(байка первая)
День не задался с самого утра...
Вернее, неприятности начались еще ночью, но об этом конфузе ни сам Афанасий Петрович, ни его жена Мария Николаевна (Марфуша, как ласково называл ее виновник конфуза), по молчаливому уговору не вспоминали, делали вид, что ничего необычного не произошло. Да и на самом деле! Возраст за сорок — это вам не хухры-мухры, физиологическое состояние организма уже не то, что в молодости, он, организм то есть, уже дает сбои. Так что неприятности, будем считать, начались с утра.
Сначала сгорела надежная, проверенная, обкатанная электробритва. Оно бы и ничего, все когда-нибудь ломается, но куда-то запропастились бритвенный станок и помазок. Долгие поиски, сопровождаемые не совсем литературными и совсем нелитературными пассажами, результатов не дали. Пришлось идти на работу небритым. А это, согласитесь, для руководителя, пусть и для руководителя среднего звена, не есть хорошо, как говаривал сын Афанасия Петровича, изредка навещавший родителей в их тьму-таракани.
Вторая неприятность случилась при выходе из двора, когда раздосадованный Афанасий Петрович в сердцах со всего маху хлопнул калиткой. Калитка и раньше-то хлябала неимоверно, а после такого неласкового отношения просто отвалилась.
Третья неприятность в лице поселкового забулдыги Павлушки вынырнула как из-под земли и нудела до самой конторы, что, дескать, негоже гражданину начальнику самому заниматься ремонтом каких-то калиток, потому как он, Павлушка, за милую душу все починит в лучшем виде за всего-то лишь одну поллитровку или даже чекушечку. Доводы Афанасия Петровича о том, что как раз Павлушка и ремонтировал отвалившуюся калитку неделю назад, тонули в потоке павлушкиных рассуждений о некачественных гвоздях, подгнивших столбах, неблагоприятной розе ветров и прочих специфических факторах. Отстал Павлушка только на пороге конторы, куда почему-то входить побаивался.
И самая главная неприятность ожидала Афанасия Петровича в приемной. То есть это потом выяснилось, что поселковый пастух Никита и скромно сидящие в уголочке два мужичонки неопределенной национальности — это и есть главная неприятность, а сначала-то Афанасий Петрович даже обрадовался посетителям, демократично пожал руку Никите и вопросительно посмотрел на мужичков.
— Афанасий Петрович, это со мной, — бодро отрапортовал Никита. — Представители, так сказать, общественности.
— И какую же общественность представляют товарищи? — хмыкнул Афанасий Петрович.
— А это я и сам не понял, — туманно ответил Никита. — Они по-русски не очень. Совсем.
— Что «совсем»?
— Ну... совсем не очень... по-русски, — Никита почесал затылок наборной рукояткой кнута, с которым, по слухам, не расставался даже в постели. — Не понимают они по-русски ни черта.
— Таджики, что ли? — Афанасий Петрович посмотрел на мужичков внимательнее. — Хотя нет, не похожи они на таджиков. Скорее уж на китайцев.
— Не, не китайцы, — радостно возразил Никита. — Я на них Чжана напустил, ни слова не поняли.
Чжаном звали механика поселковых реммастерских. Он был практически чистокровным китайцем, хоть и с российским гражданством. При этом никто не знал, откуда в поселке взялся китаец, да еще и чистокровный. Сам Чжан на расспросы только улыбался. Впрочем, механиком он был очень неплохим, документы у него в порядке, а все остальное интересовало Афанасия Петровича постольку-поскольку.
— Ну, и кто же вы такие? — спросил Афанасий Петрович мужичков риторически.
Те встали, почти синхронно кивнули головами, и один из них, повыше ростом, неожиданно практически без акцента сказал: — Здравствуйте, Афанасий Петрович.
— Здравствуйте, — вежливо ответил Афанасий Петрович, сурово глянув на Никиту, который как открыл рот, так и забыл его закрыть. — А что, мы знакомы?
— Нет, не знакомы, — не менее вежливо ответил высокий. — Но именно так вас назвал ваш товарищ.
Никита с лязгом захлопнул рот и промычал нечто невразумительное.
— Товарищ? — хмыкнул Афанасий Петрович. — Товарищ еще не так назовет, за ним не заржавеет…...
Никита помотал отрицательно головой, прижал руку к груди и забормотал:
— Афанасий Петрович, ей-богу, ни сном, ни духом. Ввели в заблуждение. Ну, ни слова же, как на духу...
Высокий шагнул вперед и протянул для пожатия руку, которую несколько ошарашенный Афанасий Петрович автоматически пожал. Рука незнакомца была вялой и холодной. Зачем-то Афанасий Петрович сжал руку покрепче. И тут же пальцы у него хрустнули и в глазах потемнело от боли.
— Ты что, охренел? — взвыл он, выдергивая руку и дуя на пальцы.
Высокий дружелюбно улыбнулся, помахал рукой и подул на пальцы. Тот, который пониже, тоже улыбнулся, помахал рукой и тоже подул на пальцы.
— Издеваетесь, да? — зловеще прорычал Афанасий Петрович, отлепляя пальцы один от другого и пытаясь согнуть их в кулак. Пальцы скрипели всеми суставами и сгибались очень неохотно, так что погрозить кулаком супостатам не получилось. — Да я вас сейчас!.. за нападение на должностное лицо!..
Улыбки у незнакомцев стали неуверенными, они переглянулись и о чем-то полопотали по-своему. Чудно так полопотали, как-то совсем уж непонятно. Потом высокий всем своим видом изобразил раскаяние.
— Я извиняться... — начал он, подумал и поправился, — я извиняюсь. Неадекватная информация. Недоразумение.
Афанасий Петрович подышал носом, успокаиваясь. Потом поманил Никиту в кабинет, жестом предложив незнакомцам подождать в приемной. Те послушно уселись на диванчик, одинаково сложив руки на коленях.
— Ну, и откуда ты притащил этих уродов...… в смысле представителей? — Афанасий Петрович плотно притворил дверь кабинета, обошел стол, сел в кресло и только после этого посмотрел на Никиту взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.
Никита положил кнут на стол и сел в кресло для посетителей. Зловещего взгляда он не испугался. Весь поселок знал, что Афанасий Петрович хоть и выглядел грозно, но на самом деле мужиком был незлобливым и отходчивым.
— Тут такое дело, — начал он неуверенно. — Третьего дня корова потерялась, Февралька бабы Нюры. Она вообще заполошная, корова в смысле. Все коровы как коровы, а эта все норовит в кусты да в буераки забраться. А баба Нюра в крик, дескать, пропил алкаш мою Февральку, кормилицу мою, а теперь впору самой помирать...
— Ты что мне про корову заливаешь? — перебил его Афанасий Петрович. — Про мужиков давай...
— Так я ж и говорю про мужиков, — вопреки всякой логике возразил Никита. — Пошел я корову эту шизанутую искать. И занесло меня почему-то к Горелой Пади, к Федотову озеру. Это ж вон какой крюк! И что я туда поперся? Выпимши был, потому, наверное...
