Конец Робинзона (Рассказ)

  
   Памяти Валеры Ширяева, человека большой души,
   посвящается эта часть рассказа
  
  
   "От злой тоски не матерись.
   Сегодня ты без спирта пьян..."
  
   Конец Робинзона
  
   глава 1 - Неожиданная встреча
  
   - Иннокентий, дорогой, ты ли это? Сколько же я тебя не видел? Какими судьбами? Не ожидал, видит Бог, не ожидал я встречи с тобой. И какой же ты молодец, что позвонил. Ты себе и представить не можешь, как я рад тебя видеть.
  
   Наша встреча произошла в павильоне станции метро "Площадь Восстания".
   Ближе к обеду, я только что проснулся после ночной смены, раздался телефонный звонок и удивительно знакомый, но не узнаваемый голос, поздоровался и спросил меня. Я представился. И сразу радость в голосе собеседника напомнила, с кем я разговариваю. Это был Иннокентий. Тот самый, с которым свела меня корабельная служба на спасательном судне "СС-53". С которым сдружился. Который был для меня воплощением чистоты, непорочности, святости отношения ко всему окружающему его миру.
   Иннокентий предложил встретиться на "Площади Восстания".
  
   И вот мы стоим, друг против друга и чувство безграничной нежности к этому человеку наполняло меня всего. Он же, как и всегда, стоял предо мною со смущённой улыбкой на лице, и видно было, что ему многое хотелось бы рассказать. Но внутренняя, врождённая стеснительность не давала перешагнуть через себя, что бы излиться в своих ощущениях от нашей встречи.
   - Я, Женя, в Лесотехническую Академию поступаю. Ещё в начале лета сдал документы в приёмочную комиссию, а сейчас вот вызов пришёл на сдачу вступительных экзаменов. Так что, у меня краткосрочныё отпуск получился на десять суток. А может быть и меньше, если "срежусь" раньше времени.
   - То, что ты в Академию поступаешь это здорово. А как же тебя с корабля то отпустили? Как же ты учиться будешь без отрыва от службы воинской?
   - Команда за меня похлопотала. И мичман Траньков очень просил. Вот командир и дал "добро" при условии, что я только на заочное поступать буду. А сейчас мне вот по этому адресу ехать надо, в общежитие. Ты не подскажешь, как до Рябовского шоссе добраться?
   - Слушай, Иннокентий, я тебя, конечно же, неволить не могу, но очень прошу - поживи у меня, пока экзамены сдаёшь. Всё тебе попроще будет и с житьём, и с кормёжкой, и с подготовкой к экзаменам. У нас с женой всё-таки квартира отдельная. Тебе никто мешать не будет. Очень прошу, соглашайся. А место твоё в общежитии пустовать не будет. Нынче приезжих, которые студентами мечтают стать, больше чем коек в общежитиях. Соглашайся, а?
  
   глава 2 - "Друзья вспоминали минувшие дни'
  
   Мы сидели за собранным на скорую руку столом и не могли наговориться, вспоминая разные эпизоды из срочной службы.
  
   Удивительная она всё-таки вещь эта воинская служба. Пока ты скован в действиях своих вызванных сиюминутными желаниями повседневности, пуще вражины, чем она, нет для тебя на белом свете. Но стоило тебе покинуть корабль, со всеми невзгодами перенесёнными тобой на воинской службе, и ты вспоминаешь её как что-то дорогое. Tо, что когда-то составляло твою жизнь и оказалось незабываемым для тебя.
  
   Закусь на столе был хоть и не изысканным, но достаточным для откупоренной мною "Столичной". Однако водка в бутылке упорно не хотела убавляться. Налив Иннокентию и себе в хрустальные рюмки "за встречу", к бутылке никто из нас не прикасался. Я ещё опрокинул в себя содержимое налитого, но Иннокентий не стал. Он не пил. Не пил и всё тут. Даже запаха алкоголя не переносил.
   Когда я, ещё на корабле, спросил его "в чём дело?" - он, несколько поморщившись, сказал:
   - Женя, мир вокруг нас наполнен стОлькими чарующими запахами, а водка... Она лишает человека возможности наслаждаться этим очарованием. Мне жалко тех, кто не понимает этого. Способность чувствовать запахи в лесу, в тайге вещь необходимая в первую очередь. Эта способность человеку другой раз выжить помогает.
   Вот идёшь ты по лесу и по запаху определить можно, что впереди тебя ждёт, что позади делается и справа, и слева. И не надо тебе без толку лишние километры топтать, если ты свою задачу в лесу имеешь.
   - Ну-ка, ну-ка, растолкуй бестолковому, как такое возможно.
   - Ну, вот идёшь ты по лесу, в нужном для тебя направлении и ведать не ведаешь, что упрёшься вскорости в болото непроходимое. А это значит, что упёршись тебе обратно возвращаться надо и другую дорогу искать. И потратишь ты на это уйму времени. А человек, который запахи различает, он это болото за два километра, а то и больше учует и не пойдёт туда, откуда ему возвращаться придётся...
  
