– …чтобы увидеть торчащий из-за пальмы хвост? – сказал я жене.
– Почему хвост?
– Потому что у них тоже сиеста. В такую жару все здоровые и сытые организмы... а-а-аэ. – я зевнул.
– Может все-таки поедем. Я так давно хотела… Какой ты мелкий эгоист!
Если моей жене в чем-то отказать, сразу выясняется, что именно этого она хотела с детских лет.
– Ну поезжай одна.
– Очень умно. А если меня там похитят? Убьют? Изнасилуют?
– Сомневаюсь, что это будет в таком порядке. И потом кто изнасилует – драконы?
– Аборигены!
– Легче поверить, что это сделают драконы. – пробормотал я, засыпая. – Ну кричи, если что. Я приплыву.
– Ты же не умеешь плавать.
– Да? Тем более. Давай-ка лезь ко мне под бочок. И кондишен сделай посильнее.
Последние слова ударились о захлопнутую дверь.
Я проснулся, умылся. Глянул в сомнениях на минибар. Потом еще раз. Лифт в стиле ампир вознес меня на открытую палубу. Я окунулся в плотный зной. Испытал ощущения пирога в духовке. Остров Комодо напоминал умело отфотошопленный снимок. Складчатые холмы в оттенках зеленого казались мягкими, будто кто-то накрыл их гигантским вельветовым халатом. Над холмами зависли комкастые подушки облаков. Внизу примостилась деревня: узкие лодки, хижины на сваях. Вода слепила как фольга. Возвращаться в каюту за темными очками не хотелось. Потрогав нос, я убедился, что очки на месте.
Малочисленные туристы изнывали в шезлонгах. Другие насиловали фото и видео технику. Ногастая шатенка, опасно перегнувшись за борт, выцеливала что-то тяжелым, словно гиря, Кэноном. Я залюбовался аккуратной, обтянутой шортами попой. Симпатяга... – думал я, – и ведь какой-то охламон живет с ней. Спит, трогает, целует каждый день.
Уступая соблазну, я бесшумно приблизился, изготовил ладонь.
– Не вздумай. – твердо сказала жена (она меня чувствует спиной). – Люди кругом.
– А так? – я протиснул руку в задний карман и легонько ущипнул.
– Отстань немедленно.
– Не отстану, пока не скажешь «ой».
– Ой. Вон смотри, к нам местные приплыли.
Далеко внизу белели три лодки. Темнокожие, худые люди в цветных рубахах что-то кричали из них. Я разобрал «сувенир» и «мани». Туристы с нижней палубы махали в ответ. Сочетание белого, черного и цветного на искристо-зеленом манило палубных фотографов. Там и сям раздавалось «кржжик», «кржжик»…
– Подростки что-ли? – спросил я жену. – Дай посмотреть.
Набросив на шею ремень Кэнона, я навел резкость. И увидел в руках туземцев черные фигурки ящериц или змей. Или – скорее всего – местных драконов. Возраста островитян я не понял. Не помогла даже японская линза (цену забыть!). Интервал от пятнадцати до восьмидесяти. Один выглядел тинэйджером, у которого по недоразумению отросла седая борода. И еще я не понял, как они, собираются торговать. Даже если кто-то захочет купить их «сувенир». Мне стало грустно. Я сказал жене:
– Может пойдем в бар, а? Выпьем чего-нибудь освежающего...
– Типа двойной водки? – в ответе звучал сарказм.
– Зачем сразу водки? Можно взять бренди. Хотя оно дороже.
– Он.
– Что?
– Не пойду.
– Почему?
– Потому. Они тебя издалека узнают и наливают двойной Смирнов. И улыбаются, подлецы. Меня от их улыбочек тошнит. И здесь успел прославиться. Алкаш несчастный.
Видимо, она все еще сердилась из-за драконов. Я хотел произнести какую-нибудь бяку, но силы вдруг оставили меня. С женой хорошо ругаться в кондиционированном помещении. Допустим, в прохладном баре... На сорокаградусной жаре это дохлый номер.
– Против слова «несчастный» решительно возражаю, – сказал я. – А халдеи... Знаешь, это у них фишка такая рабочая. Узнавание клиента. Профессион де фуа.
– Оставь свой треп. Неси мне шампанского за столик, а сам пей, что хочешь.