— А когда ты бываешь не выпимши? — вздохнул Афанасий Петрович. — Толковый же ты мужик, голова варит, предлагал ведь тебе...
— Не, Петрович, ты погоди, — перебил Никита, — я и сам собьюсь. Вышел я, стало быть, к Горелой Пади, а там чум стоит. Прямо на берегу озера. Здоровущий такой чум, пожалуй, поболе твоего дома будет.
— Тьфу ты, балаболка! — рассердился Афанасий Петрович. — Какой, к черту, чум на Федотовом озере, там же болота кругом. И откуда там чуму взяться? Ты вообще чум-то когда-нибудь видел?
— Сам не видел, — не смутился Никита, — но в книжках и в кино — полно раз. Может, и не чум вовсе, но очень похоже: шесты всякие во все стороны торчат, и вообще... Да бог с ним, с чумом! Хотя странно, конечно... Ну, так вот, вышел я к этому чуму, а там человек десять таких вот, как эти двое в приемной. Обступили меня, лопочут по-своему, разглядывают, как будто я картина какая... Я и говорю им, дескать, чудики, кто же жилище на болоте ставит, надо было вон на пригорке поставить, там и посуше, и гнус ветерком отдувает. А они так внимательно слушают, головами кивают... Начал я про корову расспрашивать, а они лопочут по-своему и ни черта не понимают. В чум свой потащили. А там цивильно так, лампочки всякие, аппараты разные. Радиостанция, наверное. Покрутили они меня, помяли, светом помигали зачем-то, да и отпустили. Я и пошел. А корова у самого поселка нашлась, там на старом пастбище проволока от изгороди, она, дура, запуталась и стоит. Баба Нюра потом...
— Да погоди ты про бабу Нюру! Дальше-то что?
— А что дальше?.. Да ничего, собственно. Сегодня я стадо погнал, а эти двое меня за околицей и встретили. И руками показывают, мол, в поселок им надо. Я стадо с подпаском отправил, а сам сюда. Три часа с лишком уже сидим здесь на крылечке, радио слушаем.
— Какое радио?
— Да у меня приемник на батарейках, чтобы в поле не скучно было. Вот его и слушали.
— Сам же говорил, что не понимают они ни слова.
— Так это... не понимали. Но радио слушали. Внимательно-внимательно слушали. — Никита вдруг хлопнул себя по лбу, оглянулся на дверь и прошептал: — Думаешь, шпионы?
— Какие, к черту, шпионы?! Кому на фиг нужен наш поселок? И никаких заводов или стратегических объектов на сотни верст вокруг.
— Это да, глухомань у нас еще та, — согласился Никита и пригорюнился. — Откуда же чум этот взялся? И, главное, как они его притащили на Горелую Падь, там же черт ногу сломит? Чудеса какие-то...
Афанасий Петрович уже давненько приглядывался к Никите, что-то его смущало. Но вот что?
— Слушай, Никита, а что ты сидишь так странно? — сообразил он наконец.
— Как странно? Обыкновенно... — Никита с недоумением посмотрел на Афанасия Петровича, потом на свои ноги. — А действительно, что это я?..
Он вытянул вперед сначала одну ногу, потом подумал, подобрал ее и вытянул другую. Взял кнут со стола, почесал кнутовищем затылок, положил кнут на стол, встал и прошел по кабинету. Афанасий Петрович с интересом наблюдал за происходящим. Никита опять сел, вытянул одну ногу, потом другую...
— Вот ведь зараза! — изумленно прошептал он. — Не помню. Понимаешь, не помню, какая нога у меня не гнулась. Совсем не помню. А как это?
— Тебе лучше знать, — хмыкнул Афанасий Петрович, — твои же ноги. Когда это ты успел в Красноярск съездить?
— Да не ездил я никуда! Да и чего ездить, если они тогда еще сказали, что нога короче будет и сгибаться будет плохо. А они вон, — Никита вскочил и попрыгал на месте, — одинаковые и сгибаются. Что же это? Никак благодать снизошла?
— Ой, да какая благодать, что ты мелешь? Ты и в бога-то никогда не верил.
— Ну, не верил. А ты сам-то что, веришь, что ли?
— И я не верю. Только у меня ноги не вырастают сами по себе. Давай как на духу: что с ногами сделал? И молчит, главное. Это же обмыть надо задушевно.
— Петрович, ей-богу, сам ничего не понимаю, — Никита сел, нахмурился и пожевал губами, что-то про себя соображая. — Когда же это они?.. А ведь с того чума и началось. А я как-то и не заметил. Столько лет хромал, а тут перестал — и не заметил. Петрович, как можно не заметить, что хромать перестал?
— Так выпимши был, наверное, — Афанасий Петрович попытался шуткой приглушить нарастающую тревогу.
— Какой выпимши, я уже второй день не пью. Ни грамма.
— Вот это ты врешь! — не поверил Афанасий Петрович. — А ну дыхни.
Никита перегнулся через стол и дыхнул. Луком и табаком от него несло прилично, а вот перегаром — нисколько! И вот тут-то Афанасий Петрович понял, что все остальные неприятности — просто рай земной по сравнению с той неприятностью, что сидела в приемной. В количестве двух штук.
В дверь вежливо постучали. В горле у Афанасия Петровича что-то булькнуло, он откашлялся и сипло сказал: — Войдите, чего уж там...
Но вошли не таинственные мужички, как предполагал Афанасий Петрович, а почтальонша тетя Маша. Поздоровавшись, она оглядела съежившихся Никиту и Афанасия Петровича, достала из сумки какой-то пакет, положила его на стол и с интересом спросила:
— Что, вам уже звонили из области?
— А что, кто-то должен был звонить? — спросил Никита, в котором любопытство пересилило растерянность.
— Ну, значит, не звонили, — разочарованно сказала тетя Маша и вышла из кабинета.
Афанасий Петрович взял пакет, повертел его так и сяк, потом осторожно вскрыл. В пакете лежал листок бумаги, на котором сверху крупными буквами было написано «Телифонаграма», а ниже располагался следующий текст, написанный от руки:
«Предсидателю пос кидровый булдакову аф предписываеца оказывать все вазможное содействие камиссии прибытие камиссии завтра четырнадцать примерно вриопредагро».
— Это кто у нас такой грамотный? — спросил Афанасий Петрович, перечитав текст вслух.
— Так сама тетя Маша и писала, у нее в школе никогда выше тройки по русскому не было, — ответил Никита, обойдя стол и через плечо Афанасия Петровича прочитав текст таинственной телефонограммы. — А что за зверь такой «вриопредагро»?
— Сидорченко из Агрокомитета, он уже третий год врио.
— А позвонить твой Сидорченко не мог?
— Так он и позвонил, это же телефонограмма.
— Не, по-людски позвонить, на твой телефон или на контору?
— Сидорченко признает только официальные каналы, лично он звонит только когда на рыбалку или на охоту приехать собирается.
— Ну, тогда ты ему позвони, пригласи на рыбалку на Федотово озеро, — хитро подмигнул Никита. — Пусть он сам с этим чумом разбирается. А то чуется мне, что влезем мы в дерьмо по самое не хочу.
