вот в этом тополе подкожно
струится кровь Аполлинера
не потому, что невозможно,
не оттого, что "захотелось",
не для того, что "поэтично"
и обживает тело - телос
журчаньем кочевым и птичьим.
Оно по-мартовски мажорно,
как будто ни зимы, ни боли.
Оно типично для обжоры
любовью, светом, алкоголем.
А я на этот тополь пялюсь.
Молчит февраль, но знаю точно:
есть понимание у пьяниц,
весну лакающих заочно
из лучезарного фиала
и пусть её предсмертны вздохи
и мы - соседи по финалу
прекрасной, в общем-то, эпохи.
Ведь мы переплетаем пальцы
в рукопожатии древесном.
Ложится дождь прозрачным смальцем.
В груди - торжественно и тесно.
В ночи прорыли звёзды норы.
Течёт и утекает Сена,
несёт окурки, разговоры,
плевки, дыхание Вселенной.
Я слишком пьян, ты - вечен слишком,
но оправдаем, тем не менее,
плевков-окурочков излишки
и тихой музыки течение.