(байка вторая)
Комиссию ждали в среду. А приехала она в пятницу. Правда, среда намечалась в июле, а пятница состоялась аж в феврале, но это и к лучшему: в июле эта комиссия была бы совсем ни к чему. Она и в феврале-то никого не обрадовала, а уж в июле...
Тогда в Кедровом происходили события странные, если не сказать невероятные. Афанасий Петрович до сих пор не верит, что упомянутые события не привиделись ему в страшном сне, а при встрече с Равшаном или c кем-нибудь из его компании вздрагивает и настороженно оглядывается. Равшан же совершенно освоился в Кедровом и опасений Афанасия Петровича не разделяет. Подумаешь, дескать, комиссия! Жили до сих пор без комиссии — и ничего. Мало ли китайских бригад работает на просторах Красноярского края, одной больше, одной меньше... кто их считает?.. Документы у всех в порядке, участковый лично проверял и ушел вполне удовлетворенным. Договор на аренду участка у Федотова озера тоже ни у кого никаких вопросов не вызывал. Чего тогда расстраиваться?
Афанасий Петрович вздыхал, согласно кивал головой, но по-прежнему вздрагивал и оглядывался. Во всем Кедровом правду знали четверо. В свое время пришлось ввести в курс дел главу администрации, благо мужик он был нормальный, без предрассудков, и интересы поселка чтил не меньше своих собственных; а также начальника реммастерских. Но в таких делах и одного-то бывает слишком много, а четверо — это такая куча народу, что хоть вешайся!.. Впрочем, пока все обходилось, если кто-то что-то и подозревал, то свои сомнения держал при себе. Народ в поселке разный, но в основном все свои, приезжих практически не было. Да и кому захочется тащиться в такую глушь. Разве что Чжан... Про него в поселке разное говорили. Павлушка, к примеру, всем доказывал, что Чжан скрывается в Сибири от мести якудза. Далеко не все в поселке знали, что якудза — это японская мафия, а не китайская, но Павлушку и без этого никто всерьез не принимал. Балаболка — он и есть балаболка!
Так вот, народ разный, но совсем дураков не было, выгоду от бригады псевдокитайцев почувствовали все, причем выгоду настолько очевидную, что ни о каких сомнениях речи не могло быть. Какие сомнения, если такая халява накатила?! Шутка ли, в поселке не осталось ни одного пьяницы! Нет, выпивать выпивали, даже Никита сходил на поклон к Равшану и упросил немножко себя искривить по поводу выпивки. Равшан долго делал вид, что по-русски совсем не понимает, пожимал плечами, даже ругался на своем странном языке, но потом все же поддался на уговоры. То есть выпивали, тем более по праздникам или после бани, но в меру, никаких тебе загулов на неделю с мордобитиями и примирениями, как бывало раньше. В поселке заработал клуб, всякие кружки с секциями. Одним словом, жизнь заметно изменилась в лучшую сторону. Но ведь паршивых овец никто не отменял...
Так что комиссию Афанасий Петрович встречал в растрепанных чувствах. Особенно после заседания «масонской ложи», как обозвал их посиделки Никита. Который, кстати, и был инициатором собрания... или заседания... совещания, одним словом.
Пришел он, Никита то есть, к Афанасию Петровичу накануне приезда комиссии, в четверг. Вежливо поскребся в дверь, бочком вошел в кабинет, долго переминался с ноги на ногу, вздыхал и мял в руках свой всенепременный кнут. Афанасий Петрович с интересом наблюдал за таинственными манипуляциями друга, но молчал, предоставляя Никите возможность заговорить первым. Тот, в конце концов, решился.
— Афанасий Петрович, ты в мастерских давно был? — начал он издалека.
— Сегодня с утра заходил, Чапаю клизму вставлял. А что, — насторожился Афанасий Петрович, — стряслось что-то? Я ничего такого не заметил.
— А за что клизму-то, Чапай вроде мужик нормальный? — фальшиво заинтересовался Никита.
— Все вы нормальные, пока спите зубами к стенке, — отпарировал Афанасий Петрович. — Хорошая клизма еще никому не повредила. Ты не мямли, говори, с чем пришел?
— Ты, Петрович, начальник, одно слово, тебе виднее, — Никита старательно делал вид, что вопроса не заметил. — Но Чапай нормальный мужик, мастерские на нем как на фундаменте стоят. А если фундамент порушить, то здание... оно, сам понимаешь, стоять не сможет. А из таких зданий...
— Никита, ты сейчас наскребешь на свой хребет. Кнут отберу и отхожу по заднице. Говори, что надо, или выметайся, без тебя проблем хватает.
— Кну-ут? — Никита почесал кнутом в затылке и сунул его за голенище унта. — Не-е, кнут я тебе не дам, это святое. Сам ведь знаешь: трубку, лошадь и жену...
— Ну, хватит трепаться, — окончательно рассердился Афанасий Петрович. — Дружба дружбой, но проблем действительно полно. Если надо что, говори по делу, а если побалакать зашел, то время неудачное выбрал: завтра комиссия нагрянет, а Глашка до сих пор в декретном, в бумагах бардак...
— Так я как раз про комиссию эту и хотел поговорить, — оживился Никита. — Неспокойно мне как-то, не к добру они прутся. Что им здесь делать в феврале? Не на рыбалку же?
— А чем тебе зимняя рыбалка не нравится?
— Да мне любая не нравится, ты же знаешь, не рыбак я. Это Сидорченко твой любитель, так он был недавно, месяца еще не прошло. Так что не на рыбалку они едут. Ты вот знаешь, кто в этой комиссии?
— Не особо, — хмуро признался Афанасий Петрович. — Зам из администрации, Сидорченко из агрокомитета, а про остальных не знаю. Никита, кончай темнить! Мастерские-то к чему приплел?
— Мастерские — это один из кусочков мозаики, пазл, так сказать.
— Чего? — изумился Афанасий Петрович. — Ты откуда слов таких нахватался?
— Темнота! — вздохнул Никита. — Пазлами цивилизованные люди называют то, что ты в простоте и невежестве своем называешь мозаикой. Отстал ты от жизни, утерял нить событий и утратил способность адекватно анализировать события, происходящие вокруг тебя.
— Никита, — проникновенно промурлыкал Афанасий Петрович, — а не пошел бы ты на хрен... В смысле, на ферму. Ферма как раз то место, где можно наиболее адекватно...
— Петрович, ты не злись, — замахал руками Никита. — Я же не специально. Тебе бы с мое пообщаться с Равшаном, еще не так бы заговорил! От меня уже мужики шарахаются.
— Это с чего вдруг?
— А вот как начинаю всякую заумь нести, так они пальцем у виска покрутят и стороной обходить начинают.
— Так не неси, кто тебя заставляет?
— Ага, тебе хорошо говорить, — сокрушенно вздохнул Никита, — а у меня после твоего Равшана ум за разум заходит.
— Это с чего это он мой? — возмутился Афанасий Петрович. — Не ты ли их тогда в контору притащил?
— Ну, притащил... — уныло согласился Никита. — Кто же знал, что так получится.
— Да что случилось-то? — Афанасий Петрович понял, что Никита говорит серьезно, не придуряется как обычно, и встревожился не на шутку. — Каким боком комиссия к мастерским относится? И причем здесь Равшан?
— Короче, так! — Никита сел в «посетительское» кресло и сосредоточенно сдвинул брови. — Есть у меня знакомый в Красноярске, хороший мужик, мы с ним лет двадцать уже знакомы. Не сказать, что друг закадычный, но приятельствуем, хоть и редко встречаемся. Так вот, звонит мне Ирек вчера вечером... Да, забыл сказать: работает он в органах. Не в ментуре, а в Органах. — Никита поднял указательный палец и со значением посмотрел на Афанасия Петровича. — Ну, ты понял, короче. Не шишка, конечно, но и не мальчик на побегушках. Зовут его Ирек, он татарин, а имена у них... ладно, не в этом дело.
Так вот, звонит он мне вчера вечером и по большому секрету сообщает, что комиссия эта не просто так едет, а был у них сигнал про наш Кедровый. Стуканул кто-то в администрацию, а оттуда переслали в органы. Что в этом сигнале, Ирек не знает, но человечек ихний в комиссии присутствует. Причем, самое поганое, неизвестно, кто из них...
— А что, Ирек твой не знает, с кем работает? — недоверчиво спросил Афанасий Петрович, привычным жестом доставая из стола бутылку, стопки и шмат сала. — Как-то все это... слабо верится. Сказки Марь Иванны. На фиг мы сдались органам этим? Что, кстати, за органы, ФСБ, что ли?
— А черт их знает! — Никита выглянул в приемную, закрыл плотнее дверь и повернул ключ. — Может, ФСБ, а может, еще какая гадость. Ирек сильно-то не распространялся, а я не расспрашивал. Но что в органах — это точно.
Выпили, закусили, помолчали, дымя сигаретами. Афанасий Петрович хотел налить по второй, но Никита отрицательно помотал головой.
— Нам, Петрович, голову надо иметь тверёзвую, потому что знаешь ты прекрасно, что может понадобиться органам в Кедровом. И я знаю. И Осип из поссовета...
— Из поселковой администрации, — машинально поправил Афанасий Петрович.
— А, какая разница, как они сейчас обзываются, — махнул рукой Никита. — Чапай еще знает, но он мужик кремень, из него клещами ничего не вытянешь. А вот Осип... если на него надавят... короче, пыток он не выдержит.
— Тьфу ты, болтун! — вздрогнул Афанасий Петрович. — Какие пытки, что ты несешь?
— Несешь, не несешь... — Никита походил из угла в угол, постоял у окна, посмотрел на улицу. — Много мы знаем про нынешние органы? Дело-то ведь серьезное, государственного масштаба. Полковник этот не шутил, когда обещал танки пригнать и тайгу прочесать. Ну, ты же сам понимаешь: если приспособить эту компанию равшановскую для стратегических военных надобностей, мы же Америку за пояс заткнем как... как вот кнут за голенище. А мы эту стратегию на болоте прячем. То есть мы с тобой, Петрович, Родину не любим и потому есть предатели своего Отечества. А предателям на Руси во все времена...
— Никита, кончай панику наводить, и так тошно. И перестань по комнате мельтешить, в глазах рябит. — Афанасий Петрович повертел в руках бутылку, потом неуверенно предложил: — Может, еще по одной, а то как-то плохо думается?
— Ну, давай, — неохотно согласился Никита.