— Может быть, может быть... — задумчиво пробормотал Афанасий Петрович. — Ты лучше скажи, что за комиссия такая? Кого еще на нашу голову несет?
— Вот завтра и посмотрим, — философски ответил Никита, — что раньше времени суетиться. Ты не про комиссию думай, тут дела похлеще. Что с мужиками этими делать будем?
— Как бы они с нами что-нибудь не сделали, — пробормотал Афанасий Петрович и поплевал через левое плечо. — Иди позови их, не вечно же им в приемной торчать.
— Тебе надо, ты и зови, — заартачился Никита. — А я вот тут в уголочке посижу.
Афанасий Петрович вздохнул, беззлобно погрозил Никите кулаком, поправил галстук, еще раз вздохнул и поплелся к двери. Никита действительно перешел в угол и сделал вид, что его происходящее никак не касается.
Мужички встретили Афанасия Петровича вежливыми улыбками. Они так и сидели, сложив руки на коленях. Правильно истолковав приглашающий жест, незнакомцы встали, вошли в кабинет, вежливо пропустив хозяина вперед, и остановились у порога.
— Ну что же, будем знакомиться, — Афанасий Петрович покосился на Никиту, который самозабвенно изучал трещины на потолке, и нервно сунул листок с текстом телефонограммы в ящик стола. — Я председатель агропромышленного комплекса поселка Кедровый Булдаков Афанасий Петрович. Наш комплекс входит в состав Красноярского краевого агрокомитета, если вам это что-то говорит. В состав комплекса...
— Петрович, что ты несешь? — недипломатично пробурчал из угла Никита.
— Может, сам побеседуешь с товарищами? — огрызнулся Афанасий Петрович. — Итак, господа, кто вы и чем я могу быть вам полезен?
— Наши имена очень непривычны для вашего произношения, — заговорил опять высокий. — Можно звать нас...
— Равшан и Джамшут, — хихикнул из угла Никита.
— Никита, что ты себе позволяешь? — накинулся было на него Афанасий Петрович, но высокий сделал успокаивающий жест рукой.
— Это не очень главное, — мягко сказал он. — Я откликнусь Равшан, мой товарищ откликнется Джамшут. Идентификация. Мы предлагаем помощь. Мы ожидаем помощь. Ожидаем больше.
— Вы так и не сказали, кто вы? — повторил Афанасий Петрович свой вопрос.
— Наш коллектив является другопланетцы... инопланетцы... как это правильно сказать?..
— Инопланетяне? — недоверчиво протянул Никита, разглядывая мужичков во все глаза. — Так вы же зеленые... и вот с такими головами... а где?..
— Неадекватная информация, — возразил новонареченный Равшан. — Зеленые есть. Не мы. Совсем другие.
— Ну, примерно этого я и ожидал, — Афанасий Петрович сильно потер лицо руками. — И что мне с вами делать?
— С нами делать много, — радостно включился в разговор тот, что пониже. — Мы будем помогать вам, вы будете помогать нам. Удовлетворение обоюдованное.
— И чем же мы можем вам помочь? — Афанасий Петрович беспомощно развел руками. — Наш агропромышленный комплекс очень сильно агро и почти совсем не промышленный. Вам надо обращаться в столицы, к ученым, к правительству...
— Это не очень главное, — опять повторил Равшан. — Мы поможем на ваш комплекс. Развитие. Прогресс. Мы будем располагаться здесь. Вы поможете на наш коллектив. Не надо столицы. Не надо правительства. Мешают. Вред. Мы будем помогать рука в руку.
— Это точно, — хмыкнул Никита. — От начальства никакой пользы, кроме вреда.
— Помолчи, балаболка! — шикнул на него Афанасий Петрович. — Все же я не понял, чем конкретно мы можем помочь друг другу?
— Ваш товарищ был неправильный, — Равшан улыбался вежливо и терпеливо. — Теперь правильный. Польза. Есть другие неправильные. Много. Мы можем помогать.
— Ага! Я же говорил, что это они мне ногу вылечили, — удовлетворенно поддакнул Никита.
— Не вылечили. Сделали правильно. Искаженная информация. Испрямление.
— Испрямление — это хорошо, это обнадеживает, — вздохнул Афанасий Петрович. — А мы-то вам чем помочь сможем? У вас, надо полагать, тарелка ваша летающая сломалась. Так это не к нам! Мы испрямлять ничего не умеем. Разве что искривлять. И вообще: приедет завтра комиссия, вот пусть она с вами и разбирается. Эти вопросы выше моей компетенции.
— Комиссия необязательная, — вмешался Джамшут. — Много информации везде. Много коллективов приехать... приедут. Мы не нуждаемся в коллективах. Комлекс достаточно. Два на десять достаточно или три на десять. Если в другом месте увидеть таких, как мы, они не знают, мы знаем от вашей информации. Вы поможете про язык, про реальность, мы станем похожие, другие не найдут.
Неожиданно в кабинете раздался высокий звенящий звук. Афанасий Петрович вздрогнул, Никита чуть не свалился со стула, а инопланетяне как по команде вскинули правые руки на уровень глаз и замерли. Секунд пятнадцать в кабинете царила такая тишина, что можно было услышать, как микробы ползают по крышке стола. Потом Джамшут опустил руку, кивнул и направился к дверям, а Равшан постоял еще несколько секунд в прежней позе, затем тоже отпустил руку и виновато улыбнулся.
— Мы общались, — объяснил он. — Коллектив нуждается о нас, мы удаляемся. Вы будете думать, хорошо думать, много думать. Столица необязательная, комиссия необязательная. Мы будем помогать рука в руку. Много удовлетворения. Маленькая помощь, — Равшан повернулся к Никите. — Ваш разговорный прибор много помог про язык. Мы хотим... хочем взять прибор, использовать про язык, потом вернуть. Просьба.
— Радио, что ли? — сообразил Никита. — Да берите, жалко что ли! Я за испрямленные ноги вам еще пять штук таких куплю. Пользуйтесь сколько угодно.
— Мы благодарим, — Равшан улыбнулся, сделал рукой какой-то непонятный жест, кивнул головой и вышел вслед за свои приятелем.
В кабинете стало пусто и тихо. Никита разглядывал ноги, Афанасий Петрович разглядывал Никиту.
— Как новенькие, — подытожил свои наблюдения Никита. — В жизни бы не поверил!
— Что-то у меня голова кругом идет, — пожаловался Афанасий Петрович. — Давай по маленькой, что ли, для прояснения мозгов?
Он открыл ящик стола, достал початую бутылку, пару рюмок, кусок сала и горбушку хлеба. Никита подошел к столу, понюхал сало, скрутил пробку с бутылки, тоже понюхал.
— Ты знаешь, Петрович, что-то не хочу я пить, — извиняющимся тоном произнес он. — Может, ты без меня в этот раз накатишь?
— Офигеть! — присвистнул Афанасий Петрович. — Такое только инопланетянам под силу. Что, совсем не можешь?
