Литературный портал Графоманам.НЕТ — настоящая находка для тех, кому нравятся современные стихи и проза. Если вы пишете стихи или рассказы, эта площадка — для вас. Если вы читатель-гурман, можете дальше не терзать поисковики запросами «хорошие стихи» или «современная проза». Потому что здесь опубликовано все разнообразие произведений — замечательные стихи и классная проза всех жанров. У нас проводятся литературные конкурсы на самые разные темы.

К авторам портала

Публикации на сайте о событиях на Украине и их обсуждения приобретают всё менее литературный характер.

Мы разделяем беспокойство наших авторов. В редколлегии тоже есть противоположные мнения относительно происходящего.

Но это не повод нам всем здесь рассориться и расплеваться.

С сегодняшнего дня (11-03-2022) на сайте вводится "военная цензура": будут удаляться все новые публикации (и анонсы старых) о происходящем конфликте и комментарии о нём.

И ещё. Если ПК не видит наш сайт - смените в настройках сети DNS на 8.8.8.8

 

Стихотворение дня

"Я могла бы родиться кошкой"
© Станишевская Анастасия

 
Реклама
Содержание
Поэзия
Проза
Песни
Другое
Сейчас на сайте
Всего: 47
Авторов: 0
Гостей: 47
Поиск по порталу
Проверка слова

http://gramota.ru/

Для печати Добавить в избранное

Подлинная история жизни и смерти Емельяна Пугачева ч.6 (Очерк)


                      ч.6
     Главный противник Емельяна Пугачева

      В российской историографии стало нормой вешать вину за восстание яицких казаков под предводительством Емельяна Пугачева исключительно на оренбургского губернатора И.Рейнсдорпа.
     Мол был старый да не способный к управлению губернией   чиновник.
     И первым, этот тон задал все тот же А. Пушкин в своих работах «Истории Пугачевского бунта» и «Капитанская дочка».
      Но так ли это? И можно нам доверять оценке А. Пушкина?
      Долго этот вопрос с выяснением личности и роли И.Рейнсдорпа в отношении управления им Оренбургской губерний, был «белым пятном» в самой истории восстания Е. Пугачева.
     Особенно в советской историографии, когда из Пугачева коммунисты быстро слепили образ очередного «борца за народное счастье»!
        А И.Рейнсдорпа если и упоминали, то вскользь и только в негативном смысле.
        Но если подойти к этому вопросу объективно и всесторонне, то надо безусловно признать тот факт, что ведь только благодаря его организаторским спорностям и влиянию на местное дворянство и все остальное не казацкое население губернии, удалось оборонить Оренбург от Пугачева.
        А затем, используя его как главную базу   имперской власти в регионе и подавить и само восстание.
        И только после падения СССР, когда наконец в новой России чуть-чуть  приоткрылись и сразу закрылись при  В. Путине архивы, то в Российском государственном военно-историческом архиве «нашёлся» послужной список Рейнсдорпа, посланный в 1763 году в Военную коллегию.
        Документ этот сообщает, что Иван Андреевич Рейнсдорп был выходец «дацкой нацыи из дворян лютерского закона», (т.е. в понимании тогдашнего российского общества «обрусевший немец», а  родился он  в 1730 году,  в военную службу вступил 1 ноября 1746 года, будучи записан юнкером в Военную коллегию.
       В 1747 году, на следующий год после вступления в службу, И. А. Рейнсдорп — уже поручик, в 1749 — капитан, в 1755 — секунд-майор.
       В 1756 году, когда началась война, позже названная Семилетней (1756–1763), Рейнсдорп имел звание премьер-майора и участвовал в крупнейших операциях против прусской армии Фридриха II.
         Почти каждый крупный успех русских войск памятен был для него очередным тяжёлым ранением:
   в битве при Гросс-Егерсдорфе Рейнсдорп «пулею близко локтя в правую руку ранен»,
   в сражении у Цорндорфа, одном из самых кровопролитных, «ранен в правую выше колена ногу»,
    в баталии у Франкфурта «ранен в грудь и в правый бок пулями навылет».
      За участие в этих сражениях Рейнсдорп удостаивается в 1758 году звания подполковника, а ещё через год — полковника.
       Двадцать пятого декабря 1761 года, после смерти императрицы Елизаветы Петровны, на престол взошёл Пётр III. Однако царствование Петра III продолжалось недолго.
       Императрицей Екатериной Второй он был производен в генерал-майоры, а ещё через пять лет, 29 сентября 1768 года он назначается, но новый и высокий пост в Российской империи- губернатором гигантского (по территории) Оренбургского края.

  И тут будет наверно уместным сравнить послужной список И.Рейнсдорпа с послужным списком А. Суворова.
   Первый начисто забыт в России, второй  незаслуженно вознесён до небес!
Родился А.Суворов  13 (24) ноября 1729 или 1730 года в семье военного, генерал-аншефа Василия Ивановича Суворова (крестника Петра I Великого), в Москве.
   Поступил на службу в 15 лет  в 1742 году когда  был зачислен мушкетёром в лейб-гвардии Семёновский полк (чтобы начать положенную законом выслугу лет для офицерского чина)
    В 1754 году получил первый чин поручика и был назначен в Ингерманландский пехотный полк. С 1756 по 1758 год служил в Военной коллегии.
     26 августа (7 сентября) 1762 Суворов произведён в чин полковника и назначен командиром Астраханского пехотного полка,
     С сентября 1768 — бригадир (промежуточное звание между полковником и генералом).
     (12) января 1770 года возведён в чин генерал-майора.
    17 (28) марта 1774 года он произведён в генерал-поручики, Рейнсдорпом становится генерал-поручиком уже 1771 году!

