Осенняя скука. Не пишется… (Рассказ)

...Что управляет настроением человека? Пустынный дом задумчив и одинок, его глаза-окна как будто защищают от безысходности, навеваемой воющим осенним ветром и бесконечно нудящим дождём, и всё же… Понятно, что в эту ночь луны не будет. Но ведь не будет и настроения, которое она могла бы с собой принести! И так всё плохо, так отвратительно, как не было, кажется, никогда…
«Надо бежать из этого мира, — тень давно знакомой тоски промелькнула в утомлённом мозгу. — Какое-то промутнение сознания и заясненность ума... И я в этом мире — тоже мне «печать гения» — ни свежей мысли, ни оригинальной идеи... Всё так банально, обыденно. Просто ещё один бессмысленный, никому не нужный день, насильно вырванный из вечности…»
Камин испуганно затрещал в тон настроению, старое и обычно такое уютное кресло приняло неохотно, недовольно выругавшись скрипом пружин. А за окном… За окном ничего, кроме этих больных бесконечных мыслей… Упадок сил, не пишется, кажешься себе беспомощным стариком…

Но вот что-то изменилось. Так-так! Что-то встрепенулось в сознании, сверкнула на миг знакомая молния лёгкого возбуждения! Вроде всё тот же дождь, та же осень, но… Что-то за окном? Чьё-то лицо… Фантазия забурлила и вышла из берегов уныния и тоски. Пусть это будет гость. Ну пусть! Гость, которого я давно жду. Я уже совершенно ясно вижу за окном его лицо, мокрое от дождя, перекошенное гримасой раздражения, но такое желанное и уместное сейчас. Да! И пусть обладатель этого лица, мой старый университетский приятель, даже выразительно покрутит пальцем у виска!
— Боже мой! — наконец воскликну я, выйдя из осеннего оцепенения, и побегу в прихожую впустить гостя. И вот навстречу мне в распахнутую дверь врывается похожий в своём чёрном плаще на растрёпанного ворона, грязный, мокрый с головы до ног человек и орёт-каркает на весь дом:
— Я уже добрых полчаса барабаню в дверь, а этот блаженный сидит с лицом идиота и безуспешно делает вид, что размышляет! Пришлось залезть в палисадник…
— Жорж, старина! — Я и не пытаюсь найти себе оправдания. — Какой ты молодчина, что приехал!
— Молодчина? — Жорж тряхнул копной влажных волос, и вся прихожая засверкала капельками воды. — Если бы ты знал, сколько раз я проклял и небо, и землю, пока добрался в твоё захолустье! Конечно, город с его тупой суетой у мудрого философа не в чести! Ему нужна патриархальная тишина, птички, коровки, травка… И эта чёртова грязь! А тут ещё небесная твердь словно прорвалась! Уверяю тебя — именно после такого ливня старику Ною пришлось сколотить свой ковчег!
Произнося эту обличительно-приветственную тираду, гость брезгливо снимал с себя мокрую одежду, выкручивал шапочку и пытался определить меру убытков, рассматривая себя в зеркале. Но вот ворчливый ворон неожиданно улыбнулся, и ко мне повернулся уже совершенно спокойный и благожелательный домашний попугайчик.
— Ну, здравствуй, здравствуй, старик! — и он крепко обнял меня. — Хочу, чтоб ты тоже почувствовал, как промок твой дорогой гость!.. Кстати, я тут нанёс тебе грязи…
— Да что ты, что ты, не обращай внимания! Давай, проходи, сейчас принесу чего-нибудь переодеться.
— Лучше принеси чего-нибудь… — Жорж показал известную любому русскому комбинацию на пальцах правой руки.
Я рассмеялся:
— Это само собой!

Спустя несколько минут сухой и чистый после спасительного душа гость уже млел в тепле и уюте у камина в таком же стареньком кресле, что и хозяин. Коньяк, выбранный нами «для сугреву» в качестве аперитива, наигравшись бликами огня, уснул в бокалах и мирно дожидался своей дальнейшей участи. Дождь за окном по-прежнему шелестел, но уже как-то легко и приятно. Жизнь вернулась в дом, и нечёткие полутени прыгали по стенам и на потолке, подчёркивая изменение настроения.
— А знаешь, ты, пожалуй, прав! — решил наконец прервать общую полудрёму Жорж.
— Ты о чём?