Устроившись у окна, мы наблюдали возвращение последних экскурсантов. Их доставляли на борт спасательные шлюпки похожие на батискафы. Навстречу двинулись лодки туземцев. Безо всякого желания, я переместился в одну из них. В скучный, нищий быт рыбацкой деревни. В неизменность лиц, зноя, вони, изнурительной работы, средневековых удобств типа дырки в полу. А шансов выбраться из этого дерьма – ноль.
И три раза в год приходит белый корабль.
Иной, недоступный мир, где смех, чистота и холодные коктейли. Туда нельзя попасть, но можно хотя бы рассмотреть его вблизи. Вот зачем они плывут. Не торговать – смотреть.
В сумерках, когда небо становится фиолетовым, а облака тянутся вдоль горизонта мохнатым зверьем – корабль исчезает. Уходит другая жизнь, стихает музыка, теряются в бездне огни… Кто-то уезжает. Другие остаются. Я был по обе стороны этой воды. Их чувства мне знакомы. Вернее, это уже давно одно чувство, только понять его я не могу.
Предпоследний раз я испытал его в России, зимой 2003-го. После долгих лет эмиграции родина казалась нам чужой и страшной. Неприятности начались сразу – на таможне. Невыспавшаяся садистка в униформе выбрала жертвами дня именно нас. Лица ее не помню, что-то мелкое, острое. Нам приказали снять очки. Потом надеть очки. Отойти подальше. Вернуться.
– Все равно не похожа. – сказала униформа моей жене. – Девушка, это не вы на фотографии.
– А так? – Марина зубасто улыбнулась.
– Чемодан откройте.
Затем таможенница брезгливо перебирала наши вещи. Не забывая спрашивать всякие глупости. Например, кто укладывал чемодан? Употребляем ли мы наркотики? Зачем эмигрировали? (Чтобы долго не видеть таких как ты, идиотка.)
Я нетерпеливо ждал, когда отыщется пакет моих грязных носков. Воспринимал ситуацию без драматизма. Теплый прием отечества не застал меня врасплох. В самолете я трижды заказывал виски и успел морально подготовиться.
А вот за жену я беспокоился. У нее на хамство скверная реакция. Вполне может сказать, что наркотики забыла дома, а танк в гараже. Помню, в Афинах нас долго валандали любопытные греки. Куда-откуда-почему? Где собираетесь остановиться?.. К нам вообще часто пристают, особенно к Марине. Приятно мучить красивую женщину на законных основаниях. Спрашивают ее:
– Тут написано, род занятий – исследователь. В какой области исследования?
– В области химии. – говорит жена. (Я понял, что ее накрыло.)
– А точнее?
– Синтез изотопов полония.
Греки не поняли шутку. Точнее, поняли в обратном смысле. Трясли до последних шнурков. А это даже не Греция, – телепатирую ей, – молчи и кивай головой. И все обойдется.
Обошлось. Позже знающие люди объяснили мне, что у нас банально вымогали деньги. А мы, лопухи, не поняли. Допустим, но как прикажете совать? Ведь полно же народа...
В такси мы честно шарили по сидениям, искали ремни безопасности.
– Извините, а как тут у вас пристегнуться? – не выдержала Марина.
– А никак, – весело откликнулся таксист, – да вы не переживайте, ехать быстро все равно нельзя. Дорога на букву хэ – заносы, гололед... – он свернул на трассу и выжал стольник. – Но… где чисто можно и прибавить.
Стрелка двинулась к отметке 120. Белые змейки на стекле понеслись горизонтально.
– Мы вообще-то не спешим. – сказал я.
Таксист включил радио. Салон заполнил бойкий рэп на новогоднюю тему. Мне понравилось. Спрашиваю:
– Это кто поет?
Он глянул так, будто я интересуюсь его полом.
– Дискотека Авария.
– А, – говорю, – ну да.
В день нашего прилета случился тридцатиградусный мороз. Сразу выяснилось, что одеты мы неподходяще. Кожаные пальто твердели за секунды так, что могли отломиться рукава. Родственники выдали нам какие-то древние зипуны из кладовок. Зять одолжил валенки и старую менингитку. Она закрывала мне уши и глаза. Никакого юмора, просто у него голова большая. Жене досталась тещина шаль.
Одевшись такими чучелами, мы ходили по дворам юности и навещали знакомых. Ноги застревали в снегу, лица ошкуривала вьюга. Встречные подозрительно оглядывали нас. А я смотрел на них и думал. О том, что в тещиной квартире лежат два синих паспорта и обратные билеты. От этой мысли хотелось немедленно бежать туда – проверить. Убедиться, что билеты на месте, а не исчезли, как в моих ночных кошмарах. И через три недели мы взаправду улетим домой. В безмятежный край умытых газонов и цветов, не помнящих времени года. Мы улетим, а эти несчастные останутся.