Выпили еще по одной. Пожевали сала, поглядывая друг на друга, без всякого удовольствия закурили еще по одной: Никита, когда ходил «искривляться» к Равшану, заодно и курение выхлопотал. А Афангасий Петрович корректировать свои вредные привычки отказался напрочь — на то они и привычки, чтобы к ним привыкать!
В дверь кабинета негромко постучали. Афанасий Петрович быстро ликвидировал следы застолья, махнул рукой Никите. Тот открыл дверь. В кабинет вошел начальник реммастерских Василий Иванович Ярошенко. По фамилии в поселке его мало кто звал, в основном Чапаем или Чапаевым, за имя-отчество и пышные усы. Василий Иванович давно уже перестал обижаться и откликался на Чапаева как на собственную фамилию. Иногда, правда, ворчал, что начал уже забывать ее, фамилию эту.
— Что это вы заперлись в рабочий день? — подозрительно спросил Чапай, оглядывая кабинет и принюхиваясь. — Опять водку пьянствуете?
— Вот, легок на помине, — обрадовался Афанасий Петрович, — только что тебя поминали. Присаживайся, у нас тут как бы совещание.
— По поводу? — Василий Иванович уселся в кресло, сложил руки на коленях и приготовился слушать.
— Комиссию обсуждаем, — Никита недовольно покосился на занятое кресло и сел на стул. — Есть какие-нибудь соображения? Как, кстати, самочувствие после клизмы?
— Эх ты, трепло! — привычно посетовал Афанасий Петрович.
Василий Иванович вопросительно поднял брови, уселся поудобнее и... промолчал. Он вообще был человеком неразговорчивым, предпочитал делать, а не говорить.
— Дошли до нас слухи, что неспроста комиссия эта приезжает, — осторожно начал Афанасий Петрович.
Чапай пожал плечами и снова промолчал. Никита достал кнут, с раздражением повертел его в руках, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Афанасий Петрович помялся, бесцельно открывая и закрывая ящики стола, потом так же осторожно продолжил:
— Вроде бы как серьезно заинтересовались Кедровым, в комиссию затесался некий компетентный товарищ. Информация не проверенная, но дыма без огня... сам понимаешь.
— Умеешь ты, Петрович, настроение испортить, — в голосе Чапая чувствовалась укоризна. Совершенно безосновательная, между прочим, и в иное время Афанасий Петрович не приминул бы провести среди Василия Ивановича профилактическую беседу по поводу субординации и посяганий на честь и достоинство руководства, но сейчас ему было не до этого.
— Чапай, ты колись, облегчи душу, — не вытерпел Никита. — Говорят, Колька твой в город зачастил, дела у него, видите ли, там образовались. Не он ли настучал там про наши дела?
— Не болтай чего не знаешь! — Василий Иванович поморщился как от зубной боли. — Не знает он ничего про наши, как ты выразился, дела. Кольку в город переманивают, работу предложили интересную. Я ведь как раз по этому поводу и пришел. Ты бы, Петрович, придержал его как-нито, а?
— Чем это я его придержу? — удивился Афанасий Петрович. — Он парень молодой, ему перспективу подавай. А у нас какие перспективы?
— Перспективы у нас такие, что никаким столицам не снились, — Василий Иванович принялся загибать пальцы. — Оборудование и станки в мастерских самые современные, кровью и потом добытые. Знания под боком такие, что дух захватывает. Да ты же и сам все знаешь! Мы тут таких дел можем наворотить, что столицы обзавидуются.
— Наворотить мы завсегда пожалуйста, — проворчал Афанасий Петрович. — А кто потом расхлебывать будет? Мне и так уже из агрокомитета звонят, интересуются, откуда у нас такая экономия электроэнергии, угля и горюче-смазочных материалов? И что мне им говорить? Что Василий Иванович Ярошенко под старость лет научился чудеса творить и фокусы показывать?
— А что сразу Ярошенко-то? — обиделся Чапай. — Других кандидатур нет, что ли?
— Кто, например? — Афанасий Петрович вопросительно посмотрел на Чапая, потом на Никиту. — Давайте на меня всех собак навешаем. Или на Осипа. Вот, мол, глава администрации пожелал, чтобы у всех сельчан в домах было централизованное отопление, а мы что, мы только приказы выполняем. Котельную вот модернизировали по англо-американским технологиям... А если, не дай бог, там хоть один толковый мужик найдется, в комиссии этой, да поинтересуется, что это за технологии такие и где мы их накопали? И за какие шиши?
— Петрович, не заводись, — примиряющее сказал Никита. — Гостей мы накормим, напоим и восвояси отправим. В первый раз, что ли?
— А не ты ли сам мне только что всяких страстей наговорил? — Афанасий Петрович сбавил обороты, остывая. — Нет, в самом деле: на улице зима, метет, мороз, а в поселке ни одна труба не дымится. Как мы это объяснять будем? На ферме оборудования добавилось, в мастерских станков, то да сё, а энергии меньше стали потреблять. Это как?
— Так зима ведь, — неуверенно предложил Василий Иванович. — Не сезон. Уборочная кончилась, посевная еще не началась. Потому экономия.
— Угля? — ехидно переспросил Афанасий Петрович.
— Почему угля?.. Ну, и угля тоже... У нас же отопление электрическое... — Чапай понял, что концы с концами не сходятся, и сконфуженно замолчал.
— Петрович, если тебе нужен дым, то никаких проблем, дым будет, сколько хочешь, — Никита излучал оптимизм и уверенность. — Печи же никто не разбирал, затопят ради такого случая.
— С чего это затопят, если обогревалки жарят так, что хоть окна отворяй? — не согласился Афанасий Петрович. — Это надо ходить, что-то объяснять, как-то уговаривать... Потом разговоров не оберешься, кляузы начнутся, проверки из Красноярска, из Ачинска... Мигом все вскроется! И нас тогда, друзья разлюбезные, всем скопом на цугундер.
— Надо Равшана звать, — подвел итог разговору Никита, — он нас подбил на этот кавардак, пусть теперь сам и выкручивается.
В кабинете повисла тягостная тишина. Вот вроде и привыкли уже к Равшану и его компании, приняли, так сказать, в коллектив, но все четверо, включая отсутствующего главу администрации, всегда, каждую минуту помнили, что никакие это не китайцы, а вовсе даже инопланетяне. Странно, конечно, что инопланетяне оказались так похожи на китайцев, но... да и не похожи они, даже на китайцев. Всегда вежливые и предупредительные, они однако никогда не улыбаются. Никто. Ни разу! Равшан начал однажды объяснять что-то про лицевые мускулы и культурно-этнические традиции, но в итоге никого не убедил — и махнул рукой: терпите, мол, приспособятся, постепенно втянутся, научатся и улыбаться... наверное... Осип с Чапаем, возможно, и приняли все за чистую монету, но Афанасий Петрович и Никита — они-то помнили, что Равшан с Джамшутом улыбались при первой встрече. Да еще как улыбались! А потом у них, видите ли, мышцы перестали работать как нужно. Фигня какая-то!
И говор их чудной, не то чирикание, не то мяуканье... аж мурашки по телу. Правда, слышать его доводилось лишь Афанасию Петровичу и Никите, да и то в первые дни. По-русски, кстати, уже через месяц в бригаде Равшана говорили все. С ошибками, путая падежи и склонения, но говорили. Джамшут на бытовые темы мог объясняться вполне сносно. А вот Равшан!..
Афанасий Петрович не был особым докой в филологии... да и не особым тоже не был, а потому полагал, что Равшан говорит по-русски лучше всех в поселке. Именно так и должен звучать настоящий богатый русский язык! Все разговоры о том, что односельчане шарахаются от Равшана как черт от ладана, Афанасий Петрович склонен был считать сплетнями, наветами и преувеличениями. Особенно фонтанировал сплетнями и наветами Никита.
— Ты пойми, — убеждал он Афанасия Петровича при очередном разговоре, — люди так не разговаривают. С такими завитушками и выпендрежками можно читать какую-нибудь научную хрень, а не разговаривать с бабой Нюрой в поселке Кедровый... или Кедровом?.. у нас в поселке, короче. Он, понимаешь, про погоду рассуждает, а я половины слов не понимаю.
— Так, может, это ты такой тупой? — отбивался Афанасий Петрович. — Я, к примеру, все слова понимаю.
— Так это ты! — всплеснул руками Никита. — С тобой он нормально, по-людски разговаривает. С тобой и Чжаном. А с остальными так, как раньше дикторы в телевизоре говорили: вроде и по-русски, а о чем — не понятно.
— Никита, ты понимаешь, что сейчас брякнул? То есть мы с Чжаном тупые, поэтому с нами как с дошколятами, а все остальные, стало быть, Спинозы. Так, что ли?
— А черт его знает! — Никита повертел в руках кнут, пожал плечами. — Вас с Чжаном Равшан уважает, это к бабке не ходи. Так вроде и остальных уважает, со всеми вежливый, здоровается, ни с кем не ругается... Почему с вами по-другому разговаривает, ума не приложу.
— А чего приложишь? — хохотнул Афанасий Петрович.
— В каком смысле?
— Ну, ты вот сказал «ума не приложу». Умно сказал, грамотно. Раньше так не говорил...
— Ни фига, я и раньше это выражение знал, — запротестовал Никита.
— Знал. Но не употреблял. А знать и употреблять — это две большие разницы.
— Ага, мне бы за эти «две большие разницы» Равшан полчаса мораль читал. Типа «современные толковые словари однозначно трактуют ихтиологию выражения...»
— Чего-чего они трактуют?
— Да иди ты! — обиделся Никита. — С ним как с человеком, а он ржет.
— А объясни-ка, мил друг, ихтиологию слова «ржет», — веселился Афанасий Петрович. — То есть ты обозвал начальника «сивым мерином» и не поморщился?
— Попомнишь ты еще мои слова, — Никита махнул рукой и насупился. — Спохватишься, а уже поздно будет.
— Так чего спохватишься-то? — допытывался Афанасий Петрович. — Чего ты от меня-то хочешь? Чтобы я поставил Равшана в угол?
Одним словом, не внял Афанасий Петрович предостережениям Никиты. Да и как он мог внять, что предпринять? Принятое однажды решение, во многом спонтанное, отрезало дорогу назад. К тому же Равшан со своей бригадой ничего плохого никому не сделал, даже как раз наоборот. Что же его теперь, гнать из поселка за все хорошее? Кстати, Никита с тех пор ихтиологию с этимологией не путал, более того — приблизительно знал значение обоих слов. Тоже польза!
