и спички намокли. Однако.
Пришлось привязаться к Винсенту,
плетусь за Винсентом собакой.
А он говорит: "Да пошёл ты!",
идёт, из карманов роняя
то страшные тюбики с жёлтым,
то жёлтые тюбики рая,
то ключики от зазеркалья,
то ириса синие ногти.
И чёрные лужи-канальи
вонзают в дыхание когти.
"Тебя доконает простуда." -
пролаю в сутулую спину.
"Ну что же, простуда - посуда
для жёлтого колера львиных
шагов торопливой пшеницы."
Присядет, по шерсти погладит:
"К чему говорящая снится?
Какою отравою бляди
поили меня. Подливали
какую отраву подруги?"
Я вижу. Ты видишь едва ли,
что ходим по кругу и в круге,
что я - твой Вергилий досужий,
идёшь окуная ботинки
в провалы и бездны, а лужи -
они для послушной скотинки.
Не выбраться, не оглянуться.
А только - и хлюпают боты -
глядеть как небесное блюдце
хлебает водицу болота.