— Да почему не могу? — обиженно возразил Никита. — Могу... наверное... Не хочу просто.
— Ладно, не выдрючивайся, — попросил жалобно Афанасий Петрович. — Ты же знаешь, не могу я один пить, а выпить во как надо!
— Ну, по маленькой разве что, — нехотя согласился Никита.
Разлили, выпили. Никита прислушался к своим ощущениям, пожал плечами, достал сигареты.
— Что, с куревом не испрямили? — хмыкнул Афанасий Петрович. — Давай и мне тоже сигаретку.
— Испрямили, испрямили... — проворчал Никита, протягивая сигареты. — Курить тоже совсем не хочется. Но так ведь со скуки свихнуться можно: ни тебе выпить, ни тебе закурить...
Покурили, налили еще по одной, выпили. Никита решительно отодвинул свою рюмку.
— Не, пей один — сказал он невесело. — Никакого интереса, пьется как вода.
— Да я тоже еще тот гуляка, — хохотнул Афанасий Петрович и убрал бутылку с закуской в стол. — Что делать-то будем?
— Вам виднее, Афанасий Петрович, — Никита достал сигареты, посмотрел на них с сожалением и опять сунул в карман. — Вы начальство, вам и карты в руки.
— Ага, в кусты, значит? — Афанасий Петрович достал листок, перечитал текст телефонограммы. — Притащил своих представителей, подвел меня под монастырь, а сам в кусты? И что это ты развыкался? Небось, когда в одном классе учились, не гнушался приятелю по шее съездить.
— Кто старое помянет, тому... сам знаешь, — Никита встал, походил из угла в угол. — В школе было давно и неправда. Сейчас ты начальник, а я дурак.
— Не прибедняйся, тебе не идет. Ты лучше скажи, что про мужиков этих думаешь?
— А ничего не думаю, — развел руками Никита. — Если бы не ноги, сказал бы, что фуфло это все. Но ноги — вот они! — как новенькие и гнутся. Так что не фуфло.
— Ну, прямо кедровский Шерлок Холмс!..
— Похихикай, похихикай, — беззлобно огрызнулся Никита. — Завтра вот комиссия приедет, они тебе похихикают. И трактор, в болоте утопленный, припомнят, и план невыполненный, и за третий стан шею намылят, и инопланетян до кучи...
— Попугай, попугай, — передразнил Афанасий Петрович. — Мне не привыкать. Все равно заменить некем, никто в наш Кедровый ни за какие коврижки не поедет. Так что комиссии я не боюсь, ни ачинской, ни красноярской. Постой, я что это ты про третий стан заикнулся? Его ж года два как забросили. За бесперспективность.
— Забросить-то забросили, — Никита вздохнул с показным сочувствием, — а технику вывезти забыли. Экскаватор там стоит болотный, «сотка», «шишига» с будкой... Бешеных деньжищ, поди, стоят? Как вычтут с твоей зарплаты, так Марфуша тебя из дому и погонит.
— Тебе бы все зубоскалить, — отмахнулся Афанасий Петрович. — Там болота кругом, а дамбу размыло. Экскаваторы, между прочим, по воздуху не летают. Даже болотные. И вообще, не морочь мне голову с этим станом! Ты вот скажи: это действительно инопланетяне, а не розыгрыш какой-то дурацкий? — Никита поднял одну ногу, потом другую, красноречиво попрыгал на месте. — Ну да, ну да, против фактов не попрешь... А что им понадобилось в нашей глуши?
— Вопросы я сам задавать умею, — Никита достал сигареты, повертел, плюнул с досады и бросил пачку на стол. — Вот ведь зараза! Закурить хочется, а курить неохота. Во сказанул!..
Никита встал, походил по кабинету, посмотрел в окошко, вернулся к столу, повертел в руках кнут.
— Вот показалось мне, — неожиданно серьезным тоном сказал он, — что боятся они чего-то. Прячутся от кого-то, что ли? Помнишь, они про других говорили? Дескать, других увидите, им не говорите, а нам скажите, мы вам за это много ног испрямим.
— Мне тоже показалось, — согласился Афанасий Петрович. — Может, и не боятся, но явно избегают встреч. Может, потому и забрались в глухомань. И хотят стать похожими. На нас, видимо, похожими, чтобы из толпы не выделяться.
— Да, у нас здесь в Кедровом толпа, — хмыкнул Никита. — Просто не продохнуть от народа! Затеряться запросто можно, ни одна комиссия не найдет.
— Опять хихикаешь?
— А что мне, плакать, что ли?
— Вот кому-кому, а тебе точно плакать не от чего: и пить бросил, и курить, и ноги новые, — охотно согласился Афанасий Петрович. — Инопланетяне это или нет, но одно хорошее дело они сделали. Никит, я за тебя чертовски рад, ей-богу!
— А уж я-то как рад! — дурашливо всплеснул руками Никита, потом серьезно добавил: — Хороший ты мужик, Петрович. Я же вижу, как ты маешься: сам в начальниках, а дружок закадычный в пастухах. Ты же в этом не виноват. Да никто не виноват, я сам захотел. Мне, между прочим, в пастухах гораздо больше нравится, чем тебе в начальниках: никаких тебе проблем, никаких комиссий, сплошная природа и чистый воздух.
— Ты еще скажи, что со школы мечтал не летчиком быть, а пастухом, — вздохнул Афанасий Петрович. — Ладно, сопли все это! Делать-то что будем?
— А пойдем прогуляемся до Федотова озера, посмотрим, что там и как, — предложил Никита. — Все одно сегодня никакой работы уже не будет. Пусть и у тебя хоть один прогул будет.
— Давай, — легко согласился Афанасий Петрович и достал из-за сейфа болотные сапоги. — Час туда, час обратно... Если мужички твои деру дали, так хоть прогуляемся, свежим воздухом подышим.
Но человек предполагает, а бог, которого нет, таки располагает. За окнами конторы возник и стремительно приблизился мощный рев нескольких моторов, затем в приемной возникла некая суета и в кабинет без стука вошел военный, при ближайшем рассмотрении оказавшийся полковником.
— Всем оставаться на местах! — властно сказал он в пространство, ни на кого не глядя.
Афанасий Петрович нехотя сунул болотники за сейф, сел в свое кресло и убрал со стола кнут. Никита, сунувшийся было к окошку, нехотя вернулся на свой стул, недовольно ворча и хмыкая. Полковник возмущение Никиты проигнорировал, приоткрыл дверь в приемную и непонятно приказал кому-то: «Осмотреться». После чего соизволил наконец-то заметить присутствующих.
— Ну? — грозно спросил он.
— Баранки гну! — невозмутимо ответил Афанасий Петрович. Мужиком-то он был незлобливым, но хамства не терпел. — Уж не знаю, как у вас в столицах, а у нас в Кедровом принято здороваться, когда заходишь к незнакомым людям.
Никита поднял большой палец, демонстративно встал и подошел к окну.
— Невоспитанные грубияны! — проворчал он как бы в сторону. — Да еще все посевы сейчас танками затопчут.
