Возвращение (Рассказ)

Когда в детстве я спрашивал у бабушки, почему ставни дома номер двенадцать по улочке Крузо всегда остаются закрытыми, она отводила глаза в сторону и старалась сменить тему разговора. Когда же я проявлял несвойственное мне упорство, бабушка отвечала уклончиво, с явно неохотой вдаваться в подробности или что-то мне разъяснять. Единственное что мне удалось узнать от своей родни – однажды в том доме произошло что-то «очень нехорошее», несчастный случай или что-то вроде того. Вот и вся информация, которой я обладал на тот момент. А через пару лет, когда я заметно возмужал, и соседские девчонки начали оказывать мне всевозможные знаки внимания, неприкрыто выражая свою симпатию, дом номер двенадцать по улочке Крузо перестал, как прежде будоражить мое сознание и фантазию – я потерял к нему всякий интерес. А вскоре, позабыл о нем совсем. И кто бы мог подумать, что спустя много лет, я, уже сам, будучи главой семейства, проживая на другом конце света, в нескольких тысячах километров от тех мест, где проходило мое детство, юность и отрочество, вдруг вспомнил про этот дом.
Он привиделся мне в жутком кошмаре, в котором я, будучи полностью обнаженным, спасался от кого-то бегством на ватных полусогнутых от ужаса ногах, которые никак не хотели мне подчиняться. Улицы, по которым я бежал в своем кошмаре, сменяли одна другую, и в какой-то момент я начал узнавать эти места: справа от меня проплывала аптека, куда мама ходила, когда кому-то нездоровилось, сразу же за ней – табачная лавка, где обычно покупал сигары отец. Разносивший корреспонденцию почтальон, как ни в чем не бывало, приветливо помахал мне рукой. Вот-вот должен был показаться и мой дом – он находился в самом конце улицы, но я, охваченный ужасом, свернул направо в узкую аллею, которая минутой позже, вывела меня на улицу Крузо. И тут передо мной выросла эта черная гудящая громадина, с облупившейся краской на стенах, перекошенным крыльцом и ввалившейся внутрь крышей. Окна дома, как и прежде, были наглухо закрыты ставнями, но вот входная дверь больше не была заколочена досками – она свободно гуляла в проеме, поскрипывая ржавыми петлями, приглашала войти. Я понял, что не в силах сдвинуться с места – ноги, будто по колено окаменели и вросли в асфальт. Я закрыл глаза и приготовился к встрече с неизбежностью.
Первое что я увидел, когда открыл их вновь – было перепуганное лицо жена. Она трясла меня, пытаясь разбудить. «Дурной сон» - не вдаваясь в подробности, сообщил я, сбросил с себя влажное от пота одеяло и направился в душ. Весь день сон не шел у меня из головы. Я вспоминал наш скромный, но уютный домик, бабушку, маму, возившуюся в палисаднике, наконец, отца, читающего газету в кресле-качалке на крыльце. Незаметно пролетела неделя, затем – еще одна, но тяжелый осадок на душе сохранялся. Дом номер двенадцать основательно засел у меня в голове. Я чувствовал, что если в ближайшее время ничего не предприму, то превращусь в параноика. И поэтому, через пару дней, я сообщил жене, что свой июньский отпуск собираюсь провести в гостях у матери. «Но мы же собирались на острова!» - жена была явно разочарована таким поворотом событий, но, тем не менее, выразила желание составить мне компанию. Мне это было только в радость. Кроме того, она тратила столько сил и времени на детей, что небольшая передышка была ей необходима как глоток свежего воздуха. Я пообещал, что она обязательно увидит океан в конце декабря.
В скором времени, мы отвезли детей в деревню к старикам жены, упаковали чемоданы и заказали такси до аэропорта. «Боже мой! Он великолепен!» - прошептала Мила при виде «Синей Птицы». Авиалайнер, и в самом деле, выглядел впечатляюще, прежде всего, из-за своих гигантских размеров. Не смотря на то, что перелеты в наше время стали делом обыденным, глядя на эту громадину, с трудом верилось, что она с легкостью может подняться в небо, игнорируя известные законы гравитации, и тем более, благополучно доставить нас в любую точку мира. «Добро пожаловать на борт! Надеемся, что полет пройдет для вас с комфортом!» - спародировал я речь пилота, чем вызвал у жены улыбку. Мы поднялись по трапу.
Перелет длился почти десять часов и порядком нас вымотал. Я не привык к таким длительным воздушным путешествиям, и моя жена – тоже. Мы вообще летали не так часто, по возможности, отдавая предпочтение наземному транспорту. Твердая опора под ногами придавала мне уверенности в том, что завтрашний день наступит. Мила не любила перелеты из-за того, что все время приходится сидеть в кресле, практически в одном и том же положении – она каждый раз с трудом выдерживала эту пытку.
Когда мы приземлились в Лу, уже совсем стемнело. Дорога от аэропорта должна была отнять еще часа полтора, кроме того, нужно было найти свободное такси, что в поздний час, здесь представлялось делом весьма проблематичным. Я предложил жене заночевать в отеле, и уже на утро, свежими и отдохнувшими, продолжить маршрут. Мила целиком меня поддержала, к тому же, ей хотелось посмотреть сильно ли изменился Лу с того момента, когда она была здесь в последний раз, а сделать это представлялось возможным только при свете дня.