Я не чувствовал радости или жалости к ним. Скорее – невкусный коктейль из тревоги и досады. Ведь каждый из них был чуточку мной. Вернее, я был немного ими. Эту разодранность я узнал много лет назад, провожая друзей в Шереметьеве-2. Я одновременно улетал и оставался. Я понял: эта страна – как вредная привычка. Ее можно бросить на время или даже насовсем. Но полностью избавиться, забыть – нельзя. Не помогут ее хамство, жлобство, грязные подъезды и бездомные коты.
Количество уличных друзей человека шокировало нас. Как-то зашли в банк по делам и увидели тяжелую сцену. Небольшой меховой кот старался проскользнуть в дверь. Вблизи оказалось, что это не толстый мех, а шубка его обросла инеем. К несчастью, сразу на входе был обменный пункт. Охранник ловил беднягу и выбрасывал на холод. Чем не занятие для взрослого мужика?
– Дали бы погреться, – сказала ему Марина. – ведь замерзнет на улице!
– Убежит в здание, и хрен потом его отловишь. – ответил мужик. – Оно мне надо? Если такая сердобольная, забирай домой.
У мамы две кошки. У тещи аллергия... Делать нечего, погладили, отломили сыра (мы из гастронома шли). Кот вздохнул и начал есть.
Перед новым годом заскочил я в минимаркет купить вкусноты к ужину. Очередь – пять человек, встал. Тут звякает дверь. И заходят два конкретных пацана. Ряхи мясные, глаза пьяные, наглые. Сразу командуют:
– Эй, девушка! Нам литр водки самой лучшей, блок Мальборо и пива... У тебя Балтика есть номер семь?
– Есть...
– Десять бутылок. И поживей – мы торопимся!
Продавщица засуетилась. Очередь съежилась, молчит. И я молчу, а что тут скажешь? Это наша родина, сынок.
Через день пошли с Мариной на каток. Захотелось покататься, вспомнить молодость. Мы оба в детстве хорошо катались. В прокате коньков нам заявляют:
– Паспорта.
– Что?
– Паспорта оставляем в залог.
Мы давно забыли, что в этом государстве без аусвайса ни шагу.
– Возьмите, – говорим, – деньги. Хоть двойной тариф.
– Не положено.
Ушли ни с чем. Гадали, как бы служители восприняли наши географические новости, если бы мы сдуру дали им паспорта...
Нет, были в этой поездке и хорошие моменты. Теплые моменты. Встречи с друзьями, застолья, гитара, нетрезвые объятия… Друзья мои почти не изменились. Отрастили животы, купили новые зубы... Расспрашивали в основном о ценах: на машины, квартиры, дома, а также на еду, алкоголь и сигареты. Но более всего интересовались моей зарплатой. И сколько это будет в американских долларах. Затем следовал радостный вывод – что они тут имеют намного больше. И нефигa было ехать в такую даль. Проставляться, однако, заставили меня. Никто из богатеев в долю не вошел.
– Ты у нас сегодня вроде именинника. – пояснил Юденич.
– Тогда где подарки?
– Как где? А мы?!
Один Ваня принес Хеннесси и банку икры. Он пустым в гости не ходит.
Самым романтичным оказался Миша Захаров.
– Колись, хоть одну негритянку трахнул? – спросил пьяненький Миша.
– При чем тут негритянки?
– Ну эту, блин, как ее... метиску!
– Он хочет сказать майорку. – вставил Юденич.
– Точно!
– Нет.
– Нет??
– Нет.
– Ну ты болван. Это ж самое главное! Ладно, щас мы это исправим. Я щас кое-куда позвоню, и через двадцать минут здесь будет негритянка. Или две. Всё по теме, черные как грязь, без обмана.
– Оставь, Миш, не дури. – сказал я.
– Не ссы, это бесплатно. У меня там неограниченный кредит. И с медициной у них порядок... – он достал мобильник.
– Не, – я обнял его за плечи, – ты мне больше нравишься, противный.
Начали гулять у Юденича, затем двинулись к Юре Евсейкину. Юра заманил на леща, жареного в сметане. Возвращались с Эдиком ночью в темной маршрутке. Мой лучший школьный друг был странно задумчив и тих. Наверное понимал, что больше мы не увидимся. Или просто заснул.