— Танками? Ну, ни фига себе! — присвистнул Афанасий Петрович и тоже подошел к окошку. — Поди, война уже началась, а мы и не в курсе. Мы, поди, на каком стратегическом направлении находимся. Может, спросим у господина полковника?
— Это вряд ли, — с сомнением протянул Никита, — у них же военная тайна, то да се...
— И никакие это не танки… — начал было оправдываться полковник, но потом жизнерадостно захохотал и поднял руки, признавая поражение. — Сдаюсь, мужики, уели и поставили на место. Дубль два! Разрешите представиться — полковник Осипенко, командир спецбатальона Федеральной службы безопасности. Прошу, так сказать, любить и жаловать.
— Председатель агропромышленного комплекса поселка Кедровый Булдаков, — представился Афанасий Петрович, возвращаясь на свое место за столом. — Спецбатальон, говорите? Ни разу не слышал! И чем же мы прогневили ФСБ?
— Поселковый пастух Никита, — чопорно представился Никита. — БМП от танка отличить в состоянии, но хрен редьки не слаще, между нами, девочками…
— И то верно! — легко согласился полковник, пожал по очереди руки Афанасию Петровичу и Никите, устроился в гостевом кресле и продолжил уже серьезно: — Ничем вы ФСБ не прогневили, а вот посодействовать можете.
— «Можете» или «должны»? — на всякий случай уточнил Никита.
— Если можете, то должны, — туманно ответил полковник и по-военному четко обрисовал диспозицию.
Никита и Афанасий Петрович переглянулись и пригорюнились. Диспозиция была еще та, хреновая была диспозиция…
* * *
Самым хреновым в диспозиции, изложенной полковником Осипенко, была ее абсолютная, совершенная невероятность. Где-нибудь такие события могли происходить, да и то вряд ли, а вот здесь, в Кедровом и его окрестностях — ну никак!
В общих чертах все выглядело так: засекла наша ПВО какую-то штуковину, которая летала там, где летать ей не положено. Причем нагло так летала, практически не отсвечивая на радарах, но визуально видимая во всей красе. То зигзагами, то кругами, несколько дней подряд. На запросы не отвечала, на наши самолеты и вертолеты не походила, на американские тоже. Попытались приструнить ее с помощью истребителей, но неудачно. Что там конкретно происходило, полковник не уточнил, но из посланных самолетов вернулись, надо полагать, не все, иначе на фига нужны были бы танки в Кедровом. Пусть даже БМП. А штуковина эта пропала где-то в наших краях, и кто-то якобы даже видел, что она приземлилась в тайге, и даже квадрат примерно обрисовали. И практически в центре этого квадрата — наш Кедровый. Со всеми вытекающими отсюда последствиями...
В другое время Афанасий Петрович послал бы этого бравого полковника ко всем чертям. И принадлежность вышеозначенного полковника к ФСБ повлияла бы разве что на форму обращения, но никак не на суть. И дело даже не в полковнике как таковом. Просто никаких штуковин в Кедровом отродясь не летало, не летает и летать не будет, потому как глухомань, периферия, медвежий угол, никого ни на йоту не интересующий и на фиг никому не нужный.
Но утренний визит загадочных мужичков-другопланетцев ситуацию круто изменил. Действительность грозила танком (вернее, БМП) проехаться и по поселку, и по всем его жителям. Полковник Осипенко руки пожимал дружески, улыбался весело, вел себя по-свойски и на кресло Афанасия Петровича не претендовал, довольствовался гостевым, но почему-то верилось безоговорочно, что в случае необходимости отдаст он приказ, не моргнув глазом, и закатают бедный Кедровый в болото по самую маковку. А не хватит БМП для такого дела — прикатят танки.
— А позвольте полюбопытствовать, — Афанасий Петрович решил на всякий случай потянуть время, — с какой такой стати вы все это нам рассказываете? Сведения, надо полагать, совершенно секретные, а вы их первому встречному... Или мы уже отработанный материал и нас потом в расход определят?
Полковник хохотал заразительно, всхлипывая и утирая слезы. В дверь заглянул встревоженный военный в чине лейтенанта, оглядел всю компанию и молча дверь прикрыл.
— Ну, вы, мужики, даете! — прохохотавшись, сказал полковник. — Давненько я так не смеялся. Вы в своем медвежьем углу совсем от жизни отстали, про инопланетян и летающие тарелки сегодня только совсем ленивый не говорит. А уж в расход... За пенсию копеечную, за сто рублей — запросто зарежут, сплошь и рядом, а за такие секретные сведения...
Но, сами понимаете, я человек военный, мне приказали — я пятки салом смазал и поскакал выполнять. Места здешние мне не знакомы, по картам тут сплошное болото, а по аэрофотоснимкам и снимкам из космоса только умники из штаба умеют ориентироваться, не отрывая задницы от кресла. Ваши действия на моем месте?
— Обратиться за помощью к местным жителям, — нехотя предложил Никита.
— Вот! Золотые слова! — с энтузиазмом поддержал полковник. — Вы ведь местные жители? Местные! Вот я к вам и обращаюсь. За помощью.
— И чем же мы можем вам помочь? — вяло поинтересовался Афанасий Петрович, предостерегающе глянув исподлобья на хмыкнувшего Никиту, который, надо полагать, тоже вспомнил, что слова эти уже звучали сегодня неоднократно. — Наш агропромышленный комплекс очень сильно «агро»...
Никита окончательно развеселился и этим сбил Афанасия Петровича с мыслей. Полковник переводил недоуменный взгляд с Афанасия Петровича на Никиту и обратно, не понимая причин веселья одного и замешательства другого.
— Так вы местные или как те умники из штаба? — настойчиво переспросил он.
— Да местные, местные мы, — успокоил Никита. — Только толку-то от нас... В картах мы не особо разбираемся, техники у нас никакой. Вам в Таскино надо, там ПВОшники стоят, у них радары, вертолеты… Что вы от нас ждете-то?
— Во-первых, информации, — полковник деловито расстегнул планшетку и достал какие-то бумаги. — Может, кто-нибудь что-то слышал или видел, какой-нибудь шум непривычный, свечение... Вот вы, к примеру, пастух...
— Ничего не видел и не слышал! — твердо заверил Никита.
— Ну, вы, допустим, не видели, а кто-то мог что-то заметить подозрительное. Впрочем, этим сейчас занимаются другие люди...
— Чем «этим»? — насторожился Афанасий Петрович.
— Опрашивают население поселка... Да не беспокойтесь вы, никто ваш Кедровый не обидит! Помогите лучше со снимками да с картами разобраться.
— Не разбираемся мы в картах, — повторил Никита, но к столу все же подошел. — А что в них разбирать надо?
— Где может уверенно приземлиться летательный аппарат примерно 20-25 метров в диаметре. Так приземлиться, чтобы не утонуть в болоте.
— Да где угодно! — хором воскликнули Афанасий Петрович и Никита. Потом Никита, прочно захвативший инициативу в свои руки, продолжил: — На любой поляне, на любом пригорке. В чем вообще проблема? 25 метров диаметр — это практически ничего! Или вы совсем не ориентируетесь, или лапшу нам на уши вешаете. Скорее второе. И почему вы решили, что оно не утонуло в болоте?