— О покое и умиротворении, — он потянулся в кресле и, разглядывая потолок, словно стал вслух считывать прямо с него свои мысли. — Иногда действительно просто необходимо вдруг, ни с того ни с сего, остановиться в тупой повседневности, сесть и подумать. О чём угодно, но обязательно с чувством светлой грусти… Мне, честно говоря, это удаётся всё реже и реже! А ведь только в подобные редкие минуты и может показаться, что вот-вот поймаешь за хвост нечто такое, чего тебе вечно недоставало в жизни, но без чего ты, увы, всегда обходился...
— Ты прав, лучше не скажешь! — закивал головой я и отхлебнул из бокала. Огонёк сигареты пофлиртовал с неверным каминным светом и расслабленно фыркнул ароматным дымком. — Однако не пора ли нам подкрепиться?
Жорж рассмеялся и похлопал меня по коленке. При этом его крупное, обрамлённое шевелюрой непослушных светлых волос лицо стало вдруг таким добрым и родным, что у меня невольно прошибло слезу…
— А ведь если бы не мой вызов, неизвестно, когда бы ещё свиделись, а? — добавил я дрогнувшим голосом.
— Точно! И за это надо выпить отдельно…

После небольшой паузы, сопровождаемой нашим совместным застольным причмокиванием и удовлетворённым кряхтением от закуски и пришедшего на смену коньяку вина, беседа возобновилась.
— Ну, рассказывай, как ты тут поживаешь? — спросил Жорж, повернувшись ко мне и закурив сигарету. — Ведь после твоего неожиданного исчезновения по университету ходило столько слухов! И все почему-то были уверены, что ты подался в фермеры — мол, далёкая деревня, заброшенные земли, пустующие дома… Неужели правда? Ты ж терпеть не мог полевые работы во время учёбы!
— Да какое там фермерство! Только наука, старик! —Наверняка мои глаза возбуждённо заблестели. — И только здесь, в глуши, среди птичек и коровок, как ты выразился, ею сейчас и можно заниматься. Психология — тихая наука, ты же знаешь. И всё, что мне нужно — покой, книги, работа, — всё это я получил здесь. Домик в два этажа с мансардой — почти задаром, власти практически никакой — сюда просто никто не доберётся! Соседи не надоедают… Полная благодать, словом.
— Да, но клиентура? С кем ты здесь работаешь? Неужто старичков от застарелых комплексов избавляешь?
Я хитро улыбнулся, затянувшись сигаретой и решив немного помучить друга неизвестностью.
— Ну ладно, давай к делу! — нетерпеливо воскликнул он, заёрзав в кресле. — Ты просил срочно приехать и, надеюсь, твой вызов не был запоздалой студенческой шуткой!
— Нет, конечно. Ты мне необходим как воздух!..
Я замолчал, наслаждаясь новой театральной паузой, но на этот раз она получилась тревожной.
— А не лучше ли будет вернуться к этому разговору завтра утром? — предложил я неуверенно. — Ты отдохнёшь…
Жорж с укоризной посмотрел на меня:
— И ты думаешь, я засну, так ничего и не узнав? Ты бы сам смог?
— Извини, извини, старина, ты прав! — Я примирительно поднял руки. — Тогда слушай. Правда, не знаю с чего и начать. Дай собраться с мыслями…

…Я сосредоточенно уставился в укрощённое пламя в камине и на время потерял из виду лицо товарища. Снова один… Недавнее состояние отчаяния и подавленности вернулось ко мне. Неужели все старания напрасны? Нет, надо собраться! Вдохновение, где ты, моё вдохновение? Скорей, на помощь!..

— Ты ведь помнишь, — начал я неторопливо, — чем я был всегда одержим, какими идеями болел ещё в университете?
— Угу... Так я и думал! — Жорж обречённо махнул рукой. — Значит, по-прежнему копаешься в душах несчастных смертных, пытаясь найти те самые кнопочки и рычажки, которыми эти души управляются?
— И да, и нет. На этот раз я решил подойти с другой стороны, начать с себя, со своей души, если так можно выразиться. Но всё оказалось гораздо сложнее, чем представлялось вначале... — Я глубоко вздохнул. — Видишь ли, я слишком трезво оцениваю бытие. Мне недостаёт… субъективности, что ли, какого-то мистического первобытного трепета перед тайной anima. Сухой мозг исследователя требует фактов и не поддаётся эмоциям, свысока поглядывая на свою фантастическую соперницу, существование которой пока ещё никем научно не доказано, и отказываясь с ней беседовать на равных.