«Клик-клик-клик». Это Марина щелкает пальцами у меня перед носом.
– Опять я с воздухом разговариваю?
– Нет, я отлично тебя слышал.
– И что я сказала?
– Что сзади болтают о последней экскурсии. И драконов прекрасно видели. – я обернулся. – Когда ты успела овладеть итальянским?
– Пока ты забывал русский. Сзади – это за мной, а не за тобой.
– А, вон те... И что они говорят?
– Что драконы были как на ладони.
Тут я внезапно пожалел, что мы не съездили на остров. Какая глупость! Когда еще здесь будем...
– Ну… что же, хороший повод вернуться. – сказал я.
– Это не спасет тебя от наказания. За свой оголтелый эгоизм ты... – Марина выдержала паузу.
Я с горечью вспомнил ценники местного ювелирного бутика.
– За свой эгоизм ты... Принесешь мне десерт. Да. Сегодня я ем десерт – яблочный торт. С мороженым.
По дороге за десертом, я, кажется, улыбался. Несколько встречных удивленно сказали «хелло».
* * *
Следующим утром мы достигли Бали. Выбранная экскурсия обещала «реальный Бали – без туристического лоска». Отлично – солнечных зонтов и пальм мы видели навалом. Можно сказать, под ними живем. Нас долго везли поселком городского типа. Точнее, городом поселкового – местами неопрятным и ветхим. Тротуары и пешеходы отсутствовали. Большинство жителей передвигалось на мопедах, создавая избыток треска, пыли и бензиновой вони. Правил движения я не заметил. На узкой дороге это требовало от нашего водителя большой ловкости. А от пассажиров – цепкости.
Гид тем временем истязал нас квази-английским. Я понял только одно, что вон тот белый дом на холме – это резиденция консула или губернатора. Остальные дома выглядели как более-менее устойчивые сараи. Мне неловко говорить это, но они выглядели именно так. Двухэтажные, оба этажа открыты на улицу. На первом – магазинчики, гаражи, кустарные лавки. Второй – жилой: я разглядел сидящих и полулежащих людей. Тут же, под кронами пальм резвились обезьяны.
Наконец показался Водный Дворец – главная цель экскурсии. Дворец мне сразу понравился – тихое, не-туристическое место. Половина автобуса осталась слушать гида, другая разбрелась по территории. Мы ушли дальше всех – с прекрасным надо общаться без лишних звуков и тел. Какая собственно разница, кто построил дворец, когда и зачем? Я лучше них это придумаю. Тут было озеро или пруд размером где-то с два футбольных поля. Лотосы, кувшинки, они и сейчас здесь... Мокрый, густой запах цветов, подгнившей стоячей воды... Фрагменты джунглей, рисовые поля до горизонта и одинокая, будто нарисованная, гора.
Затем владельцу надоело молиться на берегу. Кайфее же прямо на воде. Над озером повисли изящные каменные мостки. Выросли многорукие статуи, замурчали фонтаны. В перекрестиях мостков возникли фигурные беседки с загнутыми по-восточному крышами. В каждой сидит золотой Будда, а в центральной, самой большой – трое. Причем как-то сразу видно, что это не музей. Что люди здесь действительно отправляют свои, так сказать, религиозные нужды.
Размышляя об этом и беседуя, мы едва не упустили время отъезда. А так не хотелось спешить… Вдобавок обоим приспичило в туалет. И этот туалет меня сразил.
Настолько, что я сомневаюсь, правда ли видел его. Вообще меня непросто удивить... Ладно. Значит, там из стены выдавались две бетонные... емкости кубической формы. Одна чуть повыше другой, заполнены водой на треть. В обе по стене текли ручейки. И все. Нет, еще запах. Бумага, кран, мыло отсутствовали. Логика подсказала, что мочиться следует в низкую. Но как мыть руки? Неужто опускать... вот туда? Нет, обойдусь. Застегиваюсь и думаю, а что если надо по-большому? Как, например, смывать? А если нескольким сразу?..
Жена туда зашла и сразу вышла. Терпела, бедная, до каюты.
