фиалке, хризантеме, розе,
и - пусть у нас усы в капусте -
о небе, о Марселе Прусте -
о повседневном, не о прозе -
о чёрт те чём, Бог знает где,
аптечной зелени и боли
и - пусть капуста в бороде -
об океанском алкоголе.
О том, что Витебск-контрабас
в руках у дворника-еврея
с лицом изломанным анфас,
не знавшем ласки брадобрея,
вместился весь в табачный дым,
по тесной комнате летящий,
подобно нежным, молодым -
в лазурном небе настоящем.
О духа силе, про духан,
про обморок у Пиросмани,
о том, что полон наш стакан,
хотя е щ ё не наливали.
О вкусе яблок и айвы,
о страшном чеховском румянце,
опять о небе - из травы.
Опять о куреве, о пьянстве.
О чём-то, что зовётся "я"
и в травах "радужки" зелёных
свернулось в кольца, как змея,
и тело выпрямило в стонах,
метнулось вправо, влево, в боль,
и вновь свернулось немотою.
Опять про крепкий алкоголь,
что расстоянием настоян
между "сегодня" и "вчера",
на спелом яблоке заката.
Про самое - про вечера
для госпитального солдата -
ну, то есть про такую грусть,
что знали краски Модильяни,
про то, что выплеснул - и пусть
позор засох на одеяле,
но у него причина есть -
от слёз слипаются ресницы.
Про то, что солнечную весть
доставит неба колесница,
вздохнёт сирень, ударит лбом
об пол гроза в начале мая.
Короче, обо всём о том,
о чём мы ничего не знаем.