— Эко ты завернул! — Жорж покачал головой и взъерошил на затылке волосы. — Однако никто до сих пор не смог и достаточно ясно объяснить, что такое есть эта так называемая объективная реальность, не правда ли? Ведь твой «сухой мозг» на самом деле вполне может оказаться такой же фантазией, какой ему кажется его «соперница», да к тому же фантазией — только представь себе! — именно её, этой самой соперницы, доказательств существования которой он так настойчиво требует!
Я с восхищением посмотрел на друга и понял, что тысячу раз был прав, пригласив его к себе. Теперь дело наверняка сдвинется с мёртвой точки…
— Ага, философ и бабочка... И всё же, человек, живущий в ладах со своей психикой, вполне может попытаться подчинить себе не только внешние её проявления, эмоции, темперамент, но и свой внутренний мир, заведует которым как раз... та, чьё имя мы с тобой последние пять минут старательно избегаем произносить вслух!
— Ну, подчинить до конца вряд ли удастся, — засмеялся Жорж моему последнему замечанию. — Ведь идеи старины Фрейда пока никто не опроверг! Психика человека — слишком тонкий инструмент, у большинства из нас, к счастью, довольно точно настроенный. Но и самая совершенная настройка по ряду независящих от нас причин может дать сбой. По крайней мере, никто от такой возможности не застрахован.
— Вот именно…
Мы немного помолчали.
— Но ты ведь, кроме всего прочего, ещё и профессиональный психолог! — прервал молчание Жорж. — Заглядывая в чужие души, думаю, легче разобраться со своей?
— Эх, если бы… Душа другого человека для опытного психолога часто как на ладони, несколько штрихов — и в целом всё ясно. А вот что творится здесь… — Я похлопал себя по груди. — Парадокс: распутывая клубки чужих проблем, помогая другим обрести душевное равновесие, я не всегда могу совладать со своим личным «котлом страстей»! И с ужасом предчувствую, что я всего лишь раб своего «нутра», скрывающегося в недосягаемом бессознательном, и мне только кажется, что я сильнее. На самом же деле этот монстр просто играет со мной — чуть ослабит напряжение, и я возомнил, что господин; натянет поводок — и я уже кричу: «Нет, нет! Раб, безвольный раб!» И вырваться из этого порочного круга нет, кажется, никакой возможности…
— Подожди, а как же «сухой мозг»?
— Да-да... Но, знаешь, это всего лишь ещё одно из великих заблуждений. Кажется, Достоевский писал: чем порядочнее человек, тем более страшные вещи он о себе знает. Это как бы первый круг Дантова ада, внешняя сторона, где всё у всех, в общем, благополучно, а спустишься чуть глубже, копнёшь немного — и увидишь бездонную пропасть, глуби́ны, дна которых не достичь.
— Однако! — воскликнул Жорж возбуждённо. — Но, может быть, это пока? А когда-нибудь…
— Нет, не думаю. Современная психология, конечно, шагнула далеко вперёд, многое стало яснее. Но это – как у Сократа: «Я знаю, что я ничего не знаю». Чем глубже мы проникаем в тайны человеческой души, тем больше понимаем, как безнадёжны наши попытки достичь этого самого дна.
— Я согласен. Не заглянув в колодец, не познаешь его глубину, а колодец человеческой души бездонен... Но что же ты тогда ищешь? Если, в конечном счёте, любые попытки тщетны!
— Говоря общими словами, ищу я то же, что и ты, и все вокруг, и миллионы до нас, и те, кто будет после. Всё те же неразрешимые вопросы вечности: цель бытия, смысл, предназначение. И хоть ответ известен заранее — тайну постичь нам просто не дано! — очень уж хочется покопаться в своём «монстре», побродить по тоннелям подсознательного, «подсмотреть» за самим собой, пока есть хоть иллюзия силы и власти над тем, что ещё более властвует над тобой.
— Вызвать на равный бой?
