А казалось, что только вчера поженились… Будто вчера Вика и Лика родились, смешно зачирикали «мамочка», «папочка». Будто вчера обе девочки вышли замуж. И в один день уехали.
* * *
Их знакомство было необычным. Юрий спас Майю, когда она стала тонуть в озере. Он с однокурсником рядом загорал. Хорошо, что подруга Майи, как сирена, закричала-завыла.
Вода холодная была – у Майи ногу свело. Юра оказался быстрым и ловким спасателем. Друг Витька долго потом шутил: «Гарну дивчину спас! Юрашику, ты на ней точно женишься!».
Майя - имя-то какое красивое, весеннее... Она была и впрямь хороша. Высокая, статная, с русой косой. Правда, на полголовы ростом выше Юрия – ни её, ни его это никогда не смущало.
Спасённая влюбилась сразу, как только разглядела блестящие чёрные глаза, добрую белозубую улыбку, вихрастый чёрный чуб и широкие плечи спасателя.
Как же нежно и легко он опускал её с рук на горячий песок. А сердце Майи уже отстукивало азбукой Морзе любимую китайскую мудрость, не пропуская ни одного слова: «Невидимой красной нитью соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на Время, Место и Обстоятельства. Нить может растянуться или спутаться, но никогда не порвётся». Рядом с Юрием она уже в этом не сомневалась.
* * *
Осень разгоралась ярко, радостно. Поджигала и дачные участки, и луг, и лес за озером, и городскую зелень вдали - всё, что можно было спалить вокруг неистово рыжим пламенем.
Сегодня Майя срезала последние, ноябрьские, хризантемы. Рыжие-прерыжие. Надо же, как виртуозна и совершенна природа в своём созидании! Майя с особой нежностью втягивала в себя аромат цветов, забыв о вчерашней слабости, о крови, которая пошла носом, о синяках, которые неизвестно откуда по всему телу, как пигментные пятна.
«Домой, скорее домой! Юра так любит эти апельсиновые солнышки. И я люблю. По всем вазам, во все углы - это чудо чудесное! Пусть радуется. Они долго стоят. Доживут до его приезда. Жаль, девочки бывают в отпуске на даче только в июне, когда они ещё не цветут», - закрыв усталые глаза, Майя вдыхала и вдыхала горько-медовый запах осени.
"Интересно, а какой запах осени в Лондоне? Следующую осень мы точно с Юрой полетим в Лондон. Так хочу..."
Юрий спешил домой. Сердце было не на месте: весь рейс непривычно больно оно отсчитывало каждую минуту времени, как старый будильник в тишине. Даже спать не хотелось. Радио не включал. Ждал звонка от жены - сотовый помалкивал. Напарник беззаботно похрапывал рядом. «Пусть спит. Через два часа фура будет на базе», - Юрий по-доброму улыбнулся.
Он представил, как Майя откроет дверь, как вкусно его чмокнет прямо на пороге, прикасаясь к небритой щеке, раскинув в стороны руки, которые опять в муке, как и нос. Обнять не сможет… А он всё сможет… Пирог с мясом будет обязательно… На плите, как Везувий, будет пыхтеть пеной-лавой старая верная турка… Как же хочется кофе…
Юрий не смог дозвониться до жены: может, телефон разрядился. Позвонил – опять тишина. «Ладно, утром разговаривали. Майя знает, что вечером буду дома». Осталось совсем немного – и родной город встретит его рыжим закатом.
* * *
Домофон настойчиво сигналил - жена не открыла. Справился сам.
Юрий с волнением постучал в дверь квартиры: может, Майя спит. Вышла соседка.
- Юр, не стучи. Открывай сам. У тебя ведь есть ключи. И эти вот возьми. Майя дала дверь закрыть. Её в обед «скорая» увезла в больницу. В первую. Ты знаешь, где она. Туда и езжай.