      Ну и спрашивается уважаемые россияне: «Кто из них был ближе и любим императрицей Екатериной Второй: Рейнсдорп или Суворов?
       Особенно в российской истории умалчивается вот этот эпизод сумасбродной деятельности Суворова.
В 1773 г. А.Суворов прибыл в  1-ю армию фельдмаршала П. А. Румянцева, и  6 (17) мая и получил приказ произвести разведку боем крепости Туртукай.
       10 (21) мая после успешного отражения турецкой атаки Суворов решает немедленно провести разведку и без согласования захватить укреплённый туртукайский гарнизон (т. н. первый поиск на Туртукай).
         Турецкие войска не ожидали скорого реванша, поэтому Туртукай был взят.
       Город был разрушен, и все христиане были выведены из Туртукая для переселения на контролируемый Россией берег Дуная.
       При этом Суворов в бою был сильно ранен в ногу разорвавшейся турецкой пушкой. Но этот подвиг нарушил планы П.Румянцева и за самовольные действия Суворов, командующим он был предан суду, и военная Коллегия уде в Санкт-Петербурге приговорила его к смертной казни.
       Но тут в ситуацию вмещался отец А.Суворова .
     Тот самый Василий Суворов которого в январе 1762 год Пётр III назначил сибирским губернатором, но он не поехал туда и в июне того же года принял участие в низложении Петра III. И возведении на трон Екатерины Второй, за что 3 (14) марта 1763 и был произведен в чин генерал-аншефа.
     Екатерина II   помня заслуги отца А. Суворова не утвердила вопреки, всем законам Российской империи направленные сметный приговор Суворова с присущей ей черным юмором, написав: на проекте решения - «Победителей не судят».
     Кстати и само командование 1-1 армией, не воспользовалось победой Суворова, и турецкие войска вновь вошли в крепость и принялись укреплять Туртукай. Вследствие чего-то муж А. Суворову вновь пришлось штурмовать эту крепость…

       Но возвращаемся к дальнейшей биографии И. Рейнсдорпа.А насчет Суворова и его мнимой заслуге в поимке Пугачёва мы вернемся  в последующих частях…

        Приняв дела и осмотревшись на месте А. Рейнсдорпом взялся за наведения порядка в губернии.
       Так 12 марта 1769 года он направил императрице письмо с изложением своего мнения о состоянии Оренбурга и губернии.
      В нем он писал о необходимости постройки в городе караван-сарая для иностранных купцов и о желательной отмене воинского постоя, считая его главной причиной того, что «никто из купцов в г. Оренбурге селиться и мещанином сделаться не хочет».
       Представил он и проект увеличения государственных доходов за счёт расширения добычи илецкой соли.
      Двадцать второго сентября 1769 года (вероятно, по рассмотрении этого проекта) Рейнсдорп награждается орденом Св. Анны.
      О доверительных отношения губернатора А. Рейнсдорпа и Екатериной II. Хорошо свидетельствуют и переписка между ними:
     Вот к примеру, письмо императрицы от 2 октября 1769 года.
«Господин Оренбургский губернатор Рейнсдорп.
     Уведомляюсь я, что вы желание имеете следующую зиму приехать в Санкт-Петербург для представления о разных по губернии и вам вверенных дел.
     На что Я вам даю дозволение, о котором уже и Генералу Прокурору князю Вяземскому знать дано. Время же для приезда вашего сюда вы сами изберёте».
    Семнадцатого декабря 1769 года Рейнсдорп выехал из Оренбурга.
    Проезжая через Москву, встретился с сенатором Еропкиным, в ведении которого находилось Главное соляное управление.
    Сенатор обещал ему всяческое содействие в развитии добычи илецкой соли, но, занятый многочисленными пограничными и иными делами, рекомендовал в помощники по соляным делам П. И. Рычкова.
       Прибыв в столицу в начале января 1770 года, Рейнсдорп был принят Екатериной II и вручил ей записку о недостатках вверенной его управлению губернии, а по сути это настоящая программа преобразования края. И. А. Рейнсдорп писал:
        «Первый главный недостаток Оренбургской губернии состоит в следующем:
           губерния сия в рассуждении всего пространства, подобна некоему полю, на котором, хотя и всё то, что потребно к содержанию и обогащению людей, преизобильно находится, но по причине великого её недостатка в жителях надлежит почесть её ныне по всей Российской Империи за беднейшую…»
       И предлагал меры для скорейшего заселения края:
«…Точно измерить и описать празднолежащие земли, и те, которые для казённого употребления не нужны будут, продавать из казны дворянам за наличные деньги, переселять на них земледельцев из центральных перенаселённых губерний; заботиться о здоровье всех жителей, для чего определить хороших лекарей хотя бы в городе, и в случае болезней прожиточным людям за деньги, а бедным и без всякого платежа потребное вспоможение чинить и лекарства на лечение их немедленно отпущать».
       Рейнсдорп полагал, что для развития земледелия необходимы спокойствие и благополучие, кроме того,
      «приращение земледельства, как самого нужнейшего способа к содержанию жизни человеческой и к доставлению всеобщего благополучия, зависит частично и от существенных прибытков земледельцам. А для того, чтобы собранный ими хлеб не был у них мертвым капиталом, а происходил бы в продажу без всякой их тяготы и неволи на наличные деньги, надлежит истреблять притеснение, кое от перекупщиков земледельцам случается, и оных закупщиков…как прямых пиявиц, до того не допущатъ».
       Написал он и об Оренбурге:
      «Я…город Оренбург нашёл в самых жалких обстоятельствах, партикулярные дома, да и публичные строения, по большей части к разрушениям уже близки».
В плачевном состоянии были меновой и гостиный дворы. Казармы, вовремя не отремонтированные, разрушались, и солдат четырёх местных полков распределили на постой к жителям, ухудшив положение последних.
     Всё это не способствовало привлечению в город купцов:
    «Самый Оренбург, который около 70 тысяч рублёв приносит казённого дохода и во время ярмарки немаловажную коммерцию производит, не имеет больше 4 или 5 купцов капитальных.
      Прочие все бедные, да и сих по подушному окладу не более 90 человек находится…
      Наилучшие писатели в бесчисленных почти сочинениях о коммерции крайне оказывают остроумие. Но ежели точно попытать, то перевес купеческого баланса между всем тем есть самый главнейший предмет, к которому каждая нация перед соседями усиленно ревнует».

          Отсутствие богатых купцов, а, следовательно, и свободных капиталов, приводит к тому, что «нет денежной циркуляции, которая других токмо городов цветущее состояние оживляет».

       Для исправления этого положения Рейнсдорп предлагал восстановить бывшую по прежнему штату в городе контору строений, в обязанности которой входило обеспечение всех за наличные деньги дровами, лесом и строительным материалом; построить четыре казармы; подтвердить привилегию Оренбургу, выданную при его основании, и т.д.

