Конь мой вереском опалён.
Надо сквозь полыхание вереска -
на костры дикарских племён.
Дальше дальнего от Абердина
этой песне дано прозвучать,
плоть живую от красной глины
эта песня сумеет зачать.
От уже не эдемской глины -
не Адама зачать - певца.
Но родится он без пуповины,
а родясь, не обрящет конца.
Тёмный ветер мне лижет кожу
голубого, как сталь, лица.
И сияет она, похожая
на слоёный лёд озерца.
И в глазах, от усталости мутных,
миллионы лунных колец.
Он упьётся вином беспутных
и беспутных пожнёт венец.
Как животное, болью мучаясь,
будет смерть призывать поутру.
Но минует его неминучая
и пойдёт косить детвору.
Но зато отрастит он гриву
и укутает гривою он,
как небесная благость - Годиву,
обнажённое тело времён,
чтобы вечное не покосилось,
усмехаясь, на наготу,
чтоб горела звезда бессильных,
белизной отменив немоту.
чтобы только звезда держалась,
за небесный держалась мох,
чтобы только струна дрожала -
вдох и выдох и снова - вдох.
