Давно уж старая, давно.
Пусть на нее садятся редко,
Она стоит здесь все равно.
А пожилой ее хозяин,
Когда еще был слишком мал
И добирался до окраин,
То под столом ее встречал.
Точней она его встречала -
И шишка долго заживала
На лбу. Но лоб теперь далек,
Ведь сам хозяин стал высок.
Вообще она любила шутки,
Могла так прыгнуть из-под ног,
Что не одни за этим сутки
Ушибленный тер кто-то бок.
Ее саму роняли тоже.
Но на чеку она тогда.
Упасть на ту же пару ножек,
Что в прошлый раз больней всегда.
Так дни за днями проходили.
Ее и красили и мыли.
Она и свой теряла цвет,
Но не свою натуру, нет.
Хозяева купили дачу
И стол забрать хотят с собой.
И табуретки взять в придачу.
А как расстанешься с Москвой?!
Решила стать стройней и шире
И не качаться на ногах.
Так распрямила все четыре,
Что изменилась на глазах.
Ни шутки больше! И на это
Вдруг все клюют. Потом все лето
На ней сидеть хотелось всем.
Она без сил была совсем.
Ее оставили в столице.
Вокруг — такой культурный слой,
Что попою на вас садится
Не дачник, а поэт какой!
Но время шло. Поэты редко
Теперь бывать рискуют тут.
Их здесь не кормят. А за едкий,
За анекдот и не нальют.
Да, не придут сюда таланты.
В них нет нужды. Лишь коммерсанты.
В почете здесь, как и везде.
Но тем не нравится нигде.
Им хорошо лишь в ресторанах -
В них коммерсанты и сидят.
А то сокрыться в жарких странах
От табуреток норовят.
Состарилась подруга наша.
Стоит под новеньким столом.
Слаба — уж борозды не вспашет
(Никто не двигает потом).
Остались лишь воспоминанья
О прежних днях. Стоять ли в спальне,
На кухне, даче ли сейчас,
Ей все равно — уж близок час!
2003