— Потому вот и решил! — повысил голос полковник, прихлопнув ладонью по столу. — Если бы оно утонуло, разговаривал бы я тут с вами! Взяли бы два-три вертолетных звена и прочесали бы этот квадрат мелким гребнем.
— Так что мешает-то? — осторожно спросил Афанасий Петрович.
— Мешает, значит! — буркнул полковник, остывая. — Давайте лучше попробуем по карте определиться.
— Да как определиться-то? Что мы, каждый бугорок, каждую полянку отмечать будем?
— Это было бы хорошо, — вздохнул полковник, — но нереально. Давайте попробуем отметить те места, куда можно проехать на наших БМП. Причем не утопить их в болоте, а проехать и назад вернуться.
— У вас какое-то предвзятое отношение к нашим местам, — Афанасий Петрович взял со стола один из снимков, повертел, приглядываясь. — Вот здесь, например, шестой стан. Там вообще болот нету. И тайга вполне ничего, там вроде сопочки небольшие, так на этих сопочках можно не один аппарат посадить, а пятнадцать. Или двадцать.
— Ну, Петрович, ты загнул, — протянул насмешливо Никита. — Сопочки там есть, это верно, но туда не только на БМП, а пешком-то не всякий доберется.
— Ну почему «загнул»? — не согласился Афанасий Петрович. — Мимо Федотова озера, через третий стан, по старой Николиной дороге... — Тут он поднял голову и увидел, что Никита делает какие-то знаки за спиной полковника. — Правда, ехать туда в один конец часа три надо, — поспешно добавил он, мысленно обругав себя, — а незнаючи, так и вовсе не проедешь. Проводник нужен, чтобы дорогу показывать. Никита, может, ты проводишь людей?
— Не, не могу! — замахал руками Никита. — У меня же там стадо, а подпасок балбес, потом коров три дня по буеракам собирать. Не, я побежал, и так задержался тут. Вы уж сами как-нибудь...
— Вот она, сознательность народных масс, — хохотнул полковник вдогонку Никите, который чуть ли ни бегом устремился к двери. — Накормят, напоят и последнюю рубаху отдадут...
— Ладно, не прибедняйтесь, — Афанасий Петрович разглядывал очередной аэрофотоснимок, пытаясь как-то привязать его к местности. — Можно подумать, у вас такая спешка, что подошвы дымятся, и такой географический кретинизм, что за околицей заблудитесь. При необходимости, надо полагать, и приказать можете, полномочий-то до хрена, поди? А вы что, действительно эту тарелку собираетесь искать? Или так, кино гоните?
— Полномочий достаточно, — вежливо улыбнулся полковник. — Но приказать могу только своим подчиненным. А искать... да, по мере возможности собираюсь искать.
— Одного взвода мало будет. Сюда можно дивизию на поиски пригнать, и ничего не найти.
— Да я понимаю. Но приказы не обсуждаются, так что будем искать.
— А может, эта штуковина улетела уже давно, а вы зазря будете тайгу прочесывать. Или действительно утонула в болоте.
— У меня имеются очень твердые основания полагать, что и не улетела, и не утонула. Но поверить придется на слово, вот это действительно секретные сведения.
— Да нужны нам ваши секреты! Ищите сколько угодно, бог в помощь... Только имейте в виду: гостиниц у нас нет, столовая одна и накормить такую ораву не в состоянии. Есть, конечно, клуб, контора, крыша какая-никакая будет, но...
— Не извольте волноваться, — ехидно хихикнул полковник, — у нас все есть, и крыша, и еда. Все свое, с пылу с жару.
— Вот и чудесненько! — Афанасий Петрович встал из-за стола и потянулся. — Не буду задерживать, у вас свои заморочки, у нас тоже дел невпроворот. Так что если моя помощь больше не нужна... А кабинет полностью в вашем распоряжении.
— Приказать я не могу, — полковник улыбаться перестал, хоть голос и не повысил, — но могу попросить. Очень настойчиво. В смысле могу сделать предложение, от которого вы... надеюсь, вы в курсе?..
— В курсе, в курсе, — проворчал Афанасий Петрович. — С этого и надо было начинать, а не ваньку валять. Ставьте задачи, будем поглядеть.
— Слушай, Афанасий Петрович, а с чего ты такой шустрый, как электровеник? — полковник глядел колюче и играл желваками. — Или раз не сажают да не расстреливают, можно и повыпендриваться? А может, тебе кресло жмет? Или кабинет маленький?
— Вот только пугать меня не надо, — Афанасий Петрович достал из стола бутылку с закуской, приглашающе махнул рукой. — В эту дыру никто ни за какие коврижки не поедет, это стопудово. И из местных никто на себя эту обузу не взвалит, говорено-переговорено. Это с одной стороны. А с другой стороны, если меня с этого места сдвинете, так я только спасибо скажу. Рыбалкой займусь, охотой, по грибы, по ягоды... Ты присаживайся, присаживайся, сто грамм под сало еще никому не вредило.
— Ну, блин, жизнь полосатая! — то ли восхищенно, то ли раздраженно проворчал полковник, присаживаясь к столу. — Прямо вот так вот и споишь высокопоставленного военачальника при исполнении служебных? А если я сейчас крикну кого-нибудь с браслетами?
— Не крикнешь, — Афанасий Петрович разлил по рюмкам и нарезал сало. — Уж не знаю, что у вас там случилось на самом деле, где ты мне наврал, а где правду сказал, но ежу понятно, что дергаешься ты не просто так, не знаешь ты, куда податься и кому отдаться. Или нет?
— Ты не больно-то панибратствуй, я ж как-никак начальство, — полковник, изобразив обиду, взял рюмку, понюхал, посмотрел на свет. — Я думал, самогонка, а у вас тут как у людей.
Выпили, закусили. Афанасий Петрович разлил остатки, махнули еще по одной. Полковник выглянул в приемную, вполголоса отдал какие-то приказы, вернулся, походил по кабинету из угла в угол, то ли ожидая чего-то, то ли просто собираясь с мыслями. Не дождавшись или собравшись таки с мыслями, он заговорил:
— Тут, видишь ли, такое дело: штуковина эта совсем не простая, то есть настолько не простая, что за версту видно — не наша это штуковина, не земная. Та самая тарелка, про которую официальная наука говорит, что их нет. А она есть, и села где-то в вашем районе. Потому как вертолеты не летают, у них приборы отказывают и двигатели глохнут. И самолеты тоже не летают. И снимки со спутников такие получаются, что там не только тарелку, а ваш поселок не видно, все в каком-то тумане, сплошные искажения. При этом во всех других местах — пожалуйста, можно кусты с деревьями пересчитать и бабам под юбки заглянуть.
Конечно, наши генералы щеки надули и кулаками по столу застучали, дескать, как это так, у нас вооруженные силы или хрен собачий? Если хрен собачий, так сейчас всех распустим и новых наберем. А если силы, то вынь да положь эту тарелку! Какое такое право они имеют полетам мешать и местность искажать? Никакого! Следовательно, пресечь и наказать...
