1.
На растяжке высот выгорает геральдика века –
солнцем полдень кровит после тёмных до одури дел.
Вдоль Невы тянет стынь по оскоминам грязного снега
заводную тоску до костей промерзающих тел.
Мертвецы, что птенцы: в ожидании крошева манны,
проглядели до слёз кочевые холсты облаков.
Ближе к ночи, на зов суеверно стареющей Анны,
поимённо сойдутся. Ударной волной сквозняков
их рассыплет к столу… И затеплится праздничный ужин –
самобраное варево неисчерпаемых бед.
И свеча-поминальница «Вечную память» сослужит,
до библейской Звезды, выпекающей утренний свет.
2.
Приходят…
Проходят…
Спасаются в зале
потусторонними взглядами на
пыльную юность, когда не знали,
главное свойство любви – война!
Вечного Неба с непротивлением
миру, где в пыточных шут патефон,
под учащённое сердцебиение,
крутит весёлый частушечный стон.
…В комнате холодно.
…Прошлое сколото.
По сторонам разложившихся лет –
стены с портретами. Ложное золото
не приживалось: ажурный багет,
будто затёртые раны кандальников, -
отшелушил тонкокожую старь.
Лица с полотен на лики печальников
перемещает полночный январь.
3.
Полнит сумрак вереница
не простивших, запрещённых…
Полно, Анна!
Эти лица,
вечностью отягощенных, -
дней минувших тесный складень
(дата-прочерк-дата-имя).
Им в блокадном Ленинграде
незачем с полуживыми.
Осмотрительная Анна,
что всегда – вполоборота!
Это страшно, это странно:
ждать убитого рапсода,
звать лирических героев
на стожильную «Седьмую…»,
знать, что все они с тобою,
а могли бы – одесную…
Анна! Эта злая прихоть!
Толчея твоих велений…
За окном фискалит вихрь
толкователем видений.
4.
Сколько вас собралось! Бездыханных низин вдохновителей,
испытателей веры в пощёчинах красных зарниц…
Что же вам не жилось в крепких снах под опекой хранителей?
Охлаждённая бледная мука опознанных лиц
сторонится зеркал, от которых не видно взаимности.
Даже если в упор надышать родословную даль, -
не аукнется явь. Только точные до заунывности,
станут биться часы, словно в приступе счастья хрусталь.
5.
Дом гложет страх.
Не испугаешься, -
станешь привратницей
при угрюм-замках.
Наголосишься…
Отчертыхаешься
в ночь-напролётницу…
Гулом в словах –
тик многоточий,
так, будто к месту, и
всё, чем спасалась –
навылет, насквозь…
Прошлое – прах!
Вдовой невестою
пообтесалась
дворянская кость.
- Празднуешь?
-Нет.
- Помнишь нас?
- Смутно так…
- Стерпится!
- Бред!
Слишком свежо
это вот: радость – распутное
горе преданнейшей из жён.
- Потому ли в погост утра
не прощаясь, навеки?
- Да!!!
P.S.
Снова одна…
Будто нынче не княжила…
Поминовений засахарен мёд…
Скудный рассвет в похороненном заживо
детские саночки ставит на лёд.
…И не повадно.
И хватит! И кончено…
Лишь бы отныне: и помнить - не сметь!
Жизнь на паях с неразборчивым почерком
тянет-потянет, не вытянет…смерть.
2013 г.