— Бой-то как раз неравный… Как учёный я прекрасно понимаю, что такая битва будет проиграна человеком, едва начавшись. Поэтому, чтобы хоть как-то уравнять шансы, я хочу попытаться заставить своего невидимого оппонента действовать самостоятельно, отдельно от меня, не прикрываясь сознанием. Чтобы всемогущее «Оно» не подсказывало ему (или мне!), что предпринять, чем ответить, как обычно, играя с нами в кошки-мышки. И если подсознание, как бы находясь в чужой шкуре, не сможет влиять на меня, а я посредством моего сверх-Я не буду давить на него, может появиться шанс…
— Шанс на что?
— Ну, скажем, задать кое-какие вечные вопросы этому своему собственному, но обособленному второму «я».
— Но как? Как этого добиться, как уравнять шансы?
— Ну, представь, если признать, что все наши, упрощённо говоря, души действительно являются частью некоего мирового Разума, мировой Души, то почему бы не попробовать каким-либо способом разъединить, скажем, моё первое «я» и моё второе «я», «вычленив» их по отдельности из этой самой «Души-Разума»? Ведь тогда моё второе «я» будет как бы и я, но уже и не я, а нечто самостоятельное, некая независимая мыслящая субстанция, которую можно не только определить, «взвесить», но и пообщаться с ней, «поговорить», изучить, и так далее, со всеми вытекающими научными задачами!
Жорж удивлённо посмотрел на меня и тихо сказал:
— Старик, ты чё, совсем свихнулся?
— Да подожди ты! — махнул я рукой, но Жорж продолжил:
— Нет, ну если бы я тебя совсем не знал, то, может, и поверил бы во всю эту чепуху с «вечными вопросами»! Но так как мы знакомы давно и достаточно близко, я прекрасно понимаю, что ты вновь увлёкся голым экспериментом: «а что будет, если…»
— Жорж…
— Нет, погоди! — Жорж резко провёл рукой по воздуху, отсекая любые возражения. — Ты говоришь об искусственном раздвоении личности? Но ведь это сплошной идиотизм! И на крысах это не проверишь! К тому же чем сложнее устроен мозг, чем совершеннее нервная система, тем нереальнее становится... это твоё «разъединение». Разбудить своё второе «я», пересадить его в другую почву, вырастить, воспитать и изучить? Прекрасно! Но как? И где эта «почва»? Душа так крепко сидит в теле своего хозяина, её так сильно оплела своими сетями умеренности и воздержания мудрая всесильная дама — сверх-Я, что вырвать её можно только с корнем. Но как его нащупать и подрубить? Слишком он глубоко и надёжно сидит, этот корешок…
Жорж замолчал. Молчал и я. Наконец я поднялся и, глядя в затихший камин, словно ему одному и сказал:
— Ладно, пошли, я тебе кое-что покажу…
Жорж удивлённо глянул сначала на меня, потом на камин. Но камин, разумеется, не тронулся с места. Пришлось встать Жоржу.
Мы вошли в соседнюю комнату, где на диване свернувшись калачиком мирно посапывал не ждавший от меня никакого подвоха огромный серый кот.
Я взял его на руки, водрузил на стол и очень осторожно погладил по спине.
— Вот…
— Что «вот»? — Жорж огляделся по сторонам.
— Смотри!
— Хм, ну и что? Обыкновенный кот, серый, домашний. Кажется, Барсиком кличут.
Я победоносно, даже высокомерно посмотрел на друга и внезапно скомандовал:
— Рич, чужой!
Такой трюк, наверное, потряс бы зрителей любого цирка мира: кот весь ощетинился, оскалил зубы и вдруг… залаял совершенно по-собачьи! Жорж остолбенел.
— Что это? — еле выдавил он из себя.
— Фу! Рич, нельзя! Молодец, хороший мальчик! — сначала успокоил я кота и лишь затем попытался успокоить друга.
— Это часть моего великого и, кажется, весьма удачного эксперимента! — через минуту пояснил я, не скрывая своего удовлетворения произведённым эффектом. — Ты слышал, как я его назвал? Рич! — Я ласково почесал у кота за ухом. — Помнишь моего пса, моего любимого ротвейлера Рича? Он недавно погиб, умер от старости… Я довольно тяжело переживал его смерть и как раз в это время работал над созданием ЛСД-ТД («точечного действия»), способного вызывать агрессию, меланхолию и так далее, — я замахал руками, словно хотел в воздухе проиллюстрировать это «и так далее». — Препарат, как мне казалось, удался — кролики перегрызли друг друга за сутки, а попугай Дормидонт сошёл с ума и почил в полнейшей депрессии. Но не будем о грустном…
— Трепло, — вставил Жорж.