Народ в поселке поглядывал на Равшана с некоторым недоумением, но не более того. Охотно обращались к нему за советом, погоду, к примеру, он предсказывал куда точнее Росгидромета. А то, что китаец так быстро научился говорить по-русски, да еще так здорово — ну... способности у человека, бывает. Вон кузнец Иван подковы разгибает голыми руками, а двух слов без мата связать не умеет, так что же его, в китайцы записывать?
Размышления Афанасия Петровича прервал Чапай, выразительно покашляв и переспросив: — Ну что, зовем Равшана или как?
— Тогда и Осипа Тарасовича звать надо, — поддакнул Никита. — Заседание масонской ложи без присутствия одного из основополагающих членов оной является нелегитимным.
Чапай повернулся к Никите, повертел пальцем у виска, а потом кивнул утвердительно: — Этот малахольный прав, без Осипа не обойтись.
— Чего сразу малахольный-то? — возмутился Никита. — Равшан тоже выкрутасисто говорит, но что-то его ты малахольным не обзываешь. Боишься, стало быть. А меня, значит, можно? Конечно, пастуха только ленивый не обидит...
— Никита, не трынди! — добродушно отмахнулся Афанасий Петрович. — Лучше действительно сбегай, позови дружка своего, Равшана. И Осипа по дороге прихвати, я с ним только что по телефону разговаривал, он у себя в администрации сидит, тоже к комиссии готовится.
— Фигаро там, Фигаро тут... — дурашливо пропел Никита и, привычно увернувшись от скомканного листка бумаги, которым запустил в него Афанасий Петрович, выскочил за дверь.
Чапай встал, снял полушубок, шапку, повесил на вешалку, достал сигарету, закурил, придвинул кресло к столу и уселся основательно, всем видом давая понять, что разговор предстоит серьезный.
— Петрович, не в обиду будет сказано, — начал он, попыхивая сигаретой, — но мне эта партизанщина надоела. Что мы, как дети малые, под стол прячемся, тени своей пугаемся? Сам же понимаешь, что всю жизнь прятаться не получится.
— И что ты предлагаешь? — обреченно вздохнул Афанасий Петрович, ожидая самого худшего.
— Властям сообщать нельзя, все отберут и всех по тюрягам рассуют. Так?
— Непременно рассуют, — согласился Афанасий Петрович. — Тебя, кстати, первого.
— Не важно, кого первого, а кого второго, мало никому не покажется. Прогнать Равшана и парней его тоже нельзя: во-первых, некуда им податься, а во-вторых, польза от них неисчислимая. Так?
— Так-то оно так, но ты сам посуди: сейчас польза для одного Кедрового, а могла бы быть польза для всех. Для всей страны, для всего мира!
— Ой, только не делай вид, что ты такой же малахольный, как твой дружок Никита. Вон нефти и газа у нас не меряно, золота, алмазов и прочего не считано – и что, много тебе с того навару?
— Да нисколько, в общем-то...
— А с Равшана и его бригады еще меньше будет! Заберут их в какой-нибудь секретный институт, начнут на них деньгу грести, а нас в каталажку засунут. Это в лучшем случае. А в худшем — в расход пустят, как свидетелей ненужных. Это ж только дураки верят, что тридцать седьмой прошел и не воротится.
— Это да, это запросто, — Афанасий Петрович достал бутылку из стола, повертел в руках, потом плюнул и решительно убрал ее обратно в ящик. — Ты думаешь, Америку открыл? Да у меня уже мозги кипят от всего этого. Делать-то что?
— А надо всех собрать, коллективом помараковать и принять решение, которое всех устроит. Не только нас четверых, а всех в поселке. Может, объявить суверенитет какой, провозгласить независимость Кедрового... как-то так...
— Чапай, ты серьезно или придуриваешься? — всплеснул руками Афанасий Петрович. И кто из нас малахольный? Да тебя с твоей независимостью так быстро и глубоко в болото закопают, что ты и пукнуть не успеешь. Тот же Осипенко и закопает. Он, кстати, звонил недавно, интересовался, как у нас дела, не летают ли тарелки всякие, не видать ли в округе человечков зеленых. Как думаешь, для чего он звонил?
— Да погоди ты с Осипенко, — возразил Чапай, не очень, впрочем, уверенно. — Закопать нас сейчас не так-то просто, зубы обломают. И полковник твой со всей своей техникой летом ускакал несолоно хлебавши, и наблюдатели его, которые тут целый месяц сидели, ничего не учуяли. Хрена им, а не Кедровый! Это раньше мы...
— Во раздухарился! — замахал руками Афанасий Петрович. — Чапай, ты, когда молчаливый, мне больше нравишься. Ты что, всерьез веришь, что Осипенко так просто тут людей оставлял? И звонил он потому что соскучился?
Ответить Чапай не успел. Открылась дверь, первым вкатился Осип Тарасович Подопригора, глава поселковой администрации, а по совместительству глава масонской ложи, добродушный и, по слухам, любвеобильный колобок ста шестидесяти четырех сантиметров роста. Многие, обманутые внешностью и добродушием Осипа Тарасовича, были впоследствии неприятно поражены его хваткой и быстротой ума.
За ним порог вежливо перешагнул Равшан, кивком головы поздоровавшись с Чапаем и пожав руку Афанасию Петровичу. И последним в комнату просочился Никита, быстро притворив дверь и закрыв ее на ключ.
Осип оглядел кабинет, хмыкнул и похлопал Никиту по плечу: — Людей четверо, стульев три, угадай с одного раза, кто будет сидеть стоя?
— Конечно, безобидного пастуха всякий может обидеть, — ворчал Никита, отпирая дверь и неся из приемной еще один стул. — Уж извините за тавтологию.
— Растет молодежь! — хохотнул Осип, оглядев Никиту с головы до ног. — Слов разных нахватались. Нам, старикам, за вами не угнаться. А ты что это, Никита, себя пастухом величаешь? Это летом ты пастух, а сейчас... э-э, запамятовал, кем ты у нас числишься?
— Оператором биокомплекса, — буркнул Никита и попытался шмыгнуть в кресло, но был безжалостно остановлен Осипом и препровожден на стул.
— Ошибаешься, молодой человек, — Осип сел на другой стул, назидательно поднял палец одной руки, а второй рукой приглашая Равшана занять кресло. — Ты у нас числишься заместителем уважаемого Равшан-джана, самым главным и самым единственным заместителем. А это значит что?
— Ничего это не значит, — кисло ответил Никита, демонстративно ерзая на стуле.
— И опять ошибаешься! Это значит, что кроме тебя запереть дверь на ключ некому. Причем не эту дверь, а в приемной. Как я понимаю, разговор будет не для чужих ушей?
— Правильно понимаешь, Осип, — Афанасий Петрович проследил, как Никита недовольно сходил в приемную, запер дверь на ключ и вернулся на свой стул. — В свете сложившихся обстоятельств и прибытия таинственной комиссии назрела необходимость в принятии каких-то решений. Желательно кардинальных.
— А какие такие особые обстоятельства у нас сложились? — Осип по очереди оглядел собравшихся. — Равшан-джан, может, вы заметили какие-то обстоятельства? Или ты, Василий Иванович?
Равшан хотел что-то ответить, но Афанасий Петрович жестом остановил его: — Это вопрос риторический, отвечать на него не обязательно. Осип, ты не прикидывайся валенком! Есть информация, что в комиссии присутствует некий представитель компетентных органов. Очень компетентных. Поскольку был сигнал. То есть кто-то накапал про наши дела. И это – очень серьезные обстоятельства!
Осип достал платок, тщательно вытер лицо и шею, потом встал, снял пуховик и шапку, пристроил их на вешалке рядом с одежкой Чапая, достал пачку сигарет, предложил Равшану.
— Я не курю, — вежливо отказался Равшан. — Но вы можете курить, мне это не повредит, а вас перевоспитывать уже поздно.
— Золотые слова! — поддакнул Никита и открыл форточку.
Все закурили, посматривая друг на друга и переваривая услышанное. Первым молчание прервал Осип Тарасович.
— Насколько достоверна эта информация? — спросил он Афанасия Петровича.
— Процентов на восемьдесят, — серьезно ответил Никита.
— Это проблема, — согласился Осип и посмотрел на Афанасия Петровича. — Я вижу по твоему смурному лицу, что новости еще не кончились. Давай, вываливай.
— Из Агрокомитета пришел запрос, требуют объяснить большую экономию электроэнергии, угля и горюче-смазочных материалов.
— Запрос официальный?
— Ну, как тебе сказать... подписан замом Сидорченко.
— Это ерунда, отобьемся!
— Если бы не комиссия, я что-нибудь наврал бы. А комиссия пройдет по домам, зайдет на ферму, в мастерские — и все всплывет. Не дураки же они, чтобы очевидные вещи не заметить.
— Ко мне сколько раз приезжали всякие разные — и ничего не заметили, — возразил Осип задумчиво. — Впрочем, это все летом было и по осени. Хотя Сидорченко твой приезжал зимой, недели три назад, тоже ведь ничего не заметил.
— Так он на рыбалку приезжал, а не с официальным визитом, — возразил Никита.
— Тоже верно, — нехотя согласился Осип и пытливо посмотрел на Афанасия Петровича. — Добивай до конца, вижу ведь, еще что-то припас.
— На днях звонил Осипенко, это тот полковник, что летом был здесь с вояками. Спрашивал, как у нас дела, не летают ли тарелки, не бегают ли по лесам зеленые человечки. Значительно так спрашивал, хоть и посмеивался. Я вот и не знаю, кого больше бояться, Осипенко или комиссии этой.
— Бояться никого не надо, — впервые заговорил Равшан. — Не существует неразрешимых проблем. Вы не сделали ничего дурного, почему вы должны кого-то бояться?
— Равшан-джан, вы знаете, что такое «компетентные органы»? — со вздохом спросил Осип.
— Да. Собирательный термин. Я могу перечислить одиннадцать федеральных образований, которые в той или иной степени являются компетентными. И Федеральная Служба Безопасности — не основное из них.
— Я предлагаю... — начал Чапай. Афанасий Петрович замахал на него руками, но Чапай упорно продолжил: — Я предлагаю предметно обсуждать конкретные проблемы, но с учетом того, что Равшан может не совсем понимать, о чем идет речь.
— Скоро в Кедровом обматерить некого будет, одни Цицероны и Спинозы кругом, — проворчал Осип Тарасович, закуривая новую сигарету. — Вот, кстати, первая проблема: половина поселка говорит как по писаному.
