Боря сегодня такой харизматичный! Высокий, статный, с горящим взором и раскатистым баритоном. Энергично жестикулируя, читает наизусть давно знакомый мне поэтический текст.
Юная Алечка сидит во втором ряду и с упоением слушает мэтра. Глядя на ее серый свитерок, потертые джинсы и стоптанные сапоги, сразу скажешь, что она - самая обыкновенная московская студентка, которая слушает лекции днем, а по вечерам тусуется в районе Арбата. В нашей довольно взрослой компании она новичок.
Делая паузу, Боря бросает юной поэтессе скупую улыбку. Та в ответ тоже улыбается и кивает хорошенькой головкой. Скорее всего, они друг другу симпатизируют.
Я сижу в сторонке и украдкой наблюдаю за происходящим. У меня сегодня нет новых текстов, чтобы порадовать друзей-графоманов. Сестры Эрато и Эвтерпа что-то давно не заходили ко мне а гости. От усталости я закрываю глаза и прислоняюсь к шершавой стене. Секунда - и я становлюсь моложе на четверть века, маленький полуподвал превращается в большую и светлую Коммунистическую аудиторию, а на сцену выходит высокий и статный человек с горящим взором и раскатистым баритоном. Он рубит воздух рукой и растягивает слова.
Это тоже Борис, только другой. Так вот, оказывается, кого мне напоминает Боря Ветров!
Как-то в середине перестройки Б.Е. приезжал к нам на факультет журналистики. Его к тому времени уже отстранили от руководства Московским горкомом и больше не давали площадок для выступлений. Послушать опального лидера собралось так много народа, что не все желающие смогли попасть в Большую Коммунистическую. Мне повезло – встреча была сразу после лекции по русской литературе, и я так и осталась сидеть во втором ряду. Я слушала Б.Н. и кивала в такт каждому слову.
Ах, с каким вдохновением он говорил о демократии и справедливости!
И как мы ему тогда аплодировали…
Так вот, Алечка заворожено слушает Черного Барона. Тот же, в отличие от тезки, вдохновенно презирает власть и обожание женщин. У него, например, есть такие строки: «Я ухожу от любовниц без слез, без прощаний…» Как истинный поэт, он совершенно не вписался в наступившую эпоху. Поэты вообще плохо вписываются при жизни.
Боре, как и мне, скоро пятьдесят. Чтобы в него влюбиться, нужна редкостная наивность или попросту глупость. Алечка в сером свитере страстно аплодирует истинному поэту.
Почему-то серых мышек всегда привлекают харизматичные.
Наша юная гостья учится на журналиста. От нашего подвала до здания на Моховой всего-то десять минут ходу. Наверное, Алечка, как и я когда-то, тоже мечтает о любви и славе. Впрочем, мы почти незнакомы, и я не вправе судить о ней.
Я пытаюсь представить себя в сером свитере, джинсах и стоптанных сапожках, только на четверть века моложе. Интересовала бы меня политика? Демократия? Справедливость? Вряд ли. Мои нынешние студенты аплодируют лишь правильным лидерам, а в социальных сетях пишут о большой и светлой любви, которую им так хочется повстречать. Еще они выкладывают свои фотки – на пляже, в ресторане и на профессиональных мероприятиях. Я ставлю всем «лайки» - мне, правда, очень нравится нынешняя молодежь.
Юная Алечка - тоже отчасти сетевой персонаж. У нее еще нет псевдонима, поэтому на известном портале она подписывает свои произведения просто «Аля Зайцева». На прошлом заседании она в первый раз представляла свои стихи офлайн. Один, помню, был про несчастного старика, другой – про несчастного художника, а третий – про несчастного ученого и такого же несчастного ученого кота.
Помнится, я еще подумала: какой-нибудь несчастный кот обязательно вскарабкается к ней на шею.
Я приветливо улыбаюсь юной поэтессе, но она лишь отворачивается. Наверное, обиделась за критику.
В прошлый раз мы устраивали друг другу «разбор полетов». Теперь я понимаю, что указывать неопытной сочинительнице на отсутствие рифмы и ритма было с моей стороны верхом жестокости.
- Да откуда ты знаешь про несчастных в свои девятнадцать? Пиши, о чем знаешь, что сама пережила!