— Хотя немного ещё придётся, — проигнорировал я его замечание, продолжая свой рассказ. — Пёс мой медленно угасал, дряхлея на глазах — шестнадцать лет для собаки глубокая старость. А Барсику было всего два года. И меня посетила безумная, на первый взгляд, мысль: а что если в свете моих последних опытов попробовать методом перенесения личности на личность воспроизвести угасающую душевную субстанцию Рича на неокрепшей, но сильной и молодой душе Барсика? А в том, что у животных есть эта самая душа, я никогда не сомневался. По крайней мере, какие-то психические процессы, пусть и не такие сложные... — Я выразительно глянул на Жоржа, словно призывая его подтвердить свою сентенцию.
— И вот, — продолжил я, так и не дождавшись никакой реакции друга, — я стал проводить сеансы, одновременно вводя мой препарат и Барсику (в определённой дозе), и Ричу (в другой дозировке), усиливая их мозговые излучения по методу Грейха. При этом животные были помещены в специальные камеры, насыщенные знаковыми биоволнами Х-масштаба.
Итак, шло время. Мои звери постоянно общались друг с другом, дышали одним воздухом, питались одинаковой пищей; кроме всех вышеперечисленных действий я также применял ранние записи лая Рича, видеоматериалы и пр. (само провидение заставило меня когда-то их сделать!), посылая сигналы через электроды непосредственно в мозг Барсика. Спустя два месяца я заметил первые результаты: у кота появились характерные замашки Рича! Например, он полюбил грызть искусственные кости — игрушки Рича, чего раньше за ним не наблюдалось, перестал забираться ко мне на колени, а лишь, как Рич, клал голову, начал требовать, теребя ошейник пса, чтобы я с ним гулял. А однажды на прогулке даже совсем по-собачьи повилял хвостом! Но каково было моё удивление, когда, завидев соседскую кошку, он мгновенно бросился за ней уже с каким-то фантасмагорическим подобием лая! Пока я стоял в полном трансе, Барсик, взлетев за кошкой на дерево, вцепился ей в горло, как это проделывал в молодости и Рич (не смейся, пёс по деревьям, конечно, не лазил), и сломал ей шею! Честно говоря, я с трудом взял себя в руки, подозвал кота и поспешил домой, чтоб этого безобразия не увидел сосед. Через некоторое время Барсика совсем стало не узнать, но котом он быть окончательно перестал в день смерти моего любимца. Все игрушки Рича «по наследству» перешли к нему, отдыхал он теперь только на лежанке пса, гостей встречал лаем, так что я вынужден был прятать его, объясняя всем, что завёл новую собаку довольно злого нрава. На улицу я этого монстра тоже, естественно, выпустить не могу… В данный момент ты видишь перед собой результат моего эксперимента!
Жорж выслушал мои объяснения, находясь в какой-то прострации. Наконец, подняв правую руку перед собой, он выдавил:
— Этого не может быть!
— Но ведь гавкает же, гавкает, сволочь, ты же видишь! — парировал я. — И характер, и замашки все Рича — настоящий ротвейлер, только в кошачьем обличье. На, попробуй погладь! А Барсиком назови? А сколько из-за него неприятностей — передавил всех кошек в округе! Старики иначе как дьяволом не зовут!
«Дьявол» в подтверждение слов хозяина распушил хвост и злобно оскалил зубы.
— Место, Рич! — сразу скомандовал я, и кот неохотно отправился на коврик в углу комнаты.
— Бред, — стал защищаться Жорж. — Это либо удачная дрессировка, либо гипноз.
— Гипноз кошки?
— Я, я в гипнозе! Ты что, из меня дурака хочешь сделать?
— Жорж,— я примирительно положил руку другу на плечо, — а разве можно корову научить кукарекать?
— Чёрт тебя знает, — Жорж недовольно повёл плечом, — вдруг ты тут, в уединении, достиг таких вершин, что можешь любого убедить в чём угодно?
— Ты почти прав. Но в случае с Барсиком-Ричем всё чисто!
— Но ведь психические процессы животных примитивны! О какой звериной душе ты говоришь? — почти закричал Жорж, глядя прямо перед собой.