— Я поговорю с ребятами, они такой колхоз включат, что у комиссии уши завянут, — отмахнулся Чапай. — Типа, надо лапши на уши навешать, чтобы с панталыку сбить. Никаких подозрений не вызовет. Что делать с котельной? И с фермой? И с отоплением в домах?
— А это сейчас Равшан-джан растолкует, что и как нам делать. Растолкуешь, Равшан-джан? — ироническая улыбка Осипа разительно контрастировала с тревожным огоньком в глазах.
— Если комиссия не приедет в поселок, все наши проблемы решатся или какие-то останутся нерешенными? — непроницаемым тоном спросил Равшан, глядя поочередно то на Осипа, то на Афанасия Петровича.
— Ты что это удумал? — всполошился Осип. — Только смертоубийства нам не хватало для полного счастья!
— Разве я говорил про смертоубийство? — удивился Равшан. — Зима, февраль, метели. Дорогу может занести снегом так, что ни одна машина не проедет. Кстати, на какой машине обычно приезжают комиссии?
— Смотря какие комиссии, — пожал плечами Афанасий Петрович. — Осипенко на танках приезжает, им никакие заносы не страшны. Да и откуда заносы, за последние две недели ни одной метели не было?
— Заносы будут, главное, чтобы они не помешали жизни поселка.
— Поселок потерпит, — твердо ответил Осип. — А если они приедут на танке? Или на «Урале»? У Сидорченко есть пара «Уралов» с будками, сам видел.
— На ферме мы устроим такой запах, что ни у какого органа, даже самого компетентного, не появится желания заходить внутрь, — неторопливо продолжил Равшан. — Работники фермы на это время отдохнут, мы им сообщим, что проводятся ремонтно-профилактические работы. Чертежи по котельной мы нарисуем такие, что никто ничего в них не поймет, а саму котельную поставим на профилактику. В ближайшие дни сильных морозов не предвидится, система устоит при минимальном давлении. А вот с отоплением в домах сложнее, наши обогреватели только на первый взгляд электрические.
— Да будет вам дым из труб, столько дыма, сколько нужно, — вмешался в разговор Никита. — Я по поселку пробегусь, шепну кому надо, что если печки не затопить, тариф на электричество увеличат втрое – завтра утром в поселке снег будет черным от дыма и копоти. Еще ругаться будете, что... минутку, а что значит «на первый взгляд»? А чем мы тогда отапливаемся? Там же вилка, которую нужно втыкать в розетку?
— Никита, тебе какая разница? — терпеливо, как маленькому, втолковывал Афанасий Петрович. — За свет ты стал больше платить? Не стал! Дома теплее, чем с печкой? Теплее! И топить не надо. А вилка — это чтобы лишние вопросы не задавали. Что ты заволновался?
— Да я не волнуюсь, — пожал плечами Никита. — Просто как-то... странно, что ли...
— Пора бы уже привыкнуть, — проворчал Чапай. — Не первая странность и, думаю, не последняя. И все их рано или поздно придется как-то объяснять. Ну, спровадим мы эту комиссию, а через месяц приедет другая. Кто-нибудь что-нибудь унюхает, шепнет другу, тот брякнет подруге… Не век же нам под столом прятаться.
Осип крякнул, потеребил себя за ухо, хотел что-то ответить, но только развел руками и потянул из пачки новую сигарету.
— Осип, ты сколько сигарет за день выкуриваешь? — поинтересовался Афанасий Петрович.
— Две пачки, — усмехнулся Осип. — И можешь не лыбиться, зарплата у меня приличная, на «Мальборо» хватает.
— Да я не об этом, — отмахнулся Афанасий Петрович. — Обратился бы к Равшан-джану, он бы тебя по блату испрямил, кучу денег бы сэкономил.
— Почему по блату? — удивился Равшан. — Мы готовы помочь любому…
— Это дяди шутят, — раздраженно перебил его Чапай, — вместо того чтобы по делу говорить. Так и будем хиханьки хихикать? Пригонит полковник танки — сразу не до смеха станет! А он ведь пригонит, с него станется…
— Василий Иванович, с кем это вы сейчас разговаривали? — вежливо поинтересовался Осип, задумчиво глядя на огонек сигареты.
— Ну… вообще… — стушевался Чапай.
— А не надо вообще, — так же вежливо продолжил Осип. — Не вы ли предлагали «конкретно и предметно»? Вот и покажите пример.
— А что я-то сразу, — огрызнулся Чапай, — других кандидатур нету, что ли?
— Повторяешься, Василий Иванович, — ехидно хихикнул Никита.
— Хорош цапаться! — Афанасий Петрович примиряющее поднял руки и повернулся к Равшану. — Но вообще-то Чапай прав, долго мы в окопах не просидим, рано или поздно все всплывет. Надо решать, как дальше жить станем. И без тебя, Равшан, мы ничего не придумаем. Давай, излагай свои соображения.
— Я не совсем понимаю, отчего такое беспокойство? — Равшан вопросительно оглядел собравшихся. — Мы ведь не сделали ничего плохого, не нарушили никаких законов…
— Ошибаешься, Равшан-джан, — вздохнул Осип. — Я, не сходя с места, могу перечислить с десяток законов, которые мы нарушили. А если покопаться в Кодексах, то еще десятка два можно выкопать.
— Я имею в виду человеческие законы, основанные на логике и здравом смысле.
Все дружно хмыкнули и пригорюнились, избегая смотреть друг на друга.
— Видишь ли, Равшан-джан, судить нас будут по законам писаным, — невесело сказал Осип, выразив тем самым общее мнение, — а логики и здравого смысла в них — как ума у Февральки бабы Маниной. То есть практически нисколько! Такая вот заковыка…
— А вас действительно могут судить? — не поверил Равшан.
— Могут, могут, — покивал Никита, — еще как могут! Им только дай волю, так всех по лагерям растолкают.
— Говоря «им», вы имеете в виду вашу власть? — уточнил Равшан. — Но ведь это ваша власть. Или нет?
— Равшан-джан, разговор этот долгий и… скажем так, непростой, — Осип крякнул, потеребил себя за ухо и оглядел собравшихся. — Мы и сами-то не совсем… я вот, к примеру, тоже вроде власть, и Петрович как бы… Одним словом, отложим на потом! Давай пока по делам насущным. Например, с комиссией как быть?
— Мне надо подумать, — вежливо сказал Равшан, поднимаясь с кресла и направляясь к двери. В дверях он задержался и ободряюще улыбнулся Осипу: — А приезд комиссии, я надеюсь, задержится на неопределенное время.
После ухода Равшана в комнате на несколько минут воцарилась тишина. Не мертвая, не гнетущая, а просто тишина. Рабочая такая. Мужики переглядывались, дымили сигаретами, пожимали плечами, опять переглядывались.
Перспектива оказаться в лагере никого особо не испугала, даже Никиту, который наводил панику в основном для Равшана, что называется «работал на публику». Но неприятностей можно было огрести по полной, и неприятностей не слабых. Это понимали все, думали об этом не первый день, и совещание уже не первое устраивали, но все предыдущие собрания заканчивались ничем.
Первым попытался заговорить Осип Тарасович, но только он открыл рот, как Никита вдруг вскинулся и ломанулся в приемную. В комнату он вернулся совершенно ошарашенным, держа ключ от входной двери в вытянутой руке, словно боялся об него обжечься или замараться.
— Дверь закрыта на ключ, — пояснил он, — сам же закрывал, точно помню. И ключ в замке торчит. А Равшана нет! Они что, сквозь стены умеют ходить?
— Ага, этот фокус я уже видел, — засмеялся Осип. — Сквозь стены они не ходят, но ключ через дверь как-то умеют поворачивать. Так что он дверь отпер, вышел в коридор и оттуда опять запер. Не бери в голову… Делать-то что будем? Неспокойно мне как-то…
— Неспокойно ему, — неучтиво проворчал Никита, кладя ключ на стол и вызывающе усаживаясь в освободившееся кресло. — А нам, можно подумать, спокойно. На небе вон уже вторую неделю ни облачка, а этот фокусник…
— Ни облачка, говоришь? — хмыкнул Чапай, подошедший к окну, чтобы пошире распахнуть форточку. — А это что, по-твоему?
Все дружно подошли к окну. На улице мело. Причем мело основательно. И по всему видно было, что к ночи пурга лишь усилится.
— Как они это делают? — жалобно спросил Никита.
Афанасий Петрович поплевал через левое плечо и что-то прошептал. Осип покосился на него, хмыкнул и опять повернулся к окну.
На улице мело.
* * *
Утро выдалось чудесным. В смысле завывал ветер, небо смешалось с землей, и снег падал отовсюду, даже снизу. Весело насвистывая, Афанасий Петрович орудовал лопатой: снегу намело едва ли не по пояс. Одной проблемой меньше, думал он, есть время подумать, проанализировать, прикинуть варианты.
Неторопливо позавтракав, он побрел к конторе, с трудом ориентируясь в снежной круговерти. Это просто совпадение, думал он, случаются совпадения и похлеще. Сибирь все таки, здесь метели в порядке вещей, как же в Сибири без метелей. Да еще зимой. Тем более в феврале. В прошлом году вон неделю мело, трактор до трассы добраться не смог, хорошо хоть тракторист не замерз, в тайге не заплутал, пешком до поселка добрался. А Равшан просто как-то умеет погоду угадывать. Мало ли…
Размышления Афанасия Петровича прервались весьма неожиданно: около конторы стоял знакомый агрокомитетовский автобус. А рядом с автобусом красовался диковинный снегоуборщик, который Чапай с Чжаном и Равшаном собрали на прошлой неделе.
— Идиот я старый! — покаянно сообщил Афанасий Петрович подошедшему Чапаю. — Кретин! Недоумок! Гнать меня поганой метлой. Как же это я забыл про ваш агрегат? Совсем из головы вылетело…
— Это не ты идиот, а я! — Чапай сходу оценил обстановку и хлопнул шапкой оземь. — Ну, Федька, ну, удружил. Да я ж его живьем в снег закопаю! Наизнанку выверну! Я ж ему…
— А за что? — прервал разошедшегося Чапая Афанасий Петрович. — Человек ночь не спал, за народ радел, работал, пока мы с тобой дрыхли. Ты ему руку пожми и премию выпиши, потому что заслужил. То, что у его начальников головы дырявые — так то проблемы начальников, а не Федьки.
— А кто его просил?.. — продолжал бушевать Чапай.
— А почему его кто-то должен просить? — парировал Афанасий Петрович. — Тебя кто-нибудь просит, чтоб ты работал?