Боря грудью встал на защиту Алечки:
- Пусть пишет, о чем хочет! Это ее право как автора. И не надо никого тут учить!
Его поддержали и другие стихотворцы. Я была посрамлена со своим стремлением оценивать всех по справедливости.
Заседание подходит к концу. Борис по-джентльменски помогает своей новой поклоннице облачиться в потертый пуховичок, и сам вписывается в куртку секонд-хэнд. Широким жестом он закидывает за одно плечо длинный вязаный шарф, а за другое – старую спортивную сумку.
Я смотрю вслед Але Зайцевой и Черному Барону. Из его черной сумки торчит что-то рыжее и круглое.
- Тоже мне, Бродский нашелся!
Это поэтесса Натэлла. Она уже давно на пенсии и не пропускает ни одного литературного салона. У них с Бароном натянутые отношения. Она уже надела свое норковое манто.
- А у меня для тебя сюрприз!
В нашей тусовке принято обмениваться книгами. Кто-то готов подарить тебе свой новый сборник совершенно бескорыстно, а кто-то просит сто рублей и больше. Что делать! Издаваться по принципу «сам себе спонсор» выходит далеко не у каждого. У Натэллы вышло уже четыре книжки. Для нового диска она нашла не только спонсора, но и композитора.
Мне жаль ста рублей, но не хочется обидеть приятную знакомую.
- Напиши мне хороший отзыв на портале! – говорит она, протягивая «сюрприз».
Ничего не поделаешь - придется расплачиваться пиаром. Творческая личность просто засыхает без комплиментов. Об этом лучше всех когда-то написал Окуджава: «Давайте говорить друг другу комплименты – ведь это все любви счастливые моменты!»
Конечно, я напишу ей приятные слова. Я надеваю свое потертое китайское пальтецо:
- Вам к метро?
В центре Москвы этот вопрос звучит верхом глупости, особенно в среде пишущей братии. Я очень удивлюсь, если у кого-нибудь из завсегдатаев поэтических вечеров есть собственное авто.
На вечернем Арбате сияют неоном вывески магазинов. За большими окнами кафе заезжая и местная публика наслаждается общепитом. Вывески отражаются в мартовских лужах, точно разноцветные звезды. В Москве в середине марта очень переменчивая погода. Выходя из кафе на улицу, надо быть очень осторожным, чтобы не промокнуть или не поскользнуться.
- А знаешь, - говорит Натэлла без всяких предисловий, - по-моему, эта новая девочка влюбилась в Черного Барона.
- Да что вы! – деланно удивляюсь я. – Не может быть!
Мы цепляемся друг за дружку. Конечно, нам по пути.
- Да, погодка! – вздыхает моя спутница. – С утра был дождь, а сейчас подморозило. – Так как ты думаешь, влюбилась или нет?
Я уже жалею, что не свернула в другую сторону.
Минуты две мы идем молча, точно поссорившиеся родственницы: и не разойтись, и не поговорить по душам.
Вдруг приятная знакомая толкает меня под ребра:
– Смотри, вон фонарик счастья полетел!
Задрав голову, я тщетно вглядываюсь в темное небо.
- Да вон же, вон! За «Самоцветами», - направляет мой взор Натэлла.
Я пытаюсь понять, что она имеет в виду:
- Над старыми «Самоцветами»?
Тридцать лет тому назад на Арбате был только один магазин, где продавали золото и драгоценности. Зато сейчас ювелирные на каждом шагу. Яркие баннеры в сияющих витринах обещают скидки на бриллианты. Как тут заметить маленький фонарик?
Но я его замечаю!
Оранжевый огонек, точно восходящая звездочка, медленно поднимается где-то над Кривоарбатским. Я вспоминаю, как такие же фонарики видела в позапрошлом году в Крыму. Там отдыхающие запускали их каждый вечер, а утром по всему пляжу валялись острые кругляшки из-под свечей. Один раз я сильно напоролась.
- Да, - вздыхает Натэлла. – Вот так и мы. Когда что-то горит внутри, тебя словно вверх несет. А как только потухнет – ты уже на земле.
Я рада, что она переменила тему.
- А Вы верите в то, что они приносят счастье? – зачем-то спрашиваю я.
