Стоя перед зеркалом в одних трусах, я соскабливал со щек остатки щетины. Друзья советовали оставить бороду – дескать, придает мне мужественности, но я эти предложения отмел. Я и так отнюдь не женственно выгляжу, а заросли на фейсе только раздражают. Пару секунд я раздумывал, не оставить ли эспаньолку, а-ля испанский гранд, но решил и ее убрать к чертовой бабушке. Ну вот, порядок! Из зеркала на меня глядит симпатичный тридцатипятилетний мужчина, а не помесь партизана с Фиделем Кастро. Ура, товарищи, как говорил лысый пролетарский вождь. Так, теперь легкий завтрак и – обдумываем, что говорить ожидаемому через час корреспонденту. И чего не будем, тоже обдумываем. А то еще понапишет лишнего, знаю я своих бывших коллег! Одному такому дали задание написать о борьбе со СПИДом и отправили в соответствующее учреждение. Главврача, как на грех не оказалось на месте, так этот ушлепок переписал с двери фамилию и погнал отсебятину. Так что теперь любую статью о медицине нужно согласовывать с Минздравом. Знал бы фамилию журналюги, лично натянул бы ему дупу на уши! Я ж сам долгое время писал именно о медицине, пока не подался в писатели. Как ни странно, у меня получилось и сегодня я впервые буду не брать интервью, а давать. Как говорил мой последний главред, оказался по другую сторону диктофона. Причем, тогда, когда уже приготовился ставить крест на какой бы то ни было светской карьере. Почему светской? Да потому, что последний пяток лет я провел не где-нибудь, а в монастыре. Жил бы там и дальше, скрипя зубами и шепотом матерясь (а то услышит батюшка, да епитимью наложит, ибо сие есть грех), но рукопись, тайком отправленная мной в несколько издательств, неожиданно «выстрелила». В смысле, была принята к изданию. Более того, ушлые издательские пиарщики начали вовсю делать из меня брэнд. Вот и турнули меня из монастыря с шумом. Этот момент нужно будет как-нибудь обойти в интервью. Типа, ушел сам. Хм… журналюга спросит, почему ушел. Ну, это не вопрос. Ивана Охлобыстина aka отца Иоанна, тоже попросили выбрать между мирской и духовной карьерами. Или он сам ушел, не помню точно. Но если уж человек, сознательно поступавший в семинарию, решил расстаться с церковью, то мне и вовсе сам бог велел. Я ведь и попал-то в монастырь просто от безысходности. Представьте себе: двадцать девять лет, ни нормальной работы, ни денег, ни семьи (как следствие). Плюс почти ежедневный вынос мозга родственниками. Помню свое удивление и обиду, когда однажды узнал про себя, что удобно устроился на родительской шее. Ага, удобно, просто рай земной! Всю жизнь я мечтал быть иждивенцем и сгорать со стыда, когда беру у родителей на проезд до очередного кадрового агентства…
За всеми этими мыслями я не заметил, как сделал пяток бутербродов, три с ветчиной и два – с копченой грудинкой. После монастырской постно-благочестивой еды, рот моментально наполнился слюной, а желудок плотоядно заурчал. Нет, как хотите, а вонзить зубы в пахнущее ольховым дымом жирное мясо – это блаженство. На какое-то время все мысли о предстоящем интервью отступили, и я просто ловил кайф. Вот он, рай-то где! Какой там, к черту, грех чревоугодия? Какая сволочь придумала, что поглощать вкусную пищу – грешно, а мучить себя вегетарианством – свято? Да каждый проглоченный кусок этого бутерброда дает мне больше любви к ближнему своему, чем все мое монастырское служение. Теперь еще чашку крепкого чая и я в нирване, честное слово! Однако, заканчиваем отвлеченные размышления, журналист, как бишь его, наверно, уже на подходе. Итак, я остановился на безысходности. Действительно, по-другому это не назовешь. Иногда, в промежутках между разговорами о моей безработности, родители заводили разговор об отсутствии у меня семьи. Чем доводили меня до белого каления. Кому она, блин, нужна: мне или им?! Складывалось ощущение, что предков этот вопрос беспокоит куда больше. Я же никакой потребности в этом не ощущал, а посему подобные беседы повторялись с завидной регулярностью. Самое интересное, когда я познакомился с девушкой, которую люблю по сей день, эти беседы никуда не исчезли. Сменились только акценты. Дескать, хорошо устроился: девушка есть, а внуков у нас нет. И, вообще, уселся на шее…