— Ты просишь, —Чапай поднял и отряхнул от снега шапку, — с помощью ведерной клизмы и скипидарных припарок. А где сам стахановец-то?
— Федька-то? Да в конторе, наверное, где ж ему быть.
— Елки-моталки, — всполошился Чапай, — он же сейчас трепаться начнет да хвастаться.
Мужики опрометью бросились в контору. Оба понимали, что если Федька начнет распространяться про тонкости и нюансы, достаточно будет одной пяди во лбу, чтобы заподозрить что-то неладное. И тогда хана! Непонятно, какая именно, но точно хана. А поговорить Федька любил!..
В конторе было непривычно оживленно. Осип Тарасович на правах хозяина пожимал руки, справлялся о здоровье, предлагал чай или кофе — одним словом, излучал радушие. Федька, слава богу, стоял в сторонке и участия во всеобщем оживлении не принимал. Чапай на всякий случай протолкался к нему поближе, на ходу пожимая руки и улыбаясь. А Афанасий Петрович попробовал перехватить инициативу.
— Господа члены комиссии, — громко сказал он, привлекая общее внимание, — что же мы в приемной толкаемся. Предлагаю переместиться в актовый зал поселковой администрации. Места там побольше, столы со стульями опять же… Познакомимся, обсудим план предстоящей работы, подкрепимся с дороги.
— А-а, вот и главный засоня объявился, — хохотнул Осип Тарасович. — Боишься, что чай с кофием весь выпьют? Не боись, возместим!
Он ухватил Афанасия Петровича за локоть и отвел в сторонку.
— Ты где болтаешься? — заворчал он вполголоса. — Ладно что я тут на шухере стоял, перехватил компанию и сюда затолкал. Засыпались бы враз!
— Ну и лексикон у тебя, Осип, — удивился Афанасий Петрович. — С чего вдруг?
— Тренируюсь, — хохотнул Осип. — Надо же как-то лапши на уши навешивать.
— А что вы здесь-то топчетесь? — удивился Афанасий Петрович. — Надо было сразу в администрацию, договаривались же…
— Умный ты, — хмыкнул Осип, — почти как Равшан. А я вот дурак, выходит. Понадеялся на пургу, а Федька твой все планы поломал…
— С чего это он мой? — огрызнулся Афанасий Петрович. — И какие планы? Что вообще происходит?
— В конторе у меня народ аврально включает батареи и прячет обогревалки, — вздохнул Осип. — Наверное, уже попрятали, пора выдвигаться.
— А как же?.. — оторопел Афанасий Петрович.
Осип махнул рукой и пошел приглашать всех в актовый зал администрации. Комиссия, недовольно ворча, направилась было к дверям, но тут Сидорченко увидел Василия Ивановича и решил, видимо, подсобить Афанасию Петровичу, с которым весьма приятельствовал, заработать плюсик в глазах комиссии.
— Ну ты, Иваныч, гигант прямо-таки, — загудел он, приобнимая Чапая за плечи и горделиво демонстрируя членам комиссии, — в такую метелищу умудрился так быстро дорогу расчистить. Чем ты ее, кстати, чистил, что у вас там за монстер стоит?
И тут Федор решил, что наступил его звездный час, выступил вперед и начал увлеченно вещать:
— Этот «монстер», как вы изволили выразиться, является совместной разработкой на базе ремонтных мастерских поселка Кедровый. Максимальная ширина захвата снегоуборочного комбайна двенадцать метров, минимальная ширина не ограничена. В работе комбайна использован совершенно оригинальный принцип, предложенный инженером Чжаном…
Пока Афанасий Петрович лихорадочно соображал, как, не вызвав подозрений, прервать красноречие Федора, Чапай продемонстрировал прекрасную реакцию:
—А ты почему здесь до сих пор? — напустился он на Федора, сделав вид, что только сейчас его заметил.
— В каком смысле?.. — растерялся Федор.
— У нас народ с шестого стана выбраться не может, дорогу перемело, а ты тут лекции читаешь. Бегом ноги в руки! Вечером заскочишь в контору, премию тебе выпишем, за то что молодец и все такое, а сейчас дуй на работу, люди ждут.
Федор попытался что-то сказать, выражая всем своим видом безграничное удивление, но Чапай шустро вытолкал его в коридор, продолжая на ходу втолковывать необходимость срочно обеспечить доставку людей с занесенного снегом стана.
Афанасий Петрович удивление Федора понимал и разделял: шестой стан находился у черта на куличках, в сорока километрах от Кедрового. Там и летом-то редко кто появлялся, а зимой там делать совсем нечего, туда даже охотники с рыбаками не забредали, потому как реки или озера рядом не было, а охотиться по буеракам, окружающим шестой стан, не представлялось возможным. Почему Чапай брякнул именно про шестой стан, впоследствии он и сам не мог сказать, только разводил руками да пожимал плечами.
Оставалось только надеяться, что никто из членов комиссии географией угодий поселка Кедровый не интересовался и привязать неведомый шестой стан к конкретной местности не смог бы. Сидорченко смог.
— Шестой стан? — переспросил он задумчиво. — Это у Медвежьего ручья который?
— А ты откуда знаешь? — глупо спросил Афанасий Петрович, холодея от понимания: засыпались. Сейчас все выплывет наружу, и комиссия рванет в город с сенсационной новостью. А затем в Кедровый коршунами слетятся МВД, ФСБ и прочие стервятники. А там и ФСИН подоспеет с «черным воронком» и охраной.
— Обязан потому что по роду деятельности, — туманно ответил Сидорченко. — Ну, людей надо вызволять, это дело святое. А мы пока в администрацию, тут у тебя действительно тесновато.
Афанасий Петрович засуетился, подхватил свой портфельчик, потом слепо стал открывать и закрывать ящики стола, как бы разыскивая некие бумаги, неотложно необходимые для работы комиссии. Вышедший из ступора Осип повел комиссию к автобусу, Афанасий Петрович заторопился следом, понимая лишь одно: ФСИН на неопределенное время откладывался. Почему Сидорченко промолчал, какие он имел резоны для этого — предстояло разбираться позже. В крайнем случае придется организовать незапланированную рыбалку с ящиком конька и прочими деликатесами.
На улице на глаза Афанасию Петровичу попался Федор, который, бормоча что-то себе под нос и пожимая плечами, брел к своему «монстеру». Усадив комиссию в автобус и махнув рукой, дескать, езжайте, я подойду попозже, Афанасий Петрович догнал Федора.
— Ты куда собрался, мил человек? — спросил он участливо.
— Так Чапай же… там дорогу замело… — залепетал сбитый с толку Федор. — На шестой стан… люди же…
— Ты никак совсем сдурел, — вздохнул Афанасий Петрович. — Ну какие люди сейчас на шестом стане? Тебе голова для чего дана? Как ты со своим агрегатом на шестой стан пробьешься?
— А запросто пробьюсь, — оживился Федор. — Это же зверь, а не агрегат. У него же ходовая часть совершенно уникальная. Понимаешь, там…
— Стоп, стоп! — перебил его Афанасий Петрович. — Верю! Молодец! Но на шестой стан ехать не надо, нет там никого. Отгони свой комбайн к мастерским… хотя нет, улицы в поселке почисти, а потом отгони. И на сегодня свободен, отдыхай.
— А премия?.. — осмелел Федор.
— Ну, раз Чапай обещал, значит, сделает. Сказано же, чтобы вечерком заскочил, вот и заскакивай.
Повеселевший Федор побежал к своему комбайну. Лишняя копейка ему была во как нужна: жена на сносях, двое детей, родители престарелые… Так что недоумение быстро сменилось удовлетворением, Федор выкинул лишние мысли из головы и, весело насвистывая, поехал чистить улицы Кедрового. А Афанасий Петрович, терзаемый нехорошими предчувствиями, направился в администрацию, перебирая в голове возможные варианты развития событий.
В актовом зале администрации царила рабочая атмосфера, атрибутами которой стали богато сервированные столы, хлопочущий Осип Тарасович и оживленный разговор, прерываемый смехом и веселыми восклицаниями. Сидорченко хитро подмигнул Афанасию Петровичу, похлопал его по плечу и хохотнул:
— Не журись, Петрович, где наша не пропадала, пока ихняя рот разевала. Сунь свой портфель куда-нито и подсаживайся к столу. Комиссию баснями не кормят, сам знаешь.
Афанасий Петрович разделся и подсел к столу. Наконец-то он смог разглядеть членов комиссии. И удивился, не встретив ни одного незнакомого лица, со всеми он неоднократно встречался в «коридорах власти». Казачок, стало быть, засланный, но вряд ли это что-то меняло кардинально, наличие «компетентного» товарища дамокловым мечом висело на головой, портя настроение и лишая аппетита.
Во время застолья и непринужденной болтовни неожиданно выяснилась причина прибытия комиссии. Кто-то из односельчан прислал анонимку на адрес председателя Законодательного собрания края, в которой жаловался на бесхозяйственность руководителя агропромышленного комплекса, который бросил в лесу технику в количестве трех единиц, чем обрек оную на разграбление вандалов.
У Афанасия Петровича отлегло от сердца: техника действительно находилась в лесу, но вины ничьей в этом не было, а был самый что ни на есть форсмажор в виде непреодолимой силы природы. Прошлая зима была снежной, весна — дружной, и весенние потоки размыли напрочь и дамбу ограждения, и дорогу к третьему стану, где и находилась означенная техника в виде «болотного» экскаватора, бульдозера и тентованного ГАЗ-66. На восстановление дороги средств не было, техника была законсервирована и даже накрыта временным навесом, соответствующие бумаги написаны и направлены по адресам. Чапай иногда заикался, что ГАЗ-66 пригодился бы по бездорожью, но на совет поехать и забрать вздыхал, разводил руками и говорил нелитературно.
Далее работа комиссии покатилась по накатанной колее. Проверили планы и отчеты, полистали бумаги, посмотрели графики. Выслушали жалобы бабы Нюры о том, что «проклятые басурмане» затеяли извести жителей Кедрового, напущая на них газы зловонные из подозрительного комплекса, в который превратили привычную, двадцать лет стоявшую и никого не отравлявшую ферму. Попытались проинспектировать означенный комплекс, но амбре колоссальной силы не позволило этого сделать. Вызванный пред светлы очи комиссии инженер Чжан клятвенно уверил, что источник неприятного запаха будет устранен к вечеру, максимум к утру следующего дня, после чего был отпущен почти благосклонно. Зам по промышленному развитию заинтересовался экономией угля и ГСМ, получил чертежи реконструированной котельной, полистал их с умным видом, ни черта не понял, но обещал организовать совещание по внедрению передового опыта.
