Ночной блюз (Рассказ)

     Дверь хлопнула так громко, что отслоившаяся от косяка штукатурка посыпалась на пол, словно конфетти, выпавшее из рваной рождественской коробки. Мария вздрогнула и неприятно поежилась: соседи наверняка отметят этот бурный момент ее биографии. Она попыталась крепко заткнуть уши ладонями, но все равно слышала, будто метроном, гулкие шаги уходящего прочь человека. Ее мужа...
     Наконец все стихло, и дом опять погрузился в тишину, состоящую из неслышимых шептаний-пересудов и беззвучных выражений лиц.
     Сердце Марии готово было выпрыгнуть из положенного ему места в купейном вагоне. Но поезд тронул, и нужно было ехать дальше вопреки всему.
     В узкую щелочку меж окном и широкими ставнями подул осенний ветер, и ей показалось, что внизу, под окнами, неистово стонет какой-то больной человек:"У-у-у!... Я умру-у-у!..
     "Куда же он пошел? - подумала Мария. - На ночь глядя... Опять в свое Никуда. Ни к кому. Ни друзей у него, ни подруг... Тьфу, что за жизнь!.."
     Она отошла от двери и приблизилась к старому трюмо, на котором все явственнее намечалась трещинка. Давно пора было выбросить эту рухлядь, но что-то ее удерживало, наверно, привычка - к вещам ли, людям...
     Мария всмотрелась в зеркало и чуть не шарахнулась от него. Трещинка проходила как раз возле линии ее носа, неимоверно растягивая и утолщая его, а глаза откатывались дальше друг от друга, как неверные супруги.
     - Что за нелепое сравнение! - вслух произнесла Мария. - Да никого у него нет, никого! Пускай побегает, перебесится, выпустит пар!..
     Она чуть нагнулась, и ее лицо вышло за трещинку, принимая правильные формы. Мария улыбнулась и быстро разметала волосы в разные стороны.
     - Нет! Все-таки я еще ничего! - уронила она, смешно причмокивая и дразня зеркало. - А он пусть катится ко всем чертям!..
     Ветер усилился, и оконная рама, повинуясь его новому сильному порыву, затрепетала, словно раненая перепелка, по глупости попавшая в силки.
     "Боже мой! А если он в таком ненормальном состоянии бросится под машину? А если наткнется на каких-нибудь хулиганов?.."
     Зарядил дождь мелкими горошинами, выпущенными из множества небесных парабеллумов. Стало темно и грустно. Что-то замышляя, Мария подошла к проигрывателю, стоявшему в углу комнаты. Покопавшись в горке старых пластинок, она нашла одну и удовлетворенно сжала губы. Вытащив пластинку из цветного конверта, Мария посмотрела ее на свет и слегка потрясла. Он всегда так делал перед тем, как ставить музыку, и напоминал этим ковбоя, хлопающего хлыстом мустанга перед объездом.
     Она бережно нанизала пластинку на штырь и, включив управление, подвела головку с иглодержателем к нужной бороздке.
     Внезапно комнатную тишину расколол хриплый гортанный голос Джимми Брауна - некоронованного короля блюза.
     - Пли-и-и-из! Гоу хоум! - зарыдал он, и этот вопль был как открытая рана.
     Ритм медленного блюза подхватил его дикий стон. Басы, как нервные передатчики, проникли в ткань мелодии и растворились в ней.
     Мария, закрыв глаза, отошла к середине комнаты и, повинуясь блюзу, стала совершать неторопливые движения по кругу.
     - Ах, какая я была красивая! Ах, какая у меня была фигура!.. - шевелила она губами, и ее фразы-мольбы причудливо совпадали с теми, что пел Джимми. Наконец, словно дразня ее, он стал шептать что-то быстрое и невнятное, похожее на молитву. И вновь - резко и щемяще:
     - Пли-и-и-из! Гоу хоум!
     Прижав руки к бедрам, Мария потянулась к воображаемому партнеру.
     "Почему он уходит? Уходит и возвращается? Если уходит, то почему возвращается? Ведь уходить надо навсегда? И разве одна минута горя не напоминает вечность?"
     Джимми опять стал говорить что-то, и Марии показалось, будто он пересказывает свою историю, но делает это быстро и скомканно, будто считает ее второстепенной по сравнению с тем главным, что он произнесет сейчас, и это главное...
     - Пли-и-и-из!..
     "Ну, пожалуйста, ну, вернись домой!"
     - Гоу хоум!
     "Где бы ты ни был, что бы ни думал, я хочу быть с тобой и в твоих мыслях..."
     А Джимми уже надрывался в неистовстве, как будто от его отчаянного крика зависела вся жизнь, и даже нечто большее - космическое, уходящее в небытие. Быстрая, неуловимая  гитара, словно лань, влетела в мелодию и запрыгала, задергалась жалобно и бесстыдно, как яркий пример фибрилляции на кардиограмме. А вслед за ней зашелестели ударные щетки и шаловливые щеточки, отрывистые, как пощечины, произведенные не ладонью, а только пальцами. И мелодия, подобно огромному снежному кому, покатилась, покатилась с Эвереста куда-то вниз, в глубокую расщелину,в Марианскую впадину, разбиваясь на мелкие, меленькие, мельчайшие осколки, и они долго и отчаянно бились и добивались внизу, превращаясь в эхо...
     - Пли-и-и-из! Гоу хоум! - Мария внезапно почувствовала, что все это пела она сама, а король блюза уже давно умолк, и только диск продолжал крутить свои бесполезные обороты. Хитрецу Джимми ничего не стоила запеть снова с тем же потрясающим эффектом, и гитара могла бы точно так же повторить свое выпрыгивающее соло. Для этого нужно было только еще раз переставить иглу к началу, к тоненькой разделительной бороздке. Но для Марии это было свыше ее сил...
     Тяжело дыша, она подошла к проигрывателю, резко отодвинула головку, вытащила пластинку и, крепко обхватив ее руками, со всего размаху шлепнула об пол.
     - Да пускай околеет, окочурится там, на улице! - исступленно кричала она в экстазе и топтала несчастного низвергнутого короля. - Мне наплевать на него, пусть так и знает! Я никогда, никогда не приму его обратно!..
     Диск принадлежал солидной фирме, и он не мог ни хрустнуть,ни затрещать, ни сломаться. Правда, сердцевина деформировалась, приведя его в негодность.
     Мария, как полоумная, все топтала и топтала его босыми ногами, и со стороны было похоже, что она марширует на плацу, словно фанатичная подружка кубинских барбудос.
     Потом она в изнеможении опустилась на колени и долго беззвучно рыдала, пока поток ее слез не стал постепенно иссякать. Успокоившись, Мария привстала, подняла с полу истерзанную пластинку и, послюнявив палец, провела им по возникшей выпуклости, как будто эта нехитрая операция могла реанимировать пластинку.
     Вздохнув, Мария взяла конверт, неспеша вложила в него диск и поставила на место среди прочих его собратьев. Конверт непомерно раздулся, тесня другие пластинки, словно Джимми надувал свои невидимые щеки...
     Неожиданно раздался звонок. Он был спокойным, уверенным и не настойчивым. Самый обычный звонок... Мария неловко засуетилась, нервно потирая колени, зашевелила губами и, как-то по-старушечьи семеня ногами, пошла открывать дверь, или ломать баррикаду. Стараясь глядеть чуть поверх головы вошедшего, чтобы случайно не встретиться с его глазами, она медленно, по слогам, проговорила заученную фразу, утверждая или спрашивая:
     - Яичницу с ветчиной?..