        Беспокоило Рейнсдорпа и состояние бесконтрольно вырубаемых лесов:
         «Недостаток в хлебе и дровах почти равномерно обществу вредительны, ибо за студёную зиму без отопления покоев, народа не менее может погибнуть, как и во время голода, из чего и происходит, что леса так, как сокровища областей уважать надобно, и стараться не только о бережении, но и о размножении их для потомства…
        При вступлении моём…всевозможно старался я, чтоб на больших проезжих дорогах садить разные родов деревья»,
      но убедился, что без знаний достигнуть этого не удастся и поэтому просил назначить в Оренбург специалистов по восстановлению лесов:
          «Дрова как самая нужная необходимость, во всей пространной Российской Империи нигде столь дорого не продаются, как здесь; словом, если благовременно не будет в том потребного распоряжения, то в следующие времена сему главному городу и устоять едва возможно».
         И вновь об илецкой соли:
        «Самые богатые и рудные минера высочайшего Вашего Императорского Величества доходам и всеобщему благосостоянию не могут быть прибыточнее, как сие богатое сокровище натуры, которым Оренбургская губерния пред другими сущим превосходным образом награждена».
         В самом деле: наиболее богатые медные рудники давали доход в одиннадцать процентов, а соляные месторождения — до двухсот:
         «Есть ли в свете такая золотая минера, которая столь была бы прибыточна!»

           Находясь в Санкт-Петербурге, Рейнсдорп дважды, 13 января и 4 февраля, побывал в Сенате и давал пояснения к своим предложениям. Результаты его поездки можно проследить по Полному собранию законов Российской Империи за 1770 год.
         Вот перечень рассмотренных в Сенате и высочайше утверждённых указов:
         «Об определении суммы на ежегодные починки находящихся в Оренбурге менового и гостиного дворов», «О построении казарм в Оренбурге для гарнизонов», «О возобновлении в Оренбурге конторы строений», «О продаже пустопорожних казённых земель в Оренбургской губернии», «Об учреждении в Оренбурге губернского госпиталя и о определении на содержание оного суммы».
        В войсковом архиве Оренбургского казачьего войска хранились распоряжения (ордера) И. А. Рейнсдорпа, дополнительно характеризующие круг его забот на посту губернатора. Вот некоторые из них.
         Ордер от 20 февраля 1769 года — о назначении из уфимских казаков двух благонадёжных и знающих татарский язык казаков для разведки, «в каких обстоятельствах башкиры ныне находятся; нет ли в них каких худых замыслов».
          Ордер от 10 апреля 1769 года — о командировании казаков для конвоирования заводских рабочих, посылаемых за реку Яик для приискания руд.
          Ордер от 11 апреля 1769 года — о командировании на винокуренный завод коллежского советника Тимашева четырёх человек из уфимских казаков для охраны от разбойников.
          Ордер от 29 июня 1769 года — о назначении для починки крепостей 265 казаков.
             Имеется и такой ордер — о командировании одного урядника или капрала и 50 хорошо стреляющих казаков для стрельбы кабанов, боровов: «Каждая команда, с пострелянными кабанами и пр., должна прибыть в Оренбург к 1 декабря, чтобы успеть отправить в Петербург настрелянное по зимнему пути». Так сказать, «дичь» к царскому столу!
         Но, тут надо сказать, что наряду с успехами по преобразовании Оренбургского края были и недостатки.
        В частности, по вопросам организации пограничной охраны края
      Тут губернатор Рейнсдорп и его офицеры абсолютно не доверяли яицким казакам и их атаманам и всячески их притесняли.
       Чем было вызвано такое отношение сказать трудно. Очевидно в империи не забыли участие яицких казаков в восстании Степана Разина. Возможно сыграл свою роль и педантизм губернатора- «датчанина» Рейнсдорп не понимавшего русского народа и его умонастроений, да и ориентировавшийся прежде всего на Петербург и волю и пожелания императрицы Екатерины Второй и ее фаворитов. Ведь именно от нее зависело буде т ли он губернатором или нет!

       Историки пишут, что при Рейнсдорпе дело доходило до того, что по распоряжениям губернатора солдаты и казаки выходили в степь для преследования киргизцев имея при себе только холодное оружие — сабли, тесаки и пики, а ружья и огневые припасы к ним следовали в особых обозах под усиленной охраной надёжных команд из унтер-офицеров.
     Ружья казакам раздавались только в крайних случаях, когда отчётливо ясно было, что боя избежать не удастся».
     Неосведомлённый читатель этому может этому удивится.
     А зря. Ведь и в современных нами армиях такой порядок принят до сих пор.
      Кто из читателей служил хотя бы в Советской армии может это подтвердить – солдатики таскали с собой автоматы как холодное оружие да и то, за счет за счет штык-ножа.
     А патроны, гранаты, то это все везли и охраняли специально обученные сверхсрочники.
      Потому что «Береженного Бог бережет». И сколько это мудрое правило спасло в мирное время солдатских жизней от самострелов и баловства с оружием.
  
         Возвращаясь к теме повествования надо сказать, что за время правления И. А. Рейнсдорпа, на территории губернии несколько раз случались народные волнения и даже вооруженные бунты.

       Так в 1770 году, после ограничения правительством ханской власти у калмыков, последние на общем собрании своих князей и духовенства решили этой же зимой возвращаться на родину в Джунгарию. (Китай).
       Обстоятельства, однако, побегу калмыков не благоприятствовали: зима 1770–1771 годов была тёплая, реки долго не замерзали, и калмыцкий наместник Убаши, не дождавшись прихода остальных, 5 января 1771 года приблизительно с 30 тысячами кибиток выступил в поход.
       Когда калмыки достигли Яика, Рейнсдорп уверил хана Нурали, что они идут нападать на киргизов, и от имени правительства предложил дать им отпор и пользоваться от них всякой добычей, но с тем, чтобы не допускать калмыков идти далее и вернуть обратно в Россию.
        Такое же предложение было послано и владетелям Средней орды.
        Хан Нурали и султан Аблай немедленно ответили оренбургскому губернатору, что они со всей готовностью выполнят волю русского правительства и уже выступили в поход.
        Первыми беглецов должно было встретить Яицкое казачье войско, но оно в это время само взволновалось и ничего не сделало для удержания калмыков.
        Не так поступили киргизы, и, конечно, не из преданности России, а из ненависти к своим исконным врагам.
       «Всякий киргиз-кайсак, — писал первый историк Уральского казачьего войска А. И. Лёвшин, — спешил идти сражаться с ними и грабить их.
       Менее нежели в месяце вооружились все орды, и вся степь от берегов Яика до границы Китая наполнилась толпами воинов, с нетерпением ожидавших появления перед ними людей, которых по одному их происхождению и имени, не говоря об обидах, ими нанесённых, почитали они врагами своими.
      Даже Каип, бывший ханом в Хиве, и по изгнании из оной подданными своими живший в Меньшой орде, обещал соединиться с войсками русскими.
        В восточной части степей киргизских, ожидал калмыков султан Абулфеис, сын Абулмагмета хана, султан Большой орды Ирали и дикие киргизы, или буруты, превосходящие всех соседственных с ними народов жестокостью и отважностью».