Представитель отдела образования, миловидная женщина среднего возраста в непременных очках — какой же учитель без очков! — изъявила желание проинспектировать все три школы поселка. После недолгих переговоров она согласилась посетить одну школу, ту, что находилась практически через дорогу от администрации. Походив по классам, посмотрев на ультрамодные интерактивные доски, установленные практически в каждом классе, на демонстрационные проекторы и компьютерные классы, представитель отдела образования выразила уверенность в том, что остальные школы оборудованы не хуже этой, получила горячие заверения в том, что все обстоит именно так (что, в общем, вполне соответствовало истине) — и сочла свою миссию выполненной.
Одним словом, работа комиссии была вполне рутинной и благополучно катилась к прощальному банкету, когда вдруг тот же зам по промышленному развитию изъявил желание посетить ремонтные мастерские. Члены комиссии, засидевшиеся в помещении, с удовольствием поддержали инициативу, тем более что пурга улеглась и поселок Кедровый предстал во всей красе. Искрился снег, заставляя прикрывать глаза и щуриться, горделиво высились величавые сосны и ели, радовали глаз расчищенные улицы и многочисленные дымы из не менее многочисленных печных труб. Дымов было слишком много, Никита явно перестарался, но никто из членов комиссии на это излишество внимания не обратил.
До реммастерских решили прогуляться пешком, дабы размять ноги и подышать свежим воздухом. По дороге к комиссии присоединился Равшан, который был представлен комиссии как бригадир бригады временных рабочих.
И вот на территории ремонтных мастерских Афанасия Петровича, Осипа Тарасовича и Чапая ждал удар, которого они никак не ожидали и к которому были совершенно не готовы: на территории мастерских как ни в чем не бывало стояли «болотный» экскаватор, бульдозер и «шишига», то есть ГАЗ-66. Члены комиссии обратили внимание не на технику — мало ли какие трактора и бульдозеры могут находиться на территории механических мастерских — а на реакцию Чапая. Тот выглядел совершенно ошарашенным, переводил взгляд с чудесным образом объявившейся техники на членов комиссии и обратно, и буквально потерял дар речи. Работники мастерских, высыпавшие во двор, выглядели ничуть не лучше своего начальника.
— И как это понимать? — прервал всеобщее замешательство зам по промышленности, обращаясь почему-то к Афанасию Петровичу. — Это, надо полагать, та самая техника, якобы брошенная на разграбление вандалов.
— Не знаю, — залепетал мгновенно взмокший Афанасий Петрович, — надо сверить номера, проверить по документам. Техника, она же это… друг на друга похожа… Может, это совсем другие трактора, просто мы тут разговаривали про них, вот и кажется, что это те же самые, а они, может, совсем другие…
— Ну что же, давайте проверим, — охотно согласился зам по промышленности. — Где у вас тут контора?
Еще не очухавшийся Чапай повел было всех в свой кабинет, но тут в разговор неожиданно вмешался Равшан.
— Я могу объяснить возникшее недоразумение, — как всегда вежливо сказал он, — поскольку имею непосредственное отношение к появлению здесь этих машин.
— А вы кто? — удивился зам по промышленности. — Извините, не расслышал вашу фамилию…
— Моя фамилия Чжан, — невозмутимо ответил Равшан, — я инженер, бригадир рабочих и родственник инженера Чжана.
Осип Тарасович крякнул, с остервенением потер уши и полез за сигаретами, сделав неприметный жест, после которого работников мастерских как ветром сдуло. Чапай потихоньку стал приходить в себя, щеки его пунцово зарделись: он стал осознавать, чем может грозить его растерянность.
— Ну, хорошо, объясняйте, — неуверенно согласился зам, — а то вон Василий Иванович явно не в курсе.
— Эту технику на территорию мастерских доставила моя бригада, — Равшан был все так же невозмутим.
— И каким же это образом, позвольте спросить?
— С помощью воздушного шара, вернее, дирижабля.
— Вот как, — недоверчиво хмыкнул зам по промышленности. — Что-то я про такие дирижабли не слышал. Экскаватор на базе ЕК-270? Тонн тридцать весит, не меньше! Это каких же размеров дирижабль?
— Три метра в длину, метр восемьдесят в поперечнике.
— Фантастика! И показать сможете?
— Разумеется. Завтра. Сегодня дирижабль занят, доставляет продукты и оборудование на шестой стан, где людей задержала пурга. Завтра — милости просим!
— Ну, хорошо, — неуверенно согласился зам, — завтра так завтра. Хотя мы планировали сегодня закончить. Тем более что инцидент исчерпан, техника на месте в целости и сохранности. Но дирижабль — это интересно! Это очень интересно! Придется, видимо, задержаться…
— Не стоит, — успокоил его Сидорченко, — я все равно собирался задержаться в Кедровом, надо решить несколько вопросов в частном, так сказать, порядке. Завтра погляжу на это чудо техники, а на днях заскочу к вам и все детально обскажу.
— Вот и прекрасно! — обрадовался зам по промышленности, которому, по всей видимости, очень не хотелось ночевать незнамо где, да еще тратить на это свой кровный выходной день, заработанный якобы кровью и потом. — Ну, а мастерские-то осмотрим, раз уж пришли?
Осмотр мастерских привел комиссию в полный восторг. Зам порывался буквально завтра устроить расширенное совещание глав муниципальных образований с целью довести до всех передовой опыт, показать, как надо хозяйствовать, рачительно беречь и неустанно приумножать.
Сидорченко похохатывал, со знанием дела объяснял, пояснял и демонстрировал. Василий Иванович только уныло кивал головой, совершенно выбитый из колеи своим фиаско. Равшан скромно удалился, сославшись на неотложные дела.
После осмотра мастерских наконец-то дошла очередь и до прощального банкета, который прошел по многократно проверенному сценарию: пили, закусывали, болтали о том и сем, но ни слова о делах. Даже Чапай немного взбодрился, хотя до конца так в себя и не пришел.
Когда комиссия после продолжительного пожимания рук и похлопывания по плечам убыла таки восвояси, Сидорченко насмешливо сказал, ни к кому конкретно не обращаясь: — С метелью это вы хорошо придумали! Если бы не ваш пацанчик на своем агрегате, вернулись бы мы не солоно хлебавши.
— Что значит «придумали»? — вяло возмутился Осип. — Метель — она и в Африке метель… в смысле в Африке реже, а в Сибири гораздо чаще. Зима на дворе, между прочим. Не забыл? А у «пацанчика», между прочим, своих пацанчиков двое, и скоро третий будет.
— Забудешь тут с вами, — хмыкнул Сидорченко и вдруг захохотал, хлопая себя по бедрам и крутя головой: — Нет, ну это надо же было догадаться — у меня, говорит, на шестом стане люди от метели прячутся, надо за ними сбегать по-быстрому.
— Не сбегать, а на дирижабле слетать, — буркнул Афанасий Петрович, чем вызвал очередной взрыв хохота. Смеялись все, даже Чапай.
— Расслабились вы, мужики, — отсмеявшись, неожиданно серьезно, даже жестко, сказал Сидорченко. — Столько проколов за один раз. Волкову зачем туфту подсунули? Он, между нами, девочками, очень хорошим инженером был до своего замства, и диплом не в подземном переходе покупал. Поймет, что надули, обидится, и тогда вам всем мало не покажется: он, когда обидится, очень нехорошим бывает.
— Не поймет. И не обидится, — возразил неслышно подошедший Равшан. — Чтобы что-то понять в тех чертежах, мало быть инженером, даже хорошим.
— Значит, приедет еще раз, чтобы разобраться, и с котельной, и с дирижаблем, — наседал Сидорченко.
— Встретим, накормим, напоим, спать уложим, — отмахнулся Афанасий Петрович. — Ты, Валерий Палыч, лучше вот что скажи…
— Кормильцы, иху мать! — не унимался Сидорченко. — Не руководство, а детский сад какой-то! Осип, ты же калач тертый-перетертый, ты же все на семь ходов вперед продумываешь, как же ты так лопухнулся?
— По какому праву вы разговариваете со мной таким тоном, господин временно исполняющий обязанности? — набычился Осип. — Мы с вами на брудершафт не пили…
— Как это не пили? — засмеялся Сидорченко. — Сколько раз пили!
— Тем не менее это не дает вам права…
— Дает, дает, — весело перебил Сидорченко, — еще как дает! Вспомни хотя бы прошлый год, Ергаки…
— А что Ергаки? — Осип пожал печами раз, другой, потом махнул рукой и засмеялся: — Да, в Ергаках было весело! Но все равно это не дает…
— Да ладно тебе! — Сидорченко хлопнул Осипа по плечу. — Напортачили ведь, признайся. А все почему?
— Потому что инициативные все, спасу нет! Один дорогу чистит, никого не спросив, второй бульдозеры таскает почем зря…
— Да, кстати, — Сидорченко повернулся к Равшану, — господин Циаль…
— Равшан! — твердо сказал псевдокитаец, бригадир псевдокитайцев.
— Ну, Равшан так Равшан, — пожал плечами Сидорчук. — Какого, извините, черта вы эти бульдозеры с экскаваторами таскали?
— А разве не они были причиной приезда комиссии? — удивился Равшан. — Афанасия Петровича ждали крупные неприятности. Теперь техника находится на положенном месте, причины возможных неприятностей устранены.
— Вот так вот из верных предпосылок делаются совершенно неверные выводы, — сокрушенно вздохнул Сидорченко, — несмотря на всю остроту ума и невероятный багаж знаний. Вы могли хотя бы посоветоваться?
— У меня не было возможности посоветоваться, я слишком поздно узнал об этой технике, — Равшан начал понимать, что что-то сделал не так. — Но ведь машины действительно стояли в лесу под снегом, а сейчас…
— Да пусть бы они там еще сто лет стояли! — в сердцах всплеснул руками Осип.
— Я вас не понимаю, — грустно сказал Равшан. — Полное отсутствие логики и здравого смысла.
— Не о том говорим, — вмешался Афанасий Петрович. — Валерий Палыч, обрисуй кратко ситуацию, как ты ее видишь и понимаешь. Чтобы, так сказать, расставить точки над ё.
— Во, спохватились, — хмыкнул Сидорченко. — Заговорщики из вас никудышные, я бы даже сказал — совсем никакие.
— Где уж нам! — согласился Афанасий Петрович. — Академиев не кончали, в компетентных органах не служили…
— Думаешь, вычислил? — прищурился Сидорченко.