   Мы сидели за столом, и Иннокентий рассказывал обо всём, что произошло на корабле со времени моей демобилизации. О ребятах, что пришли на службу позже меня. Мичманах, которые всякому вновь прибывшему на корабль прИзыву в сердцах пинали:
   - Вот до вас были матросы, так настоящие матросы. А вы не матросы, а одно недоразумение.
   Отдельный разговор был об офицерах.
   Офицеры, под началом которых пришлось послужить мне, были из тех, кто захватил военное время, и послевоенное во всей его "красе". Эти офицеры отеческой добротой тоже не отличались, но понятие флотского в них сидело незыблемо.
   Те же, которые им на смену пришли, были из училищ - "пороху не нюхали". Всего опасались - как бы ни случилось чего. Всегда перестраховывались - даже от того, что и произойти не могло. И постоянно друг перед другом свою значимость выпячивали. Служить с такими офицерами было и скучно, и противно.
  
   Так за разговорами о том, о сём - незаметно подобрался вечер. Жена постелила Иннокентию на диване. Мне же предстояло "отстоять" ночную смену на работе и я стал собираться. Иннокентий взялся меня проводить. И прощаясь с ним на автобусной остановке, было почему то очень и очень грустно. Как будто не с Иннокентием я прощаюсь, а с беззаботной юностью своей.
  
   глава 3 - После дембеля
  
   В Академию Иннокентий поступил. В этом я и не сомневался. С его феноменальной памятью и не утихающей со временем любовью к природе, к лесу - сомневаться в этом было не возможно. По истечении десяти дней отпущенных ему на вступительные экзамены я проводил его до КПП гавани за которым, кормой к "стенке"(я помнил это), стоял пришвартованный мой корабль.
   До демобилизации Иннокентия оставалось немного, не более трёх месяцев. А сразу же после демобилизации ему предстояло сдавать зимнюю сессию, и я был уверен, что мы с ним увидимся вновь и уже не расстанемся.
   Всё так и произошло.
   Во время сдачи зимней сессии он жил у нас и жена против этого нисколько не возражала. Своим характером, своей душевной добротой граничащей с нежностью, Иннокентий удивил и очаровал мою супругу.
   - Трудно ему придётся в жизни, - как-то перед сном сказала она мне. - Такой характер, как у Иннокентия сегодня редкость. Они уже изжили себя, такие характеры. Ему жизнь, если он в городе жить будет, заново изучать надо. Погибнуть он может по наивности своей. Люди они жестокими стали и не преминут воспользоваться его добродушием.
   Я ещё не знал тогда, как же права была жена в тот поздний январьский вечер.
  
   После сдачи сессии Иннокентий куда то уехал. Сказал, что хочет найти работу где-нибудь в лесничестве. Вернулся он через неделю, радостным и весь рвущимся к новому месту пребывания. Определился он в Приозерский лесхоз, егерем. Жить будет на "кордоне", в лесу, в охотхозяйстве. Дом хороший, справный. Инфраструктура что надо - и сараи имеются, и колодец, и огород с осени вспаханный. А главное, что от деревень далеко. Докучать никто не будет. Если только в сезоны охотничьи кто приедет ружьишком побаловаться...
   Таким радостным и одухотворённым он и запомнился мне уезжая.
  
   глава 4 - Весенние встречи
  
   Зима тянулась долго.
   Порою казалось, что она никогда не кончится. Вяло, вяло, будто не желая просыпаться, скудное солнышко затаскивало весну на Питерские улицы. Однако и этой сонливости пришёл конец. И с первыми листочками на дворовых тополях, в нашей квартире раздался звонок в прихожей. Это был Иннокентий. Наступила пора сдачи весенней сессии, а мы с женой были несказанно рады его приезду.
  
   Сессию Иннокентий сдавал как-то на бегу, впопыхах.
   Куда-то он спешил мыслями своими, что-то тревожило его. Но это были не экзамены. Это было то, что для Иннокентия было новым, неведомым ему ранее. Я всё старался догадаться предметам его тревог, но когда не смог - спросил его напрямик. Иннокентий замялся с ответом, но увидев мой обеспокоенный взгляд сказал коротко и обречённо:
   - Сезон охотничий открывается через неделю. Не могу я, когда зверьё потехи ради стреляют. Не по-человечески это.
   Таким обречённым, взволнованным я друга еще ни разу не видел.
  
