удар, нанеся кулаком,
Отскочил от меня он легким прыжком.
И тут моя ярость пошла, понеслась,
Как будто собака с цепи сорвалась.
Ударом с ноги его пошатнул.
Ударом в лицо его оттолкнул.
Крушил его, рвал, гасил, как хотел.
От этого боя лоб мой вспотел.
К стенке прижав его, как тесто месил,
Словно бульдозер землю давил.
За ворот схватив, как щенка прижимал,
И по зубам свой кулак ему я врезал.
В глазах его видел страх, пустоту.
Надеюсь, он понял эту беду.
Вдруг сердце мое смягчилось над ним.
И я говорю: «Ну что, завершим?
Ведь ты же пассивен, в глазах твоих страх,
Еще один натиск, придет тебе крах!»
Он:
«Илья, я доволен ударом своим.
Тем первым самым, давай завершим.
Я знаю, борец ты, ты дьявол в бою,
Вторую атаку я не устою».
-
Я:
«Ну что ж, Роман, держи мою руку,
Жми ее сильно, как старому другу.
Бой проиграл ты, повержен, разбит.
Гвоздь ревности больше в тебе не зудит?
Скажи мне, несчастный, на что тебе драка?
Зачем ты рычал на меня, как собака?
Ты что, утвердиться хотел среди нас?
И решил мне поставить синяк между глаз!».
Он:
«Ты правильно мыслишь, ты верно сказал,
На драку тебя на то и позвал.
Снова с Иринкой хочу я сойтись».
Я:
«Она не стоит тебя, ты с этим смирись!
Она же в глазах наших стала изгоем,
Дорогу к себе ей скоро закроем.
Ты просто дурак, если хочешь опять
Эту девчонку вновь обнимать».
Речь свою, закончив, на него я смотрел.
Он от этих слов как будто онемел.
Стоял безмолвно, тихо, голову склонив,
Руки глубоко в карманы запустив.
После этого Роман немного оживился.
Сходил ко мне домой и быстренько помылся.
Вторично пожав руки, мы мирно разошлись.
Забыли даже то, что вместе подрались.
Ушел к себе домой он с разбитою губой,
А я же глядя в зеркало, смеялся над собой.
Долго я у зеркала смехом содрогался,
Все же от души с Романом я подрался.
9.05.2001г.