Юрий пытался по глазам Нины Петровны что-то понять – не понял.
А дома пахло выпечкой и горько-медовым запахом ноября. На кухонном столе лежал пирог с мясом, покрытый пушистым полотенцем, чтобы не остыл. Заветная железная коробка с ароматными зёрнами - рядом. На плите – турка, приготовленная для кофе. «Хорошая моя, ждала!» - Юрий потирал ребром ладони левый бок.
* * *
Майя после капельницы чувствовала себя намного лучше. Тошнота
и слабость не угнетали. Яркие тени под глазами угасли. Лицо чуть порозовело. Страх и тревога отступили, но она переживала, что не смогла позвонить Юре, предупредить, чтобы не волновался. Сотовый остался дома. Майя знала, что муж скоро приедет, сразу - к ней. Как всегда, целуя, скажет почти шёпотом: «Здра-а-вствуй, моя Весна».
Юрий осторожно приоткрыл дверь палаты. Майя лежала с открытыми глазами.
- Здравствуй, моя Весна, - тихий голос не слушался Юрия, выдавал волнение.
- Привет, родной. Забери меня. Я уже в порядке, домой хочу, - Майя старалась говорить бодро и весело.
- Конечно, пойдёшь домой. Может, даже завтра. Твой лечащий врач сказал, что обязательно нужны анализы. Утром сдашь – и домой. Эх, мой Май опять боится врачей. Ну, потерпи дня два. Ты очень бледная, похудела. Опять без меня месяц диету держала? Эх, чудо ты чудесное.
- Я просто очень соскучилась. Девчонкам пока не говори, что я здесь. Они совсем закрутились на работе. Некогда им разговоры с нами вести, всё-таки мужьям нужны внимание каждый день и забота. Это ты у меня месяц как вечность - в пути и месяц как день – со мной. Не уходи, посиди немного, - говорить Майе было трудно. Слабость вдруг опять навалилась и растеклась с головы до ног. Юрий это почувствовал.
- Закрой глаза, поспи. Я посижу. Мне разрешили, - Юрий взял в свою руку исхудавшую кисть Майи.
- Юра, а давай этой осенью, в декабре, в Лондон. А?
- А что, можно попробовать. В декабре у меня отпуск. А тебя отпустят из школы до зимних каникул?
Майя заснула…
* * *
Она не любила сны, которые утром не исчезали. Такие помнила долго, начинала разгадывать, вспоминать бабушкины толкования и приметы. Но сегодня ей снился необычный сон: она идёт по широкой улице, справа и слева - яркие пахучие цветы петунии. На голове венок из рыжих хризантем, но весь почему-то увядший, поникший. Она крепко держит за руку своих одинаковых маленьких девочек, которые вдруг вырываются и убегают, кружась, как чёрно-жёлтые бабочки Махаон, в нарядных чёрно-жёлтеньких платьицах, и исчезают. Странный сон. Его почему-то не хотелось разгадывать…
Майя и Юрий очень любили, баловали своих девочек-близнецов. Одинаковые, они обе были похожи на отца. Дочкам нравилась любовь родителей к ним и вообще внимание всех окружающих, которые в голос утверждали, что Вика и Лика красавицы, хорошо воспитаны и образованы. Они старались с детства успевать всюду: и в школе, и в кружках, и в музыкалке, а потом - в институте. Вот только дома не успевали помочь, а мамочка и не просила: папочка помогал. Обе теперь жили в Москве, обе работали переводчицами в одной и той же фирме. Их ценили, уважали за профессионализм. Дочки были всегда безумно заняты.
Они, конечно, очень благодарны мамочке и папочке, которые всегда помогают…
* * *
Майю выписывали из больницы. Обследовали три дня, даже в диагностический центр возили. Она собирала вещи домой. А лечащий врач, отдавая выписку, назначение дальнейшего лечения, грустно смотрел на Юрия. «Мы, конечно, вам даём направление на химиотерапию и радиотерапию, но обнадёживать не буду. Кровь совсем плохая. Не нужно никуда её возить. Не поможет», - это прозвучало как приговор.
