Сама Либерте вместе с ЭгалитЕ,
Как мОралитЕ на подмостках столетий.
На шее – распятье поверх декольте.
Кричит на прохожих державно и чадно,
"Покайся, – взывает, – заблудший народ!",
И мрачно взирает под челкою чалой,
Как вождь, как трибун, как диктатор Нерон.
Орлами взлетают подвижницы вежды,
И сполохи молний в зеницах горят.
"Все видит Господь! Нет прощенья, невежды!
Молитесь! Вступайте в Христовый отряд!".
Когда эта дщерь на минуточку смолкла,
Старушка у церкви сказала: "Крута!
Скажи-ка, не ты ли была комсомолкой
Лет двадцать назад? ...Ты была секретарь
И веру отцов предавала опале...
А что же сегодня?... Ведь нрав-то ретив.
Но партии нет, комсомольцы пропали,
Куды же вам деться-то без директив?!
И вот, покрутившись туда и обратно,
Надумали в церковь святую вступить.
Вступили, как в партию, что выбирать-то!
Ан, в церковке тихо, и это – тупик.
Окстись, не шуми! Здесь и свято, и просто,
Нет места для митингов, криков, войны,
Нет нУжды шуметь на людских перекрестках
Для изобличения чьей-то вины.
Голубушка, не выступай перед Богом,
Своя ведь у каждого в жизни верста...
Каким бы ни поворотилась ты боком –
Не станешь святей от размеров креста.
До Бога идти – не далёко, не близко.
И неразличим среди лиц сатана...
Дорогой своею иди, активистка,
И всуе Всевышнего не поминай!"...