         В помощь киргизам для возвращения калмыков было послано два отряда: один из оренбургских казаков, другой из регулярных войск под командованием генерал-майора Траубенберга, но оба они из-за болезней и неприспособленности в степи вернулись ни с чем.

          Киргизы же беспрестанно нападали на бегущих калмыков.
          Когда калмыки достигли пределов Китая, потери их составляли более половины людей и почти всё имущество.
         В общем дело это давнее, но сейчас бы это событие назвали бы геноцидом на почве национальной розни.
          В том же 1771 году, несмотря на неудачу «с усмирением калмыков» часть которых все же пересекла границу с Китаем, Рейнсдорп был повышен в звании.
         В указе об этом, подписанном 30 июля, говорилось:
        «О пожаловании в генерал-поручики вас, господина губернатора и кавалера, повелевая остаться вам по-прежнему губернатором».

          Наверно хорошо «доложил» об успехах.
          А кто там тех бедных калмыков по степям считал?
          
           Но вот пример бежавших из России в Китай калмыков, оказался заразительным для других народов уже, попавших под власть Российской империи.
           И первыми тут стали башкирцы.
           Они тоже задумали уйти в киргизские степи и послали просьбу владетелям Малой и Средней Орды, в которой говорили о своем желании быть подданными киргиз, так как в России им живется плохо.
      Как быть с «усмирением «башкирцев, число превосходивших все российский войска в губернии то Рейнсдорп не знал и начал по своему обычаю «тянуть время», чтобы ситуация прояснилась.

     А тут, масла в огонь подлили и начавшиеся тогда же волнения среди яицких казаков.  
       Присланный в Яицкий городок для производства следствия о беспорядках среди казаков генерал-майор Траунбенберг был вскоре убит восставшими яицкими, вместе с большею частью своей команды.

      Но,губернатор Рейнсдорп против них не предпринимал ничего решительного и только уговаривал казаков успокоиться, грозя в противном случае прекратить доставку из Оренбурга хлеба и других припасов.
       Но такие «аргументы» на казаков не действовали.
      Яицкие казаки к тому же между собой разделились, и большая часть не хотела выдавать зачинщиков, так, что когда для их усмирения был командирован уже с Военной Коллегией   генерал-майор Фрейман с 3000-м корпусом, то они сожгли степь и вышли к нему навстречу в числе 10 000; в происшедшем сражении казаки были разбиты, и Фрейман занял Яицкий городок.
      Между тем, помимо беспорядков среди калмыков, башкир и казаков, Рейнсдорпа возникло еще новое осложнение.
      В народе разнесся слух, что в Пермской и Кунгурской провинциях можно селиться всякому, даже беглому.
    Начались учащенные побеги туда крепостных крестьян, но их ловили и водворяли на место.    
     И наконец в народе, появились слухи, что император Петр III находится среди яицких казаков.
         В Оренбург эти слухи дошли почти одновременно с известиями о первых успехах самозванца.
        Сам губернатор Рейнсдорп узнал об этом во время бала 22-го сентября 1773 г., бывшего у него по случаю дня коронования Императрицы.
         Первое известие о мятеже яицких казаков Рейнсдорп принял спокойно, будучи уверен, что это одно из очередных волнений, и его легко будет усмирить. Однако, несколько дней он никому об этом не сообщал и не принимал никаких мер, чем дал Пугачеву полную возможность усилиться и взять еще несколько крепостей
      И только в сентябре, узнав о быстром продвижении бунтовщиков вверх по Яику, начал принимать меры: сообщил о появлении Пугачёва губернаторам сибирскому, казанскому, астраханскому и в подведомственные ему провинциальные канцелярии — уфимскую и исетскую, приказал немедля собрать в городе всех солдат из ближних отлучек и указать каждому батальону, где ему следует быть в случае тревоги.
    И тут нам пора задаться и риторическим вопросом.
  А почему был так спокоен бывалый солдат - генерал-поручик Рейнсдорп?
  На, что и на какие силы он рассчитывал в связи с началом нового бунта среди яицких казаков?
   А рассчитывал он на то, что и при самом неблагоприятном исходе бунта, ему удастца, отстоять Оренбург находившиеся в черте Оренбургской крепости.
      А там подойдет и военная помощь!
     К стати Оренбургская крепость была самым современным фортификационным сооружением не только в Оренбургской губернии, а и далее по Уралу и бескрайней Сибири.
     В крепости находился небольшой, но как показали дальнейшие события вполне боеспособный гарнизон с опытными офицерами.
      Имелась многочисленная крепостная артиллерия и боеприпасы. Так же можно было рассчитывай на помощь горожан.
      Так, что Оренбургская крепость представляла она собой «крепкий орешек»
       И вот что о крепости писалось в «Военная энциклопедии». — издания 1911—1914г.