Майя верила, что выкарабкается, хотя химия не помогла. Облучение – тоже. Юрий всё равно возил её во все гематологические центры – результатов не было. Отпаивал гомеопатическими сборами. Вика и Лика иногда звонили, иногда присылали лекарство.
Декабрь выдался тёплым. Низкие облака часто приносили на своей перине колкий моросящий дождь со снегом. Дни были угрюмые, промозглые, короткие. Словно пришелец с далёкого туманного Альбиона, молочно-серебристый занавес часто скрывал раздетые до нага деревья, которые беспомощно тянули свои сухие руки в окна домов...
Наконец-то дочки приехали на целую неделю. Больше задержаться они не смогли: много важной работы, без них нельзя обойтись. Они говорили, что некем заменить…
Юрий видел: жена нуждается во внимании дочерей, любит их до самозабвения, да и он - тоже. Всегда вспоминается, как она за ними, словно за маленькими, до самой свадьбы ухаживала, оберегала, помогала даже в учёбе. Майя английский в школе преподавала, поэтому легко выручала с курсовыми. А Юрий ушёл с должности старшего инженера на автомобильном заводе. Он ведь легко любую машину «читал», как интересную книгу. Легко стал дальнобойщиком. И на жизнь, и на учёбу девочек в вузе хватало. Да и сейчас он помогал детям, их молодым семьям. Они должны быть счастливы…
Юрий провожал Вику и Лику до такси с тревогой в сердце…
- Папочка, болезнь есть болезнь. Мы делаем всё, что можем. Мамочка никогда не любила лечиться, всё запустила. Вечно ей было некогда. Себя береги, - Вика погладила отца по плечу - он осторожно вырвался.
- Папочка, если маме станет хуже, не жди «скорую», сам вези в больницу, оставляй в приёмной и уходи. Сразу уходи. Куда врачи денутся – будут лечить, будут ухаживать. О себе тоже надо подумать. Ты уже и сам почти высох, как мама», - Лика проговорила это быстро, сухо. Она не смотрела в лицо отцу, не видела слезу, не видела, как заиграли желваки на его скулах.
- Уезжайте с Богом! Обойдусь без ваших советов. Не можете в последние дни побыть с матерью - скатертью дорога, - тоже сухо проговорил Юрий, резко повернулся и зашагал к подъезду. Он заметил и брезгливость, и холод, и отстранённость дочерей от их общей беды. Словно чужие, незнакомые ему люди уезжали сейчас в аэропорт.
Почему? Что они с Майей делали не так? Жаль, бабушек и дедушек у дочерей рано не стало...
* * *
Майя умерла через месяц… Одинаковые девочки, как называла их любимая мамочка, не застали её живой в последний час, не подержали за совсем прозрачную руку, не обняли, не сказали «прости!», не погладили её по совсем уже облысевшей от химии голове…
Из аэропорта Вика и Лика сразу приехали на кладбище, привезли красные гвоздики, с печалью положили на могилу, где уже лежала охапка апельсиновых солнышек… Рыжие хризантемы…
А потом… А потом на их редкие звонки отец не отвечал… Но очень беспокоился: "Как там они, наши девочки?"
А потом… через два месяца - инфаркт у Юрия, который каждый день после смерти жены повторял её любимую китайскую мудрость: «Невидимой красной нитью соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на Время, Место и Обстоятельства...».
А потом... в Москве Виктория и Ангелина, похожие лицом молодые женщины, долго решали, кому - дача с двумя маленькими домиками у озера, а кому - квартира, где до сих пор в красивых вазах, в каждом углу, стояли засохшие, поникшие рыжие хризантемы, которые всё ещё отдавали свой горько-медовый аромат…