— Ну, это не только у вас, начальство везде одинаковое, — Афанасий Петрович со вздохом убрал в стол опустевшую бутылку и закуску. — Но ты ведь не вооруженные силы, а какой-то батальон особый. Или я что-то не так понял? Хотя не в этом дело, конечно... Ну, к примеру, найдешь ты эту тарелку, а дальше что? Прицепишь к БМП и потащишь в Красноярск? Или в Ачинск, туда все же ближе? Или у БМП тоже двигатели глохнут?
— Сюда ведь доехали, — вполне резонно возразил полковник. — А вообще моя задача найти и доложить, дальше пускай у них голова болит. Заглохнут БМП, будем пешком прочесывать тайгу.
— Ну, тогда флаг вам в руки! — засмеялся Афанасий Петрович. — На ближайшие лет пять работой ты обеспечен.
— Зря лыбишься, — полковник поиграл желваками. — В случае необходимости сюда пришлют и полк, и дивизию, а если понадобится, то и армию. И останутся от вашей тайги и от поселка вашего рожки с ножками. Начальство пока не хочет шум поднимать. А давай, думают, пошлем Осипенко, он мужик шустрый, авось да притащит эту тарелку...
В это время открылась дверь в приемную, вошел давешний лейтенант, вытянулся и молча козырнул. Полковник вышел в приемную, следом за ним вышел лейтенант, плотно прикрыв дверь. Несколько минут из-за стенки раздавалось невнятное бубнение, затем полковник вернулся в кабинет. Вид у него был как минимум удивленный.
— Во, блин, жизнь полосатая! — полковник чесал в затылке, разводил руками, хмыкал и крутил головой. — Самое смешное, что я ведь крайним останусь. Доказывай потом, что не верблюд...
— Что случилось-то?
— Да ничего особенного, — полковник немного поколебался, потом все же продолжил. — Снимки со спутника получили новые, все чисто, ничего нет. И два звена вертолетов над районом прошли, и тоже ничего не зафиксировали. Ничего! Ни тарелок тебе, ни блюдец. Ни-че-го!
— Ну и плюнь, чего подпрыгивать-то? Тебе же лучше, по тайге скакать не надо. Говорили же тебе, что нет никаких тарелок. Вот их и нет. Располагайтесь. Сейчас баньку истопим...
— Какая, к черту, банька?! — замахал руками полковник. — Начальство рвет и мечет, на доклад требует. Так что спасибо за гостеприимство, извините за беспокойство и всего хорошего. — Полковник почти бегом направился к дверям, но потом задержался, погрозил Афанасию Петровичу пальцем и тоном заговорщика громко прошептал: — Никому ни слова, государственная тайна, сам должен понимать, не маленький.
Ответить Афанасий Петрович не успел, дверь за полковником захлопнулась, почти сразу после этого за окном взревели моторы, раздались громкие команды — и через пять минут за окном остались лишь медленно оседающая пыль да следы гусениц.
Афанасий Петрович подошел к окну, бездумно последил за оседающей пылью, вернулся к столу, открыл было дверцу, но, вспомнив, что бутылка пуста, вздохнул и вышел в приемную. Секретарша председателю агропромышленного комплекса по штату полагалась, более того, она даже существовала, но находилась в очередном декретном отпуске, то ли в третьем, то ли в четвертом. Никого, и в первую очередь самого председателя, отсутствие секретарши не тяготило, скорее наоборот: женщина она была крайне любопытная и столь же крайне болтливая. Но сегодня место секретаря отнюдь не пустовало: на Афанасия Петровича вопросительно смотрел давешний лейтенант.
— Оба-на! — растерянно протянул Афанасий Петрович. — Цирк уехал, а... извините, не хотел обидеть... От своих отстали или у нас в Кедровом понравилось?
— Понравилось, — усмехнулся лейтенант, — отчего же не понравиться: женщины у вас в поселке красивые, а водка дешевая и вкусная.
— Шуточки, значит, шутим?
— Пытаюсь соответствовать по мере сил, — парировал лейтенант. — А то ведь подумаете, что у военных чувство юмора отсутствует вовсе. А мы, военные, такие же люди, как и вы, гражданские. Чаю хотите?
— Чаю?! — изумился Афанасий Петрович. — А что, это в принципе возможно? Сколько себя помню на этом месте, ни разу мне никто чаю не предлагал.
— Почему нет? Секретарша у вас запасливая, чай, кофе, сахар и посуда имеются. А еще булки сдобные, я одну попробовал — язык проглотил, дар речи лишился.
— Ишь ты, Райкина цитируете. Да помню я, помню про гражданских и военных! Но тут такое дело: секретарша в этом кабинете была в последний раз не то в конце января, не то в начале февраля. Так что или у вас зубы очень крепкие, или наша Глафира Геннадьевна может претендовать на Нобелевскую премию. За изобретенный способ сохранения свежести хлебо-булочных изделий в течение... февраль, март, апрель, май, июнь... в течение почти полугода.
— Напрасно веселитесь, — хладнокровно возразил лейтенант, — булки действительно свежие, принесла их, видимо, ваша секретарша. Объемная такая женщина, со всех сторон.
— Что «со всех сторон»?
— Объемная со всех сторон.
— А-а, это да, Глашка у нас не худенькая. К тому же ей рожать скоро.
— Вот как? — лейтенант включил чайник, споро достал чашки, сахар, растворимый кофе. — Было у меня такое смутное подозрение, но потом как-то показалось, что она со всех сторон одинаково объемна.
— Креститься надо, когда кажется! Показалось ему! Женщина на седьмом месяце, а ему, видите ли, «показалось». Кстати, это не про нее ли вы говорили, что женщины у нас красивые? Можете смело приступать к осаде, Глафира Геннадьевна как раз совершенно свободна.
— До пятницы?
— Что «до пятницы»?
— Совершенно свободна до пятницы? Или вы здесь мультики не смотрите, всеё на полях да в закромах?
— А-а, вы вон про что, — Афанасий Петрович театрально вздохнул, подошел к окну. Ничего интересного за окном не наблюдалось, даже пыль уже осела. — Мультики мы смотрим. Но редко. Потому как в свободное от работы время, а оно есть величина переменная, но стремящаяся к нулю. Ферштеен?
— А то! Завсегда! Но, между прочим, вскипело, — лейтенант с шутовскими поклонами налил кипяток в чашки, — так что можете сахар и кофе сыпать по вкусу. А каким это боком ваша Глафира... э-э-э... Геннадьевна, если не ошибаюсь?.. свободна, если при этом она на седьмом месяце?
— Тоже мне, эка невидаль! — Афанасий Петрович насыпал кофе, сахар и, прихлебывая и жмурясь, как кот, от удовольствия, присел к столу. — Желающих заделать ребенка на халяву всегда было выше крыши, только свистни — и очередь из мужиков выстроится до самого города. Кобели, одно слово! Вот вы, например...