- Конечно, нет, - вздыхает она. – Я все же кандидат наук. Но знаешь, - в научной даме просыпается лирическая поэтесса, – однажды я сама запускала такой фонарик. Это было в Крыму. Слушай, в каком же году это было, а?
Теперь уже моя очередь менять тему. Я не люблю слушать истории про несчастную любовь. Об этом лучше всех написал Окуджава: «Девочка плачет, шарик улетел. Ее утешают, а шарик летит…»
- А Вам нравятся стихи Окуджавы?
Памятник Булату как раз перед нами.
Теперь молчит Натэлла. Наверное, ей тоже вспомнился южный вечер и пьянящий крымский воздух. Мы обе, как по команде оборачиваемся: а вдруг там еще один фонарик счастья полетел?
- Все-таки, в счастье надо верить, - вздыхает сочинительница романсов и улыбается железному Булату. Тот стоит в расстегнутой куртке и каких-то несерьезных коротких брюках. Руки он засунул в карманы, как провинившийся двоечник. У него за спиной нет гитары.
Спускаясь в гулкий вестибюль, я ловлю себя на мысли, что китайский фонарик, скорее всего, запускал ни кто иной, как Черный Барон. «Да нет, ерунда это, - возражаю сама себе. - Он же взрослый человек!»
Как-то одна писательница призналась мне, что у нее не получается выдумывать литературных персонажей:
– Ну, просто не могу написать: «Иван Иванович стоял у окна». Какой Иван Иванович? У какого окна? Надо писать о том, что знаешь.
Я плохо знаю Борю Ветрова. Кроме графомании и возраста, у нас с ним нет ничего общего. Я не могу себе представить, что мужчина под пятьдесят и девушка, которой всего девятнадцать, вместе зажигают свечку и загадывают одно желание на двоих. Хотя, если слегка напрячь воображение, то на Старом Арбате можно представить и Пушкина под ручку с девятнадцатилетней Натальей Гончаровой.
Поезд грохочет по тоннелю. За стеклом мелькают яркие подземные фонари. Если на них долго глядеть, то можно ослепнуть. А на фонарик счастья даже наглядеться не успеешь - маленькая свечка сгорает минут за пять.
Интересно, о чем они загадали?
В следующую пятницу поэтический вечер проходит без меня. По вечерам я теперь преподаю копирайтинг: учу будущих специалистов по рекламе сочинять яркие тексты. В наших слоганах нет ни ритма, ни рифмы, но я никого за это не критикую. Сама я никудышный продавец – не умею продавать мечту. Мои коллеги – милейшие люди – учат будущих рекламщиков и пиарщиков доброму и вечному. Нам, выпускникам гуманитарных вузов, тоже надо как-то зарабатывать на жизнь.
Уже перед самой сессией коллега Ю.Е. делится любопытной новостью:
- Представляете, у меня на факультете журналистики одна второкурсница сорок тысяч отдала какому-то прохвосту. Ей родители дали за институт заплатить, а она - ему. Я ее спрашиваю: «Как же так?» А она: «Вы ничего не понимаете – он поэт!» Жаль, способная девушка была. Может, еще восстановится.
Ю.Е. допивает свой чай и уходит читать лекцию по русской литературе. Студенты ее уважают и побаиваются. Она заставляет их учить наизусть «Я помню чудное мгновенье…»
Неужели она, и в самом деле, отдала ему?
В самом начале сессии у меня наконец-то появляется время на поэтические тусовки. Я вновь отправляюсь на Арбат, в маленький подвал в Большом Афанасьевском переулке.
К моему удивлению, никого из пишущей братии в заведении больше нет. Теперь здесь собираются совершенно незнакомые люди. Они сидят рядками на мягких диванчиках и смотрят на большой экран. Рядом с ним стоит высокий и статный мужчина и вдохновенно говорят об эффективных продажах.
- Стоимость участия в нашем семинаре тысяча рублей, - вежливо дергает меня за рукав субтильный юноша. – В стоимость входит кофе брейк.
Я спешно ретируюсь. Продавец счастья из меня никудышный.
«Эх, зря она, все-таки, заставляет их учить Пушкина! - почему-то со злостью думаю я про коллегу. – Продажники не читают стихов!»