         ОРЕНБУРГСКАЯ КРѢПОСТЬ, б. построена въ 1735 г. на р. Орѣ, близъ ея впаденія въ р. Уралъ, по ходат-ву киргизъ-кайсакскаго хана Абулхаира, какъ укрѣпл. пунктъ, для покровительства торговлѣ русскихъ съ киргизами, к-рой сильно мѣшало враждебн. настроеніе башкиръ.
       Но расположеніе кр-сти на открытой низм-сти и не на главныхъ торг. путяхъ должнаго воздѣйствія не оказало.
      Тогда, въ 1739 г., построили новую О. кр-сть, въ 181 вер. ниже по р. Уралу, въ урочищѣ Красная Гора.
       Прежней же кр-сти присвоили наим-ніе Орской (см. это). Въ новомъ мѣстѣ обнаружились друг. неудобства для "обширной кр-сти", особенно же вредныя для здоровья климатич. условія, почему О. кр-сть перенесли въ 1742 г. на 3-е мѣсто, въ 71 вер. отъ Красной Горы, въ пунктъ, гдѣ находилась кр-сть Бердянская, тогда же перенесенная (живыя и матеріальн. средства) на р. Сакмару.
       Ограду О. кр-сти составилъ сомкнутый, въ планѣ по овалу, земл. валъ бастіон. начертанія, при сух. рвѣ, профили слабой. Ограда неоднократно перестраивалась; въ 1794 г. на ея вооруженіи стояло 112 ор.; г-зонъ составляли 4 б-на пѣхоты и 164 ч. арт-ристовъ

       Сохранилось и вот такое описание Оренбургской крепости, составленное местным летописцем –оренбургским чиновником П. И. Рычковым.:
       «Крепостное строение города Оренбурга состоит все на ровном месте, но по ситуации онаго расположено иррегулярно, овальною фигурою от одиннадцати полигонах.
        Имеет в себе десять целых бастионов и два полубастиона, которые, начинаясь от большой соборной церкви Преображения Господня, называются: Успенский, Преображенский, Неплюевский, Никольский (от церкви Николая Чудотворца, близ его имеющейся), потом Штокменский, Лагафеевский, Губернский, Петропавловский, Провиантский, Бердский (от места, где бывала Бердская крепость), Торговый и Воскресенский; при том на поверхности той горы, коя к реке Яику Уралу лежит, между полубастионом от Воскресенского до Успенского, по длине на 275 саженях, по прямой линии положено быть брустверному укреплению с одним редантом, о середине для закрытия в том месте строения, и для всякой обороны с речной стороны, с тем намерением, чтоб под ним крутость горы, коя из природнаго камня, современем обрезать.

          Высота крепостному валу по разным местам 12 футов, но по низким более, а по высоким менее, шириною рампар шесть сажен, глубина рва 12, а ширина 35 футов.
         Наружная крутость одной крепости лицует вся плитным камнем.
        Ширина сего города по интервалу в широком месте 570, а длина 677 сажен, считая по средине. Окружность сей фортеции, идучи по валу, сочиняет пять верст 192 сажени, а с внешней стороны четыре версты и 289 сажен, не причисляя к тому Казачей слободы, пред двумя полигонами, Преображенским и Неплюевским, застроенной, около которой, начиная от Неплюевского бастиона, положено быть по длине на 388 саженях с тремя бастиона ретраншементу с одним к реке редантом, что яснее видно на плане.
       Для въезда в город, и для выезда, имеется четверо ворот, называемых: первые Сакмарския, потому что состоят к стороне Сакмары реки, прямо от Губернской канцелярии по большой Губернской улице; другая Орския для того, что сквозь их лежит дорога в Орскую крепость; третьи Яицкия к реке Яику; четвертыя Самарския посему, что на Самарскую дистанцию и к городу Самаре зимняя дорога туда лежит; а к тому может причислен быть и ввоз от реки Яика на гору, где положено быть сквозь вал же пятым водяным воротам».
          5 октября 1773 года, повстанческая армия подошла к реке Урал и остановилась у г. Оренбурга.
          Пугачевцы разбили лагерь на лугах в пойме Яика, затем перенесли его к югу от Бердской слободы (пригорода Оренбурга).  
          С наступление холодов повстанцы в большинстве переселились в Берду (Берды).
          Так опорным пунктом Пугачева за все время осады близ Оренбурга стала Бердская слобода.

       Теперь надеюсь, что читатель впервые увидел, что у Е.Пугачева был, и умный и сильный соперник в лице губернатора И. Рейнсдорпа и безграмотному Пугачеву нечего было противопоставить Рейнсдорпу ни у умении управлять войсками ни в умении сражаться и проявлять стойкость и выдержку.
       Хотя и тут, в среде российских современных историков находятся ученые, которые выдвигают новую версию о Пугачеве.
      Мол тот Пугачев, что убежал с Казанской тюрьмы это был один человек, а тот, который вышел с старобрядского скита на Иргизе, было совершено другим человеком.
       И умным, и талантливым ну в общем истинным народным героем.
         Версия эта любопытна хотя и является ремейком старой легенды о подмене царя Петра Первого во время его заграничной поездки!
      И я далее, чтобы не исказить мыль авторов этой версии просто дословно приведу ее со слов ее же автора.
       А вы уважаемые читатели сами решите можно ли принять эту версию в нашем повествовании о жизни и смерти Е. Пугачева.
      Итак - Леонид Девятых «ТАЙНЫ ПУГАЧЕВСКОГО БУНТА»
http://storyo.ru/368-tajjny-pugachevskogo-bunta.html