— А разве нет? — с вызовом отпарировал Афанасий Петрович.
— Догада! — усмехнулся Сидорченко. — А что мы, как не родные, на улице стоим? Я уже, к примеру, подмерзать начал. А не осталось ли там чего недопитого и недоеденного?
Равшан осуждающе покачал головой. Осип с опаской покосился на него, но все же ответил: — Осталось, как не остаться. И недопитое есть, и недоеденное.
— А может, к нам пойдем, — засуетился Афанасий Петрович. — Марфуша блинов напекла, холодец у нас отменный…
— Разговор предстоит долгий и конфиденциальный, — покачал головой Сидорченко. — Так что сначала разговор, а уж потом блины.
Прошли в актовый зал. Работники администрации комиссии встречали не в первый раз, так что дело свое хорошо знали: на столах, количество которых, впрочем, сократилось до одного, стояли свежие приборы, бутылки, фужеры, огурчики, помидорчики… Ни тебе анчоусов с ананасами, ни тебе икры красной или черной. Все свое. Рыба с соседнего озера, разносолы с грядки, мясо практически вчера еще мычало или хрюкало. Дескать, живем в деревне, пища экологически чистая, но не особо разнообразная, так что не обессудьте.
Выпили по одной, степенно закусили, поглядывая друг на друга. Равшан пить не стал, но еде отдал должное. Первым заговорил Осип.
— Курилки у нас нет, не предусмотрено, а курить хочется. Система вентиляции здесь хорошая, продуманная, так что предлагаю дымить не отходя от кассы. Пепельницы на столе. Некурящие потерпят?
Некурящие в лице Равшана махнули рукой, дескать, что с вас взять, валяйте.
— Итак, ситуация как я ее вижу, — начал Сидорченко, закуривая вместе с остальными. — Летом прошлого года в Кедровом появились некие товарищи, которые поразили руководство поселка необычайными способностями и представились инопланетянами…
— Что значит представились? — вмешался Осип, но Сидорченко остановил его нетерпеливым движением руки.
— Давайте я сначала скажу то, что намеревался сказать, а уж потом буду отвечать на вопросы, — продолжил он, со значением оглядывая собравшихся. — У меня есть некоторые основания полагать, что так называемая бригада Равшана не совсем инопланетяне. Или совсем не инопланетяне. Но точно не китайцы.
Кстати, Равшан (если вас больше устраивает такое имя), с каких пор и каким образом вы вдруг стали родственником инженера Чжана?
— Я не стал, я был. Наше родство очень отдаленное, очень, — невозмутимо ответил Равшан, вежливо положив надкушенный маринованный огурчик на тарелку и промокнув рот салфеткой. — Тем не менее у меня есть достаточные основания… ну, и так далее. У моих друзей — а я считаю себя вправе называть здесь присутствующих моими друзьями — может сложиться впечатление, что я их обманул. Мы крайне редко лжем, и это не тот случай. Продолжайте, пожалуйста.
— Ну-ну… — неопределенно проворчал Сидорченко и продолжил: — Руководство поселка решило скрыть факт появления инопланетного космического корабля ото всех, в том числе от жителей собственного поселка, наивно намереваясь утаить здоровенное шило в тонюсеньком мешочке. И, как ни странно, до сих пор им это удавалось, несмотря на то, что половина населения поселка подозревает, что с китайской бригадой не все в порядке, а половина этой половины уверена, что Равшан с друзьями прибыл с другой планеты или из другого измерения…
— Я бы назвал другие цифры, тридцать процентов и десять процентов, но вполне разделяю ваше недоумение, — Равшан пожал плечами и, извиняясь, приложил руку к груди. — Возможно, население поселка Кедровый лучше, чем вы о них думали. Но я вас опять перебил, продолжайте, пожалуйста.
— Я тоже ничего не подозревал до вчерашнего дня, — продолжил Сидорченко, подмигнув Афанасию Петровичу. — Вернее, смутные подозрения были, но подозрения к делу не пришьешь. А вчера у меня состоялся очень занимательный разговор с неким полковником Осипенко, в результате которого многие мои представления о мире, в котором мы живем, и о нашем месте в этом мире значительно изменились. Пересказывать разговор я не имею права, надеюсь, полковник сам скажет то, что считает возможным. Он должен быть здесь с минуты на минуту.
— А кто его сюда пригласил? — хмуро спросил Осип. — Вы? И зачем, спрашивается?
— Полковника Осипенко пригласил я, — возразил Равшан. — Он не совсем тот, кем вы его считаете. Как и Валерий Павлович, впрочем.
— Валерий Павлович, надо полагать, служит в тех самых компетентных органах, о которых мы говорили вчера, — Осип оценивающе оглядел Сидорченко. — Никогда бы не подумал.
— И это тоже. Но не только. И не столько, — непонятно ответил Равшан.
— Осип, а как ты представлял себе работника компетентных органов, — заинтересовался вдруг Сидорченко. — Квадратная челюсть, стальной взгляд, бицепсы, трицепсы, кобура подмышкой?..
— Зря хихикаешь, — насупился Осип. — Я их не представлял, я на них в свое время насмотрелся до тошноты.
— Да, я в курсе, — кивнул Сидорченко. — Но, ты же понимаешь, в любом деле возможны перегибы и издержки. Если оценивать…
— Не надо мне читать «Отче наш», — поморщившись, перебил его Осип. — Я не пацан сопливый, а ты не батюшка. Делом надо было заниматься, а не… Такую страну просрали! Я вам этого не могу простить. И не хочу. А со мной… да, типа издержки. Ты лучше скажи, что начальству своему будешь докладывать? Ведь будешь?
— А как же! — ухмыльнулся Сидорченко. — Непременно доложу. Вот, дескать, невзирая на трудности, а, напротив, героически их преодолевая, руководство поселка, не щадя живота своего и остальных частей тела, доставило упомянутую технику к месту ремонта и обслуживания.
— И все? — недоверчиво переспросил Осип.
— Ну, могу попробовать представить Петровича к медали, а тебя к ордену, — хмыкнул Сидорченко. — Только вряд ли прокатит, с орденами сейчас напряг.
— А если серьезно? — настаивал Осип.
Ответить Сидорченко не успел. За окнами послышался шум подъехавшей машины, хлопнула дверца, раздался стук в дверь.
— Ага, вот и тезка твой пожаловал, — подмигнул Сидорченко Осипу.
— Почему тезка? — удивился Осип.
— Ты Осип, он Осипенко, чем не тезки?
— Тьфу на тебя! — ругнулся Осип и пошел открывать дверь.
Осипенко пришел не один, за его спиной робко маячил Никита.
— А этот что здесь делает? — нахмурился Сидорченко.
— Вот, поработал разводящим, — полковник цепко оглядел собравшихся, по очереди пожал всем руки. — Одного часового снял, другого поставил. «Этого» я еще по прошлому разу помню, пусть присутствует. Моя фамилия Осипенко, если кто еще не в курсе. С Осипом Тарасовичем мы как-то встречались, с Валерием Павловичем тоже знакомы, хоть и заочно, а вас я не знаю…
— Василий Иванович Ярошенко, руководитель реммастерских, — представился Чапай. — Народ кличет Чапаем, я не обижаюсь.
— Народ всегда прав, но не всегда оригинален, — изрек Осипенко. — А вы, как я понимаю, и есть господин…
— Равшан, — поспешно перебил его Равшан.
— Да? Почему именно Равшан? — удивился Осипенко. — Впрочем, хозяин барин. Итак, господа заговорщики и государственные преступники, об чем речь?
— Речь об том, господин полковник, — Осип глядел исподлобья, похоже, полковник ему не особо нравился, — как было все хорошо, пока не стало совсем плохо. А также о бабах и рыбалке.
— Рыбалка — это хорошо! — с энтузиазмом откликнулся Осипенко. На задиристый тон Осипа внимания он не обратил. Или сделал вид, что не обратил. — Сам бы с удовольствием на рыбалку съездил. А приходится вот по районам мотаться, тайны выпытывать да секреты выведывать у местного населения, которое так и норовит объехать тебя на драной козе да лапши на уши навешать, потому как оно, население то есть… — полковник оглянулся на стоящего Никиту, — а ты что стоишь, мил-друг? Присаживайся, вон и стульчик свободный в наличии имеется. Тем более что речь и о тебе идет, потому как…
— А нечего было авторитетом давить и погонами отсвечивать, — возразил осмелевший Никита, присаживаясь к столу. — Вы бы к нам по-человечески — и мы бы к вам со всей душой…
— Во, блин, жизнь полосатая! — всплеснул руками Осипенко. — Я же еще и виноват оказался!
Равшан вдруг поднял руку, привлекая к себе внимание, и что-то сказал… что-то настолько непонятное, что Афанасий Петрович не разобрал ни слова. Сидорченко удивленно заморгал, а полковник подобрался и нахмурился. Улыбку с его лица как ветром сдуло. Он пожевал губами, кидая быстрые взгляды то на одного, то на другого. На лице его аршинными буквами было написано желание выгнать всех к чертовой матери и запереть двери, для соблюдения и во избежание. Но полковник почему-то свое желание пересилил и отрывисто спросил у Равшана: — Где и когда?
— Предположительно в районе Челябинска, — ответил Равшан по-русски, чуть заметно пожав плечами, — сроки уточняются, но скорее всего пятнадцатого от десяти минут до половины десятого местного времени.
— Неделя всего… Комплекс успеете расконсервировать?
— Вы слишком много ждете от наших специалистов, — вздохнул Равшан. — Мы круглые сутки на объекте, но… Если бы вы сообщили координаты хотя бы месяц назад…
— Я тоже не волшебник! — буркнул полковник, наливая себе рюмку водки. — Да вы еще со своей доморощенной конспирацией. — Осипенко махом выпил и захрустел огурцом, о чем-то напряженно размышляя.
Заговорщики, они же государственные преступники, переглядывались, но в разговор не вмешивались, понимали, что происходит нечто важное, серьезное. Увереннее всех держался Сидорченко, но и он нет-нет да и поглядывал на полковника вопросительно.
— Ладно, лирика все это! — полковник решительно отодвинул от себя рюмку и требовательно посмотрел на Равшана. — Сами-то справитесь?
— Совсем без последствий не получится, — Равшан виновато развел руками, — радиус действия и мощность, сами понимаете… У нас авральный режим, так что вынужден вас оставить, извините.
— Проводи господина… э-э-э… Равшана, дверь на ключ закрыта, — повернулся полковник к Никите.