— Можно на «ты».
— Вот ты, например, встал бы в такую очередь?
— Это к Глафире Геннадьевне-то?
— А хотя бы и к ней.
— Ничего плохого не хочу сказать про эту, возможно, весьма уважаемую женщину, но как-то... — лейтенант вздохнул и театрально развел руками, — воздержусь, пожалуй. Тем более у вас тут своих желающих, как я посмотрю, немерено.
Зазвонил телефон. Афанасий Петрович вопросительно посмотрел на лейтенанта, но тот протестующе замахал руками, дескать, не смею претендовать, вы тут хозяин и все такое прочее. Ну, хозяин — так хозяин! Афанасий Петрович бережно поставил кружку с кофе на стол (когда еще такая халява подвернется!) и взял трубку. В трубке, как ни странно, послышался голос запыхавшегося Никиты.
— Петрович, как там дела? — спросил он.
— А что им, делам, сделается? Идут себе да идут. Тебя что-то конкретное интересует или так, потрепаться захотелось. Откуда звонишь-то, кстати?
— Да от Федотова озера и звоню.
— Во как! — Афанасий Петрович присвистнул. — Это на каком самолете тебя туда занесло?
— А я у соседа мотоцикл позаимствовал, — хмыкнул Никита. — Правда, он еще не в курсе, но не обидится, поди: для хорошего человека на хорошее дело ничего не жалко.
— Ты мне лапшу на уши не вешай, — повысил голос Афанасий Петрович. — Сам же доказывал, что туда только пешком и можно добираться.
— Ты меня не перебивай, я и сам собьюсь, — Никита сделал паузу, то ли собираясь с мыслями, то ли пытаясь отдышаться. — Вояки еще там или уже умотали?
— Частично. А что?
— Тут такое дело... даже и не знаю, с чего начать...
— Что ты мямлишь?! Начни уж с чего-нибудь.
— Короче, чум пропал. Вернее, не пропал даже, но на прежнем месте его нет. А в болоте дыра здоровущая, круглая, еще не успела затянуться. И вода в озере прибавилась заметно. Так что, думаю, утонул он в болоте, чум этот. Не случайно утонул, а намеренно.
— Это как это? — Афанасий Петрович покосился на лейтенанта, но тот листал какие-то бумаги и делал вид, что разговор его совершенно не интересует. — Откуда такие мысли забавные? Сам придумал или кто надоумил?
— Так Равшан... или Джамшут, не помню, кто из них кто... короче, один из тех, которые утром были, объяснил, что у них маскировка такая, и чуму ихнему по барабану, на земле стоять или под болотом. Короче, ты это... — Никита помолчал, подышал в трубку, потом скороговоркой закончил, — не выдавай их воякам, лады? Всяко может сложиться, а власти - они... сам знаешь...
— А на фига козе баян? — Афанасий Петрович отхлебнул кофе, снова покосился на лейтенанта, отрешенно листавшего бумаги. — Тебе с этого какой навар?
— Что значит мне? — обиделся Никита. — Не мне, а нам. Всему Кедровому то есть. Мы же таких дел можем наворотить!..
— Да, наворотить — это мы мастера, — вздохнул Афанасий Петрович. — Разгребать только потом некому. Ладно, не телефонный это разговор...
— Во-во, не телефонный, точно. Так что мы сейчас подскочим с Равшаном... или Джамшутом... короче, ты понял?
— Куда подскочите-то?
— Да к конторе и подскочим. Хотя нет, к конторе не стоит, пожалуй. Давай дома у тебя пересечемся.
— Так рабочий день как бы… — засомневался Афанасий Петрович. — Дела всякие, бумаги, комиссия эта еще, язви ее в душу.
— Да плюнь ты на все, какая работа, какие бумаги! Короче, дуй домой, мы сейчас подъедем. А за прогул сам с себя потом вычтешь.
В трубке запикало. Афанасий Петрович чертыхнулся, положил трубку, допил кофе и опять покосился на лейтенанта. Тот по-прежнему не поднимал голову от бумаг.
— Пойду я, пожалуй, — нерешительно сказал Афанасий Петрович. — Если, конечно, моя помощь не понадобится.
— Не понадобится, не понадобится, — заверил его лейтенант. — И вообще будьте как дома, вы же здесь как бы хозяин. А что, проблемы?
— Да нет, никаких проблем. Просто дела всякие домашние. А вы, извините...
— Мы же на «ты» перешли.
— А ты надолго здесь? А то контору на ночь закрывать надо будет. И потом насчет поспать—поесть как?
— Не беспокойтесь, у нас все свое. А если до вечера свернемся, то дадим вам знать.
— Вот и чудненько! — Афанасий Петрович нерешительно потоптался у дверей, потом махнул рукой и шагнул за порог. И этот шаг был переломным моментом в истории поселка Кедровый.
Уже на следующий день в районе Федотова озера стояли два аккуратненьких домика, в которых проживала бригада из девяти китайцев. Бригада как бы занималась сбором дикоросов, всяких там грибов, ягод, женьшеней и черемши с папоротниками. А также врачевала помаленьку жителей Кедрового с помощью своей китайской медицины. Люди они были вежливые, опрятные, документы, как ни странно, у них были в полном порядке, включая договор на аренду участка у Федотова озера. Они никому не мешали — и им никто не мешал. Впрочем, нет, попытки помешать были, и неоднократные, но как-то все обходилось. Взять ту же комиссию. Или полковника с его секретным батальоном. Но это уже совсем другие истории...
* * *
Байку эту рассказал мне сын Афанасия Петровича, когда мы во время его очередного приезда ходили на рыбалку. Валерка, сын то есть, страстно любит на хариуса и ленка со спиннингом поохотиться, а в окрестностях Кедрового рыбалка хоть и отменная, но в основном окуни, караси да щуки. Ну, лини еще кое-где попадаются.
Не скажу, что я не поверил совершенно ничему. Агропромышленный комплекс в Кедровом действительно есть, и даже не захирел, а это по нынешним-то временам! И военные, по слухам, в Кедровый зачем-то наведывались. И бригада китайская есть, собирают свои папоротники и женьшени. Хотя биологичка наша категорически настаивает, что женьшень в Красноярском крае не произрастает, не климат ему здесь. И никакого Федотова озера в округе Кедрового нет, я сам по карте проверял. Брехня, короче!
А с другой стороны — справно как-то по слухам стали жить в Кедровом. И не болеют почти, и достаток у всех в доме. И Никиту того я хорошо знаю, он до сих пор пастухом работает. После аварии он действительно хромал, а сейчас бегает за своими коровами как молодой. Говорит, в Институте проблем севера ему ноги подремонтировали. Может, врет...
Надо, пожалуй, наведаться в Кедровый да посмотреть там все хорошенько. А то и вообще туда переехать, Афанасий Петрович давно уже приглашает, дескать, что ты за свою Степановку да за свой Ирбейский уцепился, айда к нам. Решено! На эти выходные и поеду.
А про тарелки летающие — это все точно брехня! Не бывает их, тарелок этих, точно не бывает…