* * *
Незадолго до рассвета в мой сон проник какой-то шум. Затем он распался на тяжелый лязг, стук неведомых механизмов и пароходные гудки. Мы вышли на балкон и увидели порт Семаранг. Силуэты погрузочных машин напоминали гигантских комаров. Светало, но в порту еще горели огни. Он казался нарядным и живым. Акватория кишела судами разных форм и величин. Наш корабль осторожно парковался, то есть швартовался, стараясь никого не задавить. Слева бесшумно выплыл трехпалубный паром набитый людьми. Они глазели на нас снизу вверх. Тут я вспомнил, что на мне застиранные спальные трусы и быстро удалился.
На выходе из порта нашу группу окружила толпа ангелоподобных детей в ярких фольклорных костюмчиках. Они смотрелись как артисты. Трое женщин стояли поодаль. Дети тянули нам открытки с видами Индонезии, повторяя «доллар» и «сувенир». Я сунулся в карман и вспомнил, что бумажника там нет. Экскурсантам настойчиво советовали оставить деньги на борту и с местными в контакты не вступать. До сих пор неприятно, как эти дети смотрели. Глаза будто черные камешки. А мы им ничего не дали.
Но уже торопили к автобусу. Нас ждала «Паровозная экскурсия: деревни и плантации. Исторические поселения Амбарава и Тунтанг, а также музей локомотивов». Города мы не видели. Заехали в два новых храма: белые пилястры, червленые крыши, статуи, избыток позолоты. Все это стало чуть надоедать. Автобус остановился на холме. К железной дороге мы спускались пешком. Вдруг пошел дождь, теплый и редкий, будто сверху неплотно закрыли душ. Японцы мигом завернулись в целлофан, остальные получили удовольствие.
Состав из паровоза и трех вагонов напоминал музейный экспонат. Когда-то он возил рабочих на поля и стройки. Мы заняли жесткие деревянные сиденья. Сдвинули вниз упрямые окна. Паровоз оглушительно взвизгнул – туристы подпрыгнули. Затем еще и еще раз. После четвертого визга кашлянул ядовитым дымом и, наконец, тронулся.
Мимо двинулся хаос тропического леса. Сырые ветки полезли в окна. Хрипло, словно пьяные бомжи, заорали попугаи. Затем джунгли отстали, появились неказистые хатки, изгороди, белье на веревках. Редкие дома побогаче, окрашенные в смелые цвета вроде малинового с зеленым. И снова лес, а за ним опять шлагбаумы, хижины, собаки, пацаны на великах, куры, огороды, штакетники, белье... Женщины с детьми на руках и подле… Щелчки и вспышки в темноте вагона. Группа подростков, один неприлично вытянул средний палец. Бабушка, морщинистая как сухофрукт, чуть подняв руку, улыбается…
Незаметно деревни сменились зеркальной мозаикой рисовых полей, гаражами, мопедами, косяками лодок. В полях, залитых водой, густо торчали шесты. Кое-где трудились люди в конических панамах. Возились в лодках, толкали перед собой нечто похожее на мини-комбайны. Жена сфотографировала одного из них. Человек, стоя по колено в воде, обернулся к поезду и махнул рукой.
В каюте мы увеличили снимок. Оказалось, что крестьянин широко улыбается, притом зубов у него спереди два или три. Я снова задумался о ненужном. О том, например, что вот кто-то работает на солнцепеке, по колено в грязной жиже. И ничего, доволен. А я сижу в прохладном офисе и ною от усталости. И зубы мои все на месте, даже которых не видно (цену не вспоминать!). Однако, я не улыбаюсь этими зубами кому попало. Только жене и зеркалу, вроде бы это психотерапевтично. Зайду утром в ванную, оскалюсь и говорю: «Ну что, морда? Будем жить дальше?..»
Зачем он улыбается бездельникам-туристам? Чему радуется? Я тоскую, а он, понимаешь, радуется. Чему в его жизни вообще можно радоваться? Или он прав, и надо улыбаться всем подряд? Легко сказать. Например, когда я вижу двадцатилетних сопляков на шикарной яхте, меня вовсе не тянет им улыбаться. А тянет, напротив, шмальнуть в них из гранатомета. Потом закурить и сказать: «Да… Высоко нынче яхты летают». Господи, о чем я думаю? Нет, хватит таких экскурсий. Лучше с туристическим лоском. А то мысли приходят неудобные, даже вредные. Заскочит в голову и хрен ее потом отловишь, как мужик того Васятку. Oно мне надо? Ладно хоть выручил Сингапур, где мы покинули корабль и жили четыре дня. Потому что это город без контрастов: там везде хорошо. Но о нем – другая песня.