На Арбате по-весеннему многолюдно. На каждом шагу встречаются нарядные парочки и шумные компании. Кто-то смеется, кто-то жует, кто-то пьет из бумажного стаканчика. Посредине улицы стоит черно-белая пластиковая корова – реклама сетевого кафе. Кто-то обнимается с ней, а кто-то - с железным Булатом. На Арбате принято фотографироваться – здесь столько всяких достопримечательностей. Вот, например, дом, где после свадьбы жили Пушкины.
«На фоне Пушкина снимается семейство. Фотограф щелкает и птичка вылетает…»
У Булата Шалвовича были такие грустные песни!
Дома пытаюсь найти страничку Алечки Зайцевой на известном портале, но ее будто корова языком слизнула. Ни несчастного художника, ни несчастного кота в Сети больше нет. В эпоху виртуальных коммуникаций так много неизвестных поэтов! Чтобы стать поэтом известным, надо получать побольше отзывов – неважно, хороших или плохих. Удаление своей странички – это практически дуэль онлайн.
Да! Я же Натэлле отзыв обещала! Ой, как у нее много новых текстов…
Справившись с заказухой, я спрашиваю приятную знакомую о последних новостях.
«Алечка куда-то пропала, - тут же отвечает она.- Барон снова с N. N.»
Собственно, вот и вся история. Я не знаю, что случилось с Алей, а придумывать не хочу. Она уже взрослый человек. У нее могут быть свои стихи и свои романы. История русской литературы говорит о том, что в двадцать лет можно стать известной поэтессой.
Конечно, если напрячь воображение, то этот рассказ можно закончить так:
Через несколько дней, когда мы встретились в кафе на Арбате, Алечка рассказала мне, что они вместе с Бароном, действительно, запускали фонарик счастья, а потом он попросил у нее денег взаймы. На следующий день она принесла ему обещанные сорок тысяч, которые он впоследствии так и не вернул.
Это был бы реалистический финал.
В пессимистическом варианте несчастная любовь обернулась бы не только финансовыми, но и прочими проблемами. Беременность, уход их дома…Бр-р! Не нужны мне такие финалы!
Лучше уж вот так:
Через год я встретила Алечку на церемонии вручения премии «Народный поэт». Она была в изящном декольте, и ее вел под руку известный критик. Подающую надежды поэтессу номинировали на золотое перо, но вручили только серебряное.
Или вот еще вариант:
Алечка бросила свой журфак и устроилась репортером на телеканал «Культура». Теперь она долгожданный гость на всех поэтических тусовках. Встретив на одной из тусовок Черного Барона, она пообещала ему сделать черный пиар. Борис осознал, что был неправ, и вернул долг с процентами.
Я верю, что когда-нибудь Алечка станет известной поэтессой. Чтобы писать хорошие стихи, надо в первую очередь самому испытывать высокие чувства.
Любовь и сострадание объединяют нас независимо от пола и возраста. Когда тебе очень плохо или, наоборот, невероятно здорово, то ритм и рифма готовы подхватить тебя и понести ввысь - над всеми радостями и несчастьями. Став маленькой точкой в поэтической Вселенной, твое стихотворение подарит кому-то надежду.
А мне уже пора спешить: сегодня в моем институте последний экзамен по копирайтингу. Я с легким сердцем поставлю всем «отлично». Поезд с грохотом несется по туннелю, и я прячу глаза от слепящих фонарей.
И вдруг:
- Уважаемые пассажиры! - Ваше хорошее настроение пришло к вам прямо сейчас.
Какой знакомый баритон!
- Китайские фонарики счастья – их можно запускать вместе с любимой девушкой, вместе с ребенком, вместе с друзьями! Пока фонарик летит вверх, загадывайте любые желания. Они обязательно сбудутся! Самые романтические встречи, самые незабываемые впечатления! Один за сто, три за двести, пять за триста и десять всего за пятьсот рублей. Настраивайтесь поскорее, потому что завтра я приду к вам опять!
По переполненному вагону пробирался высокий статный мужчина в засаленной куртке. В одной руке у него была грязная черная сумка, а в другой - оранжевый бумажный шарик. От продавца китайских фонариков на весь вагон несло перегаром. Я закрыла лицо газетой. К счастью, поезд подошел к моей станции.
Рассказ опубликован в журнале "Юность", № 6 за 2015 год.