Мы переночевали в «Черном медведе», сытно позавтракали, после чего отправились дальше. По Лу нас вез энергичный старикан с грустными щенячьими глазами, который всю дорогу болтал без умолку. Он с радостью отвечал на вопросы жены, пересказывал нам сплетни и городские легенды, у которых уже давно отросла борода – я слышал их еще мальчишкой, иногда притормаживал и тыкал пальцем в одну из жалких местных достопримечательностей – какой-нибудь пыльный валун или прогнившую хибару, в которой жил когда-то местный чиновник. «Скажите, а вы знаете что-нибудь про заброшенный день на Крузо?» - не выдержал я и задал старику волновавший меня вопрос. Мила с удивлением посмотрела на меня. «Как же не знаю! Там, когда-то давно, жили одни немцы – Блоссы – счастливая молодая семья. Но в один прекрасный день произошла трагедия – малыш Блосс, которому недавно исполнился годик, по недосмотру матери захлебнулся в ванной во время купания. Не справившись с горем, Анна Блосс, в скором времени, покончила с собой. Такая вот грустная история, сюжет для книги или киносценария». «Ну а что же господин Блосс?» - полюбопытствовала жена, заинтригованная рассказом старика. «Владимир Блосс? Заколотил злополучный дом и уехал подальше. Наверное, решил попробовать начать жизнь заново. Кто бы не поступил на его месте так же?»
Тем временем, мимо проплывали знакомые мне с детства пейзажи. Мало что изменилось здесь с тех пор, как я покинул родительское гнездо – разве что открылось больше лавчонок, да приземисты домики, выстроившиеся вряд вдоль центральной улицы, поменяли окрас фасадов. Словом, малолюдный городок, нагоняющий тоску.
Мы остановились напротив двухэтажного коттеджа с выбеленными стенами, небольшого, с ухоженной лужайкой перед входом, и низеньким, почти что игрушечным заборчиком, через который можно было без труда переступить. Мы расплатились и вылезли из автомобиля. Стояла великолепная солнечная погода, какая бывает здесь в разгар сезона. Я поднялся по ступенькам на крыльцо и постучал в дверь.
Мама вступала в ту пору жизни, которую было принято деликатно называть «золотой осенью». Это была тихая застенчивая женщина, с мечтательным взглядом, которая после смерти мужа, большую часть времени проводила на заднем дворе в палисаднике, ухаживая за цветами. Иногда, в выходные дни, она приглашала к себе гостей на чай, или же, с одной из подруг, выбиралась в центр города за покупками. Поэтому, когда приоткрыв дверь и осторожно выглянув наружу, мама увидела нас, радости ее радости не было предела. Я с нежность обнял ее и поцеловал в щеку. После того, как моему примеру последовала Мила, мы зашли вовнутрь.
Я быстро скинул дорожные башмаки возле входной двери, как обычно проделывал это в детстве, и прошел в гостиную. Громоздкий диван, обтянутый кожей, с деревянными резными подлокотниками, небольшой круглый столик напротив, в дальнем левом углу комнаты – бюро отца, скорбящее под балдахином по своему хозяину, фарфоровая фигурка балерины, застывшей в attitude efface на нижней полке книжного шкафа – от всех этих предметов, которые когда-то очень давно были верными спутниками моего взросления, те6перь веяло тоской и унынием. Они перестали дышать в тот же миг, как кончилось мое детство. Я вернулся в прихожую, где мама пыталась помочь Миле справиться с молнией на чемодане.
Большую часть дня мы провели за просмотром пожелтевших семейных фотоальбомов и светской болтовней. Близился вечер. «Куда это ты собрался?» - с подозрением поинтересовалась жена, застав меня после ужина в прихожей, влезающим в башмаки. «Хочу прогуляться» - ответил я. Мила подошла ближе и положила руки мне на плечи: «Без меня ты никуда не пойдешь!» - бескомпромиссным тоном заявила она.
Примерно с час бродили мы, держась за руки, словно парочка влюбленных подростков, по безлюдным улочкам засыпающего городка, прежде чем я решился повернуть в сторону Крузо. «Так это и есть то самое место?» - спросила меня жена, всматриваясь в очертания дома номер двенадцать, который медленно тонул в подступающих сумерках. Я молча кивнул.
Странно, но теперь этот дом не казался таким уж зловещим как раньше – в детстве или ночных кошмарах. «Просто мрачный заброшенный дом» - сказал я себе, наблюдая за тем, как по ту сторону улицы, на одну их торчащих балок развалившегося крыльца села ворона. Было слышно, как поскрипывают на ветру старые заплесневелые стены, которые казалось, вот-вот сложатся как карточный домик. «Хочешь войти внутрь?» - Мила внимательно посмотрела на меня. «Нет, лучше пойдем – здесь неподалеку есть одно местечко, где подают отличный заварной кофе» - ответил я, и вновь взявшись за руки, мы побрели дальше.