     «Полагаю, то, что казненный 10 января 1775 года в Москве государственный преступник Емельян Пугачев таковым вовсе не являлся, имел совершенно другое имя и мужем Софьи, а, стало быть, и отцом ее детям никогда не был.
СОФЬЯ
    Поначалу для Софьи, дочери служилого казака Дмитрия Недюжина станицы Есауловской все вроде бы складывалось ладно: двадцати годов вышла она замуж за служилого казака войска Донского Емельяна Иванова сына Пугачева и жила с ним «своим домом» в станице Зимовейской. Родила от него пятерых детей, из коих двое померли, что в тогдашние времена было делом обычным, и десять лет прожила мирно и покойно.
      Правда, муженек ее был довольно буйным и не единожды был бит плетьми «за говорение возмутительных и вредных слов», время от времени впадал в бродяжничество и «по казацким дворам шатался, – писал А. С. Пушкин в своей «Истории Пугачева», – нанимаясь в работники то к одному хозяину, то к другому и принимаясь за всякие ремесла».
      А в 1772 году, по собственным ее показаниям, муж «оставивши ее с детьми, неведомо куда бежал». По станице пошли слухи, что Емелька «замотался, разстроился, был в колодках и бежал»[1]. Где его носило, она не ведала. Только однажды ночью в окно ее избы робко постучали. Софья глянула и обомлела: за окном стоял ее муж. Не сразу она впустила его.
    – В бегах я, – ответил Емельян на ее немой вопрос. – Хлеба дай.
      Для Софьи это был счастливый случай отомстить сбежавшему от нее и детей муженьку, о чем она, верно, мечтала со дня его побега. И она – женская месть не знает жалости – как-то изловчившись, смогла на время покинуть дом и донести о сем визите станичному начальству. Пугачев был «пойман и отправлен под караулом… в Черкасск. С дороги он бежал… и с тех пор уже на Дону не являлся
     Зато после очередного побега в мае 1773 года уже из казанского каземата, помещавшегося в подвалах старого здания Гостиного двора, Пугачев в сентябре явился на хуторах близ Яицкого городка уже под именем государя Петра III, мужа «неверной жены», как славил самозванец императрицу Екатерину II, у которой шел отнимать престол.
         Военные успехи самозванца, распространение невыгодных для императрицы слухов, необходимость «уличения личности Пугачева и несходства его с погибшим Петром III» вызвали арест Софьи Дмитриевны с детьми и брата Пугачева Дементия в начале октября 1773 года.
       Их всех привезли в Казань, как было велено императрицей «без всякаго оскорбления» для уличения самозванца в случае его поимки. Начальник военных действий против бунтовщиков генерал-аншеф Александр Ильич Бибиков, во исполнение распоряжений Екатерины, писал в Казань начальнику Секретной Комиссии А. М. Лунину:
         «Привезенную к вам прямую жену Пугачева извольте приказать содержать на пристойной квартире под присмотром, однако без всякаго огорчения, и давайте ей пропитание порядочное ибо так ко мне указ. А между тем не худо, чтобы пускать ее ходить, и чтоб она в народе, а паче черни, могла рассказывать, кто Пугачев, и что она его жена. Сие однако ж надлежит сделать с манерою, чтоб не могло показаться с нашей стороны ложным уверением; паче ж, думаю, в базарные дни, чтоб она, ходя, будто сама собою, рассказывала об нем, кому можно или кстати будет».
          Время от времени ее водили на дознание в Кремль, и Софья Дмитриевна, как на духу, рассказывала все и о себе, и о муже. Из ее показаний и был составлено «Описание известному злодею и самозванцу» о 14 пунктах, к которому мы еще вернемся. А затем, 12 июля 1774 года, когда самозванец возьмет Казань и даст команду своим «генералам» выпустить всех тюремных сидельцев на волю, последует встреча ее и детей, соответственно, с мужем и отцом. Весьма, надо сказать, любопытная…