— Ошибаешься, — спокойно отреагировал я, — мир животных гораздо богаче и разнообразней, чем мы привыкли думать. Они умны, хитры и часто только прикидываются «простачками». А восприятие человеческой речи? Долго живя с хозяином под одной крышей, они научаются понимать чуть ли не каждое его слово! К тому же, мы и сами не отдаём себе отчёта в том, что очень часто повторяем одинаковые наборы слов, какие-то ключевые фразы, которые животные быстро учатся узнавать. Не используем же мы в повседневности весь словарный запас языка! Я как-то провёл небольшое исследование и пришёл к выводу, что в быту, в обиходе мы всего-то пользуемся тремя-четырьмя сотнями слов, повторяющихся в разных сочетаниях. Что такое для собаки запомнить триста слов, скажем, лет за пять тесного общения с любимым хозяином? Я беседовал с моими «пациентами» как с людьми, на полном серьёзе, и, думаю, чего-то достиг. Но главное в проведённом эксперименте, конечно, не весь этот цирк с гавкающей кошко-собакой! Главное то, что я сумел доказать саму возможность реального отделения первого «я» от второго! И не просто методом перенесения, известным из психоанализа, а конкретно переселив это второе «я» из одного живого существа в другое, как бы вживив его в чужую психику, чтобы затем, общаясь с ним, можно было говорить вроде бы и с самим собой, но совершенно независимо от самого себя…
— Весьма запутано.
— То есть твоё второе «я» отделится от твоего первого «я» не просто методом раздвоения личности, при котором они остаются всё-таки в одной голове, а реально, физически, так что они (первое и второе «я») не смогут непосредственно влиять друг на друга, чем будет достигнута чистота эксперимента!
Мы только сейчас догадались присесть на стулья и немного расслабить уставшие члены. Однако мозги расслабления пока не требовали.
— Ну, хорошо, допустим, — соглашаясь, произнёс Жорж. — Но как это возможно на человеческом уровне? Куда денется душевная субстанция твоего партнёра, его личность? Все эти его собственные индивидуальные «я» и так далее?
— Глубокий гипноз, созданные мной психоделики… Я просто наложу поверх его временно «выключенной» личности часть своей, вот и всё.
— И судя по твоему загадочному виду... Ты уже что-то сделал?
— Нет… Но я уже кое-что начал.
— Что?.. Ты с ума сошёл! Ты всё просчитал? Хорошо представляешь себе последствия? Если даже предположить, что всё пойдёт нормально, ты уверен, что сможешь управлять процессом, держать его ход в своих руках? А если (что быстрее всего и произойдёт!) не получится? Это же преступление! Своего сообщника ты просто сведёшь с ума, подорвёшь его психику не гипнозом, так транквилизаторами!
— Да не шуми ты! — Я вскочил и нервно заходил по комнате. — Я всё продумал. В случае чего выведу его из транса и всё.
— А если не получится?
— Да пойми ты…
— Постой… — Жорж побледнел и схватил меня за руку. — Ты что... Ты уже нашёл его? Ты начал?
— Ну, в общем… Потихоньку.
— Сумасшедший! — Жорж покачал головой и тоже встал. — Но ведь наука должна быть нравственной, ты помнишь? Без поддержки, без научного контроля, наконец, без мощностей серьёзной лаборатории... Неужели ты нашёл ещё одного такого же ненормального, как ты, и он добровольно согласился на этот опасный эксперимент?
Я потупил глаза и промолчал.
— Ты что?.. Ты решился на это без согласия партнёра?
— Жорж, понимаешь, — я невольно развёл руками, — мне нужен был надёжный, знакомый, хорошо мной изученный человек…
— Ты понимаешь, что ты говоришь?!
Жорж резко отшатнулся от меня и застыл, открыв рот. Я же в это время подошёл к двери и опустил массивный запор. Пауза разрослась до размеров Вселенной и вошла в голову Жоржа жестокой догадкой. Он, оценивая свою безнадёжную позицию, растерянно пробормотал:
— Но ведь я же человек, не кролик…
— Всё будет хорошо, — только и сказал я, доставая шприц со снотворным. — Ты даже не поймёшь, что произошло. Потом просто проснёшься и всё.
Жорж беспомощно поглядел на кота, но тот вместо возможной поддержки цинично ему подмигнул...

...А виноват во всём нудный осенний дождь!