   Иннокентий уехал.
   А на душе у меня было очень и очень не спокойно. Как перед неизбежностью какой-то. Жена, видя моё такое состояние, старалась успокоить меня:
   - Парень не без головы, умный. И здоровьем его Боженька не обидел - сумеет за себя постоять.
   А потом добавила:
   - Только мне и самой что-то тревожно за него. Ты бы съездил в выходные, проверил как он там.
   На том и порешили.
  
   Звонок телефонный прозвучал в тот же день, вечером. Мы уже спать ложились. Звонок был междугородним из Приозерска. Звонили из областной больницы. Спросили меня. Я назвался. Просили срочно приехать. Иннокентий лежал в реанимации. Общее отравление.
   Глянул на часы. Уже поздно. Первая электричка на Приозерск будет только в пять тридцать. Заказал такси на утро и лёг спать. Чего мы только не передумали с женой за эту ночь. Но до истины, до того, что бы могло произойти, так и не добрались.
   С первой электричкой мы были в Приозерске. Снова такси. И вот мы в больнице. В приёмном покое, узнав к кому мы идём, попросили подождать и вызвонили врача-реаниматора.
   Врач появился буквально через несколько минут. Поздоровались.
   Первым нашим вопросом был:
   - Что с Иннокентием?
   Врач, будто не слыша нас, спросил - кем мы ему приходимся.
   Я ответил.
   Чуть помедлив, врач в полголоса сказал:
   - Жаль.
   - Да, что случилось то? Вы можете сказать по-человечески? - вскрикнула жена.
  
   - Привезли его вчера, около полудня. Привезли в бессознательном состоянии. В состоянии сильного алкогольного отравления. Пульс еле прощупывался. Зрачки ни на что не реагировали. Мы сделали всё, что могли. Но даже двойное переливание крови ничего не дало. Сердце отказывалось работать. Он выпил более литра водки, и сердце не справилось с такой нагрузкой.
   - Кто выпил?! Иннокентий? Да, он в жизни водки не пил...
   - Я это понял, но уже позже. В противном случае организм молодого человека мог и перенести шоковую нагрузку.
  
   Хоронили Иннокентия за счёт охотхозяйства. Хоронили на небольшом, деревенском кладбище около деревни Выра. В десяти километрах от которой и жил Иннокентий последнюю в своей жизни весну.
   На похоронах я и узнал как это было.
  
   глава 5 - сволочная
  
   Их было шестеро.
   Здоровенные мужики, не обременённые ничем кроме необъёмных животов нажитых в никчемной городской жизни. Приехали на весь сезон охоты - на двенадцать дней. Два дня гулеванили вырвавшись на природу. И были очень удивлены, что Иннокентий - егерь и не пил. Не пил даже на "халяву".
   На третий день Иннокентий показал им заливчик дальнего озера куда на зорьке слетались селезни на кормёжку. И даже помог обустроить охотничьи засадки. Все шестеро там же и остались в тот вечер.
   Вернулись на следующий день после обеда.
   Вернулись оживлённые удачной охотой. На каждого, Инокентий сосчитал, было добыто по восемь селезней. А норма была - пять на человека. Среди всех оказались и три утицы, стрелять которых весной было нельзя. Но даже и на это Иннокентий "закрыл глаза". Возмутился только тогда, когда ретивые мужики собрались снова "пощелкать пернатых". Добытые селезни так и остались валяться в сарае. Свежевать их никто не собирался.
   Это и возмутило Иннокентия и он, в категорической форме заявил, что без надобности стрелять дичь не даст. А если охотники воспротивятся его требованию, то он сейчас же едет в посёлок и сообщит о браконьерстве участковому.
   Далее события развивались краткотечно: Иннокентия завалили на кровать и общими усилиями влили в него сколько то водки - три или четыре бутылки.
  
   Вернувшись с очередной охоты, они увидели Иннокентия всё ещё лежащим на кровати. Со смешками и делясь впечатлениями от азарта, охотнички сели к столу и начали пить за удачу сопутствующую им в этом сезоне. Чуть погодя они пришли к общему мнению, что в немалой степени удаче способствовал егерь. Они подошли к нему, чтобы разбудить и пригласить, как это было всегда с другими егерями, к столу. Но Иннокентий был без сознания.
   Испугавшись содеянного, охотнички наскоро засобирались и уехали. И только на утро кто-то из них позвонил в милицию и сообщил о брошенном помирать Иннокентии.
   Но было уже поздно.
  
   Эпилог
  
   С тех пор прошло уже много лет.
   Настолько много, что у меня сын стал намного старше Иннокентия. Того Иннокентия, который остался в моей памяти навсегда. Но видит Бог, за все эти прожитые годы я так и не встретил на своём жизненном пути человека, который хоть отдалённо был похож на него.
   Человека-Робинзона, которому предстояло оставаться в одиночестве среди толпы людей его окружающей.