Очередной кусок бутерброда, запитый крепчайшим чаем, сбил раздражение. Что-то я зациклился на претензиях, а это не дело. Другое дело, что они (претензии) всерьез поставили передо мной вопрос отделения от родителей. Был момент, когда я всерьез хотел податься в бомжи, лишь бы мозг не трепали. Да что там бомжи! Меня от самоубийства спасло только то, что не было денег на хорошую веревку. Про мыло я уж не думал. Мылят веревку только те, кто ни черта не знает о повешении. Смерть должна наступить не от удушения, как полагают многие, а от перелома шеи под весом тела. То есть, высота виселицы и длина веревки должны быть подобраны так, чтобы будущий труп успел набрать скорость в падении… ну вот, опять не туда меня понесло. В общем, с суицидом у меня не сложилось. Вместо этого я вдруг ударился в писательство. Кстати, рекомендую всем, кого задолбала печальная реальность. Свое фентези я писал без малого два года, а потом еще месяц «вылизывал» рукопись, исправляя огрехи. Закончил бы и раньше, если бы не периодические рецидивы возмущения у моих домашних. Про них, кстати, тоже умолчим, чего сор из избы тащить? Короче, решим так: отослал рукопись в издательство и – ни слуху о ней, ни духу. А это ж сколько труда вложено, вы только представьте, товарищ корреспондент. Ну, вы меня понимаете, сами работник пера! Вот и решил я, с психу великого, мстительно удалиться в тишь обители. Дабы в труде и молитве постичь и уразуметь… короче, найду, какого сорта лапшу повесить на уши экс-коллеге. На самом-то деле все просто: ДОСТАЛИ! Да и интересно было, как там, в монастыре? А третья причина – это то, что хотелось кардинально сменить обстановку. Поэтому в один прекрасный вечер я сложил в сумку смену белья, добыл из заначки стодолларовую купюру и поехал. Уже в пути отправил СМС матери и своей девушке, что жив-здоров и намерен пребывать в этом состоянии и далее. А посему домой не вернусь. А через пару часов уже стучался в монастырские ворота. Открывшему мне послушнику я выдал что-то вроде «дайте воды напиться, а то так есть хочется…». Меня пустили, накормили и предоставили комнатку в какой-то пристройке для паломников. А за ужином я ненавязчиво поинтересовался, как бы зависнуть в обители на подольше. Оказалось, что вовсе не так уж трудно. Оказывается, кроме монашеской братии в монастыре есть и вольнонаемные рабочие, называемые «трудниками». Так что, ежели я хочу, то могу стать таким же наемником. Особенно братию прельстило то, что я много лет проработал в СМИ. В монастыре издавался листок с предсказуемым названием «Светоч». Печатались в нем заметки о жизни монастыря, новости Русской православной церкви и консультации по богословским вопросам. Первые несколько месяцев мне натурально пришлось попотеть: попробуй ответить на вопрос неофита, что есть "омофор" и что он знаменует. Так что, мне пришлось перелопатить чуть ли не всю монастырскую либерею. Это у братвы во Христе так библиотека обзывалась. А потом выяснилось, что в обители есть интернет и дело пошло проще. В кельях, конечно, выхода в Сеть не было, но административная верхушка вовсю юзала электронную почту и прочие цивильные блага. Правда, брат сисадмин закрыл доступ к большинству ресурсов, но защита была довольно дубовой. А у меня в сумке завалялась флешка с… впрочем, об этом умолчим. А расскажем мы о моих беседах с новообретенными братьями. Точнее, даже не беседах: я просто ненавязчиво интересовался, кто как пришел в монастырь. Пока мне это не наскучило, потому, что истории были как под копирку списаны с моей. Даже вспомнилась глупая частушка:
Рыбка плавает в томате,
Ей в томате хорошо.
Только я, ядрена матерь,
Места в жизни не нашел.
Нетипичным оказался лишь один случай, да и то, узнал я о нем чисто случайно. Редактирование «Светоча» занимало не очень много времени, а свободное я проводил в монастырской кузнице. Кузнец, здоровенный лоб, цыганистого вида, сначала глядел на меня исподлобья, но потом, видя мой интерес к его работе, мало-помалу разговорился. И отец, и дед брата Афанасия были мастерами художественной ковки, передавшими секреты мастерства сыну и внуку. От них же парнишка унаследовал и талант художника. Но применения своим способностям в мирской жизни не оказалось. Кузнецы работали либо на заводах, где ни о каком творчестве речи не шло, либо ковали оконные решетки по каталогам. Одно и то же изо дня в день.
– Не поверишь, брат Вячеслав, – рассказывал бородач, – стоишь перед газовым горном, клепаешь арматуру гидравлическим молотом, а перед глазами стоит наш двор, кузница полутемная… даже запах угля как будто чувствуется. Отпахал года три на решетках и решил послать всех и вся. А куда подашься? Вот, сюда ноги принесли, душой тут отдыхаю, хоть и работа тяжелая. И, слушай, чего скажу… ты бы с Никитой поосторожнее был, а то введет во грех. Не хотел бы говорить за спиной плохо, да предостеречь тебя – богоугодно.