— Ничего, они сами с усами, — отмахнулся тот. Сидорченко смотрел вопросительно, а остальные ехидно засмеялись, вспоминая забавную сцену с ключом и радуясь, что хоть чем-то могут уесть бравого полковника.
Осипенко обернулся на дверь актового зала, потом с подозрением посмотрел на Никиту, встал и вышел за двери. Вернулся он несколько огорошенным, но, надо отдать ему должное, умело сделал вид, что ничего особенного не произошло, а люди, умеющие проходить сквозь стены, попадаются ему буквально на каждом шагу.
— Объяснит нам кто-нибудь в конце концов, за каким чертом мы здесь собрались? — пошел в атаку Осип. — Водку пьянствовать и разговоры разговаривать?
— Кстати о водке, — полковник плотоядно потер руки и подмигнул Чапаю. — А не накатить ли нам грамм по несколько, господа заговорщики, потому как душа просит и для разговора пользительно.
— Отчего ж не накатить с хорошим человеком, — ответил за Чапая Афанасий Петрович. — Выпивка дармовая, закуска тоже.
Накатили, закусили обстоятельно, закурили. Не курящий Осипенко поморщился, но возражать не стал.
— Итак, что мы имеем? — спросил он и сам же ответил. — А имеем мы за рыбу деньги и три вагона головной боли. Но давайте по порядку… Сколько километров от вашего поселка до трассы?
— Ну, шестьдесят пять, — нехотя ответил Осип. — А причем здесь это?
— Вот! Шестьдесят пять, — полковник назидательно поднял палец — а сотовые у вас работают не только в поселке, но и в сорока километрах от него, сам проверял. И интернет такой скоростной, что скоростнее не бывает. И двадцать каналов телевидения без всяких антенн. А за что вам такое счастье, как думаете?
— Так вышка же у нас, — Осип и Афанасий Петрович недоуменно переглянулись.
— И кто вам эту вышку поставил? — наседал полковник.
— Ну… — пожал плечами Осип. — Это еще до меня было. Приехала бригада, пригнала технику, поставила вышку и уехала. И в чем, вообще, дело-то? За интернет и прочие удовольствия мы платим исправно, задолженность практически нулевая.
— А дело в том, что никто вам вышку не ставил.
— То есть как это не ставил? Вон же она стоит!
— Вышка стоит. А хозяина у нее нет! Организация, в которую вы платите за удовольствия, не имеет к этой вышке никакого отношения. То есть совершенно никакого! Палыч, подтверди.
Сидорченко согласно покивал головой.
— Я со своими нехилыми возможностями концов не нашел, — задумчиво продолжал Осипенко, — Валерий Палыч, тоже не обиженный возможностями, копал долго, но откопал от мертвого осла уши. Рекбус! Кроксворд! Идем дальше. Вышке семнадцать лет, никто ее не реконструировал, не модернизировал, а сотовые работают все. Даже Интерком, который организовался всего пять лет назад. И цифровое телевидение, о котором семнадцать лет назад еще и разговоров не было, шпарит вовсю. И вот я спрашиваю вас: как такое может быть? Не знаете? И я не знаю!
Осипенко вышел из-за стола и стал расхаживать из угла в угол, засунув большие пальцы за ремень портупеи. Публика потерянно молчала, ожидая продолжения. Первым не выдержал Чапай.
— Ну, вышка, эка невидаль. Вызвать специалистов, пусть посмотрят, — неуверенно заговорил он. — Тут вон инопланетяне под боком, а вы про вышку. Далась она вам!
— Ну, инопланетяне, эка невидаль, — передразнил полковник, — вызовем специалистов… кстати, о специалистах: вашу вышку осматривали специалисты не слабые, и все в один голос пожали плечами. Не знаем, говорят, что это такое — и весь разговор!
— Так не бывает, — хмыкнул Чапай. — Отдайте нам с Чжаном, мы ее до винтика разберем…
— Так нету там никаких винтиков, — развел руками Осипенко. — И не разбирается эта зараза в принципе.
— Как это? Все разбирается! — настаивал Чапай.
— А вот не разбирается — и все тут! Стоит монолитный блок, вернее, несколько монолитных блоков, подходит силовой кабель, и никаких соединений или сочленений. Блоки эти взрывать вот только не пробовали, а на все остальное они начхать хотели. И кабель этот… подходить-то он подходит, но откуда — так и не нашли. Вот такие вот пироги… А ты говоришь — «инопланетя-яне»…
— Фигня какая-то, — выразил общее мнение Никита. — Жили не тужили, и вдруг все гуртом на наши головы. А когда вы это все облазить успели?
— Зря мы тут что ли целый месяц казенные харчи проедали? — усмехнулся Осипенко.
— Во как! — вскинулся Никита. — А тарелка, значит, для отвода глаз?
— Почему? — удивился полковник. — Тарелку как раз и искали. А вышка и все остальное — это так, попутно. Вот если бы ваши равшаны сразу на меня вышли… столько времени потеряли…
— У тебя что, на лбу написано, что на тебя надо выходить? — возразил Сидорченко.
— Не умничай, сам тоже хорош, — огрызнулся Осипенко. — А что, мужики, не накатить ли нам еще по рюмашечке?
— Вы с Палычем накатывайте, а нам, пожалуй, хорош, — выразил общее мнение Осип.
— Не врут, стало быть, про Кедровый, что народ тут с ума сошел и водку перестал пить, — полковник с сожалением отодвину рюмку и встал. — А вообще, мужики, вы меня удивили: столько времени секретничали, столько чудес наворотили, взять тот же биокомплекс, котельную или агрегат ваш снегоуборочный, — и никто до сих пор ни сном, ни духом. Достойно уважения! Вот и продолжайте тем же макаром. А мне пора: служба.
— К-к-как это пора? — от удивления Афанасий Петрович даже заикаться начал. — Вы ж ничего не сказали, не объяснили…
— Много будешь знать — скоро состаришься, — засмеялся Осипенко. — А ты и так уже не мальчик, так что береги здоровье.
— Прискакал, наговорил с три короба, водки дармовой попил, а по существу дела ни слова не сказал, — набычился Осип. — Так дела не делаются, полковник! У тебя служба, это понятно, это святое, а мы тут как же? И так уже собственной тени пугаемся, сухари сушим и носки теплые вяжем…
— А кто ж вас просил… — начал было Осипенко, но вмешался Сидорченко.
— Вот ты, Осип, спрашивал, что я буду докладывать начальству, — мягко сказал он. — Отвечаю: ничего! У начальства свои заботы, а у нас свои. Так что живите как жили. До сих пор ничего не всплыло, будем надеяться, что и дальше бог милует. Чем сможем, поможем, но и вы тут не расслабляйтесь, хотя бы станы не путайте да трактора по воздуху не таскайте.
— А что вы тут про Челябинск с Равшаном говорили? И на каком языке? И вообще, кто вы такие, полковник Осипенко и врио Сидорченко? — Осип крепко сжал кулаки, так, что побелели костяшки.
— Да свои мы, свои, — успокоил Осипенко. — Такие же люди, как вы, только знаем побольше да возможностями располагаем. А про Челябинск… сами узнаете. Или не узнаете, если Равшан успеет, так это даже лучше. Ну, все, мужики, мы с Палычем отчаливаем, труба зовет.
Полковник пожал всем руки и пошел было к дверям, но с полдороги вернулся.
— Да, вот еще что, — сказал он, жестом поторапливая Сидорченко. — Через недельку-другую в Кедровый перебазируется ретрансляционная установка с сопутствующими и персоналом, так вы уж солдатиков не обижайте, они хорошие, хоть и из нашего ведомства.
— И что эта установка будет ретранслировать? — заинтересовался Чапай.
— А кто сказал, что она будет что-то ретранслировать, — подмигнул полковник. — Она просто будет, этого вполне достаточно. Ну, все, бывайте здоровы!
Хлопнула дверь, на улице взревел мотор — и таинственные гости сгинули, будто их не было вовсе.
Осип задумчиво подержал в руках бутылку, но наливать не стал, отставил в сторонку. Все хмыкали, крякали, чесали в затылках, избегая смотреть друг на друга.
— А не кажется ли вам, господа конспираторы, что нас только что поимели в грубой форме? — спросил задумчиво Осип.
— Не перегибай, Осип Тарасович, — откликнулся Афанасий Петрович. — Сказали ведь, что помогут чем могут. А все знать нам, видимо, ни к чему.
— А вышку эту я расколупаю, — пристукнул кулаком по столу Чапай.
— Зачем? — удивился Никита.
— А из принципа! Не может быть такого, чтобы не разбиралось, — сказал Чапай с такой убежденностью, что рассмеялись все, даже озабоченный Осип.
На улице опять мело. Ничего необычного, в Сибири так бывает. Особенно в феврале.
* * *
А эту шибко сомнительную байку мне поведал сам Афанасий Петрович, когда в очередной раз уламывал меня перебраться к ним в Кедровый. Я не то чтобы сильно упираюсь, но как-то все не решусь. Сколько лет уже в Степановке, и Любушку тут свою схоронил, и с соседями ладим. Да и рыбалка тут не чета кедровской: ленок, хариус, таймешата попадаются… Карась тоже хорош, конечно, особливо если в сметане пожарить, но все равно не то, не то…
А байка завиральная, спору нет! Китайцы в Кедровом живут, сам видел. И вышка стоит, тоже верно. У нас вот до сих пор связи нет никакой, и телевизор кроме ряби два канала показывает, и интернета отродясь не было. А в Кедровом все любо-дорого, по полному ассортименту.
Хотя, если с другой стороны глянуть, на кой мне тот Интернет? Жил столько лет без Интернета — и ничего! Разве что с сыновьями пообщаться, а то позвонить-то мне некуда, а сам я разве что в Ирбейское раз в неделю выбираюсь… Да и рыбалка опять же…
Афанасий-то все про здоровье талдычит, дескать, не молоденький уже, мало ли что, а в Кедровом инопланетяне подлатают так, что кочетом скакать будешь. Ну, инопланетяне не инопланетяне, а народ в Кедровом не хворый, это точно!
Афанасий-то смурной какой-то был, курил много, а вот пить почти не стал. Все про метеорит челябинский рассуждал. А что про него рассуждать, упал себе и упал, никого ведь не побило.
Ладно, если еще звать будет, соглашусь, пожалуй. На рыбалку далековато ездить, да где наша не пропадала. Под старость лет, может, на компьютер научусь, а то все как деревня лапотная. Инопланетя-яне, ёксель-моксель!.. Надо же так придумать!..