    «ИМПЕРАТРИЦА УСТИНЬЯ»
     Она, действительно, была очень молода и красива, дочь Яицкого казака Петра Кузнецова. Было ей лет шестнадцать, когда «генералы» самозванного «Петра III» задумали женить на ней своего царя.
   Собран был казачий круг, который постановил послать к «государю» выборных с этим предложением. Послали. Послал выборных и Пугачев, заявив:
– У меня есть законная жена, императрица Екатерина Алексеевна (эх, слышала бы эти слова Екатерина II! – Л.Д.). Она хоть и повинна предо мной, но здравствует покуда, и от живой жены жениться, – мол, – никак не можно. Вот верну престол, тогда видно будет…
    Конечно, Емельян Иванович был не прочь «жениться» на прекрасной казачке и хотел просто обойтись без венчания, жить с ней, так сказать, в гражданском браке, «но казачий круг, – как писал в позапрошлом веке автор очерка «Женщины Пугачевскаго восстания» А. В. Арсеньев, – решительно этому воспротивился, представил убедительные доводы насчет недействительности брака с Екатериной, и Пугачев согласился венчаться на Устинье Кузнецовой со всею возможною в Яицком городке роскошью, как подобает царской свадьбе».
    Венчание совершилось в январе 1774 года в Яицком городке, что ныне есть город Уральск в Казахстане. «Молодым выстроили дом, называвшийся «царским дворцом», с почетным караулом и пушками у ворот. Устинья стала называться «государыней императрицей», была окружена роскошью, изобилием во всем и «фрейлинами», набранными из молодых казачек-подруг.
      Самозванец велел поминать во времена богослужений Устинью Петровну рядом с именем Петра Федоровича как императрицу, что и делалось.
    Например, в городе Саранске Пензенской губернии, при торжественном въезде в него в конце июля 1774 года, Пугачев был встречен хлебом-солью не только простонародьем, но купечеством и духовенством с крестами и хоругвями, а «на богослужении архимандрит Александр, – писал А.В. Арсеньев, – помянул вместе с Петром Федоровичем и императрицу Устинью Петровну (вместо Екатерины II Алексеевны – Л.Д.)».
       Ее взяли 17 апреля 1774 года, когда генерал-майор Павел Дмитриевич Мансуров со своим «деташементом» снял осаду крепости Яицкого городка. Мятежникам было не до «императрицы», «фрейлины» разбежались, и Устинья вместе с матерью была заключена в войсковую тюрьму.
26 апреля 1774 года их отправили в Оренбург, где заседала «секретная комиссия», проводившая следствие, и где их допрашивал сам ее председатель, коллежский советник Тимашев.
        В августе 1774-го привезли в Казань и Софью с детьми. И с этого момента обе жены Пугачева были связаны единой судьбой и были вынуждены терпеть одну участь.
        После ареста Пугачева, Устинью и Софью отослали в Москву для новых допросов. После казни Пугачева 10 января 1775 года и приговора «отдалить» Софью и Устинью «куда благоволит Правительствующий Сенат», Устинья была истребована в Петербург: Императрица пожелала взглянуть на недолговременную «императрицу».
         Когда Устинью привели во дворец, Екатерина  очень внимательно осмотрела ее и сказала окружающим вельможам:
– А она вовсе не так красива, как мне говорили…
       С этого времени более двадцати лет об Устинье не было никаких сведений.
      И только после вступления на престол в 1796 году Павла I и ревизии тюрем стало известно, что Устинья и Софья находятся в Кексгольмской крепости, получают от казны содержание по 15 копеек в день и покидать крепость не имеют права.
     НЕКТО ЕМЕЛЬЯН ПУГАЧЕВ
     «Пугачев был старший сын Ивана Измайлова, простаго Донскаго казака Зимовянской станицы, служившаго с отличным усердием, храбростию и благоразумием Петру Великому в войне против Карла XII и турок; он попался в плен к сим последним за несколько дней до заключения Прутскаго мира, но вскоре с двумя товарищами спасся, и, при великих опасностях, возвратился в отечество; и по верности и усердию своему искав всегда случая отличаться, пал с оружием в руках во время войны противу Турок при императрице Анне Ивановне, в 1734 годе.
       Сын его Емельян, родившийся в 1729 годе… по распутству матери и безпечности опекуна и дяди… предался с самой молодости сварливому, буйному и неистовому поведению…»
        Это писал сенатор А.А. Бибиков, сын генерал-аншефа А.И. Бибикова, младший современник Емельяна Пугачева. Прошу читатель обратить внимание на год рождения Пугачева – 1729-й.
      Казак Емельян Пугачев участвовал в Семилетней войне с Пруссией и брал в 1769 году Бендеры у турок, за что получил младший офицерский чин хорунжего. Был на службе во 2-й армии. В 1771 году по причине болезни, называемой черной немочью, был отпущен для излечения.
      А теперь вернемся к показаниям Софьи Дмитриевны от 1773 года, отправленным из Казани в Военную Коллегию. Название они имели следующее: «Описание известному злодею и самозванцу, какого он есть свойства и примет, учиненное по объявлению жены его Софьи Дмитриевой». И содержали 14 пунктов.
        «3. Тому мужу ее ныне от роду будет лет сорок, лицом сухощав, во рту верхнего спереди зуба нет, который он выбил саласками, еще в малолетстве в игре, а от того времени и доныне не вырастает. На левом виску от болезни круглый белый признак, от лица совсем отменный величиною с двукопеечник; на обеих грудях, назад тому третий год, были провалы, отчего и мнит она, что быть надобно признакам же. На лице имеет желтые конопатины; сам собою смугловат, волосы на голове темно-русые по-казацки подстригал, росту среднего, борода была клином черная, небольшая.
        4. Веру содержал истинно православную; в церковь божию ходил, исповедывался и святых тайн приобщался, на что и имел отца духовного, Зимовейской станицы священника Федора Тихонова, а крест ко изображению совокуплял большой с двумя последними пальцами.
         5. Женился тот муж ее на ней, и она шла, оба первобрачные, назад тому лет десять, и с которым и прижили детей пятерых, из коих двое померли, а трое и теперь в живых. Первый сын Трофим десяти лет, да дочери вторая Аграфена по седьмому году, а треть Христина по четвертому году…
        7. В октябре месяце 772 года он, оставивши ее с детьми, неведомо куда бежал…»
        Из показаний жены Пугачева следует запомнить, что ему на 1773-й год «от роду будет лет сорок и «росту он «среднего».
         Для полноты картины я буду вынужден повториться: муж у Софьи был человеком довольно буйным, на язык невоздержанным, за что не единожды был бит плетьми, имел привычку впадать в бродяжничество и, вообще, не отличался большим умом.
Кроме того, похоже, Емельян Иванович был еще и вороват. Атаман Зимовейской станицы Трофим     Фомин показывал на дознании, что, отбыв в феврале 1771 года на излечение в Черкасск, Пугачев вернулся через месяц обратно «на карей лошади», будто бы купленной у одного казака в Таганроге.        Но казаки на станичном сходе «не поверили ему», и Пугачев бежал.
         Емельян Иванович вообще почитался на станице человеком беспутным. Мог ли такой человек поднять семь губерний против дворян, правительства и самой Государыни Императрицы? Мог ли он стоять во главе столь масштабного движения, названного «крестьянской войной»? Да, причем, в одиночку. Или, пусть даже и со сподвижниками, мало чем отличающимися от него по характеру и способностям. Явно не мог. Кстати, идея назваться императором Петром III не была оригинальной. Слухи о том, что «Государю Петру Федоровичу» чудом удалось избежать смерти, ползли по России с самого года его гибели – 1762-го.
                                        РАСКОЛЬНИЧИЙ СЛЕД