И рассказал такое, что я натурально обалдел. Брату Никите крупно не повезло родиться гермафродитом. До поры, до времени этого никто не замечал, да и сам он не особо парился по этому поводу. Рос мальчик болезненным, поэтому родители не рисковали определять его в садик. Сравнить свою анатомию было не с чем, поэтому он искренне полагал, что у всех есть и этот вот стручок, и маленькая впадинка ниже. А позже появились и еле заметные округлости на груди, которые было так приятно гладить, покручивая соски пальцами. К тому моменту мальчик (он осознавал себя именно им) уже кое-что знал о межгендерных различиях и перед ним встал вопрос: «Кто же я?». По невеликому жизненному опыту выходило, что мужчина. И тринадцатилетний Андрюша решил это проверить. Помогла ему в этом соседка-ровесница, помогавшая с математикой, физикой и прочим. Эксперимент затянулся и обеспокоенные родители девчонки, невесть почему, заглянули в окно. А дальше был вызов участкового, задержание, суд и отправка в колонию с позорной статьей. Скрыть грех от сокамерников не удалось и парнишка вдоволь хлебнул жизни «обиженного». Но она-то и помогла ему осознать: он – ЖЕНЩИНА! Отсидев, Андрюша, уже привычно откликавшийся на Ангелину, хлебнул еще больше. На работу экс-«петуха» никто не брал, родители принялись помыкать «этим уродом», и он оказался на паперти. Несколько месяцев простоял с протянутой рукой, пока сердобольная старушка не посоветовала уйти в монастырь. Где гермафродит и прижился в качестве повара. Готовил он, действительно, классно! Даже ненавидимая мной овсяная каша могла стать в его руках кулинарным шедевром. А еще лучше удавался ему отварной рис с овощной подливой. Этот рецепт подкинул ему я, отчего Андрей, принявший в монастыре имя Никиты, враз подружился со мной и, если не был занят на кухне, терся неподалеку от меня. Иногда я ловил на себе его взгляд, чему не придавал значения. А оно, оказывается вон как! сложнием меня бог не обидел, спортзал я посещал в свое время – чем не объект грез для «нечто» с двумя наборами половых признаков? Исполать тебе, брат Афанасий, что предостерег! Так я и сказал кузнецу.
– Да не за что! А то я смотрю, что привечаешь ты Никиту. Оно и неплохо, но как бы худого не вышло. Слухи ходят, что кое-кто из братьев потихоньку пользует нашего повара…
В это охотно верилось. Монастырь – та же зона, но, так сказать, с противоположным знаком. Или нет, не так: и там, и там, собираются отбросы общества(прости Господи за богохульство, но так уж сложилось). Только в первом случае отбросы игнорируют общественные устои, а во втором общество игнорирует тех, кто не смог занять место в нем. Экую я сентенцию вывел! Ай да Слава, ай да сукин сын! А с Никитой-Андреем я поговорил в тот же день, объяснив, что рассчитывать на меня в интимном плане не стоит. Сказал и тут же пожалел: парнишка готов был сквозь землю провалиться, так что пришлось еще и успокаивать его. Дескать, не твоя вина, что ты таким родился, а больше напирал на его поварские способности. Ведь талант пропадает! Ему бы подучиться, получить корочку или бумажку с печатью и готов шеф-повар для хорошего ресторана. Вот такую историю и скормим борзописцу, как он там представился? Ну и в качестве заключительного аккорда, расскажу, как я расстался с монастырем. Тут уж и вообще все просто. Как я говорил выше, еще до визита в монастырь, я разослал рукопись фэнтези-романа по издательствам. А уже в обители взломал защиту от мирских сайтов. Как я уже говорил, на флешке у меня было чем это сделать Только потому и узнал, что моя книга принята в печать. Брат сисадмин, конечно заметил взлом и пригрозил настучать на меня настоятелю. В ответ я поинтересовался, с какого перепуга брат мой так часто заскакивает на кухню поздним вечером? Объедки тырить или еще что? И сисоп сдулся. А дальше было дело техники: сказал настоятелю, что и рад бы постричься, да вот закавыка, не достиг еще нужной степени просветления. И молитвы знаю через пень-колоду. Я ж трудник, а не монах! В общем, выпросил себе год на подготовку, на остатки своих сбережений вернулся в столицу, скоро поеду на какую-то там «маевку» с молодыми авторами в издательство.
Едва я успел прожевать остаток последнего бутерброда с салом, как в дверь позвонили. Пунктуален коллега, однако. Ну что ж, пойдем встречать…