      Итак, в октябре 1772 года Емельян Иванович бросает семью, а в середине декабря арестовывается в селе Малыковке за те самые разговоры бежать к турецкому султану. При нем обнаруживается «ложный письменный вид (паспорт – Л.Д.) из-за польской границы». Оказалось, что Пугачев №1 бежал за границу в Польшу и жил там какое-то время в раскольничьем монастыре близ слободы Ветка. Паспорт был ему дан на Добрянском форпосте для определения на жительство по реке Иргизу «посреди тамошних раскольников». Записан был в бумагах Емельян Иванович как раскольник.
        Он показался подозрительным, был бит кнутом и «пересылаемый для допросов по инстанциям», попал в Симбирск, а оттуда «был отправлен в Казань, куда и приведен 4-го января 1773 года». Что его понесло в Польшу к раскольникам? Кто выправил ему подложный паспорт? Почему в нем он был именован раскольником? Что за поручение он выполнял, собираясь, как он сам показывал на дознании, «явиться в Симбирскую провинциальную канцелярию для определения к жительству на реке Иргизе»? Может, раскольники уже имели на него виды?
       Стало быть, версия первая. Пугачев – ставленник старообрядцев-раскольников. Находясь в оппозиции официальной Церкви и правительству, они замыслили поднять в России мятеж с целью ослабить центральную власть, показать свою силу и затем потребовать прекращения гонений и разрешения свободно исправлять их веру.
             Центр старообрядческой эмиграции близ местности Ветка в Литве на территории Речи Посполитой, вероятно, обладал в России собственной агентурной сетью, одной из точек которой были раскольничьи поселения на Иргизе.  Пугачев был выбран как один из подстрекателей или (и) вожаков раскольничьего мятежа, и на Иргизе, скорее всего, должен был получить поддержку деньгами и людьми. Что за ним могли стоять весьма могущественные силы, доказывает побег, устроенный Пугачеву из казанского каземата.
           Казанский летописец, Николай Яковлевич Агафонов, сообщал, что после побега Пугачев какое-то время скрывался в приказанских слободах Кирпичной и Суконной у опять-таки купцов-раскольников Крохина и Шолохова (может, Шолохов и Щелоков есть одно лицо?). У Шолохова он посещал мельницу на Казанке, где была тайная молельня, а у Ивана Крохина, имеющего собственный дом с садом прямо под Первой горой, на которую ведет ныне улица Ульяновых, какое-то время даже пожил. Дом Крохина стоял недалеко от Георгиевской церкви, и в его доме так же была тайная молельня раскольников, а в горе за домом купца – оборудованная для жилья пещера, в которой укрывали Пугачева.
           Почему раскольники устроили побег Пугачеву?
            Чем обуславливалась такая забота о нем?
           Ответ напрашивается сам собой: на Пугачева была сделана ставка, возложена миссия.
            И он вскоре начал ее выполнять, для чего и были совершены раскольниками все действия, описанные в этой главе: в сентябре 1773 года он объявил себя Императором Петром III.
             Побегом и доставкой Емельяна Ивановича в «Филаретовский монастырь» не исчерпывались благодеяния раскольников.
            В августе 1773 года из Средне-Николаевского монастыря в сопровождении нескольких монахов тайно вышел человек, получивший напутствие от самого настоятеля Филарета.
            Вскоре он был переправлен через реку Иргиз в степь и взял путь на Яицкий городок. Был он быстроглаз, проворен, широк в плечах и чем-то походил на беглого донского казака Емельяна Пугачева. Только был человек сей пониже ростом и много моложе…
             Помните, я просил запомнить из показаний жены Пугачева: что росту он был среднего, а возрасту – «лет сорок»?
           И обратить внимание на год рождения Пугачева, которое совершенно конкретно дает сенатор А.А. Бибиков – 1729? Сын генерал-аншефа самостоятельно занимался изысканиями о Пугачеве (еще до А.С. Пушкина), и о номере первом написал еще кое-что: «Дерзкий же самозванец Пугачев был смугл, довольно велик ростом и весьма крепкаго сложения». А вот что написал академик Петр Иванович Рычков, лично видевший уже арестованного самозванца, то есть Пугачева №2:
«… Глаза у него чрезвычайно быстры, волосы и борода черные, росту небольшаго, но мирок в плечах…»
            Согласитесь, данные Бибикова и Рычкова о Пугачеве совершенно не сходятся: «довольно велик ростом» и «росту небольшого» – совершенно разные вещи. Да и «средний» рост у Софьи и «небольшой» то, есть, малый, у Рычкова тоже не есть одно и тоже.
Еще замечание. Официальная версия гласит, что Пугачев родился в начале 40-х годов XVIII столетия. Сегодняшние энциклопедические словари, поддерживающие эту версию, пишут следующее: «Пугачев Ем. Ив. (1740 или 1742-1775)…» Выходит, в 1774 году, когда допрашивали Софью Пугачеву, ему было чуть за тридцать. А она заявила – «лет сорок», то есть, примерно, 38-43 года. Есть разница с возрастом 31-33 года? Есть! Это почти десять лет. Так ошибиться Софья Дмитриевна никак не могла.
          Бибиков, докопавшийся до отца Емельяна Ивановича и весьма уважительно о нем написавший, сообщает, что казак Иван Измайлович убит турками в 1734 году. Как он мог народить сына в 1740-м?
           Но главное, Бибиков дает нам точную дату рождения Емельяна Пугачева – 1729 год. Выходит, в 1773 году ему было 44 года, как, собственно, и следует из слов Софьи Дмитриевны.
      Отсюда, версия вторая.
     Пугачев до побега из казанской тюрьмы и Пугачев после побега, а точнее, после его выхода из «Филаретовской обители» – разные люди.
Пугачев №1, настоящий, довольно высокого роста, и ему за сорок лет. Пугачев № 2, подменный, роста небольшого, и ему чуть за тридцать.
     Куда подевали настоящего Пугачева – не столь важно.
Может, он в последний момент чем-то не устроил своих покровителей, ведь по своим качествам он мало подходил на роль вождя.
    А может, он уже исполнил свою миссию, и его ликвидировали за ненадобностью.
     Так или иначе, через три месяца самозванец, объявивший себя государем Петром III поднимает все Яицкое казачье войско, берет одну за другой крепости и города, осаждает Оренбург.
         Пугачев №2 разительно отличается от Пугачева №1 и по характеру.
         Это не прежний беспутный казак, а человек острого ума, сумевший заставить поверить в себя и казачьих старшин, и огромные массы народа, ведь в самое «короткое время мятежное брожение умов охватило… край, занимаемый нынешними губерниями Оренбургскою, Самарскою, Уфимскою, Казанскою, Вятскою, Пермскою, Тобольскою.
       Везде образовались шайки, предводители которых, титулуя себя атаманами, есаулами и полковниками «государя-батюшки Петра Федоровича», распространяли пугачевские манифесты, захватывали казенное имущество, грабили и убивали всех остававшихся верными законному правительству», – писал «Журнал министерства народного просвещения». «Злодеев-дворян… противников нашей власти и возмутителей Империи, – гласил один из манифестов Пугачева, – ловить, казнить и вешать…»
      Пугачев № 2 подозрительно легко разбивает посланные против него войска и создает собственные органы управления, наподобие штабов и Военной коллегии, обладающей к прочему еще и судебными правами.
      В его войске была железная дисциплина. (В «Оренбургских записках» Пушкина есть свидетельство, что «в Татищевой (крепости) Пугачев за пьянство повесил яицкого казака»).
       Кто надоумил его в этом? Ведь не казацкие же старшины, не его сподвижники типа «генералов» Чики Зарубина, начальника всех яицких казаков хромоногого Овчинникова, Чумакова или Творогова с Федуловым, которые впоследствии и повязали Пугачева? Что они могли знать о структуре той же коллегии?
         Это могли ведать только профессиональные военные, и только они могли устроить в армии Пугачева нечто подобное. И таковые «советники» у «государя Петра Федоровича» были…
                
     (конец ч.6)

© Бровко Владимир, 13.01.2014 в 01:24
Свидетельство о публикации № 13012014012428-00353388
Читателей произведения за все время — 34, полученных рецензий — 0.

Оценки

Голосов еще нет

Рецензии


Это произведение рекомендуют